Крылья цвета заснеженных горных вершин

6. По лицу струились ледяные капли дождя. Я стояла на крыше школы, на краю которой проходили обряды «посвящения» новеньких Непризнанных, ночные прогулки и даже редкие посиделки. Вдалеке виднелась башня администрации. Я не помнила, как здесь оказалась, но на первый же удар сердца в голове сразу возник образ Мальбонте. Грудь сдавило, и дышать стало труднее. Физически ничего не изменилось, но от тянущего магнита между рёбер становилось дискомфортно, и я машинально прижала руку к груди и вдохнула прохладный влажный воздух. Огляделась вокруг. — Что ты здесь делаешь? — раздался детский голос. Я моментально насторожилась и раскрыла крылья, не успев ничего понять. А из-за угла какого-то выступа вдруг показался мальчик. Его серые косматые крылья беспокойно дёрнулись. Мгновение — и я встретила взгляд до боли знакомых тёмных глаз. Мальбонте... это же Мальбонте! Ещё совсем ребёнок. Как я могла забыть? Предательская тяжесть в груди растворилась. Мальбонте смотрел на меня так, будто ждал чего-то. Нахмурился, протянул руки... Я сорвалась с места. В несколько шагов оказалось рядом с ним и упала на колени. Обняла ещё совсем неширокие плечи. Он по-детски обхватил меня за шею и голову, неловко путаясь в волосах. Отстранившись, я посмотрела ему в лицо. — Мальбонте... это ты что тут делаешь? Кто привёл тебя сюда? — Она, — совершенно без страха заявил Мальбонте, показывая пальцем куда-то мне за спину. Я резко подскочила и обернулась, пряча маленького Мальбонте за спину. Сзади, метрах в пяти, стояла мама. От необъяснимого ужаса у меня внутри всё похолодело. Она молча и с ухмылкой наблюдала за тем, как я закрываю собой ребёнка. Высокомерно задрала подбородок и расправила крылья. — Как благородно. Что-то мне не помнится, Ева, чтобы ты когда-то питала нежные чувства к маленьким детям. А его ты пытаешься защитить даже от меня... Что тобою движет, дочка? — Ты... О чём ты говоришь? — с недоумением переспросила я. — Маленький мальчик, что способен уничтожить тебя одной лишь силой мысли, но который напуган и прячется за твоей спиной. Что бы это могло значить? — Это просто сон... — протянула я. Разве мама из моего подсознания могла бы у меня такое спросить? Сомневаюсь. — Но зачем ты привела его сюда, мама? Будто почувствовав перемену, мама тоже немного изменилась. Черты лица ожесточились, стали ещё более непроницаемыми. — Ты не сможешь взять его под контроль! — вдруг закричала она. Мальбонте как загипнотизированный двинулся к ней, даже не взглянув на меня. Я успела ухватить его за руку. Мальбонте обернулся, и взгляд его прояснился. Он удивлённо похлопал ресницами. Я вновь обняла его и прижала к себе, заставляя отвернуться от мамы. — Что ты делаешь?! — гневно воскликнула я, пятясь назад вместе с Мальбонте, отчаянно цеплявшимся за меня, как за спасательный круг. Сердце сдавило от боли. Какое же смертельное одиночество испытывал и ещё испытает этот маленький ребёнок? В горле встал ком. Я хочу проснуться, хочу увидеть Мальбонте наяву, я не вынесу больше это чувствовать. — Думаешь, он принадлежит тебе? — злобно завизжала мама, распахивая золотые крылья. — Нет, это ты просто пешка! Он использует тебя! — Нет! — выкрикнула я, так же отчаянно прижимая к себе маленького Мальбонте. — Ты ничего обо мне не знаешь! Не смей!!! Не смей лезть на мою сторону баррикад! Убирайся! С шумным выдохом я подскочила с постели. Хватая ртом воздух, я попыталась прийти в себя после невероятно реалистичного сна. Мальбонте, мирно спавший рядом, тоже встрепенулся. Первым же телодвижением ухватил меня за руку. — Что произошло? — спросил Мальбонте голосом почти невозмутимым и одновременно с нотками беспокойства, как умел только он. Приподнялся на подушках и осторожно прикоснулся к моему лбу горячей ладонью. — Ты что-то видела? — Да, — прохрипела я, всё ещё будто насыщаясь кислородом от его присутствия и прикосновений. Тяжело сглотнула. Сухое как пустыня Сахара горло тут же запершило. С трудом повернулась к нему и посмотрела в глаза, намереваясь показать свой... сон? Видение? Мальбонте сразу же придержал меня под руки, под голову, как безжизненную тряпичную куклу. Смахнул со лба прилипшие волосы. Я даже в темноте в отражении его зрачков вновь мельком увидела обрывки сна. Меня пробрала дрожь. Лицо Мальбонте ожесточилось. Он сжал челюсти так, что на скулах выступили желваки. Явно разозлился не на шутку. — Я чувствую воздействие, — процедил он, всё ещё не отрывая взгляда от моего измождённого лица. — Она пытается воздействовать на тебя через сны. — Что? — тяжело переспросила я, переводя дыхание. Покрепче вцепилась в Мальбонте. — Я же владею блокировкой, это нев... — Дело не в блокировке, — покачал головой