Проблемы подростков

Глава семейства Эрвин Смит, сорокадвухлетний альфа, стоя у стола, в спешке пил черный чай, обжигая язык при каждом глотке. Они жутко опаздывали, что было им совсем несвойственно. Но чертов будильник вдруг решил не прозвенеть именно сегодня, в будний день. Эрвин беглым взглядом просмотрел газету, подслеповато щурясь. Впрочем, он так и не сумел ничего прочесть без очков, которые непонятно куда запропастились; что ж, сегодня его традиция читать за завтраком новости будет нарушена. Эрвин в раздражении отбросил эту сейчас бесполезную бумажку. Его супруг, Леви Смит, нервно метался по кухне, то собирая завтраки детям в школу, то в раздражении кидая взгляд на тостер, что вот-вот должен был оповестить о готовности двух хлебных ломтиков. Видимо, на работу они сегодня все же опоздают. Благо ехать им в одно место — берлинская больница "Трокадеро", где Эрвин занимал должность нейрохирурга, проводя операции и спасая жизни тысячам людей. Леви же работал в этой больнице операционным медбратом и ассистировал своему мужу. Эрвин взглянул на своих детей Жана и Армина, шестнадцатилетнего альфу и тринадцатилетнего омегу, которые сидели напротив него и вяло ковырялись в чашках с кукурузными хлопьями, то хмуро поглядывая на отца, то переводя взгляд на большое окно за его спиной. Да, погода сегодня была нелётная: серое небо затянули грозовые тучи, шел яростный ливень с порывами промозглого ветра, но вот только родителям такая погода не показалась достаточно уважительной причиной, чтобы позволить детям остаться дома. В конце концов, они были готовы сделать крюк на своем пути до работы и подбросить детей до школы на машине. — Вот, — Леви поставил перед мужем румяные тосты и блюдце с маслом, — ешьте быстрее, мы опаздываем, Жан, Армин! — Спасибо, — Эрвин тут же накинулся на тосты, заглатывая чуть ли не целый ломоть сразу, на мгновение он накрыл руку Леви своей в знак благодарности, — а ты почему не завтракаешь? — Уже, — сказал Леви и стянул один тост с тарелки Эрвина, откусывая сразу половину. Эрвин понимающе хмыкнул, второпях размазывая масло по оставшемуся кусочку тоста. — Пап, ну можно сегодня мы никуда не пойдем? Все равно в классе пять человек от силы будет, — Армин умоляюще взглянул на папу, предприняв еще одну попытку уговорить родителя. — Нет, и я больше не желаю слышать об этом, вы и так много пропустили в этом месяце, особенно ты, Жан, — Леви красноречиво посмотрел на старшего сына, но тот лишь еще больше нахмурился, буравя взглядом стакан с соком. — И быстрее, вы все равно не останетесь сегодня дома, даже не надейтесь. В последнее время Жан действительно доставлял им много проблем. Будучи всегда послушным ребенком, с наступлением переходного возраста тот стал сам не свой: огрызался на родителей и учителей, из когда-то прилежного ученика превратился в едва ли не в самого нерадивого, что уж говорить о послушании, ведь на все просьбы и уговоры старших взяться за ум старший сын Смитов плевал с высокой колокольни. Эрвина, как отца, несказанно беспокоила такая резкая перемена в поведении сына, начавшая происходить пару лет назад. Глава семейства твердил себе и своему супругу, что сын вот-вот образумится, в душе все же опасаясь, что именно в этот сложный для всего семейства период и окончательно сформируется характер уже взрослого Жана. Все же Эрвин пытался оставаться оптимистичным. — Опять звонила фрау Шмидт, ты снова прогуливал ее уроки. Как это понимать? Мы ведь уже говорили об этом. — Эрвин в упор уставился на сына, приняв грозный вид. — Отец, не начинай, — Жан коротко взглянул на отца, не желая продолжать