***
Верджил первым заметил возникшую из ниоткуда женскую фигуру под фонарем на противоположной стороне дороги в метрах пятидесяти от них и резко остановился. — Она что тут делает? — обратился он к Лиль, узнав возникшую особу. — Оставайся здесь и не сходи с места, — настороженно произнесла рыжая и направилась к персоне, которая сейчас должна была находиться в совершенно другом месте и выполнять порученное ей задание. Оклик Верджила позади, явно обращенный не к ней, остановил рыжую на пол пути. Она обернулась и увидев, как тот исчезает в темноте закутка, тут же бросилась назад. Провожая Лиль взглядом, Верджил краем глаза уловил возникшее движение в темноте закутка слева от себя. Тут же переключив на него свое внимание он натолкнулся взглядом на уже знакомую бледную физиономию, возникшую на мгновение из темноты и тут же вновь канувшей в ней же. — Эй, ты! — Выкрикнул он и не раздумывая последовал за исчезнувшим совершенно позабыв о том, что теперь его зрение в кромешной темноте фактически равно нулю. — Эй, — вновь он обратился во тьму, но вместо ответа получил резкий удар в живот. Сталь трости с легкостью вошла в плоть в области солнечного сплетения. Поверженный лишь глухо хыкнул, не в силах издать выкрик от моментально перехватившего дыхания. Обжигающая боль сковала все его тело, судорогами свело челюсти. Воздух моментально наполнился запахом крови, резким, металлическим. Теплым потоком она заструилась по металлу и Ви почувствовал как липкая влага проникает под его пальцы, все еще сжимающие сталь. Он резко отдернул руку высвободив трость из захвата пальцев и отступил назад в ожидании того, что должно было произойти. Но ничего не происходило. Поверженный враг не спешил расставаться с остатками своей демонической энергии. Он лишь скрючившись пошатывался и пристально смотрел на Ви, силясь разомкнуть стянутые судорогой челюсти и что-то сказать. — Идиот, — пенящимся кровавым плевком вырвалось из Верджила и сильно подавшись вперед он рухнул ничком на землю. Эта тупая, пронизывающая боль не являла собой нечто не постижимое доселе, но сейчас она выходила на какой-то новый, невообразимый уровень, сродни той, что Верджилу довилось испытывать на протяжении почти десяти лет находясь в качестве неопознанного субъекта, заключенного под номером пять, в застенках Ургин — Метена. Тогда боль беспощадно вгрызалась в закаменевшую от судорог плоть, била по натянутым до придела нервам, стягивала узлами кости. Тогда казалось, что обезумевший крик — единственная возможность заглушить ее. И он кричал, кричал срывая связки до хрипоты, разрывая легкие в клочья, теряя сознание. В отличие от палачей Нергала, желавших установить его принадлежность и место нахождения той, чьим щитом он являлся до того, как оказался в их руках, явившейся к нему Темный Ангел желал знать лишь одно — источник той силы, что до сих пор не позволил узнику сломаться, подчинившись воле своих мучителей, как это было с ним самим. Глупец, превративший стремление в единственную цель. Оказавшийся не в состоянии подчинить себе собственную темную сторону, он не смог достичь баланса, позволив страсти преобладать над разумом. Гордость переродилась в Гордыню, Отвага стала отчаяньем безнадежного упрямца. Тьма преобладающая над Светом, как прожорливая черная дыра жаждала все больше и больше энергии и от того, втянувшись в авантюру одержимого безумца, будущий Темный Ангел потерпев очередное поражение в столкновении с младшим братом предпочел адские глубины нежели примирение с ним, где впоследствии из-за чрезмерного самомнения и гордыни, предпринял отчаянную попытку в одиночку противостоять самому Владыке Темного мира. Не смотря на дерзкую выходку безрассудного дурочка, утверждающего, что он отпрыск первенца Хинномы взявшего себе прозвище «Спарда», Владыка не мог не оценить той одержимой ярости и того упрямства, с которым получавший отпор мальчишка, поднимался и вновь пытался сокрушить его. Когда же он, наконец, не смог подняться, к нему приблизился Нергал — тайный советник его Темнейшества, присутствующий при этом эпохальном, но абсолютно тщетном для наивного сопляка, сражении. Оказалось, что безумец все еще подает признаки жизни и более того, при нем он обнаружил амулет, являющийся сердцем черной Богини Гехиннам, что прежде был похищен у Владыки одной из сестер Спарды, и это подтверждало его принадлежность к проклятой крови и объясняло почему до сих пор ему удавалось находиться в не их поля зрения в отличие от другого отпрыска первенца Падшего. Тьма, заключенная в амулете, надежно укрывала мальчишку, наделяя властью над мелкой нечестью, но в то же время и отравляла его, делая темное