Наконец, гон начал подходить к концу. Теперь альфа не бросался на Тэхёна при любом удобном случае, не глядел обезумевшими глазами, цвет которых почти не было видно за широким зрачком, и не плакал тихо в подушку, как маленький ребёнок, которого бросила мама.
Бета мог жить спокойно без душной печки под боком и не волноваться по поводу того, что: «чёрт, что-то я не понял, что он и зачем творит». Чонгук был рад не меньше. Правда, у него появилась парочка вопросов к самому себе.
Немного покопавшись в своих глубоких недрах души, альфа решил, что Тэхён, всё-таки, ему нравится. Но просто, как человек (самовнушение же должно сработать?). У Чонгука было под сердцем скрытое восхищение (ну, вы гляньте, красивый профиль, характер, которому только позавидовать можно и охрененный резерв в познании всего на свете).
Например, когда Чон сидел, уткнувшись Тэхёну в волосы, тот шутил про то, что альфа скоро задохнётся, если не отстранится. Или начнёт дышать через задний проход, как некоторые черепахи.
Альфа вот не думал, что его приравняют к черепахе, и не думал, что кто-то в природе, не считая всяких слизней, может дышать чем-то, кроме носа и рта. Наверное, как раз из-за восхищения к чужим познаниям о животном мире Чонгук присосался во время гона именно к Тэхёну (нет). Но если говорить совсем откровенно, то бета и не был-то особо против этой «странной реакции» на себя со стороны альфы, как и сам Чон не противился подобному проявлению своей сущности; наоборот даже довольствовался чужим обществом и приятными объятиями.
В конце концов, объятия усиливают иммунную систему, стимулируют центральную нервную систему, улучшают сон (а следует отметить, что сон в объятьях действительно протекал спокойно), придают силы, омолаживают, снимают стресс… В общем, чудодейственная вещь!.. И всё это наитупейшие оправдания удовольствию от близости, но закроем на это глаза.
Все их лобызания были бы чудесными, если бы Чонгук потом не думал двадцать пять на восемь о том, насколько же он подвержен влиянию гормонов. После этого альфа действительно задумался о том, что беты универсальны.
Да, у них нет всех этих качеств и особенностей омег и альф, но сколько же в этом преимуществ! Не сходишь вот так с ума, не зависишь от циклов и более объективно оцениваешь людей. Восхитительно, никак иначе. Хотя, с другой стороны, в интимной жизни, наверное, меньше ощущений, но и это не так уж важно.
Много таких мыслей отвлекают от дел.
Особенно на голодный желудок, когда в вялом состоянии доделываешь домашнюю работу, которая дана в непомерном и невыполнимом количестве.
В комнате по-прежнему темно и тихо, ведь альфа не любит этот ненастоящий свет ламп со всех сторон. Гнетущий звук грузящегося компьютера слегка давит на мозг. Под вечер, вернее сказать, уже ночь, и голова разболелась, и спать хотелось.
Чонгук слипающимися глазами уже еле моргал. Главное быстрее всё доделать и больше никогда не возвращаться к этой работе. Неожиданный резкий звук со стороны коридора напугал альфу. Чон вздрогнул, тут же промаргиваясь. Взглянув на часы, он увидел отметку, переваливающую за двенадцать ночи.
Открыв рот в изумлении, Чонгук встал со стула, предварительно ударившись ногой об его ножку. Совсем уже потерял координацию с этими невыполнимыми письменами на еврейском.
Альфа сдавленно прошипел, оскалив зубы. Он помнит, что сегодня вечером Тэхён куда-то ушёл, позвенев ключами перед уходом. У Чонгука на памяти бета совсем домосед, который кроме библиотеки и магазина никуда не ходит.
По крайней мере альфа не припоминает, чтобы Тэхён когда-либо поздно возвращался. Его чужие дела и не волновали-то раньше. Представить, что бета где-то развлекался — почти невозможно. Для Чонгука так точно, но, видимо, он ещё слишком плохо знает своего соседа, потому что представшая картина не могла прийти даже в самых странных мыслях.
Бета, всклокоченный и подвыпивший, нетвёрдо стоит на ногах, лениво сбрасывая с них же обувь. Вроде и не в дрова, взгляд ещё более менее чистый, но красные щёки и блестящие от слюны приоткрытые губы говорят сами за себя.
Вот, где был, значит.
Альфа скрещивает руки на груди, с толикой критики наблюдая за неуклюжим передвижением. Даже на смех пробивает. Совсем не сочетается с образом зануды. Чонгук недовольно морщит нос, а потом запрокидывает голову с мыслью о комичности происходящего.
Тэхён с первого раза не может повесить своё пальто, а потом поворачивает голову, устало выдыхая. Выглядит, как обречённый на горе. Бета ловит взгляд альфы на себе, тут же отводя его. Чонгук никогда не видел его в пьяном состоянии; наверное, по этой причине тот стоит смущённо и ковыряет носком пол.
