Буерак - Среди них ты
— Его выгонят, — Лоли, сидя во главе нашего маленького совета, покачала головой. — Почему? — я пила чай. По приказу господина Айзена его научились варить. — Пораскинь мозгами — кому нужна однорукая Эспада? Гриммджоу, как я замечала, обеими руками хорошо владеет, но все ж. Не вовремя я вспомнила, как господин крепко обнимал меня. Двумя руками. На талии будто остался отпечаток. — Он давно господину Айзену не люб, — Хана сложила руки на колени. — Разве? Я думала, наоборот. Столько выходок было, а оставили. Я взглянула на Ситу. Она теребила хвостик косы. — Господин Айзен запретил вам лечить его, да? Я уже заметила, что они не называют господина Гриммджоу по имени. Видимо, хотят уберечь меня от нового обморока. — Да, — я отставила чашку на столик. — Поняла, что мое дурное предчувствие оправдалось. Отсюда и обморок. Наверное, лучше мне биться в истерике. А не говорить не своим голосом то, что произносить не хочется. — Вы такая великодушная! Я усмехнулась. — Удивляюсь, что он до сих пор к тебе не пришел. И правда. Попадая впросак, я звала Ичиго, а теперь другого, чье имя подлинней. И звучит пострашней для здешних. Странное дело. Если с господином случалась беда, приходил ко мне. Почему медлит? Подождать пришлось, но он пришел. Ссоримся, ссоримся, да сходимся: будто так и надо, так и будет теперь. — Ну, что ты молчишь? Вылечишь? Комок, подступивший к горлу, не дал мне и слова сказать. Да и что я скажу? Нет, господин Гриммджоу, не вылечу? Потому что господин Айзен запретил. И потому что, даже если постараюсь, восстановить руку от локтя до кисти… Не в моих силах. Это и стоит сказать. — Что ты замолкла? — растерянно спросил он. — Я уже не истекаю кровью, но, думаю, что шансов на восстановление все меньше. Ну? — Я…не смогу. Простите. Я ждала удара или окрика. Зажмурилась. И услышала вздох. Кое-как открыла глаза. — Глупая, — он покачал головой. — Тебе Айзен запретил? Кивни хоть. Это я могла сделать. Зря я так, да? Господин ведь хотел гулять со мной. Значит, хорошо относится? — Развела тут. Не извиняйся для галочки. Если поняла, кивни. И вновь кивок. Ну да, влюблена. Можно и забыть об этом ненадолго, чтобы не мучиться бессилием. Влюблена… В того, кто, как я думаю, обладает всеми талантами рыцаря, но совсем не хочет им становиться. — Не зависай. К тебе в подопытные я не нанимался, пришел лишь за тем, чтобы спросить. И я закончил, — он поднялся. — Господин Гриммджоу, — сказала я и тоже встала, но порывисто, утирая ни к месту скатившуюся слезинку. — Если я могу что-то для вас сделать, только скажите, я… Господин некоторое время смотрел в глаза, а после кривовато усмехнулся. — Из тебя будет толк, если начнёшь слушать меня и в дальнейшем развивать способности. Поэтому береги себя ради меня. Я отпрянула. — Вы…немного… Много, на самом деле, на себя берете! Он пожал плечами. — Так запрети мне. Ну? У тебя сердце сейчас из груди выпрыгнет, явно чем-то недовольна. Ах, как вы ошиблись. Довольна. И при этом злюсь на себя! Ради моего удовольствия, блаженства в лечении любимого этому самому любимому придется страдать. Отвратительно. Я читала о синдроме Мюнхгаузена. Помню суть — человек калечит другого, например, родственника, чтобы получить внимание семьи и/или общественности. Жуть берет от историй, в которых мать придумывает болезнь своему ребенку, наживается на этом, портя его жизнь… Ну уж нет! В порыве я коснулась левой руки господина, а потом поняла, что щупаю воздух. Отодвинулась. — Я уговорю господина Айзена! — Каким образом? — он прищурился, слегка склонил голову набок. Глупость, конечно, но я уже сказала. Значит, сделаю. — Пожалуйста, расскажите мне, как всё было. — Решила в адвоката поиграть? Идея херовая. — Почему? — и добавила запальчиво, чтобы