К половине седьмого вечера Чан успевает выполнить большинство своих приоритетных задач: отправляет секретарю список встреч, необходимых к планированию в этом месяце, по электронной почте отвечает агенту, который занимается поиском талантов, о потенциальном новом кандидате в айдолы и сохраняет финальные штрихи к последнему сольному треку Джисона (такая милашка, как Джисон, по предвзятому мнению Чана, обожает жесткий ритм. И он, и Чанбин. Оба).
Чан немного опаздывает к Бинни, но заранее заказывает еду доставкой в квартиру к другу. Все равно Чанбин не ожидает, что Чан успеет приехать вовремя, особенно в среду вечером. Поэтому у Чана достаточно времени, чтобы заехать домой, переодеться, снова передумать и отказаться от BB-крема, потратить несколько непозволительно долгих минут и посмотреть на своё отражение в зеркале, чего он, как правило, старается избегать.
Он выглядит… хорошо. Для самого себя. Усталый, бледный, на лбу постоянные морщинки до тех пор, пока не вспомнит, что надо расслабить брови и лоб. Чан берет капли для глаз, которые помогут справиться с покраснением, брызгает на себя парфюмом и расчёсывает волосы. Давно пора постричься, но Чану нравится длинная чёлка. Может, он ее оставит. Чан слабо улыбается своему отражению, сморщив кончик носа — привычка, появившаяся в детстве, — и уходит.
Дорога к Бинни длится вечность, хотя живет он не так далеко. Чанбин и Хёнджин нашли замечательное место в Хондэ, но движение там безумное, так что в итоге Чан на поездку тратит больше времени, чем хотелось бы, медленно движется по дороге и доводит себя до состояния комочка стресса.
Он до сих пор не знает, что сказать Чанбину о Феликсе. Чан знает, что ведёт себя глупо, и знает, что раздувает ситуацию больше, чем есть на самом деле, и знает, что самое простое решение — быть честным и признаться в своей уязвимости. Но вот в чем дело: как насчёт того, если бы он не сделал этого и избежал бы «унизительного» испытания, известного как сахарный папочка?
Но также Чан не хочет лгать. Большая часть их группы друзей уже знает о Феликсе, и Джисону не могло прийти в голову, что Чан не рассказал Чанбину, так что, честно говоря, признание Чана сродни коту в мешке.
Если только Сынмин не сообщил Минхо о помешательстве Чана, а Минхо не рассказал Джисону. Но тогда Джисон, вероятно, позвонил бы ему, чтобы поговорить об этом и прочитать лекцию о проблемах с самооценкой. Так что, наверное, нет.
Когда Чан находится примерно в пяти минутах от дома Чанбина, он понимает, что очень беспокоится о происходящем и даже
не поговорил с главным вовлечённым лицом. Поэтому Чан решает спросить Феликса, можно ли ему позвонить.
Конечно, отвечает Феликс, и через несколько секунд его голос наполняет салон машины.
— Привет, Чан-ши, как дела?
— Привет, — отвечает Чан, подавая сигнал и выезжая на соседнюю полосу. — Ты ведь помнишь, что можешь называть меня просто Чан или хён, если хочешь?
— Конечно, хён, — говорит Феликс. Судя по голосу, он улыбается. — Все хорошо?
— Да-да, просто я за рулем, — объясняет Чан. — Но не переживай, я говорю по громкой связи. Хм, я хотел задать тебе вопрос. У тебя есть время поговорить? Я не знаю, ты занят или…
— Все в порядке, я свободен. Просто сижу за учебой, но мне все равно надо было сделать перерыв. В чем дело?
— Я м-м-м. Я сейчас встречусь со своим другом, на самом деле со своим лучшим другом, который мне близок как брат. И мне было интересно, могу ли я рассказать ему о тебе? Нет, не личную информацию или что-то в этом роде, я помню, что ты ещё не подписал договор, кстати, не торопись с этим, но он поймёт. То есть, он увидит и догадается, что со мной что-то не так. Вот. Да уж.
В ответ Феликс хрипло смеётся.
— Конечно, ты можешь ему рассказать, я не возражаю. Ты и сам не против?
