Вектор движения

Сизые рассветные сумерки не пробивались сквозь бронированные жалюзи. Но проникал воздух. Прохладный и влажный. Ночью шёл дождь. Виктор тихонько прикрыл за собой дверь спальни и зашуршал ногами по мягкому ковровому настилу, на котором развалилось лысое чудовище, именуемое Бакэнэко. Кошка подскочила и, путаясь в ногах, своих и хозяина, ломанулась к миске с остатками вчерашнего корма. — И что б тебе этот не доесть, а? — он беззлобно ворчал на зверя, но послушно подсыпал нового «ягнёнка с овощами». — Разбаловали мы тебя. Кошка царски проигнорировала критику и захрустела синтетическим завтраком, отражая лысым боком неоновый луч вывески рыбного магазина. Валери притащила её полгода назад, оторвав с фасада подпольной нарколаборатории. Сказала, что она придаёт уюта. А стойка с оружием и верстак поперёк комнаты — для функциональности пространства. Виктор довольно потянулся. Стянул с себя майку, покрутил плечами, корпусом, руками и привычно принял упор лежа. Сбоку болталась новая груша. Это уже он сам. Теперь клиника начиналась и заканчивалась по расписанию, насколько это возможно в Найт-Сити. По крайней мере, Вектор хотя бы пять ночей из семи тащил своё тело домой, а не заваливался спать на узком диване в подвале. Пошёл второй десяток отжиманий, когда с тихим шуршанием отъехала дверь спальни. Виктор боковым зрением уловил мелькание голых пяток где-то слева, но уже через пару мгновений почувствовал всю тяжесть их хозяйки у себя на спине. — Ты меня переоцениваешь, малыш, — через силу на выдохе, удерживая себя на кулаках. Такое бывает, когда сверху кладут утяжелитель, особенно шестьдесят пять килограмм тренированных мышц живого веса. — Тебя невозможно переоценить, — горячим выдохом в загривок, так что искрами по спине. Короткими поцелуями вдоль позвоночника и ногтями по лопаткам — грязный приём. И он сдался. Он всегда ей сдаётся. Скинул, развернулся и одним движением подмял под себя, наблюдая, как горят и смеются её глаза. Она тянется к нему, перехватывает за шею и заваливает на себя. И они оба выпадают из реальности, освещённые лишь неоновым сиянием вывески рыбного магазина. — Нервничаешь? — спрашивает Виктор позже, когда они вдвоём забились в маленькую душевую кабину. Ви закрывает глаза и подставляет шею под струю воды. — Мы готовились к этому почти год. Столько всего сделали. Но вдруг она не согласится? — Тогда попробуем другим способом. Джонни больше не слышно? — Только в тот раз с Мальстрёмом. Каким-то отголоском, словно я подумала, что бы он мог сказать. Но только его голосом. — Хорошо. Значит, всё идёт как надо. Может, через пару месяцев твоя система окончательно интегрирует остатки кода в подсознание, — Виктор выключает воду и тянет полотенца, передавая одно Валери. — Ви, если она не согласится, попробуем по плану Бестии. Мягкий поцелуй. Нежный. Благодарный. Виктор не будет говорить, что забронировал на вечер две дозы стимулятора в рабочую руку и освободил двухчасовое окно. Не скажет и то, что воровать оборудование у вудуистов и везти его через пустоши к Альдекальдо — идея дырявая, как те самые вудуисты после встречи с Ви. Как и идея лезть в Сеть, с её-то всё ещё восстанавливающийся мозгом. Валери выскальзывает из его объятий и быстро собирается, ожидая звонка от Панам. Достаёт из сейфа фармацевтический холодильник, больше напоминающий обычный кейс, и ставит его у входа рядом с приготовленной винтовкой и двумя короткостволами. Виктор заваривает кофе, достаёт бургеры из холодильника и смотрит, как она крепит пояс с гранатами поверх милитеховских джогеров. Вспоминает, что хотел заказать ей новейшую модификацию для синтокожи с четырёхфазным бронированием и термоустойчивостью, и вызывает на сетчатку календарь органайзера. — Вик, — она застёгивает самурайскую куртку поверх бронежилета, серьёзная и сосредоточенная. Достаёт свои любимые авиаторы от Майко Ли и неспешно протирает стёкла, — если всё пойдет по плану и нам удастся выгрузить Джонни в Сеть, я уломаю Бестию взять меня замом. Я теперь знаю, на что её цеплять. От этих слов, таких серьёзных и, кажется, сказанных между делом, всё горит и искрит. Он не может удержать мимику — это выше его утренних сил. Остаётся только прятать счастливую улыбку в кружке с кофе. — Ой, да ладно тебе, милый! — Валери срывается на весёлый смешок. — Ты даже через кружку светишься! Виктор оставляет завтрак и подходит ближе, крепя на предплечье девушки блок со сменными инжекторами и модуль с противоядиями. Касается губ, скользит по скулам, мягко целует в висок. — Тогда закажу на вечер твоих любимых морских гадов с Кабуки и загружу боевичок, — шепчет в шею и слегка прикусывает мочку уха. Валери, раскрасневшись, возмущённо взмахивает руками и шипит, что ей ещё работать. Отвлекается на звонок Панам и, вновь сосредоточенная, с полными сумками вооружения и одним медицинским кейсом с совсем маленькой щепкой внутри, коротко целует его в губы и скрывается за поворотом лифта. Виктор вновь открывает органайзер, проверяя список пациентов, и, одним глотком допив кофе, начинает собираться в клинику. На вечер он скачает какое-то старьё из девяностых прошлого столетия про чувака, перевозящего чужие воспоминания, но Валери всё равно понравится: «Потому что классика, милый, живёт вне времени». И они будут есть рисовую лапшу с фермерскими осьминогами, а потом целоваться на потёртом синем диване посреди небольшой квартирки в Уотсоне. Просто потому что могут. Просто потому что живы. Ведь в Найт-Сити это уже победа.