You and I are and no one else is around

      Великобритания иногда воображал, как кто-то когда-то спросит у него, чего ему стоит эта любовь к совершенно чужому, отличающемуся от его окружения человеку. Тогда он неловко отвернётся, поочерёдно переберёт пальцами и ответит, что это не их дело и что личная его жизнь их не касается. Довольно банально, не правда ли? На самом деле, эта тема не то что бы болезненна для него, но приятных ощущений при обсуждении с товарищами и друзьями не вызывает. Точнее, не вызовет, если всё раскроется. Но он надеется, что всё же не раскроется. Его любовь к этому парню одновременно священна и греховна, он возжелал его давно и желает по сей день, по сей час, сию же минуту и секунду. От того плевать он хотел на мнение «старпёров», как их называет Россия, что, не зная этого мальчишку изнутри, клеветают его и приписывают все грехи заповеди. ***       Этот вечер был бы хорош, закончься он часа три назад. Сейчас приходилось провожать (выпроваживать) последних гостей до двери и думать, убрать со стола сейчас или оставить это дело на завтрашнее утро, ведь так сильно хочется спать.       — Позвони, как приедешь, — не в первый, кажется, раз проговаривает британец, смотря на сына, облокотившись о стену и сложив руки на груди.       — Пап, — недовольно начинает Шотландия, но его прерывают.       — Не папкай, говорю, позвони или напиши, как хочешь, но сделай так, чтобы я был уведомлён о твоём нахождении в номере, — он устал и слышать не хочет доводы о том, что сын его уже взрослый.       — Вот же ж старый, — усмехается шотландец, спотыкаясь при натягивании кроссовок. Он чуть не падает, что убеждает британца в том, как тот слишком пьян, и никто не знает, что с ним может произойти, если его не посадить в такси самолично и не приказать не отступать от маршрута. — А этот здесь останется что-ли?       — Да, ему ехать некуда, — Британия вздыхает, перетаптываясь на месте. — Да и не сильно он трезвее тебя, дорогой мой сын, — лукаво подмечает, смотря, как парень что-то бубнит в своё оправдание и, наконец, накидывает куртку. Он доводит его до входной двери подъезда, провожает взглядом до такси, машет на прощание рукой и, укутавшись в большерослый свитер, возвращается в квартиру. Последнего проводил, осталось дождаться звонка или сообщения по прибытию и можно со спокойной душой отправляться спать.       Так он думает до момента, пока взгляд его не падает на бардовый жакет. Его собственный. И только сейчас он осознаёт, что по ошибке натянул на себя свитер России. Подумывает снять его, но такое тепло вдруг разливается по телу, что, с тяжёлым вздохом, он всё же оставляет его, оправдывая это тем, что мужчина всё равно спит. А ведь Британия даже помнит, как впервые увидел того в этом сером вязаном свитере. Это было на первом, после наступления нового года, собрании, пару лет назад. Русский выглядел потрясно, одежда идеально сидела на его крупном теле, англичанин аж неловко поправил свой нелепый жакет, настолько смутился. И вокруг совсем никто этого не заметил, возможно, к его же счастью.       Меньше, чем через полчаса, ему на мобильник приходит сообщение с кучей грамматических ошибок. Он укоризненно улыбается, покачивая головой, — Шотландия никогда не умел пить, — ставит чашку из-под выпитого чая в раковину и идёт в сторону спальни.       В потолок смотреть он устал. Совсем не спится. Да и в уборную перед отходом ко сну он сходить забыл, а мучать свой мочевой пузырь он не намерен. Поднимается, накидывает снова крупный свитер, опускает босые ноги на холодный пол и ходит по своему делу. На обратном пути, уже открыв свою дверь, он смотрит вдоль коридора по направлению к той комнате, где прилёг русский гость. Раздумывает пару секунд, но всё же шаркает к ней, одёргивая ниже чужой свитер. Он лишь заглянет, не более…       Тихо приоткрыв дверь, он заглядывает внутрь Мужчина спит на не расстеленном диване. Как лёг несколько часов назад, сказав, что подремлет буквально минуток десять, так и уснул, ни укрывшись, ни чего ещё. Забыв о том, что заходить он не собирался, Британия прикрывает за собой дверь, чтобы не стучала от сквозняка, и проходит внутрь. С минуту рыщет в шкафу, в итоге вытаскивает голубенький старенький плед. Хорошие о нём воспоминания, ой хорошие: ещё в него он укутывал своих мальчишек, США с Канадой, когда те наконец засыпали после бурного времяпровождения в лице маленький шалопаев. Иногда очень хочется вернуться в такие вечера, когда сыновья искренне любили его, когда для них он был — папой, что знает и может всё. Не то что сейчас. Сейчас они взрослые, самостоятельные, сейчас папка им не нужен. Когда ему случалось выпить, он всегда пускал скупую слезу по этому поводу. А сегодня он выпил.       