он не прервал. — Я ведь особая гостья. Сам господин Айзен поручился за мою безопасность. — Разваливается на первом пункте, — процедил он. — Замени «гостья» на «пленница» и почуй разницу. Твое слово — ничто. Не знаю, может, — господин окинул меня беглым взглядом. — Не будем об этом варианте. Короче, не вижу смысла и начинать строить какую-то стратегию. — Давайте хотя бы попробуем! — Злить начинаешь… Я упрямо помотала головой, зажмурилась. — Нужно пробовать все варианты, находясь в безвыходной ситуации! — Я что, на другом языке говорить начал?! Ты не сможешь вернуть меня в Эспаду! И руку мою восстановить тоже, — последнюю фразу он сказал тише, опустил взгляд на левый рукав. Не представляю, что господин чувствует сейчас… Что же он сделал с Куросаки, что пришлось заплатить такую высокую цену? — Нельзя так, Орихиме. Ты совсем себя не бережешь. — Да, — я всхлипывала, пока Сора обрабатывал рваную рану от локтя до кисти. — Но те ребята умеют кататься на велике, а я нет! Вот почему меня не берут… Сора поднял взгляд и долго посмотрел. — Без падений кататься не научишься, это верно, — медленно произнес он и, приподняв мою руку, стал обматывать бинтом. — Давай научу кататься? Я проснулась. Впервые Сора пришел без матери. Теперь я понимаю, почему он долго смотрел тогда — понял, что не принимают из-за рыжих волос. И не знал, как объяснить это маленькой сестре, что вбила в голову — научиться кататься, чтобы влиться в компанию. Может быть… Здесь мы похожи с господином? Он тоже не понимает, почему не может ужиться с остальными? Вернее, не понимает, почему его не принимают таким, какой есть… Справедливости ради, а должны ли принимать..?***
В зале собралась вся Эспада. Фрассионов и Приварон тоже пригласили. А что тут забыла я? Рыжая человечка, лекарь с только-только полученным значком. Отвечаю — это Лоли привела под свою ответственность. Защищать господина… Выдумала, конечно. Засосало под ложечкой. Очень вовремя заволновалась. «И приняв во внимание искреннее раскаяние…» — которым даже и не пахнет. «Рассмотрев поступок господина Гриммджоу под другим углом…» — каким другим? «Со своей позиции особой гостьи могу уверенно заявить…» — ага, осталось придумать, что заявлять собралась. И уверенность где-то взять. Разумеется, я смотрела сериалы про суд. Да и детективы читала. Но… Кажется, чтобы говорить убедительные речи, надо верить в свою правоту. Я ведь не знаю правды, вдруг господин… Да и не обладаю даром к словесности, поэтому и заручилась поддержкой господина Гина. Я весьма путано объяснила ему, чего хочу добиться. Странно, но он взялся помочь, отмахнувшись от заверений, что я останусь в глубоком долгу. Я тогда оробела и не уточнила, а что именно господин Гин скажет на собрании. Что-то весомое, должно быть. Или, если господин Айзен проведет опрос, отдаст голос за господина Гриммджоу. А его слово весит, наверное, как голоса нескольких из Эспады. — Открыть собрание… Номер сам найдешь. Собрание Эспады в полном составе, исключая Сексту Эспаду, чье нахождение в должности и является предметом сегодняшнего обсуждения, — это походило на детскую шалость, постановку суда. И господин Айзен, кажется, чувствовал, если не сказать знал наизусть, свою роль. Секретарь кивал невпопад, пока кисть, заколдованная, шла по бумаге. — Мнения мне известны, не в первый раз собираемся. Это последнее собрание по этому вопросу, поэтому присутствует лекарь из пункта по уходу… Нет, назовем просто лекарь пункта больных малой тяжести, так короче, — кисть, повинуясь слову, перечеркнула написанное и зависла в воздухе, словно подбирая иероглиф поточнее. — Давайте проведем опрос! — воскликнула я. Тишина в зале стала непроницаемой. До этого шуршала ткань, да и кисть. Наши с господином взгляды