в нем сильнее. Нергал хотел забрать амулет, но Мундус воспрепятствовал этому уверенный в том, что при такой ноше им будет гораздо легче контролировать это животное после того, как он подчиниться его власти. Ни сразу и не по доброй воле, но не снеся мучений в застенках личного Ада Нергала властвующего над Ургин — Метеном, юный демон — отпрыск великой темной династии, отрекся от всего, даже от собственного отца, признав над собой власть Темного Владыки, который даровал ему то, чего так страстно жаждала темная сторона души амбициозного мальчишки — Силу, заточив в доспехи Темного Ангела, ставшие его личной темницей из которой он мог освободиться лишь с повеления своего нового отца и повелителя. — Дай им то, что они хотят и это избавит тебя от твоих мучений, — с этого начал Темный Ангел, обращаясь к распятому на грязной стене, источающей зловоние, неустановленному заключенному номер пять. — И быть таким как ты? — отозвался заключенный, впервые за все время выдав осмысленную речь. Темный Ангел был единственным с кем он соизволил заговорить. — Что ты можешь знать обо мне, животное? — с чувством своего превосходства и откровенного отвращения в голосе к обращенному, вопросил Нело. — Куда больше, чем может осознать скудный разум обреченного ходить срать по указке, — с иронией и невероятной усталостью в голосе, выдав на измученном и изуродованном до неузнаваемости лице натянутую усмешку, отозвался неизвестный. — А в прочим, ты пришел сюда не за этим. Ты хочешь знать почему они до сих пор не смоги сломать меня, как они сломали тебя. Ведь тебе знакома это разъедающая разум боль. Ты хочешь знать, в чем источник моей силы, — начал узник свой длительный и мучительный для сорванных голосовых связок монолог, лишь временами обрываясь для того, чтобы сделать болезненный вдох. — Сила — единственное, что стало иметь для тебя значение с тех пор, как потеряв семью, ты постиг свою истинную природу и осмелился пересечь грань между мирами, воспользовавшись магическими свойствами «Ямато». Сила — единственное, что помогало тебе выжить в хаосе Темного мира, вовремя тщетных попыток отыскать своего брата. Сила — позволяющая подчинять своей воле мелкую нечисть, трепещущую пред тобой. Так ты впервые попробовал на вкус могущество, позволившее тебе взять под контроль крупицу Темного мира и это одурманило тебя, пробудив в тебе ненасытную жажду. Всегда прилежный и ответственный сын своего родителя, мечтавший стать гордостью своего отца, от которого ты отрекся, так же как и от собственного имени. И что у тебя осталось теперь? Удел беспрекословного рабства, пустота одиночества и страхи, разъедающие тебя. Стоило ли оно того Верджил? Стоило ли? Казалось тихие, вымученные слова неизвестного, не достигают Темного Ангела отскакивая от его доспеха, отливающего антрацитом в тусклом мерцании лампад, но это была лишь видимость и та ярость, что была воспламенена в его черной душе не заставила себя долго ждать. Упоминание имени носимом им в прошлом, стало последней каплей, переполнившей его терпение. Молниеносно возникший в его руке столь же уродливый клинок, как и его искрученное сознание, с остервенелой ожесточенностью вошел в живот заключенного, пригвоздив его к стене как ничтожного мотылька. — Что есть у тебя, ничтожество, кроме твоей агонии? — с ненавистью к узнику вопрошал Темный Ангел, медленно проворачивая свой клинок в податливой плоти, с наслаждением истинного садиста наблюдая затем как стиснув до скрежета зубы в попытках сдержать рвущийся наружу крик боли, корчиться в агонии узник от затягивающихся в тугой узел внутренностей. — У меня есть то, ради чего я готов стерпеть эту агонию, потому что они мой источник силы, — превозмогая свои муки вымолвил неизвестный. — Любовь? — не смог скрыть своего изумления мучитель. — Какая нелепость, — заключил Темный Ангел и вырвал клинок из тела заключенного. Уже уходя Нело Анжело остановился и спросил: — Почему он так боится ту, которую ты пытаешься защитить даже сейчас? В том, что Мундус боялся «Красную Королеву» Темный Ангел не сомневался ровно так же, как и в своей собственной безнадежности приговоренного быть вечным рабом ненавистного ему хозяина. — Ты знаешь это лучше остальных, — прозвучал ответ. Анжело обернулся и впервые за все время их разговора натолкнулся на обращенный ему в спину абсолютно осмысленный, ясный взгляд, наполненный невероятным спокойствием. Настолько пронзительный, что казалось проникал в самую суть Темного Ангела, ярким лучом света, достигая самого дна, норовя вывернуть на изнанку. Это привело Нело в замешательство и то, что этот взгляд казался ему знакомым, усиливало это. — Кто