Как сильмариллы все изменили

Над зелёными холмами Эрегиона разносились похабные песенки, а я пыталась посчитать, кровь скольких высоких родов течёт в исполнителях. Наследники Элронда совсем перестали быть стесненными присутствием Агламера, который время от времени только укоризненно смотрел на молодежь, и Льяца, который даже не пытался напустить на себя серьезный вид. Мы ехали три дня и три ночи, не останавливаясь на ночлег, не задерживаясь на долгих стоянках, и это было прекрасно. Все члены нашего отряда были полны сил и решимости скорее добраться до заветной цели. Ну, Агламер просто охранял нас и добавлял необходимую нотку загадочности. Единственное, силы здешних коней ни в какое сравнение не шли с аманскими, и давать им отдых нам время от времени все же приходилось. Это время я использовала, чтобы научиться исполнять то, что мне снилось. Эрегион не изобиловал диковинными цветами и травами, здесь всего-то и было, что бесконечные зеленые холмы, остролисты, дубы и какие-то кустарники. Впрочем, это не так важно, ведь за три дня изменилось мало. Льяц не мог не замечать моих попыток наладить связь с матушкой-природой, и очень интересовался, что это я делаю. К счастью, я быстро заметила, что, если практиковаться поближе к Агламеру, надоедливый майа отстаёт с большей вероятностью. Общество Агламера особенно приятнее не стало, но это было лучше, чем разрешать Льяцу узнать то, что он хочет. — …глупая фиалка, расти уже! — ещё секунда, и я схватила бы росточек и выдрала с корнем. Такое желание посещало меня время от времени при особо упрямых растениях. — Если ты собираешься её вырывать, то незачем вообще тратить на это время, — неожиданно Агламер решил прокомментировать мои действия. Я кинула на него раздражённый взгляд, но ничего не сказала. Какое-то время он ещё поглядел на меня, затем развернулся и молча отошёл. Должно быть, Льяц решил, что может сохранять только одну дистанцию с Агламером, поэтому стоило одному отойти, второй как бы случайно притянулся. Мы с ним так ни разу ни о чем и не поговорили, ибо я считала, что разговаривать нет смысла, потому что сам майа ничего правдивого мне не расскажет, а цель его присутствия я понимала: очевидно, ему нужно кольцо. Так что передо мной стояла ещё и задача проследить, чтобы творение племянника не ушло не в те лапы. — Госпожа штурман, — играючи начал Льяц, или, как здесь его называли, Атрейн. — Правильным употреблением терминов ты никогда не мог похвастаться, — во мне проснулось занудство Морьо. — До сих пор не можешь придумать мне новую кличку? — Что поделать, если ты до сих пор остаёшься такой же принцесской, — развёл руками майа, насмешливо глядя на меня. Как бы ему ни было что-то нужно, он никогда не станет терпеть унижение от меня. — Ты ошибаешься, — так же мило улыбнулась я, — той принцесски больше нет. Ответом мне был дикий хохот, майа картинно схватился за живот, у него даже слезы на глазах выступили, или он делал вид, что вытирает их. — Прости, прости, — он примирительно похлопал меня по плечу, все ещё не переставая посмеиваться. Я не хотела, чтобы он читал все эмоции по моему лицу, но это всегда делал легко не то что он с его проницательностью, но и другие. И сейчас это тоже не составило Льяцу никакого труда, я понимала это и злилась не только на него, но и на себя. — Я не собираюсь тебе ничего доказывать, — я попыталась вложить как можно больше презрения и надменности в свой тон, но сама себе верила не до конца, значит, майа тем более. Чтобы не стать свидетелем ещё одного приступа хохота, я развернулась и пошла к лошадям. И вдогонку мне сквозь смех долетело: — Не мне, себе! До следующего привала я ехала исключительно в обществе близнецов. Я старалась не думать над тем, что сказал Льяц, употребляя все умственные усилия на выстраивание верного маршрута. Сидя в Ривенделле, я занималась практически тем же — изучала карты и историю. К сожалению, в архивах Имладриса было мало сведений о последних событиях, происшедших в Тарбаде — городе, рядом с которым находилось болото, куда мы держали путь. Время было неспокойное: для эльфов падение Артедайна все же было неожиданностью, и они могли только предполагать, что подобные события не принесут городу процветание. Элронд предупреждал, что люди, потерявшие правителя, могут быть неуправляемы, и поэтому будет хорошо, если о нашей поездке известно не станет. Только когда наш отряд разделился на два, я подумала, что, возможно, Курумо просто хочет отвлечь наших неожиданных спутников. Я не понимала, почему Гэндальф так доверяет Куруниру (за исключением поразительных ораторских способностей). Галадриэль рассказывала мне, что вместе с другими майар он прибыл в Эндорэ по приказу Валар. Не стал бы Манвэ посылать абы кого?.. Если отбросить все остальные моменты, которые способствовали созданию не слишком приятного первого впечатления, больше всего меня настораживало его общение с Льяцем. Конечно, он как никто другой умеет втираться в доверие и располагать к себе, не гнушаясь лестью и унижением перед сильными, так как уверен, что все равно умнее всех на свете, но, если ему не составило труда обмануть глупую наивную девочку, неужели все это сработало и перед таким могущественным и мудрым магом? Я чувствовала взгляд Льяца спиной, когда ехала впереди. Когда впереди был он, мне казалось, что у него глаза на затылке. Боковое зрение у него вообще, видимо, было развито настолько, что ему даже головы поворачивать не нужно было. Или настолько развилась моя мания преследования. Как бы то ни было, я была уверена в намеренной слежке за всеми моими действиями и не могла не связывать их с Курумо. В одну из ночей, которую из-за надвигающейся грозы мы решили переждать, укрывшись где-нибудь, я, видя, как непривычно сильно измотан Агламер, настояла на своём дежурстве. Мне отдыхать не хотелось совсем, я была полна решимости добраться скорее до кольца, утерев нос Курумо в том случае, если он все-таки отправился именно за творением Тельпэ. Весь наш путь лежал вдоль реки, но как раз сегодня мы должны были брать восточнее, из предосторожности огибая Тарбад. Однако ехать всю ночь по равнине под сильной, летней грозой, почему-то не очень хотелось. Не думаю, что этого путешествия никто из моих спутников бы не выдержал, но мы решили щадить лошадей. Иногда мне казалось, что проще бросить все вещи и пойти пешком. Но Агламер сказал, что молния попасть может не только в лошадь, но и «в чью-то умную голову», и что «если переждать, ничего не случится». Каким бы странным разведчик мне ни казался, в таких вещах я скорее склонна была доверять ему. Агламер отвёл нас немного глубже в лес, и, уступив нашим с близнецами уговорам, все же лёг поспать в корнях одного из старых деревьев. Элладана и Элрохира я тоже отправила на боковую, мотивируя это тем, что нам могут понадобиться их мускулы, когда доберёмся до болота. Льяцу я бросила, чтобы даже не думал подходить, и уселась на противоположном крае нашего маленького лагеря. Я понимала, что надо бы накрыть как-то Агламера и ребят, ведь скоро пойдёт дождь, но по непонятной причине не делала этого, пока с неба не начало капать. На корнях, возвышающихся над таинственным разведчиком, я натянула сложенный в несколько слоёв плащ, свой плащ, ибо его был свернут под головой. — Какая забота, — прошипело что-то, но я проигнорировала его слова, подойдя к близнецам и думая, что делать с ними. Мне даже показалось, что моя мания накрывать спящих, спасая от холода или дождя, как-то связана с внутренней травмой, но скорее всего это опять разыгралось моё больное воображение, вот уже несколько дней подряд без сна заставляющее предполагать невероятные теории и заговоры. Только сейчас я поняла, что устала, устала так, что то, что я принимала за бодрость, оказалось лихорадочным возбуждением. К сожалению, я поняла это слишком поздно, чтобы отказываться от караула. С другой стороны, можно перепоручить это дело Льяцу… а что, он не из тех, кто убьёт во сне. Да и в отличие от нас