Католичка и дурак

В Найт-Сити приходит лето. Джеки и Ви делают плёвую работу для Падре. Ждут на втором этаже заброшки, пока к гаражу напротив подъедет человек, у которого нужно забрать кейс. Человека нужно отмудохать по классике, но не сильно калечить и не убивать. И добавить, конечно, что Падре передает привет. Пиздить голыми кулаками, возить рожей по барной стойке, швырять на капот и бить по башке старинным телефонным аппаратом – это по части Джеки, его страсть, Ви здесь просто за компанию. Она задумчиво смотрит в мутное окно, прислонившись к шкафу. В заброшке адское пекло и дышать совсем нечем. Цель задерживается. Джеки жарко и скучно. Он подходит сзади вплотную, запускает руку под ее уродливую юбку с сеткой и ведет вверх по внешней стороне бедра. – Что, по-твоему, ты делаешь? – устало спрашивает Ви. – Да так… – задумчиво отвечает Джеки. – По ляжке тебя глажу. Ви любит его руки. Она бы с радостью в них растворилась даже в этом душном месте, тем более, что работа и правда неинтересная, но тут прибывает цель. Джеки вламывает ему по тарифу «Оптимальный»: разбить кулаком окно тачки, один удар в печень, семь раз в ебало на удачу, спросить, не нужно ли позвонить адвокату, рявкнуть что-то на испанском, протащить за ногу по асфальту и скинуть в мусорный контейнер. – Падре передает привет, – говорит Ви в мусорку, привстав на носки. – А, да, точно, – отмахивается разогретый Джеки. Перед уходом он выдирает из машины мужика магнитолу. С наступлением темноты в главном дворе Хейвуда полыхает мусор в железном контейнере. Стучит рэп и дансхолл на испанском с выкрученными до предела басами. Здесь четыре старых дивана в подозрительных ржавых пятнах. Баскетбольное кольцо. Стол. Отличное кожаное кресло, которое никто на районе не спиздит, потому что это трон короля. Падре дремлет на троне, иногда просыпается и задумчиво закуривает, но, на самом деле, он следит за карточной игрой. Она принимает опасный оборот, один спустил уже две золотые шайбы, и скоро в ход пойдут либо кресты, либо нож. Здесь отдыхают «Валентино» и их шкуры в шортах, молодые хейвудские ухорезы – будущие «Валентино» – бросают мяч в кольцо, худые гопники, которых не берут в «Валентино», хвастают новым хромом в танцевальном баттле. Двое барыг молча курят на кортах у решетки, даже ночью пряча стеклянные глаза за темными очками. Джеки, объятый и поцелованный каждым «Валентино» в этом дворе, сидит на диване с Ви на коленях. Король закрыл их заказ, они получили свои эдди и теперь пьют пиво, потому что впереди первые выходные за много недель, здесь весело, здесь люди с их района, а в городе лето. Стоит вонь, в смысле, больше, чем обычно – плавятся от жары мусорные мешки. Около полуночи появляется Дум-Дум. Он шагает в такт музыке и размахивает над головой чем-то, похожим на не первой свежести белые трусы. Падре ласково улыбается и манит рукой, он ждал гонца. Дум-Дум склоняется к благосклонному уху короля и говорит то, что все и так знают: Брик обнулился, теперь Ройс решает. Затем он говорит то, что знают уже не все, но многие: Ройс отменил сделки Брика. Все, кто говорил с Бриком, теперь должны говорить с ним. Дум-Дум примирительно поднимает руки, со всем уважением, он просто скороход. Падре опять ласково улыбается. – Отдохни, мальчик, – читает Ви по губам короля. Дум-Дум прикладывает руку к груди и через секунду оказывается рядом с Джеки на диване. – А ну, Хесус велел тебе делиться, – заявляет он. – Хочу понять, каково это, когда есть своя собственная телка. Он берет Ви за куртку, неуклюже