Чан хмурится и съезжает на обочину. Он на подъезде к Чанбину, но на подземной парковке плохая связь.
— Я так очевиден? — спрашивает он.
— Типа, ты очень нервничаешь, — отвечает Феликс. — Твой друг будет сердиться. Ты… о, — мягче продолжает он, — ты не признался ему?
На этот раз смеётся Чан.
— Нет, он гей, и он знает, что я би, так что все в порядке. Дело не в этом, просто… — Чан смолкает, прежде чем успевает пошевелить ногой.
Он слышит шорох, исходящий от Феликса, а тот затем медленно и осторожно говорит:
— Тебе
не нужно рассказывать ему о наших… договорённостях.
— Мне не стыдно или что-то в этом роде, — торопливо говорит Чан,
хотя его слова на вкус как ложь.
Феликс задумчиво мычит, и Чан грудью ощущает гул из динамиков.
— Конечно. Не беспокойся об этом. Расскажи ему столько, сколько ты готов рассказать. Я не собираюсь разоблачать тебя или что-то такое. Я подписал соглашение о неразглашении.
— Я знаю, что ты не станешь так делать, — вздыхает Чан, вытирая лицо и чувствуя себя откровенно хреново. — Я знаю, что ты не стал бы это делать даже при отсутствии соглашения о неразглашении. И я не это имел в виду. Я… мой друг… на самом деле, у меня с ним очень хорошие отношения, как и с большинством друзей. И я думаю, я просто, хм, смущён. Но не из-за тебя! — быстро добавляет он. — Я знаю, как это звучит, но, клянусь, это не именно из-за тебя. Ты замечательный. Это… это меня смущает.
Феликс издаёт тихий звук.
—
Эй, — говорит он. — Эй, хён, не надо, все в порядке, не надо объяснять. Не стоит стесняться того, что ты как бы состоишь в не общепринятых отношениях. Как ты говорил? У тебя просто не было на это времени. Ты — музыкальный продюсер, управляешь собственным лейблом, создаёшь классную музыку и помогаешь айдолам воплощать их мечты в реальность, а тебе всего двадцать восемь?
— Ага, — хрипло соглашается Чан, чувствуя, как горят глаза.
— Ты очень много работаешь, — продолжает Феликс. — Знаешь, здесь не надо спешить. Не сегодня и все в этом роде. Ты делаешь работу, которая, в свою очередь, работает на тебя и к черту всех остальных, окей? И если ты будешь честным со своим близким другом, то он поймёт тебя. Вероятно, на самом деле он сам хочет, чтобы ты занимался тем, что делает тебя счастливым.
Пауза, а затем:
— А… ты… ты передумал?
Чан открывает рот, но Феликс спешно продолжает.
— Потому что ничего страшного, ага? Я знаю, что это была не твоя идея, так что тебе не нужно… я имею в виду, очевидно, тебе не нужно…
— Я хочу, — выпаливает Чан, и Феликс замолкает. На мгновение слышен только звук его дыхания, и Чан продолжает спокойнее и увереннее: — Я хочу. Мне нужно это. Мне нужен… —
ты, но он не говорит это. Феликс все ещё не подписал договор. Пока что ничего не известно.
— Ты уверен? — спрашивает Феликс. — Ты не… ты не просто хороший человек или что?
—
Ха, — хрипло выдыхает Чан. — Нет. Чисто из-за вежливости я бы мог заплатить тебе за твои хлопоты и расходы и прямо сейчас бы все прекратил. Но я реально думаю, что мне это подходит и может быть верным решением.
— Хорошо, — соглашается Феликс, а затем повторяет громче: — Хорошо. Это тебе подходит. И тебе не надо оправдываться перед самим собой за все, что ты делаешь. Твой друг должен понимать и тебя, и то, что мы пришли к данному решению по обоюдному согласию. В том, что мы делаем, нет ничего плохого.