встретились. Он прищурился, на лице заходили желваки. — В каком формате, Иноуэ Орихиме? — заинтересованно, может, даже чересчур, спросил господин Айзен. — Г-голосование. «За» и «против». — Что же… Может быть. Это что-то новенькое, верно, Барраган? — Верно. Пустые всегда подчиняются сильному, о равноправии, — он поморщился на этом слове. — Не может идти и речи. — Давай, Соске. Чего плохого? — господин Гин змеино улыбнулся. — Я бы оставил предложение без внимания, — господин Канаме чуть повернул голову, чтобы лучше, как я понимаю, услышать ответ господина Айзена. — А я не вижу причин отказывать, — он усмехнулся и перевел на меня взгляд. Я вспомнила наш диалог. Господин Айзен просил не мешать. Почему согласился? — Тогда пробуем. Иноуэ, ты внесла интерес в наш быт! — господин Гин ребячески похлопал в ладоши. — Чур голос командира — как два голоса члена Эспады! — и поднял руку. — Требую оставить Гриммджоу. В конце-концов, прежний кандидат на место Сексты уничтожен, а новый, — он пробежался взором по залу. — Не нашелся. Я подняла руку. — Я за то, чтобы оставить, — у меня всегда был такой высокий голос? Поднял и господин Нойтра, немало удивив не только меня. — Надо ж с кем-то грызться время от времени, — и зевнул. — Пускай остаётся. Вверх пошла рука господина Старка и госпожи Лиллинетт. Наверное, их голос нужно считать за один… — Оставить! — и сказали одновременно. Только госпожа негромко добавила. — Ну, господин Гин прав, ставить некого… — Убрать, — госпожа Халлибел скрестила руки на груди. — Он слишком громкий и необузданный. Я нашла взглядом Розу. И, признаюсь честно, ощутила ревнивое удовлетворение от того, она сама не искала взора господина Гриммджоу. — Я тоже так считаю, — господин Улькиорра не оторвал взора от пола. — А я… — господин Ямми крепко задумался, но заметив взгляд предыдущего говорящего, стушевался и произнес. — Тоже думаю, что стоит убрать! Дело шло не в нашу пользу. — Ну, что ж… — начал господин Айзен, однако. Господин Гин, не опустив руки, произнес. — Сходите за старшим по медпункту, его Масане зовут, в коридоре ждёт. — И зачем он нам? — господин Айзен подпёр щеку рукой, как уставший школьник. — Считай, что способен подтвердить мнение Иноуэ. — М? — господин Айзен полуприкрыл глаза. — Позови, я справлюсь. После введения в курс дела, старший долго смотрел мне в глаза, а после… Поднял руку. — Если эта смертная девочка так за него боролась и борется, значит, он чего-то, да стоит. Потрясение. Это я прочитала на лице господина. Не меньшее я прочла на лицах Эспады. Кажется, даже те, что встали на мою сторону, поняли, что господин Гриммджоу действительно может остаться в Эспаде. Предполагали иной исход, выходит? Правда, решение оставалось за господином над господами. А я… Глаза в глаза с господином Гриммджоу, чуть дыша. Господин Айзен перебрал пальцами в воздухе. — Делаю вид, что безпристрастен, — неспешно произнес он. — Приняв во внимание мнение уважаемой Эспады и не менее уважаемых генералов, отметив мнения лекаря пункта больных малой тяжести, которое будет учтено как половина веса от мнения номера Эспады, учитывая мнение главного лекаря по пункта больных критического состояния, я определил, — на лице господина мелькнула гримаса, которая почти сразу сменилась равнодушием. — Объявить перерыв в собрании для принятия председательствующим решения, — и поднялся, и, я думаю, если бы все не стояли, вскочили б. — До послезавтра. Все, кроме Канаме и старшего по медпункту, могут быть свободны. — Иронично это слышать в свой адрес, правда?.. — мимо прошел господин Гин и меня озарило, как глупо я поступила, доверившись ему. Что он попросит взамен? У одного из окон я нашла господина Гриммджоу — опираясь на руку, он высматривал что-то. Кого-то, что я