перетаскивает ее жопу себе на колени и замирает, подняв руки вверх – типа шучу, но не лапаю. – Охуенно странное чувство, – объявляет Дум-Дум. – Потому что телка не твоя, – отвечает Джеки. – Как оно? Ви пересаживается с правого бедра Джеки на левое, лицом к Дум-Думу. Тот дергает плечом, морщит то, что у него осталось от носа. – Вроде норм. Пока. – Ты ему нужен, – уверенно говорит Ви, глядя в его красные лампочки. – Ты же ебаный гений. На плечах у Дум-Дума и впрямь светлая голова. Он шарит в технике и взломе. Шарит в наркотиках, изобрел больше двадцати собственных коктейлей на антраците. Умеет во все уличные танцевальные стили. А однажды выяснилось, что он читал ту же книгу, что и Джеки. – Вот именно, гений, – встревает Джеки. – И давно должен работать один. Ви смотрит на Джеки с укоризной. Вечно он лезет ко всем со своей главной жизненной мудростью. Один в поле воин, блядь! Работать надо на себя, блядь! Жить надо так, блядь, чтоб после смерти в честь тебя назвали говняный старый коктейль в говняном старом клубе с говняной старой музыкой говняного старого Сильверхенда, которым нужно пытать современных людей. Эдакий застывший мирок Бестии Амендиарес, где народ сидит с потной жопой в кожаных штанах, типа миллениалы. Ви вечно не может найти дверь на выход. Джеки обожает это место. – А ВЕДЬ ТЕБЕ И ВОСЬМИДЕСЯТИ НЕТ! – кричит ему Ви, перекрывая вопли «Самураев». На районе зато музыка нормальная. С минуту еще они сидят на диване молча. Им нечего друг другу сказать, просто, кажется, Дум-Думу нравится рядом с ними. Потом он простирает руку и кричит: – Че это за дрисня?! Это ты называешь танцами?! Съебись с танцпола, паралитик! Когда он уходит, Ви склоняется к Джеки: – Не лезь. Его главарь обнулился. Ему сейчас надо быть очень собранным и осторожным. – Ему сейчас надо сваливать из банды впереди своего визга, – уверенно отвечает Джеки. – Вот что ему сейчас действительно надо. Ви качает головой. – Он не может. И мы не знаем, почему. Чужая душа – потемки, Джеки. Домой они возвращаются в начале второго. Мэнни таращится в окно на ночной город. По комнате блуждают отсветы неоновой рекламы и фары ави. Далеко внизу орет сирена, эхом проносится по раскаленным улицам автоматная очередь. Тихо дышит холодом кондиционер. – Не спишь, – констатирует Ви в четвертом часу и поворачивается набок, лицом к нему. Джеки лежит на спине, закинув руку за голову. – Просто я знаю Ройса, – отвечает он, словно продолжает диалог, который они ведут уже два часа. – Он ёбнутый беспредельщик, а не серьезный человек. Так дела не делаются. Если в ближайшие пару недель свои его не обнулят, Мальстрем пойдет по пизде. В один день их всех замочат на всех точках. Помнишь, как с Хромовым легионом было? А до них с Прицепами. И с Пингвинами. – Теми, что с грязной попой? – Да. – Смутно. Я тогда жила в Коронадо. Джеки замолкает, думает. – Я не знаю Ройса, – произносит Ви. – Но, если он таков, как ты говоришь, то все равно не отпустит пиздоглазого. Возьмет отступного и один хер обнулит. Джеки поворачивается к ней. – Поэтому, я так мыслю, нахуй отступного, – Джеки поднимает руку и начинает загибать пальцы. – Ройс не уважает приличия, не уважает людей, не уважает заповеди, у него нет чести, нет поддержки в городе и нет мозгов, чтобы быть главарем. Не надо ему платить. Съебать без предупреждения и зашхериться. И переждать. Он долго не протянет. – Хочешь ему помочь? – уточняет Ви просто на всякий случай. – Съебать от Ройса? Джеки цокает языком и снова смотрит в потолок, но Ви все равно улавливает