Шмыгая носом, легко накинул плед на вытянувшегося мужчину. Длины, конечно же, не хватило, но уже не так холодно. Он хотел было идти, но остановился, чтоб немного понаблюдать. Умиротворённое лицо России успокаивало его, он даже сказал бы, что оно передаёт ему свою умиротворённость. И совсем спокойнее становится, печаль от воспоминаний о былых временах заменяется возгорающей любовью к этому мужчине. Красивому, статному мужчине. Он любовно касается русых волос, перебирает чуть грязные пряди пальцами, стараясь не дёргать. Они мягкие, как если бы русский был ещё ребёнком. Такими они, как помнит Британия, тогда и были, правда вот, короткими. Да и сейчас, у России зачастую волосы коротко стрижены, впервые он позволил им так отрасти. А англичанину он любым нравится.       Сейчас Великобритании нужно идти спать в свою спальню, нехотя он отстраняется, в последний раз поправляет плед и собирается отойти совсем, как чужие пальцы хватают его за локоть. Поперхнувшись воздухом, он отскакивает, что, впрочем-то, не очень выходит по ясной причине. Полностью осознав, что рука, коснувшаяся его, принадлежит до того спящему гостю, он расслабленно вздыхает, кладя свободную ладонь на грудь над колотящимся сердцем.       — Напугал? — хрипло спрашивает русский, слабо улыбаясь, но руку британца не отпуская. — Прости.       — Господи Боже, Россия, — шепчет он, поднимая глаза к предполагаемому небу. — Ничего, ничего, не извиняйся, сам виноват. Разбудил тебя? — тот выглядит так спокойно и сонно, что вызывает у него улыбку. Такой мальчик он в его глазах, как душа грешная могла возжелать то его? Кто ж ответит.       — Сядь ко мне, — просит Федерация и тянет его за руку, сам ложится на бок, освобождая место возле себя.       — Ну, куда, спать пора уже, дорогой, — улыбка англичанина добрая, он знает, что парень просто ещё пьян, лучше уложить его спать прежде, чем произойдёт что-то.       — Сядь, — повторяет тот, игнорируя предыдущую фразу. Ну как Британия может спорить с ним. Выполнит сейчас, что тот хочет, и пойдёт с чистой душой. Он садится рядом, когда руку его наконец отпускают, и смотрит в полуприкрытые глаза.       — Что-то случилось? — не шёпотом, но довольно тихо спрашивает он, когда понимает, что парень ничего начинать говорить пока не собирается.       — Да, — не сильно громче отвечает Россия, выдавливая улыбку. — На тебе моя кофта, — он касается его бока и цепляется за свитер, чуть натягивая на себя.Королевство зависает на несколько секунд, не зная, что и ответить. В малом количестве, но в нём тоже есть есть алкоголь, и тот, видимо, за него решает, когда чётко соображать нужно.       — А, это, — он немного растерян. Парень слабо, но улыбается, значит, не злится? Да и глупо же злиться на такое, как ему кажется. — Я… прости, я сейчас сниму, — нелепо мямлит он, уже скрещивая руки, чтобы снять свитер (как барышня), но Россия лишь смеётся над ним тихо, останавливая его руками, сев для этого. Британия так забавно выглядит сейчас.       — Я не серьёзно, не нужно, — он обеими ладонями обхватывает плечо англичанина, и тот замирает. Смотрит на его руки, потом ему в глаза, что оказались совсем рядом. Очень неловкая ситуация. — Не в этом проблема, — русский садится поудобнее, чуть налегая на мужчину. — Я хочу чтобы ты остался.       — Россия, — он предпринимает не шибко упрямую попытку отстранить от себя крупные руки. — Ну что ты, куда ж лягу с тобой, — а перед глазами уже стоит картинка, как он обнимает его, поплотнее прижавшись к разгорячённому телу.       — Диван раздвигается, я же знаю, — улыбается Федерация и придвигается ближе, упираясь лбом в плечо. Одну ногу он перекидывает через мужчину, сначала поставив её на пол, чуть не свалившись, а потом обратно закидывает на диван, на ноги британца. Тот оказывается зажат между его колен. — Ложись, — он откидывается на спину, утягивая его за собой. — Прямо так ложись. — Британия действительно чуть не валится на него сверху, но упирается рукой в подлокотник возле его головы.       — Ты что творишь, Россия, — англичанин повышает голос. А ему, ой, как не хочется делать этого. — Перестань, ты…       — Я не пьян, Британия, не пьян, — перебивает его парень, обвивая руки вокруг шеи и приподнимаясь на них. — Ты видел, сколько я выпил, совсем малость, — он носом утыкается под подбородком британца. — Я трезв, Брит, просто ляг со мной, сложно тебе?       А ведь Королевство давно уже не молодой мальчишка, чтобы на руках выдержать вес себя самого и крупного повиснувшего парня плюсом. Локти согнулись и он всё же повалился на русского, что тут же согнул ноги в коленях от неожиданности. И даже вскочить то не получилось с него, потому что зажат оказался.       — Ладно, ладно, всё, — смиренно проговорил британец, тяжело вздыхая и подставляя под себя руки, чтобы не давить массой сильно. — Хорошо.       Россия улыбнулся, обнажив зубы, и придвинулся к краю дивана, давая в промежутке между собой и спинкой улечься мужчине. Тот покорно лёг там на бок, так как места не шибко много было. Парень повернулся к нему лицом, положив ладонь на плечо.       — Ну, — усмехнулся он, — Сложно было?       — А зачем?       — А хочу я, чтобы ты со мной был сегодня, вот зачем, — улыбка не сходит с его лица. Придвинувшись плотнее, он коснулся пальцами его щеки, огладил немного, добро посмотрел в его глаза и прижал головой к груди своей. — Неужто сам не хотел бы провести хоть одну ночь с тем, кто мог бы понять тебя, а?       — Что? — возмутился британец, отстранившись немного, чтобы посмотреть в лицо русского. Тот молчит какое-то время, глядя на него полуприкрытыми глазами, и приближается ближе.       — Неважно, — шепчет он ему в губы и вжимается в них своими. Никак не углубляет, не проявляет больше инициативы, лишь поверхностно целует. Британец чмокает ртом, тут же стараясь отстраниться, но, собственно, куда, если за спиной стенка дивана? Сердце начинает биться в бешенном ритме, ему кажется, что его сейчас схватит приступ, инсульт, остановится сердце, разорвётся на части — что угодно, но без следа этот случай не пройдёт.       Россия приподнимается на локте, подминая его под себя, и полностью возвышаясь над ним, возобновляя поцелуй. Череду поцелуев. А Великобритания упирается ему в плечо и грудь ладонями, пребывая в прострации. Господи, столько пережил за всю свою жизнь государства, а в такой ситуации полностью расклеился. Виноват ли в этом алкоголь или осознание превосходства в силе мужчины над ним? Или он просто не хочет собраться и дать отпор?       — Россия, пожалуйста, — тянет он, когда тот спускается на шею, щипая её губами. Парень тут же возвращается обратно к лицу, прижимаясь своим лбом к чужому.       — Скажешь, что не нравится? — спрашивает и смотрит секунды две перед тем, как резко задёрнуть свитер вверх под самую шею. Руки его охватывают бока англичанина, ведя по ним вверх, потом по рёбрам, оглаживает грудь и из-под ворота кофты выныривает на шею, нежно обхватывая её. — Такой красивый сейчас, — улыбается он, смотря сверху на растерянного и раскрасневшегося мужчину, с недоверием глядящим на него в ответ. — Не веришь мне, но это правда, — произносит обычным тоном, не искажая басовый голос шёпотом. Он снова ведёт ладонями по оголённой коже вниз, в области живота заползает под спину, приподнимает за поясницу и подставляет под копчик колени. — Я так давно хотел этого, — губы касаются ложбинки между грудных мышц. — Мы хотели, не так ли? — уточняет с улыбкой и, набрав воздуха в лёгкие, плотно прижимается под ключицей. Он надолго присасывается, очень старательно вытягивает воздух из ротовой полости, до онемения в языке. С чмоком оторвавшись, ухмыляется, смотрит на налившийся засос, поднимается выше и снова присасывается, уже под самым подбородком. Оставив несколько псевдо-синяков, он целует британца, но на этот раз более открыто, настойчиво, выпуская язык. Смеётся, когда чувствует ответ, своеобразное согласие на совершаемые действия.       