всех, меньше нуждается в отдыхе. К тому же, покажу ему, что доверяю, тем самым притупив его бдительность. Решив попытать удачу, я кинула осанвэ. На что получила немедленный ответ, что он сто раз готов мне хоть чем-то помочь, тем более, раз я сама прошу, но так обидно отрекаться от всего, чему он меня учил, в частности, принципу, что за все надо платить. Платой названа была моя история о том, чем я занимаюсь и чего пытаюсь добиться, сидя над цветами. Я честно не ожидала, что даже в такой ситуации он будет ставить мне свои условия, и тут же усмехнулась этой наивной мысли. Забыв о том, что хотела накрыть близнецов, я села спиной к спящим и уставилась в ночной лес. Дождь был неприятным: мелким, острым, ветром его сдувало то в одну сторону, то в другую. Приходилось все время поднимать воротник куртки и прятать за ним пол-лица. Элладан и Элрохир недовольно ворочались и накрывали лица капюшонами. Льяц сидел без плаща. Дождь шёл. Ни грома, ни молний. Эх, подвело чутьё Агламера. В кои-то веки я была оставлена в полном покое и могла подумать хоть немного о том, что происходит вокруг и затягивает и несет по своему течению меня быстрее, чем я успеваю понять, что случилось. Точно так же я когда-то уходила из лагеря и сидела на пустынном берегу, погружённая в свои мысли. Я была просто ужасным часовым. Настолько ужасным, что не заметила даже, когда именно Льяц сел рядом со мной на поваленную сосну. Дерево было молодое и тонкое, сидеть было неудобно, отчего майа, поёрзав, фыркнул. — Я был на юге, — нарушил тишину Льяц, — там, когда ночью, бывает, идёт дождь, становится так душно, что нечем дышать. — Мне и здесь нечем, — я была уверена, что это единственный ответ, который я могу дать. Мы немного помолчали. — За что мне это? — я даже не поворачивала голову к невольному собеседнику. — Почему? Я должна себя подгонять под настрадавшихся, намучившихся эльфов, чтобы заработать право находиться в их обществе. Должна сама себя ломать. Ломать каждую кость, чтобы потом срастись так же, как Нельо или Финдо. Вот видишь, дождь идёт, а я думаю не о нем, а о том, как бы на него посмотрели мои любимые, что бы сказали… У меня нет своего мнения, только их, которое я могу представить по рассказам и книгам… Может, если бы меня ломали в Ангбанде, было бы в каком-то смысле проще… — Видать, не сильно ты себя сломала, если так считаешь, — равнодушно пожал плечами Льяц. — Это не так просто! — огрызнулась я. — Но я не могу не делать этого, — добавила я уже тише. — Можешь, — тем же тоном откликнулся майа. — В отличие от них, ты абсолютно свободна, о такой свободе они даже мечтать не могли, а ты пытаешься влезть в их шкуру. — На что мне такая свобода? — Ты не знаешь, что с ней делать, потому что у тебя ее раньше никогда не было. И бежишь от неё, — при последних словах я уловила презрение в его голосе. Конечно, чем-чем, а своей свободой он никогда не был готов пожертвовать. Я молчала, и Льяц продолжал. — Все, что ты делаешь, — пытаешься наверстать чужую жизнь… — Это должна была быть моя жизнь! — перебила его я. — Не стала, — так же равнодушно ответил майа. — Ты говоришь, что изменилась, но никогда не изменишься, если продолжишь растрачивать свою жизнь на жалкие попытки подражать родственникам. — Ты предлагаешь мне обо всем забыть и жить новой жизнью? Похоже на тебя. Только ты сам что-то никогда особенно не стремился меняться, — проговорила я с горькой усмешкой. — Ты понимаешь, что выворачивание моих слов для поддержания самообмана выглядит так же жалко. — Жалко, жалко! Что ты заладил? — Ничего, просто не люблю слабых неинтересных людей, ну и эльфов, конечно, к ним это относится в куда большей мере. Смотреть тошно. Зевнув, майа вернулся в свой край лагеря и улёгся спать. У меня на глазах выступили слезы. Я уткнулась лбом в руки. Хорошо ещё, что горький опыт научил меня не верить всему, что говорит Льяц. Однако почему-то то, что он говорит, всегда так больно и точно бьет. В конце концов, даже он может время от времени