ты? — непроизвольно вырвалось у него. — Заключенный номер пять, — ответил узник и отвел взгляд избавляя своего собеседника от охватившего того чувства, отлично понимая, что этого будет вполне достаточно для того, что бы оставить в его, еще не успевшем окончательно угаснуть разуме, свой не приметный след. Темный Ангел ушел, но еще не единожды мысленно возвращался к нему, желая продолжить беседу. Задавал вопросы от своего лица и пытался дать ответы самому себе от лица того. Он спорил с ним, а по факту спорил с самим собой. Погружался в самую глубь сознания пытаясь вспомнить этот смутивший его взгляд. Где он мог его видеть? Эта возникшая борьба раздвоенного сознания, зародила в нем шторм, набирающий силу в бесконечной борьбе между Светом и Тьмой, который достиг своего апогея во время столкновения добра со злом на острове Маллет. Попытка Мундуса заманить сына Спарды в ту же ловушку, что и самого легендарного Мечника оказалась самой роковой ошибкой в его существовании и положила начало его стремительного конца. Мундус обладал колоссальной силой, которую он черпал из сердца самого Темного мира и телом гиганта, но при этом мозгом импульсивного подростка способного нагнать ужаса, но не способного мыслить с позиции стратега. Его тайный советник, тоже не мог похвастаться тем же качеством являясь основным разработчиком этой операции. Темному Ангелу это стало очевидно сразу же после того, как ему стало известно о том, кого тот планировал противопоставить Данте. Да, весь этот животный мир адских глубин был не так уж и плох в решении проблем с местным отребьем Темного мира, доведенных до крайности непосильными поборами, но в том, чтобы противостоять наследнику Спарды, он — Нело Анжело был единственным кому это действительно было по силам. И все же не взирая на всю скудость ума, предложенная Нергалом тактика и одобренная Мундусом, показалась Темному Ангелу вполне логичной. Скормить наследнику Спарды одним за другим своих смехотворных персонажей, тем самым измотав противника и лишь напоследок нанести сокрушительной удар выставив свою главную фигуру. Но Темный Ангел слишком преувеличил и понял это далеко не сразу. Это был не тактический ход, а банальный страх. Эти двое просто опасались, что чрезмерно эмоциональный в последнее время раб, чье происхождение было известно только им, может не устоять и выйти из-под их контроля. Даже несмотря на то, что терпел явное поражение, Мундус никак не мог решиться и все же ему пришлось принять это решение и толчком для этого послужили события, развернувшиеся в самом Темно мире. Воспользовавшись тем, что все внимание Темного Владыки приковано к происходящим событиям в мире людей и непосредственным нахождением Нергала на острове, трое диверсантов проникли в недра Ургин — Метена. Моментально отозванный с места своей дислокации непосредственный хозяин колоса, не смог совладать с возникшей ситуацией, и все узники оказались освобожденными. Почувствовав вкус свободы, сотни разъяренных демонов, подвергавшихся бесконечным пыткам, устроили резню, уничтожив всех своих палачей и покинув застенки Ургин — Метена в последствии присоединились к возродившемуся сопротивлению против власти тирана в конечном итоге потерпевшего сокрушительное поражение на Маллете лишившее его возможности тотального контроля над обитателями Хинномы. Это было лишь началом. Вступив в схватку, Темный Ангел потерпел поражение. Доспехи, служившие его тюрьмой, не выдержали натиска древнего клинка, наделенного собственной силой. Возникшие повреждения плюс колоссальное энергетическое напряжение изнутри, возникшее на фоне эмоциональных противоречий охвативших самого Нело Анджело в ходе сражения, привели к энергетическому взрыву, во время которого в его эпицентре произошел не только разрыв в пространстве, но и во времени. Освобожденным от рабства, с искореженным сознанием, почти опустошенным и совершенно голым, Верджил обнаружил себя в грязной сточной канаве безлюдной улочки смутно знакомого города. Это был тот самый город, который он уже однажды пытался захватить, желая отомстить людям за то, к чему они не имели никакой причастности, но тогда все представлялось ему совсем в другом свете. Осознание того, что он оказался не только в том самом городе, но и почти в том же самом времени, с тех событий не минуло еще и года, казалось бы, давало ему второй шанс, но это ничуть не взволновало его. Обессиленный и потерявший интерес ко всему, проживая день за днем своей жизни не имеющей ни цвета, ни какого-либо привкуса, он стал напоминать самому себе часы, бесполезно отсчитывающие его вечность, наполненную кучей ненужных мелочей, из которых складывалось обычное