Мальбонте. Потупил взгляд на мгновение, и вновь приковал его к моему лицу. — Это не твои личные воспоминания, а сны. Во снах можно любую дрянь выдать за чистую монету. Чёрт бы её побрал! — Я ещё не проснулась, но уже поняла, что это не обычный сон. В других мама если и была, то... никогда не спрашивала ничего подобного. Мне стало... стало не по себе от того, что я не чувствую тебя, поэтому почти сразу проснулась. Прости, что опять разбудила. — Не мели чепухи, — строго сказал он, оглядывая меня с головы до ног. — Хорошо, что ты спишь здесь и я могу за тобой присмотреть. Всё в порядке. Спи. — Разве не пора вставать? Мальбонте взглянул на меня как на слабоумную. — Третий час ночи, Ева. Куда ты собралась? Я замялась, потирая глаза. — Да ну его к Дьяволу, — бросила я. Он ухмыльнулся. Я сползла пониже, укладываясь на подушки. Мальбонте ещё раз придирчиво окинул меня оценивающим взором. Будто оставшись не до конца удовлетворённым, он промолчал и притянул меня ближе. Глубоко вздохнул. — И как ты так просто с этим справляешься? — С чем? — Я как будто себе не принадлежу. Своей собственной боли не чувствую, только твою. Да вообще только то, что чувствуешь ты. Не успокоюсь, пока не увижу, где ты и что ты. А за собой как со стороны наблюдаю. — Я понимаю. Не знаю, как мы ещё с ума не сошли от беспокойства. Что мы будем делать, когда нужно будет сражаться? — Я никому не позволю тебя тронуть, — непоколебимо заявил Мальбонте, твёрдо поджимая губы. Я, не сдержавшись, погладила его по щеке. — Ты знаешь, я не об этом. Я испытываю всё то же, что и ты. Разделяться нельзя, иначе нас съест собственная тревога. Эта связь между нами, она просто... просто не даст разделиться. Если будем сопротивляться, сделаем только хуже. Мальбонте снова помолчал, поглаживая большим пальцем мой подбородок. Я ощущала, будто кожа тает под его касаниями. Было до одури приятно и до смерти волнительно. Глубоко вздохнул и резко склонился над моим лицом. По телу галопом пробежал табун мурашек. — Я не хочу сопротивляться, — прошептал Мальбонте. Его дыхание обожгло мне губы. Я затряслась как в лихорадке. — Да и если захотел, не смог бы. — Неужели в мире существует что-то, чего не может всесильный и всемогущий Мальбонте? — невинно съязвила я хриплым от волнения голосом. Он ухмыльнулся, но промолчал. Р-раз! — и ухватил меня зубами за шею, не больно, но ощутимо, отчего я аж слегка дёрнулась. Взглянула на него с укором, но, не сдержавшись, сдавленно хихикнула. Обвилась вокруг него, уткнулась в широкую грудь и еле слышно засопела. Он укрыл меня своими крыльями, и через несколько минут, вслушиваясь в дыхания друг друга, мы снова заснули. *** Разбудили меня первые лучи солнца, с рассветом забравшиеся в покои и пощекотавшие мне нос. Мальбонте всё ещё спал, ровно и глубоко дыша. Во сне каждая чёрточка его каменного, почти безэмоционального лица разгладилась. Мне и раньше доводилось наблюдать за спящим Мальбонте, но в первых лучах солнца он снова казался мне таким человечным, обыкновенным, таким живым. Даже огромные крылья за его спиной не затмевали это странное чувство. Я сонно зевнула и осторожно прикоснулась к его лицу. Погладила висок, провела по лбу, пропустила пряди тёмных мягких волос между пальцев. Привычное чувство тревоги прокралось в сердце. Почему всё так сложно? Почему не могло быть иначе? Почему всё так для нас сложилось? Почему именно война соединила нас; и она же легко могла разлучить? Тревога была такая сильная, что почти затмевала рассудок, разум и здравый смысл. Головой я понимала, что уничтожить нас вместе с Мальбонте не сможет ни один бессмертный (насчёт Шепфа я очень сильно сомневалась, но Мальбонте был суров и не выказывал ни единого признака беспокойства по этому поводу), но сердце было не унять: в любой момент оно могло начать предательски колотиться, не давая спокойно вздохнуть. Уже даже стали мелькать совсем идиотские мысли в духе «не спать вообще», чтобы не выпускать Мальбонте из виду ни на секунду. Он сонно заворочался и через пару секунд распахнул ресницы. Тёмный злой взгляд сразу впился в моё лицо. Горячие ладони скользнули по моим плечам. Резким движением он потянул меня на себя и уткнулся носом в шею. Я хихикнула. — Ты что? В ответ он зевнул. От потока воздуха по коже табуном пробежало стадо мурашек. — Пора просыпаться, Мальбонте, — пропела я, взъерошив его растрёпанные тёмные волосы. — Дела не ждут. — Иногда утром ты меня жутко раздражаешь, — сонным хриплым голосом ответил он, всё так же не отстраняя лица от моей шеи. — Иногда? — шутливо обиделась я. — Угу. Только по понедельникам. — Сегодня среда. — По средам. Я укусила его за плечо. Он игриво зарычал и попытался дать мне подзатыльник крылом. Попытка не увенчалась