посмотрим на звёзды?

глаза слепит от яркого света, а щёки разъедают предательски горячие слёзы, оставляя за собой красные дорожки и пятна, что пусть и были болезненными, но так шли конфетному личику юбэнкса. конечно румянец, который заливал ангельскую мордашку, как только мальчишка смущался чего-то, красил его намного больше, ведь он предавал жизни ребенку с неимоверно светлой кожей, из-за которой иногда казалось — он мертв, но сердце всё ещё бьётся. ему пришлось проглотить всю ту горечь, пока из палаты его выводила неизвестная пожилая женщина, чьё лицо покрылось морщинами и показывало насколько ей противно выполнять свою работу работу работу, совсем не мама с папой. он заставлял съедать боль, убивать себя изнутри, выжигать адским пламенем жизнь и маленький мирок, точнее рухлядь, что осталась после него, как только он прошёл в отделение, где холод насквозь пробивал, вшивая в тело страх, панику, тревогу, слабость. разве так можно делать? вести разбитого в щент десятилетнего мальчишку на опознание тел собственных родителей? белые стены в комнате, куда завели юбэнкса, отбивали свет лампы, что была направлена на две кушетки посередине помещения, которые прикрывались черными полотнами. ноен никогда не был глупым мальчиком, он догадывался, кто лежал на них, до последнего нервно отрицая глупейшую на тот момент мысль, что заставляла руки дрожать, а лёгкие содрогаться в всхлипах, ударяя по ребрам с такой силой, что казалось те вопьются в кожу и вскоре прорвут насквозь. работница органов опеки, приостанавливается, говоря что-то по поводу того, что нужно ему будет сделать, но тот даже не слушает, видя как с жестокого матраца свисает рука со светлым маникюром, а на запястье браслет, который мальчишка сплёл неделю назад и подарил своей мамочке, затягивая ниточки, чтобы тот не слетел с худощавой кисти. валится с ног, касаясь коленями холодного кафеля, сердце в дребезги, давится, захлёбывается, подползает ближе, хватаясь за ледяную ладонь, которая за двое суток успела стать шершавой и покрылась пятнами. это не могли быть те самые руки мамы, которые поглаживали волосы в похвале, сплетали пальцы при переходе дороги, поглаживали его щёки после поцелуя в макушку. пока его тело бьётся в агонии, разбивая руки в кровь, дробя кости на мелкие осколки, крича так громко, до крови из носа. теряется в пропасти, прыгая с моста вниз, ломая ноги *** вскакивает, пока холодный пот стекает по вискам, протирает, покрывшийся испариной, лоб, а затем чувствует, что сердце разрывает грудь. быстро сползая с кровати, на карачках лезет к тумбочке, чувствуя, что встав на ноги — свалится обратно. доставая ту самую коробку с медикаментами, шумно открывает, пытаясь под лунным светом разглядеть надписи на шелестящих пластинках. выдавливает в ладонь последнюю таблетку, осознавая, как повезло, что в прошлый раз он сам справился с состоянием и не выпил эту несчастную капсулу, ведь сейчас бы умер без неё. проталкивает языком горькое лекарство в глотку, чтобы та наконец не поражала рецепторы рта, а растворилась где-то в желудке, окончательно подействовала, и юбэнкс смог бы всё-таки подняться с деревянного покрытия и выйти из душной комнаты в прохладный коридор, где только что кто-то пробежал. каждый год, в один и тот же день юбэнкс просыпается посреди ночи, в страхе увидеть в углу комнаты тень мамы, что станет говорить что-то своим нежным голосом. совсем неважно, что сказала бы нереальная женщина, но любая фраза сорвала бы голову ноену, который винит себя гребанных восемь лет в том, что тогда произошло. ещё страшнее увидеть улыбку папы, который только одним взглядом мог вывести на эмоции, чаще всего смех. ноен прекрасно помнит, как Ванесса, его мама, просила, чтобы тот не тратил неимоверных денег на лекарства, когда та заболела ангиной, а просто дарил ей свою улыбку. конечно она верила в то, что лишь счастье окружающих её людей сможет помочь ей, но папе приходилось в тайне подливать сироп и иногда дробленные