— Гуки, ты дорогу перекрыл… — тихо произносит он, а потом начинает улыбаться, смущённо шмыгая носом. — Прям как тогда, с цветами, — даже почти не заплетается язык. Чонгук снова поражается. Сколько он выпил? Определить, оказывается, очень сложно, но, наверное, не так уж и много.
— Ты попробовал первый раз? — выдвигает догадку альфа, всё-таки открывая путь для дальнейшего передвижения.
— Что? — непонятливо спрашивает бета, останавливаясь перед Чонгуком. Недовольно сжатые губы трогает лёгкая улыбка, и альфа наблюдает за забавным и развязным лицом напротив. Тэхён дышит громко, а через приоткрытые губы выходит рваный выдох.
— Алкоголь, Тэ, — чужая недогадливость ввиду лёгкого алкогольного опьянения не раздражает, а слегка забавляет. Есть в этом что-то милое, хотя, может, Чонгук и романтизирует.
Одурманенный лёгкими сладкими алкогольными коктейлями, бета недовольно мотает головой, насупившись, показывая тем самым, что не первый. Кажется, он обиделся и счёл этот вопрос, как то, что Чонгук сейчас видит в нём несамостоятельного человека.
Ну, или совершенно не умеющего пить, человека.
— Как же ты меня раздражаешь, — обиженно бубнит Тэхён, плетясь несмелой походочкой на кухню. — И вообще, за что мне такой сосед… — продолжает он обиженно бубнить на Чонгука, который идёт позади. — Ты меня мно-о-о-ого, — тянет пьяненько и заунывно, доставая стакан из шкафа, чуть не роняя рядом стоящую посуду. — Игнорировал, — сопит, ставя стакан на стол. — Ледышка, — бета сейчас не фильтрует свои мысли. У него действительно когда-то была обида на Чонгука из-за игнора в свой адрес, но это было в самом начале их знакомства. — Я, между прочим, не такой уж и страшный, чтобы совсем на меня не смотреть, — а вот это неожиданно. Кухня заполнилась смехом альфы, заставляя дуться Тэхёна ещё больше.
Чонгук по-доброму смотрит из-под чёлки за насупившимся бетой. Тот наливает холодную воду себе в стакан и делает шумный глоток.
— Ну, чего ты тут встал? — продолжает дуться, плюхаясь на стул. Развезло ещё больше из-за усталости. На щеках такой прелестный румянец, что Чонгук противостоит желанию потискать их. — Ну, что ты молчишь? Сказал бы, какой я прекрасный и всепонимающий, — кажется, сейчас будет много недовольных разглагольствований.
Альфа хмыкает, не сводя глаз с лица напротив.
— Хватит меня своими оленьими глазками кушать, — снова выдвигает претензию бета. Альфа подмечает, что в трезвом состоянии Тэхён редко позволяет себе говорить то, что может крутиться у него на языке. — Гюго писал, что «существует глаз невидимый — ум, и глаз видимый — зрачок». Вот ты меня сейчас съешь зрачком. Я бы хотел, чтобы это делал ум, — по-детски обиженно опустив уголки губ, Тэхён хлопает себя по коленям, морщась из-за чего-то. Чонгук не понимает, что бета имеет в виду. — Говорил мне Юнги не пить, когда я хочу быть трезвым, — фыркнув, словно кот, Ким разваливается на столе, прикладываясь горящей щекой к холодному столу. — А я его не слушаю, а он философ моей жизни. Запомни золотое правило жизни, Гуки, — бета отрывает щёку от стола, почти что серьёзно заглядывая альфе в глаза. Чонгук аж весь подбирается. — Хочешь быть трезвым — не пей, — Чон смеётся. Заливисто, громко.
Ну что за чудо?
— Я запомню, — альфа наблюдает, как бету вырубает прямо так. — Ты хочешь спать, золотце, — это даже не вопрос, а явное, мягкое утверждение. Нежное обращение само вырвалось.
Видимо, включился режим заботы.
Альфа даже не осознаёт, какое трепещущее чувство его переполняет, когда он умиляется чему-то даже совершенно не милому. Для кого-то такой Тэхён может выглядеть неприятно. Чонгук таких людей не поймёт.
Бета лениво поднимает голову и тянется руками через стол к альфе.
— Отнеси, — отдаёт приказ. — Мне лень, — ни стыда ни совести! Но альфа только рад помочь. Ухмылка украшает его лицо, и он подходит к почти спящему на ходу соседушке, резко взваливая того себе на плечо.
Тэхён вскрикивает, а Чонгук лишь смеётся, поглаживая его по спине. Гон липкими отголосками о себе напоминает, и хочется бету потрогать. Затискать и обласкать. Уши Чона на этой мысли краснеют.
— Спасибо, давно не чувствовал себя картошкой, — сдавленно ворчат где-то там снизу.
— Ты имел в виду «мешком с картошкой»? — приподнимая бровь, спрашивает альфа, перенося Тэхёна в его комнату.
— И это тоже… — вцепившись в Чонгукову футболку, Тэхён утыкается носом между его лопатками. Ну, а куда ему ещё свою голову деть? Альфа опускает пьяного парня на кровать, резко закутывая его в кокон из одеяла, как толстенькую гусеничку.