во взгляде тень вины. В его голове это звучало лучше, чем у нее на языке. – Не бесплатно, конечно, – выдавливает он через минуту. – Но эдди у этого еблана нет. Ну, будет торчать нам сколько-то. Какое-то время… – Конечно, – улыбается Ви. – Джеки Уэллс ведь ничего не делает бесплатно. Не занимается благотворительностью. Не спасает пиздоглазых принцесс из лап дракона. Джеки знает, как и она: благотворительность плоха для репутации. И это помимо всего прочего, что плохо в этом деле. Ему не хочется втягивать жену. И не хочется влезать самому. Но сердце Джеки точит опасный для наемника паразит – доброта. Ви садится в кровати и подкладывает под спину подушку. – Ладно, допустим, мы его уговорили, – говорит Ви. – Нашли, где залечь, договорились с кочевниками. Но что-то пошло не так, и он зажмурился. – Си, легко, – соглашается Джеки. – Жалко? – Жалко. – Так, может, ну его нахер? У каждого свой путь. И все такое. Джеки поворачивается на живот и кладет ладонь Ви на бедро. Грязный прием. С этого началась их история вместе. Тогда в клубе, после знакомства за неудачным угоном, когда он боялся ее лапать, но должен был попробовать. Чтобы она поняла, что они здесь не просто так, не просто как друзья, напарники или хер знает. Что у него большие и серьезные планы. На жизнь. На нее. На них, вместе. Воздействие этого жеста на Ви необъяснимое, почти мистическое. В тот раз это даже напугало. Она хотела бы умереть вот так, с его рукой на своей ляжке. – Какой путь? – усмехается Джеки. – Детка, я ведь не крестить его предлагаю, чтоб он уверовал в Хесуса и Санта Мадре. Если банда – это путь, то в пизду через жопу. Это не может кончиться хорошо. Никогда. Ни с кем. Ни при каком раскладе. Так что, если он сдохнет при попытке к бегству, то в любом случае нихера не потеряет. Ви протягивает руку и берет его за подбородок. – Я тебя знаю, Джеки. Если мы втянем его, а он сдохнет, ты будешь чувствовать себя виноватым. И страдать. – Буду, – признает Джеки. – Мне и самой нравится пиздоглазый. Он какой-то… не знаю… как собака, что ли. Мне жаль, что он выбрал такую жизнь. Но моя главная забота – это ты. – Херня в том, малышка, – безнадежно отвечает Джеки, – что, если завтра Мальстрем из-за Ройса накроется пиздой, и Дум-Дум вместе с ними, я все равно буду чувствовать себя виноватым. Ви фыркает и отворачивается. Смотрит на Мэнни, отдыхающего в корзинке. Спустя минуту, она разводит руками. – Ну, значит, у нас только один варик, – говорит Ви. – Успешное спасение пиздоглазого. Будет, чем заняться в наши первые ебаные выходные за хуй знает, сколько недель. И куда деть наши эдди. Джеки с облегчением выдыхает и зарывается лицом ей в колени. – Спасибо, милая, – бубнит он. – Прости мудака. Утром, прежде, чем спасать Дум-Дума, им надо зарулить в автосервис. Ви сидит на пассажирском, Джеки договаривается с ремонтниками и возвращается в машину как раз, когда Ви звонит Панам Палмер по громкой. – Здорово, шкура. – Привет, пизда. – Как оно? – По-старому. Как сама? Как твой ёбарь? Дэнни?.. – Джеки. Он тут, привет тебе передает. – Э-э… привет, – неуверенно здоровается Джеки. – Такое дело, шкурка, надо вывезти и спрятать одного мальстремовца. Платим мы с Джеки. За перевозку и первую неделю. А потом он сам отработает, если надо будет задержаться. – А. А че он может? Дай контакт. – Дам. Но ты ему не звони. Он типа пока не в курсе, что тикает с города. – Пизда в своем репертуаре, – усмехается Панам. – Вообще, это идея Джеки. – Вижу, вы нашли друг друга. Так ты клиенту скажешь? Или он в багажнике