— Ты прав, — говорит Чан, чувствуя себя в миллион раз легче. — Я… — он смеётся и качает головой. — Я чувствую, что создал плохое впечатление о своём друге. Я знаю, что он поддержит меня. Он мой партнёр в «3Days», так что я просто… чувствую себя плохо, потому что он работает так же много, так же усердно, как и я, но не только это. Ну, ты понимаешь. Счастье. Влюблённость.
Феликс понимающе мычит.
— Моя мама… — он запинается, прокашливается и продолжает: — Моя мама говорила, что жизнь идёт своим чередом, и ты стараешься изо всех сил справиться с тем, что она тебе предлагает. Я думаю, ты стараешься, Чан. Я думаю, у твоего друга просто немного другой жизненный опыт, вот и все. Я не думаю, что ты, ну… влюблялся. Может, тебе просто не представился шанс, как ему.
Ох, думает Чан. Каким-то образом раньше он особо сильно не задумывался об этом, поэтому слова Феликса ударяют его под дых, пронизывают круговорот мыслей, но в то же самое время дарят спокойствие. Он чувствует себя лучше, и на глазах выступают слёзы.
— Ага, — выдыхает Чан, — да, ты прав. Просто у меня случилась минута жалости к самому себе. Окей. Спасибо тебе, я поговорю с ним, и все будет хорошо. Я буду держать тебя в курсе всех дел, хорошо?
— Я только за, — отвечает Феликс, — я рад, что смог тебе помочь. Извини, если я устроил нравоучительную лекцию.
— Нет, нет, ты… —
милый почти говорит Чан. — Ты молодец. Не буду отвлекать тебя. Но ещё раз спасибо за внимание и совет.
— Не за что, — произносит Феликс, — поговорим позже, хён. Надеюсь, ты хорошо проведёшь время.
— Спасибо, удачи с учебой.
Они прощаются, и Чан медленно и тихо выдыхает, сутуля плечи из-за тревожного самочувствия, преследующего его большую часть дня. Феликс прав. Сынмин тоже был прав. Все будет хорошо. Чан замечательно проведёт время с Чанбином, будет с ним честным, и все будет отлично.
Хотя Бинни может почти агрессивно надуться, учитывая то, что Чан опаздывает почти на час. Чан выезжает на дорогу, сворачивает на подъездную дорожку и машет охраннику. Узнав его, мужчина в ответ кивает, и Чан, припарковавшись на стоянке, спешит к лифтам.
—
Наконец-то, а то я собирался начать есть без тебя! — это первое, что слышит от Чанбина Чан, даже не успев открыть дверь до конца, а затем друг тянет его в объятия.
— Привет, извини, — смеётся Чан, обнимая его в ответ. — Освободился позднее, чем предполагал, и, в конце концов, поговорил с… другом.
Чанбин отступает, прищуривается и приподнимает бровь.
— С другом? Все в порядке?
Чан кивает, входя в квартиру и снимая обувь, но сердце предательски ёкает.
— Ага, — говорит он, наклоняя голову и избегая внимательного взгляда Чанбина, ведь тот обязательно обо всем догадается. — Я… я кое-кого встретил.
— О-о-о,
кое-кого? — моргнув, Чанбин широко улыбается.
— Вроде как, — отвечает Чан. — Это было предложение Минхо, но я рад, что принял его во внимание, — он переводит дыхание. — Его зовут Феликс, — и рассказывает Чанбину всю историю о том, что Феликс является другом Сынмина, о фотографии и профиле, а также о том, что это было его первое общение с сахарной деткой; рассказывает про их встречу в кафе и общую суть разговоров, которые они до сих пор ведут с помощью текстовых сообщений.
Все это время Чанбин слушает, не перебивая.
— Я позвонил ему, чтобы спросить, будет ли он против, если я расскажу тебе о нем, и я немного волновался, но он меня успокоил, — заканчивает Чан. К этому времени они уже сидят на диване перед расставленной на столике едой в термостойких пакетах.
Чан возится с кольцом на большом пальце и смотрит на Чанбина, который все ещё молчит и просто изучает его с непроницаемым выражением на лице.
— Бинни?