— Чтобы не рыпался, — нарекает, а в ответ злобно зыркают, пока Чонгук улыбается несдержанно и умилённо. Всю усталость, как рукой сняло. Даже появилось желание доделать непосильное количество домашки. — Спокойной ночи, — желает, собираясь уходить, но его останавливает смущённое сопение в одеяло. Альфа настороженно переводит взгляд на чужое лицо. Надо признать, очень милое и пьяное лицо.
— Гуки, а ты по мне скучаешь? — уже сонно спрашивает бета, выглядывая из-под одеяла. Его ресницы тихонько подрагивают, а сам он ждёт ответа. У Чонгука кровь резко отливает из кишечника в другие органы. Нельзя о таком спрашивать — преступление.
Альфа отворачивается, сидя на краешке кровати, готовый вот-вот уйти. Но что-то всё равно не пускает. Чон на вопрос не отвечает, а Тэхён расстроенно трётся носом о тёплое одеяло, прикрывая веки.
— Знаешь, Чонгук, это отвратительно: скучать за тем, кто совсем не скучает по тебе. Прости, если не скучаю по тебе. — это была последняя, самая трезвая и серьёзная фраза перед тем, как бета засопел и ушёл в царство Морфея окончательно. А Чонгук так и остался сидеть. Стало как-то… Обидно. Тэхён совсем-совсем по нему не скучает?
Альфа прислушивается к дыханию рядышком, а потом поворачивается, удерживая себя на локте около тэхёновой головы.
— Что же за глупости ты говоришь, хён… — нежно убрав серебристую чёлку с глаз, Чонгук склонился над мирным лицом беты, реснички которого немного поблёскивали от влаги. Наверное, виноваты слезящиеся от усталости глаза. Чужое размеренное дыхание вгоняет Чона в какое-то состояние заворожённости и спокойствия. А ещё эта милая родинка на кончике носа так и просит, чтобы её поцеловали… Альфа сглатывает, мысленно одёргивая себя.
Он сейчас вменяемый, может нормально думать. Но соблазн, непонятно откуда взявшийся, побеждает. Чонгук склоняется перед лицом, нервно выдыхая почти что на уровне чужих губ. Оставив осторожный влажный чмок в нос, альфа отстраняется, тяжело вздыхая.
Тэхён забавно морщится во сне, слегка улыбаясь.
Как человек нравится, значит…
* * * * * *
Бете не хочется быть серьёзным. Перед Чонгуком он много кривляется и шутит что-то совсем не в тему. У него плохо получается поддерживать диалоги с людьми, но перед Чоном и самому что-то хочется рассказать.
Просто потому что он ему доверяет.
Нет былого страха сказать что-то не то, ведь альфа, сам того не осознавая, возвращает бете былую уверенность в собственных словах. Тэхён не боится своего мнения касательно каких-то вещей. Он боится мнения людей, с которыми он близок, в ответ на свою точку зрения.
А Чонгука не боится. Тот его ни разу не осудил за какую-то глупость, оплошность или неаккуратно брошенную фразу. Он вселяет чувство комфорта. Конечно не так, как Чимин — тот его пожизненный соулмейт, но всё же.
Такая связь — крепкая дружба — очень редкая между людьми, но как бы то ни было, она существует. Иногда бывает, что чётко осознаёшь, что кроме друзей не получится быть чем-то «большим». Хотя, куда уж больше. Порой, это ценнее любви, а она ведь тоже бывает разной. Дружеской, временной и самой серьёзной — доверчивой.
Любовь, как и дружба, строится на доверии, но эти связи всё равно ощущаются по-разному. Наверное потому, что в дружбе отдаёшь свою душу, в то время, как в любви, доверяешь ещё и тело. Человеческие взаимоотношения зачастую очень хрупки, поэтому Тэхён бережно относится к тому, что у них с Чонгуком получается.
А получается пока немного, но это ли не успех, если сдвинулся с мёртвой точки? Даже суровый, с лохматыми волосами и небольшими синяками под глазами — Чонгук внушает лишь домашний комфорт. Так и привыкнуть к нему можно.
Проснувшись утром Тэхён, как ужаленный, бежит в ванну. Напился до того состояния, что даже не переоделся.
Стыд-то какой.
Отправив всё постельное бельё и одежду в стирку, залив фиалковым кондиционером, бета принимает горячую ванну, смывая с себя клубный запах. Лёгкая боль в голове игнорируется.
Чонгук успел тем временем утопать к Сокджину: нужно серьёзно поговорить. Всё-таки, одна голова хорошо, а две — лучше. Что касается Тэхёна, то тот ещё успеет подумать над своим поведением и принести извинения.
* * * * * *
— Сокджин, есть разговор, — Чонгук залетает в чужую квартиру, ураганом сметая всё на своём пути. Судорожно и быстро сняв ботинки, альфа нервно трёт ладони.
— Что такое, мелкий? — спрашивает сбитый с толку хён, вытерев руки полотенцем. Он споласкивал руки на кухне, так как замешивал тесто.
— Я влюбился.