человеческое существование. И каждый вечер, покидая свое прибежище, молчаливый и внимательный, он утопал в людях, бесцельно блуждая по улицам города и размышляя над скудостью своего бытия. Но, все изменилось, когда однажды он оказался в том самом месте, где когда-то бывал ни раз. Полуразрушенное здание со все еще болтающейся у входа табличкой «Вали отсюда и проспись дома». Приблизившись к краю лестницы ведущий в низ, Верджил краем глаза заметил несколько промелькнувших мимо теней. Демонические сущности — низшие. За последний месяц он примечал их рыскающими по улицам почти каждую ночь, даже прикончил парочку из них, но это не доставило ни малейшего удовольствия и никак не раскрасило его серые будни. Что-то или кто-то вновь притягивал их сюда, но на этот раз он не имел к этому никакого отношения. Он был им не интересен, его не интересовали они. Все же, спустившись по лестнице, Верджил толкнул рукой приставленную к дверному проему дверь. В памяти тут же вспыхнуло воспоминание о том, как эта дверь с треском слетела с петель, когда его брат, всем своим видом напоминающий разъяренного быка, еще не остыв от предыдущей схватки, появился на пороге заведения требуя, чтобы он отпустил его девчонку, которую Верджил предварительно, со всей учтивостью настоящего джентльмена, спас от неминуемой гибели. «Девчонка» — яркой искрой пламенных локонов вспыхнул в его памяти девичий образ. Как он мог не догадаться, что с ней что-то не так? Как жалась она к нему своим телом, как покрылась испариной ее кожа, когда его пальцы сжимали ее горло в удушливой хватке, пытаясь показать свою силу. Как глупо он выглядел в ее млеющих глазах, когда болтал эту напыщенную чушь о дуальности мышления людей и о том, что не все, что имеет форму человека, является таковым. А как блестели ее глаза после этого болезненного поцелуя в котором он хотел продемонстрировать все свое беспощадное естество, надеясь увидеть в ее глазах тот же ужас, что и в глазах тех невзрачных кукол которыми он пытался утолить страсть плотских желаний навеянных той, кто являлась во снах и терзала его душу, обжигала пламенем своей страсти, как упоительны и горячи были ее сладостные стоны и эти призывно требовательные мольбы «Дай себя мне больше!» высвобождающие его естество срывая человеческое обличие. И в каком истерическом безумии вопили те пустышки, надеявшиеся утолить свои похотливые страстишки в постели с воплощением мечты всей своей жизни, а попадали в плен беспощадного насильника призиравшего их, когда в пылу страсти, навеянной фантазиями о другой, он выпускал наружу свою истинную природу. Снимая напряжение, но так и не получая полного удовлетворения, он уходил, оставляя за собой лишь бездыханные тела сломанных им рыжеволосых кукол в скомканном шелке постельного белья раскуроченных кроватей фешенебельных номеров. И никаких сожалений. А ведь эта имела более всех схожесть с той, его, но именно ее он просто решил использовать в своей игре против того, кто встал на его пути с этим своим состраданием. Переступив порог заведения, Верджил оказался в пространстве утопающем в затхлости и пыли. Тяжелая аура Темного мира, отпугивающая людей от этого места, вынуждая обходить его стороной, все еще витала внутри, словно те далекие, канувшие в его сознании события, сейчас выплывающие на поверхность, произошли лишь вчера. В тот вечер он пришел в это место, чтобы положить начало своему замыслу. Вырезав всех, кто находился в заведении, кровожадный демон в обличие человека разорвал грань между миром людей и Темным миром призвав проклятые души низших над которыми имел власть и те обрели свое физическое существование в еще не успевших остыть телах жертв безжалостного убийцы. Бесчинствуя на улицах города, жуткие твари в телах покойников нападали на живых и тем самым приумножали свое зловещее войско. Словно паук, засевший в центре своей паутины, находясь непосредственно в месте разрыва пространства, Верджил поджидал, когда к нему пожалует тот единственный, кто способен противостоять всем его адским пешкам. В том, что это произойдет, он ничуть не сомневался, он чувствовал всем своим нутром, как тот, в ком изначально он предполагал обнаружить союзника, подобно ищейки следующий на запах, приближается к эпицентру зародившейся в городе вакханалии. Искомый на протяжении стольких лет брат-близнец оказался полным разочарованием. Наотрез отказываясь признавать своей принадлежности, вращаясь в процветающем Аду человеческих пороков, кровавого криминального мира, где мог выжить только сильнейший, он не только умел выживать, но и добился определенного успеха не взирая на то, что всегда был проповедником чувства