успехом — бордовые перья лишь пощекотали мне ноги. Я с усилием постаралась стащить его с кровати, но Мальбонте и без моей помощи потянулся как кот, прикрыв глаза, снова зевнул и поднялся сам. Подхватил меня под мышки, чтобы спустить на пол, но я обняла его руками за шею и ногами за талию, крепко прижимаясь к телу. Мальбонте снова молча зарылся лицом в мои волосы, гладя по спине и безвольно повисшим крыльям. Мы простояли так пару минут, будто заряжаясь, насыщаясь друг другом перед новым днём и часами разлуки. Только насытиться было невозможно — и мы оба это знали. Размыкать объятья ужасно не хотелось, но впереди действительно было много работы. Я вздохнула, погладила его по голове, и опустила босые ноги на пол. — Что у нас сегодня? Мальбонте неопределённо покачал головой, наспех набрасывая одежду на широкие плечи. — Ничего особенно нового, — пожав плечами, сказал он. — Займёшься распределением? — Распределением? — неуверенно переспросила я. — Ты же сам... то есть, разве вы не в совете это решаете? — В совете, — согласился он. — Но я немного поразмышлял на этот счёт. Может, ты всё-таки передумаешь? Я до сих пор считаю, что тебе стоит присоединиться. — Только через мой труп, — отрезала я, натягивая удобные ботфорты до самого бедра и зашнуровывая их. Мальбонте проследил за этим и нервно вздохнул, на мгновение отводя взгляд. Я со злорадством ухмыльнулась. — Ева... — Что? — невинно отозвалась я. — Ну или если только ты посадишь Фенцио на цепь у двери и наденешь на него намордник, чтобы поменьше разевал свой поганый... — О, Дьявол, — с досадой протянул Мальбонте. — Ты же прекрасно понимаешь, что он не посмеет ничего тебе даже сказать. Хватит упрямиться. Что ты как маленькая? Для меня неоценима твоя помощь. — Ладно, — со вздохом сдалась я. — Но пусть только... — Даже не думай об этом, — перебил Мальбонте. — Пока он мне слишком полезен, поэтому избавляться от него прямо сейчас было бы глупостью. Но я убью его сразу же, как только он попытается причинить тебе вред. — Как благородно, — саркастично высказалась я, расчёсывая волосы и стягивая их лентой на макушке в небрежный пучок. — О мой тёмный рыцарь, вы так добры... Мальбонте лишь фыркнул, закатив глаза, пихнул меня крылом и скрылся в ванной. Я последовала за ним. Наспех умывшись, мы отправились в центральный сектор за работу. *** — И что же... почему у нас по числам не сходится? Даже если пересчитать погрешность... Мальбонте заглянул в карты через моё плечо, слегка опустив рукой крыло. Выражение его лица сразу же рассвирепело. — Ты не по тем алгоритмам считаешь. Да и численную перепись ты другую взяла. Это старая, кто тебе её подсунул? Дьявол, чем они вообще тут занимаются, пока меня нет?! В солдатиков играют? Я хихикнула и погладила Мальбонте по плечу, собирая пергаменты в аккуратную стопку. — Не злись. Мы всё уладим. Значит, это в архив? И пересчитать заново. — Ты чудо, — вздохнул Мальбонте, проверяя чернильницу на предмет наличия в ней чернил. Она оказалось пустой, и он отшвырнул её куда подальше. Злобно прорычал сквозь зубы: — А вот кое-кому придётся огрести по полной за этот бардак. — Только не отрывай никому крылья и не ломай кости, я тебя прошу, — с недовольством заявила я, подбирая ещё какие-то пергаменты непонятного происхождения из-под стола. — И так работы непочатый край, ещё и в лазарет прибавлять... Мальбонте недовольно фыркнул, но спорить не стал. — Я в последнее время даже начинаю сомневаться, что ты демон. Ведёшь себя как настоящий ангелочек. — Будешь много болтать — по зубам врежу, — мило улыбнулась я, заправив за ухо выбившиеся пряди и, наконец, очистив стол от ненужных пергаментов. Теперь там остались только подробная карта цитадели и её окрестностей, и маршрутная карта с путями в школу, разрушенный город ангелов, столицу ада и прочими маршрутами. Он засмеялся. — Это уже больше похоже на Еву Уокер. Я неопределённо покачала головой и покрутила рукой в воздухе, мимолётно задумавшись над его словами. — Хотя, знаешь, ты права, — вдруг сказал Мальбонте, резко убирая руки со стола, на который опирался, будто знал заранее, что мне придёт в голову и что я отвечу. — Не имеет значения, какого цвета твои крылья. По крайней мере, в лучшем случае не должно. Просто... иногда мне ужасно не хватает грубой и взбалмошной Уокер, как во времена моего заточения в башне. Тогда ты была такой беззаботной... самой собой. — О чём ты? — настороженно поинтересовалась я, подходя к нему ближе и заглядывая в глаза. Мальбонте оглядел словно оценивающим взором всё мое тело снизу вверх. Пронзительный злой взгляд тёмных глаз застрял в моих голубых. Я тяжело сглотнула, сжимая и разжимая кулаки. Он проследил глазами за этим жестом и черты его лица на мгновение