разговор, однако, добавил: — Не вижу смысла ходить на ее уроки, все равно физика не мой конек. Физика не его конек. Как и математика, как и история, и все остальные школьные предметы, если Жан решал на них не ходить. Эрвин уже не знал каким образом достучаться до упрямого сына, ибо тот не думал ни о родителях, ни о своем будущем, выкидывая одну выходку за другой. — У тебя экзамены в этом году. И в том числе по физике. И в конце концов, чтобы окончить десятый класс, ты должен хотя бы посещать занятия! — Эрвин пытался сдержать гнев и раздражение на сына, но под конец фразы все же повысил тон, ещё сильнее нахмурив густые брови. — Отец прав, Жан, — Леви раскладывал завтраки по сумкам своих домочадцев, одновременно дожевывая тост, — мы уже не раз говорили об этом. Он поднял ладонь вверх, останавливая открывшего было рот Жана. — И нет, ты не пойдешь в армию, мы с отцом дали тебе это ясно понять. Я не для того вынашивал тебя девять месяцев и разрывался на части при родах, чтобы спустя двадцать лет получить гроб с твоим телом. Эта идея Жана не нашла одобрения в глазах родителей. Банальная тревога не позволяла Леви и Эрвину свыкнуться с мыслью, что они могут потерять своего сына из-за миллиона разных причин, начиная от шальной пули и заканчивая пленом в руках неприятеля. Жан на эти слова обычно возражал, что и на гражданке он мог погибнуть, попав, скажем, под машину, но как бы то ни было шансы умереть, будучи в армии, куда более велики, чем от каких-то неведомых причин, живя жизнью обычного гражданского. Армин подпер рукой подбородок и тяжело вздохнул. Опять больная тема. Последнее время все разговоры брата и родителей неминуемо приводили к этому вопросу. Армин, которого Жан считал любимцем родителей, хоть и понимал желание брата стать солдатом, все же придерживался родительского мнения, отчасти потому, что сам бы никогда в жизни добровольно не полез под пули или хоть и косвенно не хотел бы быть связан с этим. Жана же он понимал, потому что подозревал, что тот таким образом просто пытался побольше насолить родителям и из чувства противоречия сделать им назло. Вот и сейчас, как всегда, реакцию Жана несложно предугадать. Как он и думал, Жан в бешенстве отодвинул от себя чашку с хлопьями и яростно оттолкнул стул, вскакивая с места. — Катитесь вы оба к черту! — он быстро направился в свою комнату, оглушительно хлопнув дверью напоследок. — Следи за языком! — прокричал ему вслед обычно хладнокровный и спокойный Эрвин, сейчас раздраженный до предела. А затем перевел взгляд на Армина. — Жуй шустрее, Армин! — Да, отец. — Тот боязливо втянул голову в плечи, начиная активнее работать челюстями, опасаясь, что и ему попадет от разгневанного родителя. Раздраженный отец — картина нечастая, поэтому на Армина она действовала как и должен действовать вид сурового родителя: хотелось исчезнуть или слиться с окружающей обстановкой, только бы отец перестал злиться. Армин любил своих родителей, но с отцом отношения все-таки были ближе, чем с папой. Было ли это из-за одинаковых интересов отца и сына или же просто так сложились обстоятельства в их семье? Но однозначно Армину нравилось проводить время в компании отца. Дверь в комнату Жана распахнулась, и тот вылетел словно пуля, подхватывая рюкзак и направляясь к входной двери. — Жан, а ну постой! — Эрвин попытался окликнуть сына, но тот уже ускользнул во двор. — Там же дождь! — Леви распахнул дверь, но застал лишь удаляющийся силуэт Жана, ехавшего на велосипеде под плотной водяной завесой. Леви обеспокоенно перевел взгляд на Эрвина, тяжело вздохнув. Эрвин лишь беспомощно развел руками.