Британия стукается зубами и чуть поворачивает голову. Мужчина отстраняется от него и снова спускается на грудь, дальше ниже, всю дорогу вниз оставляя мокрые дорожки поцелуев, пока не добирается до резинки пижамных штанов, где и останавливается. Пальцы смело цепляют край, оттягивая его, и стягивают штаны так, что англичанин даже чуть сползает с бортика дивана.       Ситуация кажется ему постыдной. Потому, что ноги очень нелепо выползают из штанин, потому, что тело не идеально, потому, что ракурс, наверняка, ужаснейший. Он старик уже, что уж там ещё говорить. А Россия ведёт себя так, будто нет на земле человека лучше, чем британец. И появляется мысль, почему бы не расслабиться просто, отдаться парню, что действительно, как он чувствует собственными ягодицами, возбуждён от него?       Когда пижама оказывается где-то в стороне, Англия цепляет ворот водолазки русского и тянет его к себе, затягивая в поцелуй. Долгий, глубокий. Даже дыхание сбивается от собственного напора. Отстранившись, он руками лезет вниз, подхватывает края верхней одежды и помогает снять, скидывая её после на пол. Тело Федерации прекрасно. Тот сам по себе крупный, мышцы спины и плеч особенно подчёркивают это. И пусть он изранен, — шрамы после войн буквально располосовывают разные участки его тела, а ожоги от катастроф выглядят болезненно даже сейчас — британец всё равно почувствовал, как кровь хлынула к лицу, а внизу живота чуть ли не до боли потянуло. Становилось жарко.       Всё таки приятно, когда на тебя налегает тёплое любимое тело, не важно даже, тяжёлое ли оно. Ему случалось несколько раз оказаться в роли пассива ещё при жизни с Францией, но опыт то был негативный, муженёк вёл себя исключительно агрессивно и грубо, издевался над ним, мстил за годы, прожитые вместе. Но сейчас даже страха он не ощутил, когда Россия притянул его к себе за руки, прося, чтобы он развернулся и облокотился животом на спинку дивана. Почувствовал тёплую грудь, прижавшуюся к спине, дыхание на затылке, пока парень стягивал собственные брюки с бельём, услышал сладостный вздох, когда член прошёлся туда-обратно между ягодицами и разок упёрся в анус, тут же как бы соскользнув. Он протянул руку за спину, коснулся ладонью пресса, тормозя:       — Подожди минуту, растяну, — тихо произнёс он, пытаясь собрать слюну в пересохшем рту. С пальцев она капнула на плед.       — Дай я, — улыбается в ухо русский, сжимая обеими руками задницу, а большим пальцем нежно проводя между полушариями, нащупывая островатый кончик копчика и не давая Англии коснуться самого себя.       — Не стоит, — качает головой и, сморщив нос, проникает внутрь. Через несколько секунд он оборачивается, смотрит на красивое, чуть красное лицо, на улыбку. Улыбается в ответ, возможно, чуть жалостливо. Федерация наклоняет голову, косо глядит, как Королевство растягивает себя, и шустро смачивает руку своей слюной, прижимает её к тыльной стороне чужой ладони и нежно, но достаточно быстро вводит средний палец. — Россия, — дёргается британец, шипит, пытается податься вперёд, но партнёр свободной рукой хватает его за плечо, наоборот, притягивая к себе, насаживая на пальцы.       — Даже твой член толще твоего пальца, смысл от такой растяжки, — тараторит парень, покрывая поцелуями шею. — Я лишь помогаю тебе, — улыбается и, развернув опущенную голову, целует его в губы, тут же выпуская язык. И правда, он в разы энергичнее и результатнее разрабатывает мышцы, но всё же резковато. — Ты даже здесь такой горячий, — и смущающе.       Вместе с пальцами британца, он вытаскивает и свои, переплетается ими же и вжимает его руку в диван, вставая в более удобную для себя позу. Снова сплюнув, подставляет головку к анусу, давит медленно, бросает быстрое «Расслабься» и входит на несколько сантиметров. Англия резко свешивает голову, стиснув зубы. Сзади предательски жжётся, а в горле застревает ком. Господи, какие знакомые ощущения, совсем ничего не изменилось, разве что вошли не сразу на всю длину. Немного он погрустнел.       — Британия, — шепчет Россия, тяжело выдыхая. — Не сжимай так.       — Прости, — резко отвечает, но совсем не расслабляется.       — Если ты разожмёшь задницу, она не разорвётся, не бойся, — говорит он, ведь понимает ощущения. Этот нелепый страх у всех сначала появляется, будто, если не напряжёшь мышцы, то будет больнее, либо что-то там разорвётся. Глупости — глупости, не гигантский размер в него он вводит. — Давай, — напоминает снова. Пульсирующими наплывами, но всё же чувствует некую свободу, потому без слов проталкивает член дальше, входя почти до конца. — Ты такой молодец, — целует и выходит и заново.       Королевство чуть задыхается, комок всё никак не глотается, а голова кружится уже от того что опущена, и кровь прилила в неё. Сам красный весь, пот каплями стекает по лбу, падает на пол. Немного тошнит, но всё это так мелочно по сравнению с беспрерывно меняющимися ощущениями и мнениями. Мысль о том, что всё будет так же, как было с Францией, больше даже не приходила. Россия не смел причинить намеренно боль британцу, ведь показывал, как хорош секс на самом деле. И хотя ему всё ещё казалось это занятие плохой идеей, он был уже даже не против, если парень расскажет кому-то — ему будет всё равно.       Федерация на самом деле оказался нежен, как Великобритания себе и представлял когда-то. Это не могло не радовать, в какой-то момент он, наконец, почувствовал ту непостижимую доселе толику наслаждения. Они меняли позы пару раз, зачастую приходилось держаться на одних руках, потому дельтовидные и двуглавые мышцы вскоре начали болеть, грудные тоже предательски поднывали, про поясницу вообще молчать можно было, как и про шею, но он был крайне доволен. Россия мастурбировал ему, получилось кончить прежде, чем это сделал молодой компаньон. Загордился прям. Они запачкали друг другу животы спермой, одна особо шустрая капля из русского члена попала на щёку Англии, и тот засмеялся. Парень всё же раздвинул диван, о чём говорил ранее, улёгся рядом на спину, положив руки под голову. Он смотрел в потолок, а Британия смотрел на него, пока его не спросили, в чём дело.       — Я люблю тебя, — признался он, будто сейчас был последний шанс сказать об этом. Русский хорошо принял это:       — Я знаю, — ведь это было так очевидно, но мужчине ведь стало намного легче. Англия улёгся спокойно, глянул в тот же потолок и улыбнулся. Почувствовал себя таким защищённым. Счастливым. Он закрыл глаза.       И проснулся.       Квартира была пуста, как никогда. Британец поднялся в своей постели в родной спальне. Сердце дико билось, почему-то он испытал резкий испуг. Огляделся кругом, несмотря на тяжесть в груди. Комнату уже освещал тусклый свет пасмурного неба.       Он вышел в коридор. Там было заметно темнее и прохладнее. Где-то на кухне явно открыто окно, туда он и направился, шаркая носками. Пахло сигаретами, которые явно выкурил не он, чайник стоял на столе, запах заварки также присутствовал. Факт того, что гость уже ушёл, пришлось принять, особенно, когда краем глаза Англия заметил сложенный втрое лист из записной книжки. Сердце успело снова забиться прежде, чем бумага оказалась развёрнута в руках.       «Благодарю за гостеприимство. Надеюсь, что не доставил неудобств. Ты ещё спал, потому я без спроса воспользовался душем и позавтракал, лучше простерни полотенце. Прошу прощения за подобную фривольность.       P. S. Чай очень вкусный.       P. P. S. Не оставляю надежду вернуть обратно свой свитер.       РФ.»       Ком в горле встрял, как каменный, кровь хлынула к лицу, а глаза защипало. Осознание, что произошедшее ночью было лишь сном, оказалось слишком травмирующим. Он всхлипнул, запрокинув назад голову, слёзы заполнили все глазницы, одна даже вырвалась и побежала по щеке, впереди всё помутнело. Кто бы подумал, что англичанин будет плакать по такому поводу, но вот она правда. Жизнь поимела его и его чувства, признание оказалось лишь шуткой для всего окружающего, и он не знал, как справиться с этим.       На часах десятый час дня, за окном лишь светлеет, в квартире пусто и холодно, а Королевство Великобритания стоит посреди кухни и не может справиться с своими чувствами, разбитыми вдребезги его собственным разумом.