Чанбин открывает и закрывает рот, потом фыркает, смотрит в сторону и, лениво потянувшись к еде, открывает её. Чан ждёт. Его сердце гулко стучит под рёбрами, в голове проносятся худшие сценарии реакции Чанбина. На автопилоте Чан принимает палочки для еды и пибимпаб, переданные Чанбином, и ожидает, что тот скажет.
— Хён, в последнее время я был для тебя плохим другом?
Чан недоуменно моргает, и все его снующие мысли резко останавливаются.
— А? — умно переспрашивает он.
Чанбин кусает себя за щеку и хмурится, глядя на свою порцию риса.
— Я просто имею в виду… мы мало виделись с тех пор, как я переехал. И это моя вина.
— Бинни…
— Позволь, я закончу, — Чан закрывает рот. — Меня это не волнует… нет, я не это имею в виду. Если Феликс… если забота о нем делает тебя счастливым и помогает тебе, тогда я рад. Неважно, как вы познакомились. Мне неважно.
Чан чувствует, как напряжение внутри него внезапно улетучивается, когда он слышит это. От облегчения слегка кружится голова, из-за чего Чан почти пропускает оставшуюся часть фразы Чанбина.
— Но мне интересно, а ты… м-м-м. Ты искал его, потому что я бросил тебя.
— Ты меня не бросил, — протестует Чан, но Чанбин виновато смотрит на него.
— Неужели? — спрашивает он. — Я сказал себе, что не буду одним из тех людей, которые настолько увлекаются отношениями, что теряют связь со своими друзьями, но потом я съехал и с тех пор почти не бывал в офисе или студии…
— Я имею в виду, что я тебя не виню, если бы я мог работать из дома, как ты, я бы так и поступил, — говорит Чан.
— И я не потрудился связаться с тобой, — продолжает Чанбин. — И мне просто… мне очень жаль, хён.
— Бинни, — твёрдо произносит Чан, и Чанбин смолкает. Его глаза становятся ярче, а челюсти слегка сжаты, из-за чего сердце Чана одновременно и болит, и умиляется. — Ты хороший друг, — говорит он.
Когда Чанбин выглядит так, будто собирается спорить, Чан повторяет:
— Нет, ты не прав. У вас с Хёнджином есть что-то особенное, и я очень рад за вас, ребята. Нет, перестань, послушай меня. Я скучаю по тебе, иногда даже очень скучаю, и, может быть, я бы не пошёл на все это, если бы ты не съехал…
Чанбин выглядит ошеломлённым.
—
Но, — продолжает Чан, протягивая руку и сжимая своё колено ладонью, держащей палочки для еды, — но только потому, чтобы я не заметил, насколько мне одиноко.
— Чан, — дрожащим голосом говорит Чанбин.
— Нет, тс-с, послушай. Ты что, должен забить на свою личную жизнь и постоянно быть рядом со мной?
—
Да, — настаивает Чанбин, сердито глядя на него сквозь слёзы.
Чан смеётся, хотя в его глазах тоже стоят слёзы.
— Да ладно тебе, я этого не хочу. Ни ты, ни я. Я знаю, что ты не считаешь меня обузой…
— Нет!
— Но иногда я чувствую себя таким. А Феликс, ну… Надеюсь, он поможет мне почувствовать себя лучше. Эмоционально. Умственно. Физически.
Фыркая, Чанбин проводит ладонью по лицу, и Чан улыбается.
— Ты не плохой друг, совсем нет, просто я запутался. И перемены — сложная вещь, но мы переживём и справимся с этим, да?
— Ага, — хрипит Чанбин, ставит еду на столик и крепко обнимает Чана за плечи, при этом совершенно не обращая внимания на палочки для еды и пибимпап. Чан хихикает, быстро смаргивает слёзы и подбородком опирается на плечо Чанбина, после чего неуклюже обнимает его.
— Люблю тебя, — бормочет Чанбин.
— Я тоже тебя люблю, — отвечает Чан, — и мне вроде как не хочется портить момент, но я вроде как голодный. Давай поедим, пока еда не остыла, хорошо?
Чанбин отстраняется со смехом, слегка хлопает его по плечу, и все вот так возвращается на круги своя.