меры и сострадания. Единственный, кто мог стать помехой амбициям своего брата о котором даже не помнил. Не смотря на толстый слой пыли, на полу все еще были видны многочисленные следы некогда пролитой здесь крови, прочно въевшейся в доски. Кровь принесенных в жертву местных завсегдатаев, которым не посчастливилось в тот вечер оказаться в заведении, его собственная кровь и кровь Данте. Перед глазами Верджила яркой вспышкой возникло очередное воспоминание. Алые брызги крови, разлетающиеся во все стороны, дикий вопль брата от разлетающихся на осколки ребер и разрывающихся на куски внутренностей. — Не спеши уходить, Данте. Я с тобой еще не закончил, — с наслаждением маньяка — садиста пафосно произносил юный демон, чувствуя свое неоспоримое превосходство над почти поверженным противником. Оставалось совсем немного до победы абсолютной. — Полагаю, что на этот раз я буду тем, кто скажет «Джек-Пот». Теперь твоя жизнь, как и твоя душа, будут принадлежать мне! — Иди ты на хер, — задыхаясь от адской боли, но все же найдя в себе силы изобразить на лице наглую, вызывающую усмешку, отозвался младший брат. Ярость охватила демона и он зашелся в рыке бешенства от того, что его оппонент даже находясь на волосок от собственной неизбежной кончины не желает признать его безоговорочного превосходства и смеет усмехаться над ним как придурочный. Лезвие «Ямато» нацеленное в сердце противника зловеще блеснуло и в этот момент вся демоническая сущность Верджила взвыла, предчувствуя опасность. Его реакция была мгновенной. Клинок молниеносно сменил траекторию, навершие рукояти впечаталось в левое плечо девчонки по имени Эл, оставляя на тонкой коже выжженое клеймо в виде извивающегося дракона. От полученного удара ее откинуло в сторону, но все же она успела коснуться его рукой и этого оказалось вполне достаточным для того, чтобы тонким шлейфом голубоватого свечения, половина драгоценной энергии — силы демона оказалось в ее плену. — Этого не может быть! — ошарашенный произошедшим воскликнул Верджил теряя свое демоническое обличие. — Моя сила! — еще не веря собственным глазам он наблюдал за тем, как хитиновый покров рассыпался на глазах оголяя бледную кожу длинных, женственно изящных, пальцев. Он яростно сжал их в кулак. Попытался вновь вернуть себе свое естество, еще не осознавая тогда, что данная оболочка столь же естественна, как и та. — Мне нужно больше силы! — одержимо проревев, он бросил взгляд на распластавшуюся на полу воровку. Небесно-голубые глаза озлобленно сузились, и он одним рывком метнулся в ее сторону. — Ты, — озлобленно прошипел Верджил занеся над ней свой клинок, но замер наткнувшись на нечеловеческий завораживающий, знакомый с детства, взгляд. — Неужели не признал, мой маленький герестрон? — насмешливо вопросила она, подмигнув змеиным глазом. — Ты? — глаза Верджила округлились, он не мог поверить. — Вот так сюрприз, — насмешливо произнесла девчонка. — Какой же ты сладенький, — чувственно облизнув кончиком языка алые губы она соблазнительно выгнулась, бесстыдно демонстрируя удовольствие от присутствия его части внутри нее. — Эй! Ты что там делаешь, извращенец?! Хриплый голос Данте долетел до сознания Верджила выведя его из гипнотического транса. — Это не можешь быть ты, Лиль, — с горечью процедил парень и клинок в его руках сорвался в вертикальном колющем ударе норовя пронзить тело девчонки. Но, налетев на что-то твердое под платьем, получил мощную отдачу. Верджил не поверил тогда и ему с трудом верилось сейчас в то, что это действительно была она. Тогда, ретировавшись с места событий униженный и обессиленный, он жаждал только одного — вернуть то, что было отнято у него, но не желая совершить прежнюю ошибку, он прежде всего должен был выяснить с кем или чем имеет дело. Целый год у него ушел на то, чтобы найти хоть крупицу информации о Викканских ведьмах к коим себя причисляла та, в чей дом его отец привез свое семейство, в надежде, что та сможет позаботится о них, пока его не будет. Ничего, он не смог отыскать ничего, ни единого слова, даже о собственном отце он не нашел ни одного упоминания, и все же благодаря своему упрямству, которого ему всегда было не занимать, он продолжал вдыхать пыль минувших времен и запах плесени, копаясь в древних фолиантах в звенящей тишине библиотек, пока его сосредоточение на искомом не нарушил настойчивый незнакомец. То, что поведал ему мрачный чернокнижник во фрэнче одержимый познанием Темного мира настолько, что принес в жертву собственную жену ради этого, кардинально изменило прежнюю задумку. Согласившись на предложение Аркхема, Верджил понадеялся заполучить куда больше, чем было утеряно