ожесточились. От меня это не укрылось, и я совершенно машинальным жестом взяла его за руку. Со стороны это наверняка выглядело бы совершенно буднично и обыденно, но... как ни странно, в преддверии ужасающей войны, ожесточённых сражений и боёв за свободу, я чувствовала себя в полном спокойствии лишь когда оставалась наедине с существом, развязавшим всё это. Меня пугало то, что меня это не пугало. Это казалось мне самым правильным, самым естественным, что вообще может быть. Как будто если бы я поступила по-другому, сделала бы противоположный выбор, я больше не была бы собой. На моём месте был бы кто-то совершенно безразличный и равнодушный. Но как бы сильно я не злилась, как бы не гневалась и свирепствовала, как бы дьявольски ужасно себя не вела — я никогда не была равнодушной. Ещё во времена заточения Бонта в башне он говорил мне то, что отпечатывалось в моей памяти и урывками оставалось там до сих пор. Он улыбался совершенно невинной ангельской улыбкой и удивлялся как ребёнок. Бонт говорил: «В тебе столько пыла и огня... как же ты не боишься сгореть дотла?», хмурился: «Демоны... иногда я тебя не понимаю. Шепфа говорит мне держаться подальше от демонов!» и снова улыбался: «Но я не могу! Как можно держаться от тебя подальше? Ты такая хорошая..!» Мальбонте снова посмотрел на меня ничего не выражающим взглядом. Погладил по щеке. — Ужасно не хочется тебе в этом признаваться, — сообщил он, изучая моё лицо. — Так... не признавайся, если не хочешь, — спокойно ответила я, сжимая его ладонь. — Ты и не должен. Он прикрыл на секунду глаза, словно пытался совладать с раздирающими на части ощущениями. Снова вгляделся в меня. — Не должен, поэтому и говорю. Ты заслуживаешь знать правду, Ева. Я... дьявол, это так банально... чувствую себя действительно виноватым перед тобой. Я всегда знал, что ты не останешься в стороне ни при каких обстоятельствах. Никогда не отвернёшься и всегда будешь бороться. А я как будто отобрал у тебя право выбора. Как будто... не знаю, это всё так ужасно сложно. — Нет, нет-нет-нет-нет, — затараторила я, обхватывая его лицо руками, заставляя неотрывно смотреть мне в глаза. — И думать забудь. Я свой выбор сделала давно. И не отступлюсь даже под страхом смерти. — Я знаю. Я снова погладила его по лицу и отступила на шаг. Скорчила ему рожицу, пряча боль, чувствуя, как заныли старые шрамы на сердце. Стоило только представить, что я поступила неправильно, что сделала бы то, что «должна была»; что осталась, сердце начинало исступленно колотиться. Осталась бы со своими друзьями и с матерью, выполняла бы то, что от меня требуют, старательно игнорируя кричащий голос в голове, зов связи, непреодолимое притяжение. Можно было только гадать, как быстро я бы просто рассыпалась кучкой пепла. Мальбонте склонил голову, исподлобья наблюдая за мной. Сразу стало ясно: он понял, что в моих мыслях. Сделал шаг вперёд, уничтожая то расстояние между нами, что я создала. Коснулся моей груди — там, где билось сердце, — и сказал: — Не мучай себя. Хочу, чтобы ты знала: как бы там ни было всё к чёрту предрешено — ты всегда вольна выбирать. Вне зависимости от того, кто ты. И ты свободна. Всё это, — он пространно обвёл рукой вокруг, — ради свободы. И я хочу её дать, а не забрать. Я стиснула челюсти до скрежета, сжала руки в кулаки так, что костяшки пальцев побелели, находясь под гнётом неконтролируемых чувств. С трудом вдохнула и выдохнула, стараясь их обуздать. Мальбонте замолчал, с опаской за мной наблюдая. Я тряхнула головой, зажмурилась и посмотрела прямо ему в глаза. Повинуясь внезапному порыву, обняла и прижалась крепче. Мальбонте словно только этого и ждал — он обхватил меня за талию, обеими руками придержал за основания крыльев и положил подбородок мне на макушку. Я снова испытала это божественное ощущение «подзарядки». Когда мы так «подключались» друг к другу, остальные миры сразу тускнели и бледнели, становились лишь еле слышным шумом на фоне. Время будто исчезало; стрелки часов не замедляли свой ход, а пропадали насовсем. Складывалось чёткое и ясное ощущение, что я действительно могла бы тысячелетиями пропитываться его энергией, даже едва касаясь участка кожи и не беспокоиться абсолютно ни по какому поводу. К сожалению, в сложившихся обстоятельствах это было невозможно. Но я не теряла энтузиазма. В конце концов, к этому я и стремилась — жить каждый день как последний. Мальбонте вздохнул, последний раз погладил меня по спине и отстранился. В эту же секунду раздался громкий стук в двери. — Войдите, — моментально надев каменную маску равнодушия и серьёзности, повелительным тоном откликнулся Мальбонте. Двери распахнулись, и в проходе показался Саферий. За ним — Фенцио и ещё несколько приближённых