even though i have it all (i want you more, more)

— Думаю, я люблю тебя, — говорит Феликс, и Чан чувствует, как его сердце останавливается. Чан не дышит. Не моргает. Ничего не говорит. Он просто сидит и смотрит на Феликса, чьи глаза такие прекрасные, яркие, теплые и немного красные из-за слез. Чан держит в руках маленькие и чуть влажные ладони. Ощущает вес ног Феликса, прижатых к своим ногам. — Я никогда раньше не был влюблен, — говорит Феликс, — но я думаю, я люблю тебя, хён. Чан делает один судорожный вдох. Его сердце снова начинает биться, но сильно и оглушающе громко, как барабан. Что-то старое и тяжелое — груз, который он привык нести годами, — разбивается. В глазах Чана все расплывается, и Феликс становится просто смесью розового и бежевого цветов на оранжевом диване и на фоне квартиры Сынмина и Чонина. — Хён? — Ты имеешь в виду это? — надломлено спрашивает Чан. — Ты это серьёзно? Пожалуйста, имей это в виду, — а потом он внезапно захлёбывается в рыданиях. Чан не знает, почему плачет, но он так счастлив, хотя в это же самое время его будто одолевает тяжесть, но она не имеет никакого смысла. Феликс издает обиженный звук, сворачивается вокруг Чана, и тот стискивает в объятиях его так крепко, будто боится, что Феликс исчезнет подобно сладкому сну. — Я серьезно, — бормочет Феликс, крепко обнимая плачущего ему в плечо Чана. — Я серьезно. Чанни-хён, я люблю тебя, я люблю тебя. — Я тоже тебя люблю, — икает Чан, зажмурившись из-за слез, которые просто… продолжают течь из глаз. Черт возьми, он не может остановиться. — Прости, я не знаю, почему плачу, прости, прости. — Тише, тише… ничего страшного, поплачь, отпусти все, хён. Я здесь, я с тобой. Поэтому Чан плачет до тех пор, пока не иссякнут силы, и они не рухнут на диван. Феликс поглаживает Чана по спине длинными и медленными успокаивающими движениями. Чану кажется, что его голова становится более ясной, а тело легким. Феликс любит его. Чан, конечно, тоже любит Феликса. Он не знает, как это произошло, но безмерно благодарен судьбе. Это похоже на чудо. — Мы сошли с ума? — наполовину прикрывшись рубашкой Феликса, спрашивает Чан, и все его тело приятно вибрирует от звонкого смеха Феликса. — Может быть, — говорит тот. — Думаю, все происходит очень быстро, да? Чан отстраняется, но ровно настолько, чтобы посмотреть Феликсу в лицо, и у него снова перехватывает дыхание, когда Феликс смотрит на него. Розовые волосы мягкие и пушистые, и к ним хочется прикоснуться, веснушки рассыпаны в причудливые созвездия на щеках, словно Феликса расцеловало само ночное небо, и Чану безумно сильно хочется поцеловать его. — Слишком быстро? — с тревогой спрашивает Чан, собираясь нормально сесть, но не отсаживается далеко, так как Феликс крепко держится за него и не хочет отпускать. — Может быть, — снова говорит он. — Но, может быть, и нет. Вот как я себя чувствую. Вот как ты себя чувствуешь. Ничего страшного. Все хорошо. Чан кивает, колеблется и мягко опускается на Феликса. Он вспоминает, как несколько месяцев назад они впервые также лежали на диване, но наоборот — Феликс лежал на Чане. Так много всего успело измениться за это время. Но потом Чан вспоминает кое-что, что сказал ему Феликс еще раньше. В жизни все может произойти просто так, а ты делаешь лучшее из того, что предлагается тебе. Может быть, одновременно это так просто и сложно. — Значит, ты не против моей идеи? — спрашивает Чан, и Феликс большим пальцем гладит его по щеке. — Она замечательная, — говорит Феликс. — Разве я могу отказать тебе в помощи моей семье? Чан неуверенно смотрит на него, и его согревает маленькая, но искренняя улыбка Феликса. — Я серьезно, — утверждает он. — Но я хочу записать, сколько и когда ты будешь перечислять. И в будущем я хочу вернуть тебе всю сумму. Чан думает об этом и приходит к выводу, что он справится с этим. На самом деле ему не нужен возврат денег от Феликса, но если Феликсу это надо, то Чан сможет их принять. — Хорошо, — соглашается он, — и… и это тебе поможет, правда? — Да, мне это поможет, — подтверждает Феликс. — Честно. Мне не придется искать третью работу, я продолжу обучение в университете, и у нас все будет хорошо. Чан поворачивает голову, целует ладонь Феликса и прикрывает глаза. — Все будет хорошо, — мягко повторяет он. Проходит несколько спокойных минут, которыми они оба наслаждаются, потому что у них выдалась долгая и сложная неделя, долгие месяцы, и двигаются они только тогда, когда в их карманах телефоны начинают трезвонить. — Сынмин, — говорит Феликс, проверяя свой телефон. — Интересуется, может ли он вернуться обратно. — Чанбин, — Чан смеется, — спрашивает, все ли у нас в порядке. Они улыбаются друг другу. Сердца переполнены любовью, а раны, непреднамеренно нанесенные друг другу, постепенно исцелятся, и пусть на это потребуется немного времени. Ничего страшного. У них есть время. Чан и Феликс буквально отлипают друг от друга, и в следующий момент в квартиру входят Чанбин и Сынмин. Отряхнувшись