им, настолько, что даже сам владыка Темного мира не мог бы противостоять его силе и могуществу. И для этого было нужно всего лишь возродить Темен—Ни—Гру и завладеть мечом, некогда принадлежавшим его отцу, что, находясь в преддверье Темного мира, ограждал мир людей от мира демонов. Отец. Верджил поймал себя на мысли, что он уже почти не помнил его лица. Даже его демонический лик, в его памяти возникал каким-то размытым пятном, но здесь и сейчас, воспоминания, словно высвобождаясь из темницы подсознания, вспыхивали яркими пятнами одно за другим. Источая приглушенную ультрафиолетовую ауру фигура явившего себя демона все еще продолжала напоминать фигуру человека, чье могучее тело покрытое плотной, лоснящейся темной кожей, скрывающей под собой тугие, налитые мускулы, из-за выступающих ороговевших наростов в определенных местах, казалось частично одетым в доспехи и не смотря на увенчанную массивными роговыми отростками голову, черты лица, более резко очерченные и грубоватые, но по прежнему были узнаваемы. Он не был похож ни на одного из тех вонючих монстров, от которых им пришлось защищаться не так давно. От него веяло величием, силой и могуществом. Это был единственный раз, когда Верджил видел отца в его первозданности и последним, когда он видел его в принципе. — Я буду таким же, как ты? —Спросил мальчишка всегда стремившийся во всем стать равным отцу. — Сын, превзошедший отца, повод для гордости родителя, — ответил отец сыну. — Будь сильным, сын. Лицо Верджила выдало мучительную гримасу, словно его одолел внезапный приступ сильной головной боли, от воспоминания об отце. Вряд ли бы легендарный темный рыцарь испытывал бы чувство гордости за старшего сына узнай о всех его подвигах. Сейчас он осознавал это как нельзя яснее. С самого детства он мечтал стать таким же сильным и могущественным как его отец и даже больше, превзойти его. Но на что в реальности он потратил большую часть своей жизни? Едва родившийся раньше положенного срока на свет демон, неверно истолковавший ситуацию в пылу ярости отчаянья устроил беспощадный суд Линча над теми, кто как ему казалось и стал причиной трагедии, спалив их небольшой городок дотла, а затем осмелившись пересечь грань между мирами, оказался в вотчине своего отца где быстро усвоил, что в суровом мире нет места жалости и милосердию, и вопрос выживания это наличие у тебя достаточных для этого сил. С хладнокровием, быстро обратившимся в бесчувственность и презрительным отвращением к своим бесчисленным противникам, от заведомой осознанности их слабости перед ним, он поглощал их души, по крупицам собирая свое могущество и силу. Но среди кого? Среди жалкого отребья демонических тварей созданных Мундусом из нечистот человеческих пороков. Так много Тьмы, так мало Света. И что теперь? «Приняв или сделав вызов должно довести сражение до логического конца.» — Верджилу вспомнились слова отца. — «Проявлением милосердия в данной ситуации ты наносишь оскорбление своему оппоненту и этим лишь приумножаешь его ярость. Если он достаточно мудр, то попытается развить свой потенциал в силе и отомстит тебе, а если дурак, то станет охотником за более слабыми представителями себе подобных. Одерживая верх над заведомо слабым противником, он попытается заполучить силу способную сокрушить тебя. Но став сильным среди слабых, не задействовав своего потенциала, он обречен на провал.» Верджил впервые ощутил удушливое чувство призрение к самому себе. Теперь ему было более чем очевидно, что в том первом противостоянии с братом он был обречен на провал, а равно и во всех последующих, потому что, воспринимая за дураков как своих союзников, так и своих противников, в реальности глупцом был только он сам. Имея стремление, он не имел конкретной цели, только амбиции. Быть сильным чтобы чувствовать себя в безопасности? Но ему никто не угрожал. Даже Мундус не знал о его существовании. Захватить город расплодив в нем легион нечисти, оправдывая это желанием мести за само существование людей. Нагнать на них ужас тем самым напомнив, что они не более чем животные сотворенные лишь для того, чтобы быть вечными рабами тех, кто сильнее них — жалкая потуга того, кто не ведая первоисточника, не способен видеть дальше собственного носа. Пробудить Темен — Ни — Гру следуя указки жалкого ничтожества для того, чтобы завладеть могущественным артефактом только ради того, чтобы восстановить и приумножить утраченное, доказав тем самым, что только он достоин великого наследия. В очередной раз продуть, психануть и кинуться с головой в омут лишь бы не признавать факт того, что в то время, как он срывал древние печати противопоставляя брату, следующему