Спустя несколько часов Чан дремлет на диване, Чанбин, заснув в середине четвёртого фильма «Форсаж», прижимается к его плечу. Желудок Чана приятно полон из-за еды, и сам он выпил персиковый соджу, и все в этом мире стало лучше.
Стараясь не побеспокоить Чанбина, Чан достаёт телефон из заднего кармана и возобновляет переписку с Феликсом.
чан:
я поговорил со своим другом. все хорошо.
как ты и говорил, он счастлив за меня
солнечный лучик:
о, хён, я рад! вот видишь, не надо было беспокоиться об этом
чан:
у меня лучшие друзья
чан:
если честно, мне реально повезло
не знаю, что бы я без них делал
чан:
и я знаю, что мы почти друг друга не знаем,
но я правда рад, что встретил тебя
чан:
ты мне сегодня очень помог
солнечный лучик:
я тоже рад, что встретил тебя,
и я рад, что смог помочь
солнечный лучик:
попробуй заснуть хён, уже поздно
чан:
я постараюсь
чан:
ночи, Феликс
солнечный лучик:
ночи, хён
Входная дверь тихо щёлкает, Чан неуверенно улыбается, смотря в свой телефон, и Хёнджин понижает голос.
— О, привет, — шепчет он, размахивая руками, и на его лице появляется улыбка. — Хорошая ночь у вас, ребята?
— Лучшая, — отвечает Чан. — Как прошла практика с Джинён-хёном?
Хёнджин мечтательно вздыхает и прижимается к двери.
— Если бы у меня не было Бинни, я бы делал с ним невероятные вещи прямо на танцполе, — подмигнув, он сверкает глазами, и, чтобы не разбудить Чанбина, Чан подавляет хихиканье.
Хёнджин широко улыбается, стаскивает ботинки и, свернувшись калачиком с другой стороны, наклоняется, чтобы аккуратно убрать волосы со лба Чанбина.
— Я просто шучу, — тихо говорит Хван, — но Джинён-хён великолепен, и я многому новому у него научился, — он смотрит на Чана. — Останешься на ночь?
— Если ты не против, — кивает Чан. — Я на машине, но немного выпил. Конечно, я могу позвонить водителю…
— Не надо, — говорит Хёнджин, садясь и потягиваясь. — Оставайся. Будет здорово позавтракать всем вместе.
— Ты просто хочешь, чтобы я снова приготовил омлет, — догадывается Чан, и Хёнджин подмигивает ему.
— Это тоже, — говорит он. Повернувшись к Чанбину, Хёнджин мягко трясёт его за плечо. — Детка, проснись. Ты не можешь спать с Чанни-хёном, у тебя будет болеть спина, а завтра ты превратишься в плаксу.
—
Ты — плакса, — ворчит Чанбин, распахивая глаза. Тогда Чан громко хихикает, а Хёнджин изумлённо открывает рот.
— Как ты посмел, это
ты — король хныканья, — заявляет он, принюхиваясь, и, поднявшись на ноги, тащит Чанбина за собой. Он намного сильнее, чем можно предположить, основываясь на гибкость его фигуры. Хёнджин лишь немного хрипит, когда сонный и рассерженный Чанбин наваливается на него.
— Спокойной ночи, хён, — кричит Хёнджин, — белье в твоей комнате свежее. Если тебе что-нибудь понадобится, дай знать, хотя ты и так в курсе, где все находится.
Твоя комната, с нежностью думает Чан.
Не гостевая комната.
— Ага, — кричит он, — доброй ночи, ребята.
— Ночи, Чанни, — зевает Чанбин.
В последний раз, когда Чан видит их, Хёнджин бормочет что-то на ухо Чанбину, что заставляет того выпрямиться и решительно зашагать по коридору, скрываясь за углом и ведя за запястье Хёнджина, который смеётся ярко, заразительно и счастливо.
Чан фыркает, выключает телевизор и складывает пустые контейнеры для еды и бутылки соджу (всего две). Он ложится спать, переодевшись в пижаму, которую друзья хранят для него в комоде, и залезает под одеяло.
И чудо из чудес — Чан быстро и легко засыпает.