демонов из совета. Они вошли стройной шеренгой, каждый отвесил лёгкий поклон Мальбонте, на что тот ответил быстрым кивком головы. Заметив меня, выглядывающую из-за огромного бордового крыла, Саферий изменился в лице. По нему расплылась широкая ухмылка. — Кого я вижу, Ева, — ехидно сказал он, насмешливо кланяясь. — Какими судьбами у нас? — Заткнись, Саферий, — фыркнула я в ответ. — Не твоего ума дело. — О нет, я ужасно оскорблён, — картинно погрустнел он. Я лишь улыбнулась и покосилась на Мальбонте, снова прячась за его крылья, как ребёнок. Краем глаза я заметила побагровевшего от злости Фенцио и злорадно хмыкнула. Мальбонте не обратил на наши препирательства с Саферием совершенно никакого внимания. Он сразу начал отчитывать остальных за бардак в стратегических архивах и комплектации. — ...сухо, как в пустыне! Какого дьявола?! Я должен лично цедить чернила? Вы чем вообще занимаетесь целыми днями? Идиоты. После того, как закончим, все до единого идёте на исправительные. Ещё хоть один промах — вылетите нахрен отсюда. Уокер не будет делать за вас вашу работу, ясно? Хотя, стоит отдать ей должное, справляется она лучше, чем вы все. С этого дня она будет вас контролировать. Остолбенев от такого заявления, я шокированно уставилась на Мальбонте. Советники тоже пребывали в полном шоке, видимо, не ожидая такой головомойки. Мальбонте обвёл круг бессмертных глазами, взяв меня под локоть, подтолкнул к столу, чтобы я тоже оказалась в этом кругу справа от него, и ткнул в карту. — Итак, дамы и господа, завтра после полудня мы идём на цитадель. Задействованы будут шесть первых секторов Субантр, отряды седьмой, двенадцатый... Ближайший час мы очередной раз обсуждали, кто, как и где выстраивается, откуда наступает и прочие моменты, связанные со стратегией. Я не особо в них вникала, потому что свой маршрут и цель знала наизусть. Что в это время будет происходить на фоне, мало меня волновало. Но краем уха всё-таки я прислушивалась, и кое-что запомнила. Выходило так, что мы с Мальбонте перво-наперво выламываем Кристалл у главных ворот цитадели, чтобы снять с неё защитный купол, часть армии кругом слетается в центр цитадели, начинается переполох, первые столкновения; затем в ход идут Субантры, расчищая путь для нас с Мальбонте, мы отправляемся к Хранилищу ключей, ломаем его и забираем ключ. Для захвата, как я поняла, не потребуется даже половины нашей армии, потому что целью был даже не сам захват, а наше проникновение. Задача армии заключалась лишь в том, чтобы поднять переполох и бойню, дав нам возможность получить ключи. Бросать все силы на цитадель было бы нецелесообразно, ибо численные потери должны были быть сведены к минимуму уже для последней, решающей битвы. — Прекрасно, — отрезал Мальбонте, треснув ладонями по столу, от чего тот аж задрожал. — Эрни, объяви об этом всем секторам. Курт, нужно проверить снаряжение. Накладные мне. Луис, собрать поставки, всю вскрытую почту запечатать и в архив. Фенцио, проверь оборудование в лаборатории. Саферий — проконтролировать все патрули, укрепить границы, усилить защиту всей базы, пока здесь не будет меня и Уокер. И вечером на исправительные. До следующего совета. Бессмертные поклонились, перекинулись ещё парой слов между собой и Мальбонте, и покинули здание совета. Мы с Мальбонте снова остались наедине. Я сложила руки на груди и с негодованием обернулась к нему. — Зачем ты повесил на меня своих кретинов? Саферий ещё куда ни шло, но проклятый Фенцио... — Их раздутым самомнениям будет полезно, — примирительным тоном сказал Мальбонте, протягивая мне руки. Я тут же схватилась за его горячие крупные ладони. — Они спокойно ждут, что за их задницы другие отдадут свои жизни, пока они подло выгрызают путь к своим высоким местам, ждут, пока им в руки сама приплывёт реальная власть. Если ты не знала, Ева, то это может показаться тебе парадоксальным — но для власти, как ни странно, лучше всего приспособлены те, кто никогда к ней не стремился, — загадочно сообщил он, наблюдая за мной исподлобья. — Так что пусть пока поработают под началом у молодой бессмертной, что не так давно ещё была всего лишь Непризнанной. Уверен, их это слегка отрезвит. Я похлопала глазами. Мальбонте невинно воззрился на меня в ответ, будто и не делал странных туманных высказываний, а говорил о погоде. — Когда ты так говоришь, я сразу вспоминаю, сколько тебе лет, — неуверенно сказала я, отводя взгляд. — Ты древнее могущественное существо, а я всего лишь человек... Мальбонте взял меня за подбородок, заставляя снова посмотреть в тёмные глаза. — Ты одна из лучших бессмертных, что я знал. Я считаю тебя равной. Ты другая, но ты не хуже. Прошлое, каким бы оно ни было — длинным или коротким, трагичным или светлым — уже в прошлом, а будущее неизвестно, так что... у нас есть только настоящее. И меня радует, что в моём настоящем есть ты. — Надеюсь, что ты будешь и в моём будущем, — срывающимся голосом призналась я, крепче сжимая его руки. Мальбонте притянул меня ближе к себе, закутывая в кокон из своих огромных крыльев. Несколько мгновений горячих объятий — и он отстранился, отчего моё сердце неконтролируемо заныло. — Нам нужно идти, много работы, — нехотя сказал Мальбонте, мельком бросая взгляд в окно. — Поможешь мне с Субантрами? — Зачем спрашивать, если заведомо знаешь ответ, — недовольно пробурчала я, наспех разгребая выросшую после совета гору пергаментов на столе. — Всегда буду спрашивать, — ухмыльнулся Мальбонте, снова с не менее загадочным выражением лица. *** День клонился к закату. Мы с Мальбонте с высоты, сидя на крыше лаборатории, наблюдали за дрессировкой Субантр на полигоне. Их движения были резкими, быстрыми, точными. Казалось, сам воздух звенел, разрезаемый их заточенными как мечи крыльями. Их цветы источали лёгкий, еле ощущаемый дурман; размеренно щёлкали острые зубы. Они превратились в настоящие машины для убийств. Мальбонте с нескрываемым самодовольством повернулся ко мне. — Что думаешь? — Думаю, что отлично сработано, — заключила я, тоже поворачиваясь к нему и встречаясь взглядом с блестящими тёмными глазами. — Уверен, без тебя мы бы справились намного хуже. — О-о, — картинно смутилась я, — ты мне неприкрыто льстишь. Но сочту за комплимент. Мальбонте шутливо пихнул меня крылом и проследил за тем, как особо крупная птица с огромной высоты молниеносно спикировала прямо к мишени, наполненной краской. Та с громким треском лопнула, и в радиусе нескольких метров разлетелись яркие пятна, которыми был усыпан весь полигон. — Что-то мне не по себе. — Почему? — насторожился Мальбонте, сразу же отвлекшись от Субантр. Взгляд тёмных глаз приковался к моему лицу. — Просто тяжело сознавать, что я приложила к этому руку. В том смысле, что... Субантры будут отрывать головы всем подряд. Но среди тех, кто на той стороне, есть и мои друзья. Не думаю, что учеников школы заставят вступить в бой. Но знаю, что никто не останется в стороне. Я, конечно, понимаю, что это война, что иногда ради спасения своей жизни нужно забрать чужую, что без жертв не обойтись, необходимое зло и всё такое, но... я, чёрт побери, не вершитель судеб! Не мне решать, кому жить, а кому умереть. — Считаешь меня злом? — совершенно спокойно и безэмоционально поинтересовался Мальбонте. По его лицу невозможно было понять, о чём он думает. Я покачала головой. — Нет, нет... конечно, нет. Я не считаю себя предательницей. Мы все поступаем так, как считаем правильным. Но это... — я неопределённо помахала рукой в воздухе, затрудняясь подобрать слова. — Хреново, что наше «правильно» и их — такие разные. — Ева... — Мальбонте подвинулся ближе ко мне и взял за руку. Я с надеждой уставилась на него. — Понимаешь ли... Войны зачастую начинаются не из-за того, во что верим мы сами, но из-за того, в чём мы хотим уверить других. Не кори себя за то, что смотришь на мир по-другому. Я смотрела на него, не отрываясь, а Мальбонте продолжал: — Не боль должна заставлять бессмертных чувствовать себя живыми. Только свобода может заставить почувствовать себя живым. Рамки и правила лишь порождают нестерпимую тягу их сломать. Настала пора изменений. И ты поступила честно по отношению к себе и ко всем вокруг, взяла на себя ответственность, боль, груз тяжких решений. Это твоя собственная внутренняя сила, и я уважаю тебя за это. Ты замечательная бессмертная. Я рад, что встретил тебя. — Твоя мудрость не перестаёт меня восхищать, Мальбонте, — честно сказала я. — Я тоже рада, что с тобой. Ужасно. Он погладил меня по щеке и встал, протягивая мне руку. — Пойдём. Я должен показать тебе кое-что. Они закончат без нас. Я протянула руку в ответ, заинтригованная, и мы поднялись в воздух. Через пару минут мы залетели в башню, прямо в по обыкновенно распахнутое только для нас двоих окно. Мальбонте окинул меня быстрым взглядом и сразу же прошествовал прямо к шкафу с книгами. Он достал оттуда Альманах, швырнул на столик, а из старого шкафа достал гранёную бутыль с ярко-голубым дымящимся напитком. Вслед за ней появились два разномастных стакана с трещинами. — Хочешь Глифт? — предложил Мальбонте. — Ещё бы, — удивилась я, подходя ближе. Мальбонте еле заметно ухмыльнулся, мол «кто бы сомневался», и щедро плеснул в стаканы Глифт. Протянул один мне и устроился у камина, приглашая присоединиться. Я плюхнулась рядом с ним и сразу же подползла поближе, укладывая голову ему на предплечье. До плеча я не доставала, так как Мальбонте был выше меня больше чем на голову. Боковым зрением