поняла, приблизившись и встав рядом. На песке маячили две фигуры — повыше и пониже. — Она самая, — я сама не заметила, как вслух произнесла «Роза». А господин мало того, что услышал, так и ответил. Улыбнулся со светлой печалью. — Вы ведь с ней, ну… Ну, — я опустила глаза, не в силах подобрать слов. — Были партнёрами. Наверное, он готов говорить о чем угодно, кроме недавних событий. — Долго? Господин поморщился. — Не слишком. — А почему… Разошлись? Он надолго замолчал. — Изжило себя. Знаешь, мы… Я и она, — он приостановился, будто подбирая нужное слово. — Оказались в бо́льшем обществе, чем были до этого и начали мешать один другому. Да и я как-то подзаебался на подхвате бегать, вырвался в Эспаду, — обрубок левой руки колыхнулся, словно господин хотел вскинуть руку в победном жесте. Да вот нечего. — Но вы за ней приглядываете, да? — Конечно. Откуда эта безмятежность? В собрании перерыв и исход, ну, нельзя сказать, что предрешён, но хороший финал маловероятен. Может, господин просто устал? — Вы бы хотели, чтобы она поддержала вас? — По боку, — он нахмурился, сунул руку в карман. — Если я за ней присматриваю, то она этого делать не обязана. Чтоб фрассион так делал в отношении Эспады? Нахуй, нахуй. Выходит, Роза для господина — это лишний повод показать властность? Силу? Возможно, я трактую его слова буквально. — А за мной вы тоже присматриваете? — А-а, вот к чему этот разговор, я понял, — он усмехнулся. Я растерянно произнесла. — Просто уточняю… Забудьте. Господин Гриммджоу покачал головой. — Я… Попросила господина Гина помочь. — Сдурела?! Ты хоть понимаешь… Я зажмурилась до звёздочек на черном фоне. — Понимаю. Видимо, даже господина задело, как мученически я это произнесла. — Да, в твоём стиле такие жертвы, — фыркнул он. — Я спасать не буду. Хватит уже. — Я не подумала. Хотела помочь вам. Господин поджал губы, с трудом сдерживая злость. И попробовав скрестить руки на груди, выругался. Нахохлился. — Простота порой хуже воровства. А непрошеная помощь и того хуже. — Вы мне выбили значок, не спросив, хочу я того или нет, — теперь я, кажется, вымещала накопившееся раздражение. Хороший диалог получается. Но даже приятно — эта вспышка означает, что я способна критиковать господина, что моя любовь не слепа. Слепа на один глаз, мне так кажется. — Не сравнивай, — прорычал он. — Действия лекаря пункта больных малой тяжести и действующей Эспады. Не смей сравнивать. Вместо того, чтобы отшатнуться, я выпрямилась. — Почему вы обозлились? Почему? В ответ — несколько быстрых выдохов. Господин вернул руку в карман. — Потому что ты мелкая, невыносимая… — он нервно облизнулся и ряд сразу не продолжил. — Бесячая. И подчиняешься только прямому приказу, - он кивнул на обрубок. — В остальном слушаться будто мозгов недостает. Я взглянула в сторону, обняла себя за плечи. Постоянно ссоримся. Но в моих снах… Которые мне раньше снились. Давно их не было. Возвращаясь к мысли — в фантазиях господин не разговаривал. Может, как раз таки потому, что наши диалоги обычно заканчиваются перебранкой? Люблю молчащий образ? Не его самого? Тогда зачем я так стараюсь помочь ему? — У вас тоже, — как-то вырвалось. — А мы что, так близки, чтобы высказывать мнения друг о друге? Я сделала шаг назад. Вот и начался разговор об отношениях, который мы успешно избегали. — Н-не нужно. Перестаньте. — Ладно. Пойду, — он развернулся. — Дождемся решения Айзена, а потом посмотрим. «Посмотрим». На что, господин Гриммджоу? Я почти не спала ночью, все думала. И не про наш последний разговор с господином, как ни странно. Я сознательно избегала колющего предчувствие, что он не закончен, но продолжать его желания не было. Я мучилась вопросами — почему господин Айзен взял перерыв? Что здесь решать? Хочет посеять панику? В