таблетки в чай. ноен натягивает рубашку на холодные пальцы, пошатываясь, вздымается на дрожащие ноги и шаркая пятами по леденящему камню, направляется в туалет. встаёт напротив одного из зеркал, даже не пытаясь сфокусировать расплывающееся изображение от резкого яркого света. наклоняется, чтобы вода, которая только что хлынула из немного поржавевшего крана, придала немного больше свежести и сил, ведь уснуть у него уж точно не получится, кошмары загонят его щуплое тельце прямо в гроб, хотя иногда он был совсем не прочь. не вздымая тяжёлого взора, зачесывает назад белёсые прядки, что до этого хаотично спадали и закрывали вид почти на всё на его пути, ноен буквально пришёл сюда на ощупь. пропускает пальцы сквозь спутавшиеся пряди, которые заёрзались от натёртой непонятно чем наволочки, и выравнивается, немного потягиваясь, щурясь. только вот резко вздрагивает и прянет в страхе, после того как замечает за своей спиной чью-то темную ненавязчивую тень. поражается тому, что это был хадсон, они ведь с его мамой должны были уехать ещё вчера вечером. вскидывает брови и давится в удивлении, когда парень двигается к нему сзади. — я думал все сладкие мальчики уже давно спят, — придвигаясь непозволительно близко к юбэнксу, что уже дрожал под давлением тела чейза на воздух в помещении, а вообще скорее его присутствие просто так действовало, заставляло прикрывать глаза то в злости, то в экстазе. — чего ты так сильно испугался, ангел — сквозь зубы протискивает слова, давая ясно понять как он раздражён ситуацией, но всё же заправляет упавшую прядь на виски блондина за уши, которые отдавали приятным теплом из-за смущения, пока тот сцепив руки в замок, стоял потупившись в потресканный кафель на полу в ванной. — давай, иди к себе, ведь обитающие здесь монстры, включая меня, с лёгкостью совершенно не задумываясь съедят тебя, ну или, как минимум, разорвут на куски, пока ты будешь всё ещё живым извиваться от боли, — только сейчас светловолосый подмечает странное поведение парня, но потом приходит к выводу, что за этот промежуток могло много чего поменяться и он совсем не знает его, но дымка, что потянулась по полу из-за распахнутой двери, кричала о том, что что-то не так. отрывается от перебирания ткани своей футболки, что еле держалась на нём, свисая и всячески мешая, путаясь, как только пальцы чейза вздымают подбородок, заставляя посмотреть перед собой. темные круги под глазами брюнета привлекают к себе больше всего внимания, будто кто-то нарочно пролил чёрную краску, размазывая её по лицу хадсона, пытаясь максимально создать вид нескольких бессонных недель. хочется сбежать отсюда, но ноги словно приросли к полу. хочется закричать и умолять его уйти прочь, оставить в покое, но он не может себе позволить. хочется разреветься от боли, от которой тщетно пытается скрыться юбэнкс. наверное ему всё-таки пора осознать, что он далеко не маленький мальчик, который живёт в сказке, что-то да точно пойдёт против его желаний, таща за собой цепочку точно таких же провалов, которые, рано или поздно, поглотят каждого в этом маленьком мире., но ведь и каждый станет счастлив, только по своему, обретёт что-то, что было прописано на последней странице книги под названием «жизнь», и уйдёт, покинет прочь это несчастное море утопающих тут же в своих заботах людишек, ведь выполнил должное, задание, свою миссию по обретению спокойствия. — я хотел попрощаться с тобой, уезжаю днём, после того, как подгляну твою реакцию на чудесный подарок этого столь прекрасного заведения, — кладёт голову на плечо опешившего светловолосого парнишки и, прикрывая глаза, расплывается в противной ухмылке. — кажется, бэнкси, ты немного потерялся во времени, — шепчет, чётко проговаривая каждый слог, — но ничего, сегодня тебе помогут, ты станешь счастливым, обещаю, — издаёт губами звук поцелуя, и потрепав волосы блондина — выходит. потерялся во времени? разве такое возможно? он же вычеркивал дни из календаря каждый день. наверное.