я заметила, как в тёмных глазах замерцали отблески пламени из камина. Мальбонте сделал крупный глоток алкоголя и даже не поморщился. Я повторила за ним, облизнув губы и ощутив на них сладкую горечь. Мальбонте взял со столика Альманах, приложил к нему ладонь, и книга раскрылась как по мановению волшебной палочки. В выемке покоился флакон с чёрной, густой как смола жидкостью и пергаментный свиток. Я заинтересованно уставилась на сие действие, ожидая дальнейших. — Что это? — Проявитель, — кратко бросил Мальбонте, откупоривая флакон. — Он снимает скрывающую пелену со всех знаков и печатей. — Зачем? — Сейчас увидишь. Мальбонте брезгливо поморщился и одним махом проглотил содержимое флакона. Черты его лица вмиг ожесточились, как от нестерпимой боли. Но это продлилось всего лишь неизмеримо короткое мгновение, после чего хладнокровие вновь замуровало его лицо. Всерьёз насторожившись, я слегка отпрянула. Мальбонте медленным движением спустил с широких плеч, освещённых лишь огнём из камина верх одежды. Расслабил и опустил крылья. И вдруг на его спине и на груди ярким светом засияли какие-то символы. Я ахнула от изумления. — Мальбонте, что это? — Клеймо того, что вёл меня всё это время. Клеймо того, чей шёпот я слышал с самого рождения, — непоколебимо заявил Мальбонте, расправляя крылья и закрывая огромную круглую печать, отдалённо напоминающую Бафомета, на спине. Прикоснулся к той, что была на груди, меньшего размера и похожую на какую-то древнюю руну. — А эта печать появилась после ритуала. Я первый с самого начала мироздания, кто их получил. — Что... Кто он? — не в силах поверить в услышанное, прошептала я, чувствуя как от шока холодеют конечности. Свет от печатей потух, и Мальбонте снова наспех накинул на себя верх. Немного помедлил, прежде чем ответить. — Небеса не знают свою историю. Истинную историю. Но сейчас ты готова к тому, чтобы я рассказал тебе всё без утайки. Ты должна знать всю правду. И Мальбонте заговорил. Его глубокий голос и его речь целиком захватили моё сознание. — Шепфа считают создателем всего. Но это не так. До начала всех времён существовало два могущественных создания. Два брата-близнеца: Шепфа и Шепфамалум. Их создала Вселенная, а они создали миры; Шепфамалум —одни, Шепфа — другие. Но они оба были слишком амбициозны и сильны. Братья всё чаще стали сталкиваться друг с другом. Один хотел, чтобы его создания ему поклонялись, чтобы боялись и трепетали. Другой же считал, что не нужно вмешиваться в мир их детей. Тогда один из близнецов решил, что его брат слишком мягок и равнодушен, что он не заслуживает быть повелителем миров. Шепфамалум захотел свергнуть Шепфа. И началась между ними великая война, которая длилась сотни тысячелетий... Мальбонте замолчал, наблюдая за моим лицом. Я внимательно слушала его, молча и не перебивая. Ещё пару секунд просверлив меня испытующим взглядом, он сделал глоток Глифта и продолжил. — Два брата-близнеца, два божества, равные по силе. Но всему приходит конец, и их битве тоже. Чтобы победить, Шепфамалум создал Землю и слабых созданий. Настолько ничтожных по сравнению с бессмертными, что они преклонялись бы перед Шепфамалумом, как он и желал, и сделали бы его сильнее. Голод, войны, болезни — земля пребывала в упадке. Шепфа не мог смотреть на мучения детей, хоть и не его. И он явился им и подарил надежду. К ужасу Шепфамалума, люди стали молиться Шепфа, а не ему, их создателю. Шепфа стал сильнее и вскоре сокрушил своего брата. Но близнецов, что сотворили всё сущее, нельзя уничтожить; тогда Шепфа и заточил Шепфамалума в темницу, из которой нет обратной дороги. Однако в тот момент, когда братья разделились, разделился и мир, что они сотворили. Та часть, что создал Шепфамалум, стала миром пламени и ненависти, а та, что создал Шепфа — миром благоденствия и чистоты. И были они названы Адом и Раем. И с тех времён дети Шепфамалума и Шепфа считали, что всегда были разъединены и никогда не были единым целым. Они не знали, что кроме Шепфа, их «единственного создателя», был ещё один, что теперь заперт в бесконечной темнице, из которой никак не выбраться. Но я, единственный выживший ребёнок ангела и демона в период нестабильности, услышал голос Шепфамалума. Он смог связаться со мной по зову крови. И всё рассказал мне. Мальбонте вздохнул, бросив на меня быстрый взгляд. Я смотрела на него, не отрываясь. Просто замерла, ошарашенная, будучи не в состоянии подобрать слов. Но и это было не всё. — Я был маленьким, и одним Рождеством, когда дети благодарили своих покровителей, родителей, учителей и, конечно же, Шепфа за всё, что у них есть, подошла моя очередь. И я поблагодарил не только Шепфа... но и Шепфамалума. Как только с моих уст сорвалось имя, которое никто