по пятам, заложников башни, тот преодолевая себя, укреплялся в силе. Из принципа, вопреки здравому смыслу, бросить вызов непреодолимому, погибая и воскресая раз за разом продолжать, даже не питая надежд на иной, нежели прежде результат и в итоге склонить в почтительности голову отрекшись от того, с кем равным стремился стать, но выбрал не верный путь. Став беспрекословным рабом быть вырванным из своего унижения тем, кого объявил своим врагом и в итоге, достигнув самого дна, оказаться лишь ничтожной тенью самого себя, ничем не отличающимся от тех, кого воспринимал за животных. «Стоило ли оно того, Верджил? Стоило ли?» — голосом заключенного под номером пять прозвучало в его голове. Он часто всплывал в его памяти во время его бесцельных блужданий по улицам, не давая покоя, но бывшего Темного Ангела больше не беспокоил вопрос силы, он просто хотел знать кто он такой. Все остальное уже не имело значения. У него больше не было ни амбиций, ни стремлений. Он утопал в людях с кучей ненужных мелочей, из которых состояло их существование, чувствуя себя часами мерно отсчитывающими его вечное существование среди смертных безумцев, живущих так, словно они бессмертны. Покидая заброшенное помещение, навеявшее ему кучу тягостных воспоминаний и осознания самого себя, Верджил и предположить не мог, что всего через пару часов его жизнь кардинально измениться. Она вновь обретет смысл, поставив перед ним конкретную цель, позволив начать все с чистого листа. И только спустя время, проснувшись среди ночи от дурного сна, вернувшего его обратно в застенки Ургин — Метена в ненавистном ему облике Нело Анжело, он наконец найдет ответ, ясно осознав кто такой этот заключенный под номером пять. И не в состоянии уже уснуть вновь, он до утра просидит в потемках маленькой кухоньки, испытывая не поддельное чувство страха от осознания того, куда его в конечном итоге приведет это новое начало. То, чего прежде так страстно жаждала его душа, теперь будет страшить его тем, кажущимся, непомерным для него грузом ответственности, что будет возложен на него. Он будет чувствовать себя совершенно неготовым к этому, невольно возникнет желание избежать этого, спрятаться и только одно будет удерживать, заставлять перебороть это в себе. Он услышит, как проснувшись и не ощутив его тепла за своей спиной, она поднимется из постели и прошлепав босыми ногами, возникнет в дверном проеме кухни. Еще не его, но уже не чужая. Она замрет на мгновение, оценивая ситуацию, и лишь по его мрачной сосредоточенности на лице поймет, что до него, наконец, дошло все то, о чем она говорила с ним все это время, открываясь первоисточником. Она не осудит, она поймет. Она готовилась к этому ни одну тысячу лет, у него времени не было. — Почему я, Лиль? — Спросит он, не поднимая на нее глаз и не скрывая своих переживаний. — Потому что это был его выбор, — ответит она, подойдя к нему. — Но, это не означает, что это лишает тебя твоего права на выбор, — тихо добавит она, видя его сомнения. — А ты? — Я свой выбор сделала еще очень давно и не могу пожертвовать теми, кто все это время не терял веры и оставался предан Первенцу. Он бережно обнимет ее за бедра уткнувшись лицом в ее значительно округлившийся живот, отчетливо понимая, что, сделав иной выбор, он навсегда лишиться их обоих. Он не мог этого допустить. Они возродили его, избавив от бессмысленности бытия, став источником возрождающихся сил, после того, как он пал на самое дно и ради них он был готов на любое испытание, на любые тягости. — Я хочу, чтобы ты была моей женой, — уверенно произнесет он, дав ей понять, что он сделал свой выбор. Она склониться, накрыв его огнем своих волос и обняв теплыми ладонями за бледное лицо тихо прошепчет: — Ты Альфа мой, мой бесконечный Свет. Я Тьма твоя, твоя Омега. Ты — впереди, я — за тобой всегда. Люкс ду́цит Фэ́ра. Не бойся ничего, мы все преодолеем. Ты — возрожденье Люцифера. С тех пор она будет часто замечать в его руках книгу, в которой он будет писать. Она не будет беспокоить его вопросами и не попытается заглянуть в нее тайком. Когда придет время, он сам позволит ей это сделать, но тогда его уже не будет рядом. Он будет верить, что она, проникнув в его тайную исповедь, в то, что он не решался озвучить ей в слух, сможет все понять и использовать оставленную им информацию, обратив ее в преимущество для достижения задуманной цели. Он не ошибется.***
