Время разбивает в осколки

      — Ваше Высочество! Ваше Высочество, вы не можете.! — герцог быстрым шагом следовал за мужчиной с похожими на золото волосами.        Топот словно грохочущие барабаны, предупреждает о грядущей беде. Один шаг, два шага, три и так далее. Дорогой ковёр пачкается в пыли с дороги, а тяжёлая мантия волочится по нему и создаёт почти что дюны на некогда ровной поверхности.       — Я достаточно ждал, герцог, — Каллисто не замедлялся, даже не оборачивался, когда говорил с ним. — и не собираюсь останавливаться. Я намерен увидеться с герцогиней прямо сейчас, раз она не при смерти, то сможет открыть рот и даже поклониться.        Шаг постепенно начал переходить в уверенную трусцу, дорогая мантия развевалась за спиной, но сейчас он даже не чувствовал её веса. Он прождал согласия дольше, чем требуют любые правила приличия, теперь его черёд забыть про них и идти до конца. Неважно, как сильно будет беситься Седрик, неважно какими будут ответные меры от этой семейки, ничего из этого не важно. Лишь она… Лишь Пенелопа.        С левой стороны коридора появляется знакомый силуэт, брюнет быстро приближается к ним.        — Что здесь происходит?       — Деррик! Он и слушать не желает! Это неуважение к герцогской семье! — мужчина уже запыхался, а потому опёрся на дворецкого, которой похоже уже был готов отдать богу душу.       Парень сразу понял причину появления этого человека в их доме. Поймав момент он встал прямо перед блондином, рука дёрнулась быстрее, чем он сообразил, меч блеснул в оконном свете, остриё было направлено на оппонента. Каллисто усмехнулся. Семейка сумасшедших ублюдков и никак иначе.       — Ни шагу дальше.        — Охо-хо. Неужели младший герцог сейчас направил меч на члена императорской семьи? Хотите быть казнены за измену?       Треск. Слуги в панике пятятся, не зная куда бежать и чего ожидать в качестве исхода.       — Это вы нарушаете все правила и нормы, врываясь в чужой дом и угрожая членам герцогской семьи.        Треск. Герцог переводит дух, уже не думая останавливать сына, да и в целом готовясь созывать войска.       — Просить аудиенции с герцогиней не преступление.       Треск. Каллисто начинает звереть, рука тянется к мечу, ему несложно прямо сейчас устроить здесь кровавую бойню.       — Кажется в первом ответном письме я достаточно ясно объяснил, что моя сестра не в состоянии встречаться с кем-то.        Треск. На лице Эккарта проскальзывает ухмылка, больше похожая на оскал.       — Неужели герцогская семья вновь заперла больную девушку в поместье, пока та не сгниёт заживо, давясь собственной кровью?        В ушах всё стихает. Неужели он в один момент лишился слуха? Кажется сердце остановилось. Взгляд метнулся к окну, к тому самому месту, где она сделала последний вдох. Там где он последний раз видел ту самую улыбку, там где были его последние счастливые мгновения, там где у него внутри ещё были надежды. Его младшая сестра умерла такой жалкой смертью, просто задохнувшись в своём саду. Если подумать, он мог бы помочь ей тогда, но впал в ступор и просто не смог. И пускай так…       Как этот ублюдок вообще смеет их судить?! Они пытались! Изо всех сил старались найти способ помочь ей, если уж не излечить, то хотя бы облегчить мучения. Он не имеет права так говорить.       «Мы делали всё чтобы спасти, а вот ты…» — зубы скрипят, рука до судорог сжимает рукоять.        …       …       …       — Старший брат…        Карету трясёт, из-за чего её шёпот еле удаётся расслышать. Даже своё сердце в ушах он слышит лучше, пока прижимает платок к порезу на чужой шее. Сейчас здесь до ужаса душно. Ему жутко. Что если сейчас случится ужасное? Что если эта фальшивка, которую он пускай и не ненавидит, но и не любит умрёт?       — Больно… Как же больно…        — Терпи. Скоро всё закончится.        Пенелопа уже бледнее фарфора, а кровь всё продолжает идти, не ясно откуда в ней столько. Сколько не прижимай платок, а толку никакого. Её переодически сводит судорогой, а вместе с тем вырываются новые болезненные всхлипы.        —  Я боюсь… Спаси меня, брат… Не хочу умирать… Не хочу… Мне страшно…       …       …       …       «…ты не только ранил её, даже забрал часть того времени, что у неё ещё было.» — он прикусывает губу, чтобы не закричать в голос. Закричать от отчаяния, закричать от того, что ничего уже нельзя вернуть назад.       — Вы сами едва не убили её и удивляетесь почему вас не хотят пускать? Она несколько дней пролежала в постели с лихорадкой после вашей первой встречи.       На секунду замерев Каллисто рассмеялся в голос, до него сразу дошло. Ничего из этого ещё не случилось. Сукин сын всё помнит и герцог со своим вторым отпрыском истеричкой тоже. Иначе с чего бы они столько раз отказывали ему? Эккарты из прошлого с лёгкостью бы кинули Пенелопу ему в руки, даже не спросив для чего она вообще нужна и вернётся ли в герцогство целиком, а не по частям. Он провёл полноценное расследование и откапал всё, что происходило в этом поместье, хотя как провёл, естественно просто скинул на Седрика, не ожидая таких результатов. Ужасающее отношение, безразличие, вечные издевательства, помои вместо еды, постоянные аресты в комнате без глотка воды и домашнее насилие — вот что его секретарь накопал на эту семейку. Это худшие условия для больной аристократки. Тогда было уже поздно, Пенелопа была мертва и спокойно спала в своём гробу. Он просчитался. Ему стоило в тот день, когда она покидала дворец после соревнований, намертво вцепиться в её запястья и не отпускать, оставить рядом с собой в императорском дворце, вылечить, откормить и сделать кронпринцессой. Он готов был стоять перед ней на коленях и осыпать её золотом каждую минуту.       — Раз решил кидаться с обвинениями, то пеняй на себя. — блондин поправил спутавшуюся мантию. — Тебя знаешь ли тоже не стоит подпускать к ней, ты ведь тот ещё любитель использовать младшую сестру, как грушу для битья.       — Что.?       — М? Я не прав? Или маленькому герцогу больше нравилось запирать её в комнате и морить голодом, как собаку?       По спине Деррика пробежал холодок, резво пронёсшиеся перед глазами картинки заставили руки дрожать. Голубые глаза сузились и опустились в пол. Его некогда полное превосходства над оппонентом лицо вмиг переменилось.       Блондин недовольно цокнул языком и убрал меч. Сейчас нет времени и смысла тратить силы на этих уродов.       — Седрик.       Одно слово и золотое сияние вмиг окружило его, оно было настолько ярким, что многим пришлось закрыть глаза руками. Казалось само солнце зажглось.       — Перемести меня к ней… — прошептал он.       И он исчез…       На мгновение все застыли. Дворецкий нервно поправил галстук, чувствуя, как ноги немеют. Герцог с Дерриком ещё с минуту смотрели друг на друга, не имея никакого понятия о происходящем.       — Что произошло? — брюнет всё не убирал меч, ожидая удара.       — Он переместился… — Юлиан потёр переносицу, сердце колотилось бешеным ритмом, буквально ударяясь об рёбра. Он с облегчением выдохнул, понимая, что удалось избежать лишних разбирательств. Но почти в то же мгновение неожиданно побелел. — О господи… Скорее к Пенелопе!       …       …       …       Мрак комнаты в одно мгновение озарила яркая вспышка.       Пенелопа от такого резко закрыла болящие глаза, что уже привыкли к полутьме. Что на этот раз? У неё ещё эта истерика не закончилась, может уже хватит потрясений?       — Принцесса?       О нет.       