никогда не произносил, сам Шепфа услышал его. Один из серафимов бросился ко мне, чтобы успокоить и убрать с глаз долой, но я испугался и убил его, не сумев совладать с силой, что была во мне скрыта. Будто не веря самому себе, со злостью и ненавистью в голосе Мальбонте повторил: — Я убил его. Маленький мальчик убил серафима, которого сложно убить даже искусным небесным и адским созданиям. Это было немыслимо. — Ты не виноват, — вырвалось у меня против моей воли. Прозвучало это невообразимо глупо и Мальбонте посмотрел на меня пронзительным острым взглядом. Я запнулась. — То есть... мне очень жаль. Краешек его губ еле заметно приподнялся, и Мальбонте коснулся моей руки. Затем снова невозмутимо продолжил. — Теперь ты знаешь всё. Всё обо мне, без приукрашивания. — Да, пожалуй, — протянула я еле слышно, пытаясь обработать и уложить в голову то, что только что услышала. — Я у тебя никогда не спрашивала об этом, но всё же... как это — быть там? Жить в вечном мраке? Мальбонте неопределённо покачал головой, подбирая слова. — Во мраке жила самая тёмная сторона моей души, и жила она лишь местью. Знаешь, это похоже на раскалённую лаву, на которую выливают ведро ледяной воды. Ритуал оставил на мне ещё один знак. Думаю, в этом есть польза. Он запечатал обе стороны друг в друге. Разорвать их теперь не под силу даже Шепфа. Но это и к лучшему. Лучше уж Небытие, чем снова... Мальбонте прервался и помотал головой, стиснув челюсти. — В общем, сейчас я мыслю более трезво. Но там... Там была только яростная, всепожирающая ненависть. Шепфамалум научил меня использовать свою силу и вскоре я смог связываться с ангелами и демонами, приходя к ним в виде шёпота, снов и видений. И я следил за... За тем, как реализуются мои планы. Дёргал за ниточки, стараясь не переусердствовать и не обжечь их своей злобой. Если бы не моя оболочка здесь, на свободе, я не смог бы выбраться из той тьмы. И я всё ещё слышу голос Шепфамалума, но я не хочу идти по тому пути, что он желает. У него свои, не самые лучшие мотивы. И ты тоже способна слышать его. Но ты всё равно не знаешь ни древнеангельского, ни диалекта diablo, поэтому ничего не поняла бы и просто сошла с ума. Я уверен, твои кошмары — его рук дело. Так или иначе, Шепфамалум из своей тюрьмы не способен ни на что, кроме как пытаться говорить во снах с такими, как мы. Но, как ты, думаю, успела заметить, у нас есть своя голова на плечах. Мы должны создать новый мир, в котором ребёнка не будут преследовать за то, каким он родился. — Выходит... вот почему Шепфа не даёт демонам власть! Это же... — Я знал, что ты сразу всё поймёшь, — кивнул Мальбонте. — Тьма ему не по зубам. — И тут его взгляд наполнился кипящей злобой и яростью. — Но Шепфа — узурпатор! Ему не принадлежат ни демоны, ни люди. Он наказал меня за то, что я это знал. Шепфа и ангелы слишком долго стояли у руля. Их умы и совесть окоченели от власти. Мой долг открыть всем глаза и выровнять, наконец, чёртовы весы Немезиды. — Это и мой долг тоже, — запальчиво заявила я, складывая руки на груди. — Почему ты молчал? Почему не сказал раньше? — Это не то, о чём стоит орать на всех углах, — справедливо заметил Мальбонте. — Тем более, на тебя и так много свалилось, нужно было ждать. Сейчас ты готова, теперь я вижу. Я поморщилась, чувствуя себя даже немного обиженной. Залпом осушила свой стакан с Глифтом. Внимательно посмотрела на Мальбонте. — И что же... мне тоже предстоит хранить этот секрет до скончания веков? — Надеюсь, что нет, — загадочно и даже с каким-то воодушевлением покачал головой Мальбонте. — Мы обязательно расскажем об этом. Время пока не пришло, но Небеса должны знать правду о сотворении. Я улыбнулась ему. Мальбонте держал меня за руку и наблюдал за языками пламени, мечущимися в камине. Через пару минут он вдруг резко поднялся и поднял меня. Подошёл к окну и взглянул на меня, приглашая последовать за ним. Я так и сделала. Мы вылетели в окно. За окном уже совсем стемнело и я с упоением вдохнула прохладный ночной воздух. Опустились на покатую крышу башни. Мальбонте сразу развалился на потрескавшейся старой черепице как на мягкой пуховой перине. Я повторила за ним и устремила свой взгляд в ночное небо. Оно было глубоким, бездонным, наполненным мириадами сияющих звёзд. Блестящие искорки рассыпались по всему бескрайнему небосводу. Млечный Путь растекался среди бесконечного космоса. Время будто остановило свой ход. Я лежала на крыше рядом с полукровкой, порождением Тьмы, титанической силы существом и смотрела на звёзды, как в слащавом фильме про подростков. И удивлялась тому, насколько безгранична Вселенная и как я умудрилась отдать сердце чудовищу, которого так все боялись. Но одно я знала точно — именно он сохранит его.