поедет? Это дороже. – Скажу, скажу. Я тебе первой позвонила. – Ладно. Когда забирать? – Сегодня на закате, думаю. До обеда уточню. Спасибо. – Звони, сучка. Ви дает отбой. Секунд десять они молчат. – Подруга твоя? – осторожно спрашивает Джеки. До этого момента у них были только его мутные друзья. Его неподкупная мама. Его бывшие братки из «Валентино». Его стремный приятель Дум-Дум. Его грустный рипер Виктор, которому Джеки не в шутку намял кабину при знакомстве, разбил очки и тем заработал бездонный кредит в клинике до конца своих дней. Ви никогда не говорила о своих близких. Джеки никогда не допытывался. – Типа того, – Ви пожимает плечами. – Ее зовут Панам. А Джеки-то думал, ее зовут Шкура. – А че на свадьбу не пришла? – У нее был длинный рейс в Мексику. Мы ж не сказали заранее, что женимся. – А. Ну, бывает. С чувством выполненного долга Джеки заводит тачку и выезжает с автосервиса. Они паркуются у Кабуки, садятся на улице пожрать лапши. Джеки собирается позвонить Дум-Думу, прокручивает в голове, что именно скажет, но тот звонит первым, что само по себе очень странно. – Да, – говорит Джеки удивленно. – Здорово. Как раз хотел тебе звонить. У нас с Ви появилась интересная мыслишка. Мы сейчас в Кабуки, может ты… эй. Пропадаешь. Але! Разрыв связи. Джеки поднимает на Ви встревоженные глаза. – Перезвони. Джеки перезванивает. – Не берет. – Узнай, откуда звонили. Джеки набирает Ти-Баг. – Але-е, – судя по голосу Ти-Баг либо пьет с утра, либо с вечера не просыхала. – Баг, ты можешь отследить, откуда был последний звонок на мой номер? – выпаливает Джеки. – Только что. Веселье уходит из голоса Ти-Баг. – Ты со своим хуем мозгами поменялся? – хрипло спрашивает она. – Я тебе кто, соска центовая? – Нет, нет, конечно, ты не соска. Пожалуйста, Ти, это очень важно, для тебя это минута, а для меня вопрос жизни и смерти, мне больше некому сейчас позвонить, – говорит Джеки. – Прошу, по-братски, Ви кинула тебе косарь. – Я за косарь даже жопу с дивана не подниму, – отвечает Ти уже не так агрессивно. – Дадим еще, не проблема. Пожалуйста, правда, срочняк. – Не надо, – бросает Ти. – Ща. Повиси. В конце концов, обаяние Джеки всегда действует. Звонок шел с заброшенного склада Милитеха, одной из мальстремовских точек. Джеки на нервах, Ви чувствует это по тому, как он ведет. – Забудь, что это личное, – просит она. – Я в норме, – отвечает Джеки. Они паркуются во дворе напротив. Почти одновременно с этим со склада выходит один из мальстремовских боссов и с ним десяток человек. Они рассаживаются в три джипа и уезжают – наверно, ненадолго, потому что точка остается почти неприкрытой. На входе всего один боец. Ви отключает камеры. Джеки прижимает бойца рожей к стене и приставляет к голове пушку. – Дум-Дум где? – тихо спрашивает Джеки. – Жив? – Был, десять минут назад, – отвечает бандит. – В подвале. – Сколько там? – Трое… нет, четверо. – Спасибо, – говорит Джеки и, отойдя на два шага, вышибает мальстремовцу мозги. В подвале шестеро, плюс три жертвы. Что-то вроде внутренней чистки кадров, обычное дело. Казнь по очереди. От одного уже мало что осталось, потому что после казни они вырезают хром. Остальные должны смотреть, благодаря этому Дум-Дум умудряется дожить до их появления. В перестрелке он получает две пули. Джеки выносит его на руках, хотя набитый железом тщедушный Дум-Дум весит гораздо тяжелее, чем выглядит. Ви сидит с ним на заднем сидении, держит его голову у себя на коленях и шлепает по щекам. – Не отрубайся, – твердит она, пока сиденье их семейной тачки