МАЯК

      Вкусно. Лисовский молча пилит яйца ребром вилки и отправляет их по кусочку в рот, стараясь каждый смаковать как можно дольше. Видимо, он должен озвучить ещё какой-то вопрос, но какой? Сашка же как ни в чём не бывало возвращается к намыванию сине-зелено-красной груды овощей. — Хоче… — А рань… Две неслепляемые вместе полуфразы повисают в кухонном пространстве. — Хочешь ещё сока? — продолжает, неестественно кашлянув, Алмазов. Давно опустевший гранёный стакан обозначает ответ, выйдя вперёд. — А раньше я об этом спрашивал? — настаёт очередь Дмитрия. «Буль-буль-буль». Отрицательно помотав белобрысой головой и забрав пустую тарелку, Сашка возвращается к рататую, чем бы он в итоге не оказался.       Замечательно. То есть провалы в памяти были, но до обсуждений дело не дошло. Стоп, почему тогда Алмазов так уверен насчет амнезии? Может, я вёл себя подозрительно? Дмитрий прокручивает в голове недавние события, уделив особое внимание коммуникациям с другом. Нет, даже будучи Егором, он не делал ничего необычного, заперев вымышленное эго внутри. Однако кто знает, что было раньше? — Тогда откуда… — Слушай, — Саша прерывает его, — Я не должен вмешиваться. Ты сама... всё поймешь. В общем, просто наберись терпения. Говорит он это, стоя спиной к Дмитрию и продолжая что-то яростно нарезать на доске. — Ауч! То ли невозмутимость друга дала брешь, то ли его кулинарные способности не настолько хороши, но теперь из пальца Сашки льётся кровища, и он, не придумав ничего умнее, оборачивает его передником.       Дмитрий вскакивает, убегает в комнату, гремит там чем-то, громко ругается и возвращается с пачкой пластырей и антисептиком. Когда раненый пальц обеззаражен и замотан, Сашка обращает внимание, что запачкал фартук и начинает сбивчиво извиняться. — Да сними ты его наконец, овечки тебе не идут, — отмахивается Дмитрий. Оба хохочут. Обстановка разряжается. И Лисовский добавляет, всё ещё похахатывая: — Выходит, мне теперь нельзя тебя ни о чём спрашивать? — Можно, — заявляет друг, с улыбкой стягивая кроваво-розовое облачение.       После инцидента с пальцем принято решение поменяться местами. Теперь Дмитрий нарезает кабачки ровными (насколько может) кружочками, а Саша расковыривает неповрежденной рукой упаковку готового фарша. — Прочёл книгу? С кабачками покончено, настаёт очередь помидоров. — Ага. Друг достаёт из духовки сковороду и две формы для запекания. — Как думаешь, кем работает Егор? Запилив помидоры до красного сока тупым ножом, Дмитрий переходит к баклажанам. — Ну, не знаю. Сашка вертит в руках формы, выбирая. Сковорода не подходит сразу. — То-то и оно. А что вообще думаешь о «Маяке»? Дмитрий гордо протягивает целую тарелищу беспорядочно напиленных овощей и возвращается к недопитому соку. — Слишком много личного.       Странны ответ. Это хорошо или плохо? Но уточнять скорее всего бесполезно. Алмазов ещё какое-то время колдует над едой, укладывая, посыпая и поливая всё в каком-то замысловатом порядке, а затем отправляет получившееся в духовку и с щелчком поворачивает ручку таймера. Точно! — А откуда у тебя ключи? — От тебя, — отвечает Сашка без малейшего колебания. Не похоже, что врёт. Он уже какое-то время занят бесцеремонным обследованием шкафчиков на кухне. Интересно, что ищет? В любом случае, раз у хозяина дома разрешения не спросили, то и помогать Дмитрий не собирается, у него есть дела и поважнее. — Саш, дай мобильник, мне нужно Мамонову позвонить, — решает он заняться одним из таких дел. — Кажется, — Алмазов быстро окидывает друга взглядом, — пока ещё рано. Давай лучше кофе пить. Кстати, где у тебя кофе? Дмитрий со вздохом встаёт со стула и всё же идёт ему на выручку. Почти законченная пачка молотого кофе оказывается погребена под пакетами из супермаркета. Он вручает ему находку и, собираясь навести порядок, достаёт со дна одного из них забытую там книгу. Но так и замирает с пакетом в одной руке и книгой, на обложке которой красуется надпись «Маяк Евгения Нестеренко Новое произведение автора о писателе, слишком глубоко ушедшем в свой роман», в другой.