***
— Приготуйтесь, наступний учасник. — монотонно звучит на весь зал и тройка тренеров тут же концентрируются на том, для чего они сюда пришли. По залу разлетаются красивая, до боли знакомая мелодия каждому, а для неё особенно. Слишком особенно.«И лампа не горит, И врут календари… И если ты давно хотела что-то мне сказать, То говори…»
Глаза Кароль тут же начинает щипать от подступающих слез, а сочетание такой взрослой песни с таким тоненьким голосочком добивает ещё сильнее.«На площади полки. Темно в конце строки… И в телефонной трубке, эти много лет спустя, Одни гудки.»
— А мы точно на детском Голосе? — подшучивает Монатик, но заметив реакцию Тины тут же замолкает. Она сидела, не шевелясь, уставившись в одну точку. На щеке предательски поблескивала слеза, а губы едва заметно подпевали юной участнице. Тренера сидели словно заворожённые очаровательным пением ребёнка, но никто из них не понимал, что делать. — Интересно, кто выбирал ей эту песню? Что было в голове у ее педагога? — Дима снова обращается к Тине, вырывая девушку из своих мыслей и заставляя обратить на себя внимание. — Она понимает, о чем поёт… — шепчет Тина так тихо, что микрофон едва различает ее слова, — удивительно. Тянется рукой к кнопке, но голос малышки срывается на высокой ноте и что-то заставляет наставницу тут же убрать свою ладонь. Душу рвало на мелкие кусочки. Ребёнок не должен так петь. Он не должен понимать смысла этой песни. Но эта малышка все понимала. Звучат последние нотки и мелодия тихо угасает. Тройка тренеров переглядывается между собой печальными взглядами, понимая, что упускают невероятно чувственную девочку. Кресла не поворачиваются и Тина перегибается через подлокотник, чтоб хотя бы успеть увидеть этого ребёнка. Девочка лет двенадцати низко кланяется, а голубые океаны полные слез на секунду встречаются со взглядом Кароль. И она не видит вних детскую обиду, она не видит в них капризов… там только боль. Настоящая, глубокая, взрослая боль. Ее передергивает, а по спине бегут мурашки. Она хочет хотя бы поблагодарить ее за такое проникновенное выступление, но девочка, шепотом проронив в микрофон «спасибо», стремительно убегает со сцены. — Обидно, — констатирует Потап, складывая руки на своём столике. — Я ничего не понимаю… — сдавленно шепчет Тина, понимая, что, скорее всего, допустила ужасную ошибку. — вы не видели ее глаз… там… — она запинается и ее накрывает внезапной истерикой, — там такая боль. В наушник тут же раздаётся что-то о перерыве, к Тине подлетает гримёр, а она лишь отмахивается, слетая вниз по ступенькам и скрывая свою слабость от посторонних глаз где-то в бесконечном коридоре. Хватает минуты, чтоб понять, что она обязана увидеть ее. Она хочет обнять, подсказать возможно, помочь, чем и как сможет. Срывается с места и бежит в зал, где сидели участники. Ищет ее глазами, но все тщетно. — Выступала сейчас последней, девочка такая, тёмненькая, лет двенадцати, никто ее не видел? — в панике засыпает работников и непонимающих детей вопросами, оборачиваясь по сторонам. — Да, ее уже кажется забрали. Минут пять назад ещё тут была. — девушка-модератор подошла к Тине. Блондинка заметно погрустнела, снова погружаясь в свои мысли. — предлагали им место в зрительном зале, но женщина, с которой она была, куда-то очень торопилась. — Давно они ушли? — Нет, буквально только что, может догоните ещё. А что за срочность? — но ответом, кажется, Насте стала только отдаляющаяся светлая макушка и быстрый четкий звук высоких каблуков. Она не могла дать просто так исчезнуть этому ребёнку, она не могла не спросить хотя бы ее имени. Подбегая почти к выходу она замечает в потоке людей два силуэта и хочет окрикнуть, но ведь не знает даже имени. — Малышка! — первое, что приходит на ум, но бесполезно, — Малыш, подожди! — на несколько тонов громче и девочка замирает на месте, боясь даже шелохнуться, в отличие от ее спутницы, — вы чего уходите так быстро? Ещё куча интересных номеров впереди. — А вы каждым участником так интересуетесь? — женщина говорит холодно и колко, пока девочка медленно моргает, не сводя глаз с Кароль. — Нет, просто… — она не знала, как обьяснить свой порыв даже себе, она не понимала, почему это голубоглазое чудо, ростом чуть ниже ее, смогла разбудить в ней такие эмоции, — просто… — Нам пора, до свидания. — женщина легонько тянет малышку за локоть, а та так и не смыкает губ то ли в немом испуге, то ли восторге, а то ли все сразу. — Да постойте же! Скажи хотя бы, как тебя зовут, принцесса? — она снова приближается к девочке и кладёт ладошки на ее, слегка подрагивающие от волнения худые плечи. — Женя… — почти шепотом отвечает девочка. Сначала просто ступор, а потом словно обухом по голове, Тину ударяет ужасным шоком. Не бывает таких совпадения. Она не просто так почувствовала именно ее. Не просто так… — Ты… ты очень чувственно пела, малыш. Мне очень понравилось, — голос Кароль хрипит, но малышка этого совсем не замечает и улыбается, искренне, казалось, впервые за этот бесконечный день. — Чего же не повернулись, раз так понравилось? — снова странная спутница маленькой участницы разрезает их атмосферу своим бестактным холодом. — Неважно… — перебивает Женя, — для меня это неважно. Спасибо… — подходит ближе и робко обнимает девушку за талию своими худыми ручками, пряча нос где-то между шеей и грудной клеткой певицы. — Женя, я жду тебя у машины, давай скорее. — женщина начинала совсем выходить из себя и стремительно покинула здание. Тина слегка отстранила девочку от себя, заглядываясь в лицо, черты которого, кажутся такими родными. — Как же хочется тебя разгадать, — шепчет, заглядываясь в такие же синие океаны, как у неё самой, — беги. Приходи ещё, пожалуйста, приходи. — говорит и напоследок целует девочку в каштановую макушку и через мгновение наблюдает, как ускользает ее силуэт, оставаясь ярким отпечатком в памяти…