Всё тело сковал ужас, пальцы безвольно разжались и ваза, которую она собиралась швырнуть в стену, упала ей прямо под ноги и разбилась на множество осколков. Руки затряслись от страха. Сердце сбивается и в груди начинает болеть.Глаза лихорадочно забегали по всей комнате.       «Это он… Я не могу ошибаться… Что делать? Что делать? Куда бежать? В коридор? Нет… Поймает. В ванну? Он достанет. В окно.? Да…Только так..!.»       Пенелопа пытается двинуться с места, но тело не слушается и стоит, как статуя. Господи, пусть это будет очередной кошмар. Пожалуйста… Пожалуйста!       Её берут за запястье.       — Пойдём отсюда, принцесса.       Она резко разворачивается. Осколки хрустят под ногами.       Кровь стынет в жилах, когда она видит эти красные, больше напоминающие капли крови глаза.       Боже, за что?       Среди всего этого сумасшествия, среди этих бесчисленных перерождений и убийств, был лишь один человек, которого она боялась больше чем конченного ублюдка Эклиса.       Каллисто Регулус.       Девушка пытается что-то из себя выдавить, но губы не желают размыкаться.       — Принцесса?       — Тебе уже нет смысла молиться, в лучшем случает ты сойдёшь с ума. Готовься, это будет настоящий ад.       Это «то самое».       — Нет… Уйди.! Я не выдержу!!       От накатившего отчаянья Пенелопа выдирает руку и убегает, забыв про осколки. Они с диким хрустом впиваются в ноги, но этого она не ощущает.       Голова отказывается работать и ничего лучше, чем спрятаться под ещё целый стол, она не придумывает. Тело трясёт, как в белой горячке. Кровь тянется за ней длинным следом, будто красная нитка, по которой смерть всегда находит её. Как жалко она выглядит. Забилась подальше, как избитая детьми скотина.       — Что с тобой? Что ещё эти ублюдки сделали? — Каллисто потянулся к ней рукой.       — Н-не… Не… Не подходи!       Пенелопа закрывает голову руками, от ужаса уже едва получается дышать. Из груди вырываются коротки хриплые вдохи и выдохи. Сердце заболело, кажется у неё сейчас пульс под двести ударов, если оно ещё не остановилось.       Та тьма.       То отчаяние.       Тот ужас.              Эти сотни, нет, тысячи глаз с расширенными зрачками и лопнувшими капиллярами, что напоминают красные ветви деревьев. Будто снова там. Будто снова без возможности бежать. Будто снова это зловонное, мерзкое, горячее и одновременно леденяще холодное осознание собственной ничтожности. Словно бабочка прибитая к стене, раскрученная, жалкая, с вывернутым наружу естеством, которое до смешного легко уничтожить. Остатки её души и сознания, как и маленькие лапки этой бабочки, беспомощно подёргиваются в слепой надежде на освобождение. Но эти булавки ей никогда из себя не вынуть.       Безостановочно бегающий взгляд останавливается на осколке вазы, особое внимание уделяется острому краю.       — Принцесса, я знаю, что с тобой делали эти ублюдки. Пойдём со мной. — Каллисто подходит ближе и протягивает к ней руку, дрожащую от перенапряжения. — Во дворце ничего этого не будет, ты можешь есть сколько захочешь и купаться в золоте сокровищниц. Ты ведь говорила, что тебе нравятся драгоценности. Если захочешь то буду хоть каждый день закатывать пиры.       При слове «дворец» внутренности Пенелопы чуть не вырываются наружу. Всё тело сводит судорогой.       — Не приближайся.! Не трогай меня! Не смей!       Она хватает осколок, но понимает, что у неё нет шансов против этого монстра в её нынешнем состоянии. Поэтому острый край в ту же секунду оказывается прижат к её шее.       Первая красная капля скатывается к выступающим ключицам.       Красные глаза Каллисто расширяются, а сам он замирает в непонимании. Почему она боится его? Почему она это делает? Что или кого она видит на его месте, раз смотрит так?       — Принцесса, что ты творишь? Это опасно. Отпусти осколок. — он пытается взять её за руку, но Пенелопа сильнее вдавливает осколок в собственную плоть. Он замирает, впервые он не знает как поступить.       — Не подходи… Не подходи. Не подходи. Не подходи. Неподходинеподходинеподходинеподходинеподходинеподходи…       Словно в бреду она повторяет эту фразу, словно заклятье, которым она надеялась прогнать того, кто нарушает её видимость покоя. Ненавижуненавижуненавижуненавижуненавижуненавижуненавижуненавижуненавижуненавижуненавижуненавижуненавижуненавижуненавижу       Двери за спиной Каллисто распахиваются со страшной силой и падают на пол с грохотом. Никто не церемонился, их просто выбили, не задумываясь об их цене.       — Ваше Высочество, вы переходите границы!       — Немедленно отойдите от моей сестры!       Деррик быстрыми шагами прошёл в комнату и оказался между блондином, и столом, под которым пряталась Пенелопа. Он вообще не думал, когда вставал перед тем, кто без колебаний может прирезать его. Хотел бы он сказать что-то ещё, но глядя прямо в лицо Каллисто он понял, что что-то не так. Совсем не так.       — Пенелопа?       Он сразу же обернулся и заглянул под стол, от увиденного закружилась голова. Его младшая сестра плотно прижимала острый осколок к шее, по которой быстро сбегала кровь маленькими струйками.       — Пенелопа… — он сразу же садится перед ней на одно колено, но придвинуться ближе не решается. — Пенелопа, не нужно этого делать. Пожалуйста, успокойся и отдай мне осколок.       — …       — Пожалуйста. Я прошу тебя…       В любой другой ситуации Пенелопа бы ни за что так не поступила, но сейчас страх был сильнее её самой. Сквозь презрение она выпускает осколок и хватается за руку Деррика. Сейчас ей просто нужно избавиться от причины страшных воспоминаний.       — Пусть он уйдёт.! Пусть уйдёт! — слёзы градом катятся по щекам.       «Не разочаруй меня хотя бы сейчас!»       Брюнет развязывает свой галстук и крепко прижимает его к порезу на шее Пенелопы. Свободной рукой он притягивает её к себе, вытаскивая из под стола.       — Проводите его Высочество к карете. — говорит он уже подоспевшим рыцарям.       Каллисто не дожидается рыцарей и уходит сам, он останавливается только на одно мгновение в дверях.       — Я ещё напишу.       Наконец он удалился. Пенелопа не видела его лица, но его голос казался крайне удручённым. Но её это не беспокоило, лишь бы он ушёл. Лишь бы её оставили в покое.       В ушах от чего-то начинает звенеть.       Такое ощущение, будто она что-то забыла. Она смотрит на свои руки и не чувствует их. Будто у неё уже не даже собственного тела. Кали крови с тихим стуком падают на пол, что-то это ей напоминает.       Деррик собирается аккуратно погладить её по волосам, всё ещё прижимая свой галстук к чужой шее. На его губах печальная улыбка.       Стоит только его пальцам коснуться её, как голову Пенелопы пронзает боль. Она хватается за неё руками, чувствуя, как слёзы бегут с новой силой. Звон в ушах такой громкий, что даже стук собственного сердца не слышно.       — Пенелопа? Что такое? — от прикосновений Деррика боль только усиливается.       Вспоминай.       — Хватит…       В голове пожар и дикий скрежет.       Вспоминай.       — Угх..! Хватит.! Хватит!       Ногтями она начинает давить себе на виски, чтобы хоть как-то ослабить боль. Сердце сдавливает в груди. Кажется у неё получается…       Вспоминай!       По комнате разносится душераздирающий вопль, который заставляет всех присутствующих подпрыгнуть. Связки в горле у неё после такого определённо должны были порваться, человек не способен издать такой звук. Он слишком громкий, слишком фальшивый, слишком неживой.       Пенелопа падает на пол и не шевелится. Её глаза остекленели, а конечности лежали так, будто они на хлипких шарнирах.       …       …       …       Ещё одна переломанная марионетка.