***

внимательно подмечая бегущие буквы на табло, что находилось при входе в здание, понимает, что действительно в последние три дня ноена будто не существовало, он ничего не помнил, не знал, а люди твердили, что тот был похож на запрограммированную плоть. второе мая. юбэнксу назначили встречу в холле с администрацией. обычно на восемнадцатилетия детям отдают конверты с номерами их банковских ячеек, документы, но они всё же задерживаются, чтобы разобраться с бумагами и покончить с этим адом раз и навсегда. натягивает рукава белоснежного лонгслива, что по сравнению с его кожей всё равно темнее, казалось что тонкий слой эпителия вот-вот и раствориться прямо на нём, растает. когда к ноену подходит медсестра и, хватая его за запястье, ведёт в её кабинет, юноша подмечает, что что-то точно не так, ведь сирот в буквальном смысле выталкивали отсюда, выбрасывая чемоданы с их вещами им в след. когда дверь отворяется, а в хорошо оставляемом помещение юбэнкс наблюдает директрису, мисс хоуп и пару незнакомых глаз, совсем теряется, чувствуя запах медикаментов, замечая непонятную сумку, что придерживал высокий мужчина. — снимай свою кофточку, — выпаливает миловидная женщина в противоположном углу небольшой комнатки. — ч-что? — дрожа голосом, переживая из-за того, что услышал переспрашивает блондин, искренне надеясь, что неверно расслышал — я сказала кофту снимай, — повысив и немного грубее произносит, наблюдая за светловолосым парнишкой, чьи глаза горели свободой до того, как тот вошёл в кабинет. юбэнкс подрагивая тянет края лонгслива ниже, перебираясь с ноги на ногу и опуская взгляд в пол, здесь полно людей, окна не зашторены, а то что находится под верхней одеждой ещё больше пугает. — Джейкоб, походу мальчишка не сделает этого сам, что ж, родной, нам придется тебе немного помочь. блондин не замечает, как женщина появляется возле него, а мужчина заводит руки за спину, сразу же заламывая их вверх. пугается, особенно от насильственных касаний его тела. за ним смотрят все, но никто не собирается остановить это, смиренно вглядываясь в лицо, что морщится от боли, а затем в страхе подымает глаза, выдергивая руки наружу. отталкивает непонятного типа из-за своей спины, но кофта за секунду слетает с его тела, оголяя пекущие увечья, расцарапанную грудную клетку, рёбра и уголки тазовых костей, что выглядывали из-под спортивнок низкой посадки, усыпанных фиолетово-желтыми синяками. припадает к морозному полу, на ощупь пытаясь найти свою одежду, ведь тот давно отпустил слёзы, которые сушили кожу. слышит как директриса маргаретт выкрикивает что-то, явно не в пользу уставшего юбэнкса. я же говорила, он психически не здоров. действительно. забив на всё и всех, хочет сбежать, но мужчина перекрывает двери, когда ноен царапает тому лицо, кричит чтобы тот сжалился и выпустил, но лишь удар в нос, который заставляет упасть на кафель, больно ударившись позвоночником, останавливает его. ползёт по полу, пока кровь капает на белоснежную кожу, забивается в угол, сцепляя руки в замок, нервно покачиваясь, только вот женщина со шприцом в руках, резко вставляет его ноену в плечо, после чего тот сразу же слышит звон в ушах, который стал в три раза громче, а голова кружится. он в сознании, чувствует как на него надевают смирительную рубашку, завязывая узел в районе разрастающейся боли в спине и, усаживая на инвалидную коляску, везут по коридору настолько ледяного помещения, что кажется у юбэнкса идёт пар изо рта. хадсон подмечает, когда на улицу вывозят ноена и с ним направляются к непонятной машине. ещё вчера ему хотелось разбить эту слащавую мордашку, просто за то, что она не поменялась с тех пор и до сих пор терзает его душу, напоминая блондинистого мальчишку, что радостно вешался на него., но сейчас, видя как из чертовски идеального носа стекает густая темная жидкость, хочет бережно вытереть личико и зацеловать каждый его участок, только бы тот перестал чувствовать ненависть к самому себе. ноен поворачивает голову и смотрит чётко хадсону в глаза, сквозь притонированное лобовое стекло и всё, что делает, молча, не сопротивляясь пускает, застывающую на его подбородке, слезу «ну да, теперь я по-настоящему счастлив, чейз, или стану, благодаря антидепрессантам, которые теперь всю жизнь будут лежать в кармане моих штанов»