ком? На столе покоился месячный отчет, который я никак не могла довести до ума. Бумажная волокита она и в мире мертвых остается бумажной волокитой, что ж. Выводя слово за словом, я в один момент бросила кисть — какая работа, если мыслями я в зале собраний?! Где же вы, господин Гриммджоу? Из-за общего недосыпа и усталости мысли приходили одна страннее другой — ушел в пустыню, решив встретить вторую смерть там? Так сказать, с честью. Или… К Розе пошел? Я посмотрела на дверь, брови сложились домиком. Чувствую себя собакой, ожидающей возвращения хозяина. Я тут же вернулась к отчёту. Столько работы над собой, чтобы вдруг провести параллель с псом? Гадость! … Что почти ожидаемо, я прикорнула прямо на странице отчёта с таблицей по расходованию бинтов. Или это про настойку из пепельных цветов было? Или… Четыре мотка марли, семь с половиной капель настоя — столько пошло на раны фрассиона госпожи Лиллинетт, восемь частей песка Уэко-Мундо смешать… Я провалилась в сон. А когда открыла глаза, забрезжил рассвет. Первые лучи, небо розовое. Замечу, что этот час ассоциировался у меня с мечтами и надеждами. Может, глупо, может, наивно, но не всякую вещь стоит высмеивать. И пересекая комнату, свет добрался до меня, прямо к сердцу. Я замерла, ощущая, как сама едва-едва не засветилась, потому что поверила, что все будет хорошо. Разве могло быть иначе, когда я, наконец осмелев, взяла ситуацию в руки? Получится. Не может не получиться. Господин, естественно, меня не полюбит, конечно же нет, но перестанет раздражаться, ведь… Романтический порыв слетел, когда меня окликнул старший по моему пункту. Я стушевалась и покраснев, принялась за новую страницу, имитируя бурную деятельность. Бумажная волокита, она… — Оставить Гриммджоу Джагерджаку его место Сексты в составе Эспады и для облегчения выполнения должностных обязанностей вернуть ему правую руку, — он кивнул секретарю и получив раболепный взгляд, посмотрел на меня. — Исполнение поручить лекарю пункта больных малой тяжести, Иноуэ Орихиме, тэ-чэ-ка. Сквозь ватную тишину я разобрала голос господина Гина. — Верни ему руку, Иноуэ Орихиме. Если тебя не затруднит, конечно. Я раскрыла купол над рукавом, привычное желто-оранжевое свечение. Я должна, обязана постараться! Чтобы господин снова смог уничтожать других? И твоих друзей тоже?.. Я до конца не поверила в то, что увидела — рука собралась по частицам, чтобы тут же распаться золотыми пылинками. И коснувшись зеленовато-серого мрамора пола, они исчезли. — Что за черт, — пробормотал господин и схватил за воротник. Я, растерянная, лишь дернулась в сторону. — Где моя рука?! — Гриммджоу. Гриммджоу! Глаза в глаза. Его смешанные чувства — ужас напополам со злостью. А я? Что я? Только плакать умею, но в тот миг даже слезы не скатилось — я сумела оставить господина в Эспаде, но руку вернуть не в силах. Не все получается. Я не справилась. Не справилась, не смогла. — Простите, — кажется, я бы упала на колени, обняла его ноги, сделала хоть что-нибудь! А что же мне помешало? Он отпустил. — Я понял. Не понимаю, это сказано мне? — Иди, — господин Гриммджоу развернул за плечи и несильно толкнул, но я все равно едва на ногах устояла. — Здесь распоряжаюсь я, Гриммджоу. Меня как к месту пригвоздило давлением реяцу. — Что пошло не так, Орихиме? Вот бы не зваться никак, убежать, свернуться в калачик и плакать по своей жизни, вот бы… Я развернулась. — Не могу сказать. Возможно, стоит попробовать снова, — это говорю я? Я, трусиха? Рыжая человечка? — Не утруждайся. — Я, — господин Гриммджоу шагнул вперёд. — Достаточно. Секста, займи свое место. Это все. Все. Место осталось за господином. А рука? Может, мне попробовать вернуть ее позже? Господин вряд ли откажется, и… — Собрание окончено. Тэ-чэ-ка.