пропитывается кровью. – Расскажи, как мальстремовец и вудуистка решили пожениться. Я нашла тебе обалденную телку. Кочевницу. Она хочет с тобой познакомиться. Скажи, что снюхать, чтобы похудеть? Грустный рипер Виктор по-прежнему одинок и не хочет быть кому-то прекрасным третьим мужем. В эту субботу он закрыт. Ему бы выйти из подвала на солнце, поводить за корму по раскаленному асфальту одну из тех красивых и еще не старых женщин с района, которые готовы носить ему жратву. Вместо этого он аккуратно раскладывает на столе пиво, сэндвич, сигарету и включает замшелый боксерский турнир. – Че ты к Мисти не подкатишь? – часто спрашивает его Джеки шепотом. – Помял бы ей ауру. Пробил чакры. Мандалы-шмандалы. Винишко. Вся хуйня. Она девка дурная, но добрая. Я ее с детства знаю. Виктор делает вид, что убежден, будто у Мисти есть мужчина. Джеки зовет Мисти «мандалашкой». Когда на дверь обрушивается кулак, Виктор уже догадывается, кто это. – Малыш первый, – здоровается он с обреченным вздохом, – Малыш второй. Заносите. Виктор работает четыре часа. Ни разу не отвлекается, не говорит ни слова, не смотрит ни на кого, кроме пациента. Мисти приносит ему в бумажном стакане страшно вонючую дымящуюся жидкость цвета суточной мочи. – Энергетический чай с тибетскими травками, – потусторонним голосом объявляет Мисти. Джеки предупредительно забирает у нее стакан. – С травками вы с Виком потом попьете, когда мы уйдем. – Очухается часов через шесть, – говорит Виктор, закончив. – Транспортабелен? – Да, вполне. Сможет обслуживать себя сам, как проснется. На восстановление недели три. Джеки заключает Виктора в медвежьи объятия. На закате приезжает Панам – как всегда стильная, дерзкая, крикливая, с большими и круглыми жопными имплантами. – Постарайся быть рядом, когда он очнется, – с чувством просит Ви. – Хочу знать в подробностях, как он охуеет. Почти не спавши накануне и не жравши с утра, они в молчании заезжают за лапшой, возвращаются домой засветло, идут в душ по очереди и ложатся рано. Ви мгновенно проваливается в темноту и просыпается от того, что рядом с подушкой шипит Мэнни. На часах горит час ночи. Мэнни шипит на вертолет «Арасаки», летящий к башне, потому что презирает корпоратов. Ви снилось что-то тревожное. Она водит взглядом по темной комнате, рассеченной пополам голубым лучом баннера «Кироши». За спиной дышит Джеки, но не так, как Джеки дышит во сне. Вот, в чем дело. Ви рывком садится в постели. – Блядь, да что такое?! – рявкает она и грубо толкает его в плечо. – Какого хуя ты не спишь опять?! Взгляд у Джеки какой-то блуждающий. – Почему я не встретил тебя раньше? – спрашивает он. – Постоянно думаю об этом. Ты же все это время была где-то рядом. – Серьезно, блядь?! – В пятнадцать я вступил в «Валентино» и потерял девственность. Тебе было двенадцать. Это могла быть ты. Сейчас у нас была бы пятнадцатая годовщина, прикинь? Ви с рычанием падает обратно на подушку и глубоко вдыхает, чтобы успокоиться. – В то время я жила в Арройо в приюте, – произносит Ви сердито, спустя минуту. – И работала уборщицей. Мыла сортиры. А, чтоб ко мне никто не лез, я старалась страшно вонять. Ходила грязная, в уродливой одежде. Мазалась дерьмом и чем похуже. Ты бы меня не захотел. А я никого не любила. Она поворачивается к нему спиной, поджимает колени к груди и до ушей натягивает простыню, которой они накрыты. Еще минута проходит в молчании. – Мы были совсем другими людьми тогда, Джеки, – тихо говорит Ви. – Это только кажется, что ничего не изменилось. Все изменилось. Все. Спи, бля.