от снега и стоптав его с обуви, они видят, что Феликс и Чан сидят на диване очень близко друг к другу. Их лица немного опухшие от слез, но в остальном с ними все хорошо. Сынмин пристально смотрит на них, фыркает, скрещивает руки и говорит: — Если вы трахались на моем диване, я подожгу его вместе с вами обоими. Чанбин дает ему подзатыльник. — Не груби хёну, — с улыбкой журит он. — Ребята, вы в порядке? Все хорошо? — У нас все хорошо, — широко улыбаясь, отвечает Чан. Кажется, его щеки уже болят от улыбок. — Мы встречаемся, — одновременно с ним выпаливает Феликс. Широко распахнув глаза, он неуверенно смотрит на Чана и выглядит так, будто на самом деле не хотел говорить этого, или беспокоится, что Чан не хотел, чтобы Феликс сказал это. Чан просто берет его за руку и переплетает свои пальцы с пальцами Феликса. — Ничего страшного, мы можем рассказать им, — подбадривает Чан, понимая, что теперь они оба должны четко понимать эти вещи. — Мы встречаемся, — подтверждает он, а затем вскрикивает, когда Чанбин и Сынмин бросаются на них. Феликс визжит, счастливо смеясь, когда Сынмин начинает безжалостно щекотать его. Чанбин тянет Чана к себе и от души взъерошивает ему волосы. — Люблю вас, идиоты, — заявляет Сынмин. — Но вы состарили меня на целое десятилетие. Никогда больше не поступайте так со мной. — Мы постараемся больше так не делать, — хрипит Чан, совсем не собираясь вырываться из объятий Чанбина. Сынмин отпускает покрасневшего Феликса, который плачет счастливыми слезами. Следующее, что делает Сынмин — налетает на Чана с самыми сильными в мире объятиями. Что-то жалобно хрустит в позвоночнике Чана, и он отчаянно похлопывает Сынмина по спине, пока тот не отпускает его. — Я ненавижу всю эту ванильную ерунду, поэтому говорю только один раз, — предупреждает Ким. — Я люблю тебя, хён. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Я хочу, чтобы Феликс был счастлив. Я хочу, чтобы вы, ребята, были счастливы вместе. Я действительно рад, что ты со всем справился, — затем, прежде чем Чан успевает сказать что-нибудь еще, он снова обнимает его, пытаясь прижать Чанбина поближе, а затем Чан оказывается окруженным Феликсом, Чанбином и Сынмином со всех сторон. — Я тоже тебя люблю, — говорит он, и, возможно, снова плачет, да, на этой неделе Чан в слезах больше, чем за весь год. — Я люблю всех вас. Спасибо, что терпите меня. — Мы любим тебя, — тихо говорит Чанбин. — Ты не из тех, с кем мы миримся. — Я… — Заткнись и позволь нам любить тебя, — откуда-то слева говорит Феликс, и Чан, подавившись смехом, смолкает и позволяет им крепко его обнять. Немногим позже все восемь собираются на ужин под кодовым названием: «Мы помирились, мы друзья, а вообще мы влюблены друг в друга, и теперь все великолепно!» — Это слишком замысловатое и длинное название, — настаивает Хёнджин. — Но это так! — говорит Джисон, выпятив грудь и показав ему язык. А затем ужин перетекает в импровизированную ночёвку. — Разве мы не стары для всего этого дерьма? — спрашивает Чонин, но первым ловко забирает себе пушистое и мягкое одеяло. Все они решают обосноваться в просторной гостиной Чана на диванах, надувных матрасах и матрасе из гостевой комнаты. Друзья сгребают все на пол в одну кучу, хаотично снуют туда-сюда, и вскоре на полу образуется неровное и смешное гнездо из подушек, одеял и тел. Ближе к ночи просыпается только Чан. В его объятиях спит Феликс, и обе его руки спрятаны под футболкой Чана, а теплое дыхание мягко щекочет шею. Слева от Чана спит Чанбин, свернувшись калачиком и уткнувшись лицом в шею Хёнджина, выглядя из-за этого маленьким и очень уютным. Джисон держится за правую руку Чана и буквально прижимается к его плечу, отчего волосы полностью закрывают лицо Джисона. Перекинув руку и ногу через Джисона, Минхо стопой касается голени Чана. Рядом с Минхо, закрыв лицо рукой, на спине спит Сынмин. Чонин, развалившись звездочкой и одной рукой запутавшись в волосах Хёнджина, а другую руку спрятав под подушку, тихо храпит. Чан закрывает глаза и проваливается в поверхностный сон. Сегодня вечером сделать это невероятно просто. — Хён? Открыв глаза, Чан поворачивает голову в сторону голоса и видит, как, приподнявшись, сонно моргает Минхо. — А? — Ты ведь не жалеешь об этом, правда? Ну, что я подкинул тебе идею о сахарной детке? И что я рассказал тебе о Феликсе? Чан качает головой и улыбается, чувствуя, как любовь переполняет его сердце. — Нет, — мягко отвечает он. — Я нисколько не жалею об этом. Спасибо, Минхо. Минхо ничего не отвечает, но кончики его ушей постепенно краснеют, как у Чана, когда тот стесняется или нервничает. Минхо кивает, закрывает глаза и зарывается носом в волосы Джисона. В руках Чана Феликс ерзает и мягко вздыхает во сне. Чан гладит его по спине, пока тот не успокоится, и позволяет себе уйти в объятия крепкого и сладкого сна. Даже если у меня есть все, я хочу тебя больше и больше Чтобы ты все время оставался рядом со мной Внутри этой маленькой тишины (Monsta X — U R)