Ви вновь приблизился к своей жертве намереваясь высвободить свое оружие, но тут же попятился назад, заметив возникшую женскую фигуру. Увидев скрючившееся на земле тело мужа, Лиль бросилась к нему и упав перед ним на колени развернула на спину. — Верджил, — тихо обратилась она к нему. — Лиль, — мужчина открыл потускневшие глаза. — Это тот парень, я узнал его. — Задыхаясь от внутреннего кровоизлияния выдавил он из себя. Она мимолетно глянула в темноту увидев уже знакомое лицо, которое смогла рассмотреть, когда, проникнув в сознание супруга, желала знать о том, что с ним произошло. Перепуганный не на шутку знакомый незнакомец, жавшийся к стене здания был для нее так же очевиден в этой тьме, как она обозрима для него присутствуя на границе света и тени. Выдернув из тела Верджила трость, Лиль метнула ее в сторону подлого убийцы, и та со скоростью пули преодолев расстояние, до половины вошла в бетонную стену как в кусок податливого масла, буквально в нескольких сантиметрах от головы брюнета. Отчего у того невольно подкосились ноги, и он едва устоял чтобы не рухнуть наземь. — Мы вытащим тебя, — утвердительно произнесла Лиль, заботливо приподняв Верджила, будто мать, желающая взять на руки свое дитя. — Спасибо, что, — едва слышно начал было Верджил найдя взглядом ее глаза, но приступ удушливого кашля прервал его, — что за все время ты ни разу не сказала мне «я же тебе говорила». — Вымученная улыбка коснулась уголков его губ, словно он просил у нее прощение за проявленную не осмотрительность абсолютно не допустимую для личности занимающей высочайшее положение. — До встречи на той стороне, родной, — снисходительно улыбнулась в ответ Лиль и приблизилась своим лицом к его, так близко что их губы слились в глубоком поцелуе. Тело Верджила невольно вздрогнуло, выдав напряжение и тут же обмякло. Тьма, ласково поглощала его, заволакивая разум непроницаемым полотном, затягивала в воронку и раскрывалась кровавая мгла Геннемы Гехиннам. Он исчезал в яростном пламени прекращая свое физическое существование, чтобы воскреснуть вновь. Переступив через уже никому не нужные одежды, единственное, что осталось от некогда физического существования Верджила, Лиль растворилась в темноте закутка, заставив затаившего дыхание брюнета испытывать паническую нервозность. Вспышкой адского пламени она возникла там же где тьма поглотила ее. Волосы на голове Ви непроизвольно зашевелились при виде возникшей перед ним женщины. После ослепительной вспышки ее сияние стало более приглушенным, более тонким. Кровавая дымка, будто одевая в полупрозрачное платье, окутывала плавные изгибы обнаженного женского тела, клубясь у ее ног непроницаемой чернотой. Ее голову украшал терновый венец, усыпанный сверкающими рубинами будто свежими каплями крови. Огненные локоны длинных волос парили по воздуху, завиваясь в жгуты, напоминали десятки змеиных хвостов, самопроизвольно ощупывающих пространство вокруг себя. Ошарашенный происходящим, парень еще сильнее прижался спиной к стене не сводя глаз с неизвестного существа все еще похожего на человеческую женщину если бы не… Глаза Ви непроизвольно моргнули и этого было вполне достаточно чтобы неизвестная оказалась прямо перед ним. Холодный пот проступил на лице парня, и струйка той же влаги скатилась по позвоночнику, когда она приблизила к нему свое озаренное каким-то внутренним свечением лицо. Это лицо… Они были похожи как две капли воды с той, кто на долгое время затерялась в лабиринтах его памяти. Но это лицо… Оно было похоже, да, но в его человеческих чертах не было ничего человеческого. Казалось, еще никогда черты женского лица не были образованы в такой резкой и вместе с тем гармоничной красоте. Страшная, сияющая, нечеловеческая красота самого Дьявола смотрела на него. Ее мерцающие змеиные глаза, глаза древнего дракона завораживали сияющими переливами, а в вертикальных зрачках клубилась Тьма. Чарующая, ледяная и бездонная Тьма. Все внутри Ви сжалось в комок от пристального взгляда существа, имевшего женское обличие, разбирающего его на молекулы. И без того дико бьющееся сердце парня, застучало с запредельной скоростью, когда на ее лице возникла зловещая ухмылка и она тысячей голосов, слившихся в созвучие, произнесла: — Вот так курьез. Крепкие пальцы руки Дьяволицы сдавили горло Ви, и он инстинктивно открыл рот чтобы глотнуть столь необходимого для жизни воздуха. Притянув парня к себе, еще не известное ему существо приблизилось своими губами к его раскрытому рту и сделало глубокий выдох испустив тонкую голубоватую струйку энергии, что ужом тут же скользнула в горло Ви. Тело брюнета тут же охватило жаром, сознание помутилось, но прежде, чем он лишился его, сильный удар в лицо сотряс его голову. Тело парня моментально обмякло и, как только было отпущено удерживаемой рукой, рухнуло на землю приземлившись на пятую точку. Струйка горячей крови хлынула из разбитого носа.