***

Всю дорогу до школы семейство Смитов в неполном составе ехало молча. Дворники, не переставая, мелькали на лобовом стекле, разгоняя льющиеся потоки воды. Эрвин сосредоточено всматривался в дорогу, Леви отвернулся к окну, думая о своем, а Армин, сидя на заднем сидении, то и дело поглядывал в зеркало заднего вида на угрюмого отца. Погода как нельзя лучше отражала царившее в семье настроение. Добравшись до места и остановившись у тротуара, Эрвин обернулся к сыну. — Хорошего дня, сынок. — Он заставил себя искренне улыбнуться ребенку. — До вечера, — пробормотал Леви, очевидно, все еще пребывающий в своих мыслях. — Хорошего дня. — Армин улыбнулся в ответ и вышел из машины, на ходу раскрывая зонт, но в последний момент Эрвин окликнул его. — И… Передай Жану, что мы волновались,— озабоченность отразилась на его лице. — Передам. — Армин кивнул и поспешил к зданию школы. Надежда, что брат с родителями помирятся, зародилась в его душе. Как видно, родители сильно переживали, как и сам Армин. Частые скандалы уже начали порядком надоедать. До работы Эрвин и Леви так же добирались в молчании, пока Эрвин первым не выдержал затянувшейся паузы. — О чем думаешь? — А ты как думаешь? — Леви повернулся в его сторону. — Сколько это может продолжаться? Почему он не понимает, что мы хотим как лучше? Этим вопросом Эрвин задавался вот уже очень долгое время, лежа бессонными ночами в кровати и размышляя о судьбе своего старшего сына. Эрвин с усилием заставил себя выглядеть уверенным в своих собственных словах. — У него сложный характер, и я даже знаю в кого. — Он улыбнулся краешком губ. — Успокойся, Леви, я поговорю с ним вечером. — Можно подумать, мы не пытались с ним говорить. — Леви вновь отвернулся к окну, непрозрачно намекая, что разговор окончен. Эрвин вздохнул. Конечно, они пытались, и не один раз, как верно подметил за завтраком Леви. Они даже пытались уговорить Жана попробовать сходить на сеанс к психологу, но тот ожидаемо отбросил эту идею, утверждая, что с ним все в порядке, а проблема в них самих. Так или иначе, Леви переживал за ребенка не меньше супруга и долг Эрвина, как хорошего мужа, успокоить своего омегу и дать тому почувствовать, что контроль над ситуацией в семье все еще у них. — Эй, — он опустил руку на колено Леви, повернувшись к нему всем телом, благо они стояли на светофоре, — все будет в порядке. Я все для этого сделаю, обещаю. — Мы оба стараемся, — Леви накрыл его руку своей, — но все впустую. — Ему всего лишь шестнадцать, Леви, он перерастет это. — Эрвин заглянул мужу в глаза. — Ладно, обсудим дома. Езжай, зеленый, — Леви указал глазами на зеленый сигнал светофора. Рабочий день выдался незадачливым. Эрвину то и дело попадались сложные пациенты, то мужчина с болями в спине непонятного происхождения, то болтливая старушка, которая рассказывала о своем самочувствии ни много ни мало сорок минут, то молодой человек с очень капризной матерью, считавшей Эрвина чуть ли не проходимцем в белом халате, а не дипломированным врачом. У Леви дела обстояли не лучше, но к счастью иметь дело с людьми сегодня не пришлось, вместо этого он засел за бумажной работой, потеряв счет времени и опомнившись только, когда в дверь его кабинета постучали. — Идем обедать? — за дверью показался Эрвин с бумажным стаканчиком в руках. — Уже обед? — Леви взглянул на простые наручные часы с тонким черным ремешком. — Да, иду. В больничной столовой собрался весь медперсонал. Леви и Эрвин сидели в своей привычной компании: Ханджи и ее помощник Моблит — сотрудники лаборатории, Майк, что работал в стоматологическом отделении, и Нанаба, недавно окончившая обучение, занимавшая пост терапевта. — Чего такие кислые? — Ханджи уставилась на них заинтересованным взглядом, Леви закатил глаза: Ханджи и такт — вещи несовместимые. — Жан устроил сцену с утра. — Эрвин откусил внушительный кусок пухлого сэндвича. — О... — Ханджи наклонилась над столом в любопытстве и хотела еще что-то добавить, как всегда выпытывая подробности, пока Моблит не пихнул ее в бок. — Ай, черт, что бы там ни было, я уверена, все образуется, вот увидите. Внезапно раздалась мелодия входящего вызова, звонил телефон Леви. Тот сдержанно извинился и взглянул на экран мобильника, рассматривая контакт звонившего. — Черт, — тихо сказал он, обращая внимание Эрвина к себе, — это школа. Он встал из-за стола и отошел за угол неподалеку. Эрвин выжидающе уставился ему вслед, есть расхотелось совершенно. Не было сомнений, звонок опять по поводу поведения Жана. Где-то в груди начал нарастать ком тревоги — плохой знак, интуиция редко подводила Эрвина. И его нехорошие догадки подтвердились, как только он увидел недовольное лицо вернувшегося Леви. Тот жестом подозвал его к себе. — Опять Жан, — сказал Леви, — они требуют, чтобы мы срочно приехали, он побил кого-то. — Что?.. — Вот так новость, о таком Эрвин и помыслить не мог. Он уперся рукой в переносицу. — Они правда ждут, что мы приедем посреди рабочего дня? — Я могу поехать сам. — Леви нахмурил тонкие брови. — Нет, я тоже поеду, придется перенести пациентов. Этот маленький паршивец осознает, чего стоят людям его выходки? — задал Эрвин риторический вопрос. — Очевидно, что нет. — Леви потянул его за руку. — Давай, поехали.