говорить правду. Я не могла сказать, что майа озвучил мысли, до этого посещавшие мою больную голову, но, судя по тому, насколько здравыми они мне показались, я решила, что, возможно, где-то глубоко внутри подозревала, что путь, который я избрала, не был таким уж верным. Принять это было нелегко, но ведь иного варианта не было: я не хотела уходить в другую крайность, предложенную Льяцем. Я просто не знала. Не знала, что мне делать, кроме как сидеть и плакать, надеясь, что моих всхлипов из-за дождя и ветра не услышит никто. К утру дождь закончился, но небо оставалось серым, как будто оно, как и я, выплакало за ночь не все. Будто мне назло, все остальные члены моего отряда проспали как сурки до рассвета, и сейчас довольно потягивались и зевали. Что ж, можно было порадоваться, что моими спутниками были именно такие крепкие эльфы: будь это люди, как я уже успела понять, к утру половина из них проснулась бы с насморком или жаром. Не могут они, видите ли, спать на холодной земле ночь под дождем, а утром как ни в чем ни бывало продолжать поход. А Льяц… у меня было такое ощущение, что затопи Ульмо все Эндорэ и весь Валинор, или реши Ауле вывернуть землю наизнанку, все бы умерли, а Льяц бы остался. И его майарская природа здесь совсем не при чем. А будь я человеческой девушкой, наутро ни о чем не подозревающих мужчин встретили бы красные опухшие веки, тёмные тени под глазам и, скорее всего, заложенный нос и больное горло. К счастью, о моей нелёгкой ночи нельзя было догадаться, взглянув на моё лицо. Так я думала, но, когда даже Элладан осторожно поинтересовался, все ли в порядке, я поняла, что предположение мое было не совсем верным. Попытавшись как можно более беззаботно улыбнуться, я свалила вину на сложный маршрут, который ночью выстраивала. Говорить о том, что мы продолжим идти, как шли, я, конечно же, не собиралась. Я уже вскочила в седло и была готова направить лошадь от места стоянки, когда меня остановил Агламер, удержав за стремя. Я обернулась и увидела, как разведчик протягивает мне одинокий цветок фиалки. Я неуверенно покрутила его в пальцах, но не успела ничего спросить: эльф вернулся к своему коню. А распустившуюся перед рассветом фиалку вставила в застежку возвращённого мне же плаща. Лебединое болото казалось мне не существующей землёй, а призрачной целью, оправдывающей затраты сил и заставляющей идти вперёд после остановки. Но когда мы, поднявшись на вершину очередного холма, увидели, как мне показалось, бескрайнюю равнину, желто-серую на фоне цветущего Эрегиона, я наконец поняла, что все это совершенно настоящее. И раз уж мы до сюда дошли, план добраться до центра трясины тоже настоящий. Мы спешились, частично разгрузили лошадей, взяв с собой самое необходимое: длинные прочные верёвки, крюки, чтобы к этим веревкам привязать, когда будем взбираться на скалу, ножи, запас еды и воды на два дня. Поскольку по выходе из Имладриса мы не думали, что придётся проходить через болото, многих нужных вещей у нас не оказалось, например, какой-нибудь яркой рубашки, которую можно было разрезать на куски и помечать обратную дорогу так, чтобы издалека сквозь туман видеть направление. Зато мы догадались нарвать в лесу можжевельник, чтобы как-то отгонять насекомых, ибо, как выразился Элладан, до центра добраться просто не успеем — съедят. Агламер отстегнул от седла небольшой топор и, пока мы с близнецами стояли на холме, пытаясь проложить примерный маршрут через болота (новый, так как после недавних грозы и дождя, шедшего всю ночь, нужно было выбирать путь ещё внимательнее), Агламер настругал нам посохи. Топор он, кстати, к седлу обратно не пристегнул. Потом разведчик огнивом поджог веточку можжевельника. Тот совсем отсырел, но это было нам только на руку, иначе бы сгорел очень быстро. У «кромки» болота я случайно нашла и горькую полынь, которая раньше в Эрегионе мне не встречалась. Зная о кровожадности насекомых в жаркие дни на болоте, я дернула веточку и начала натирать шею и руки, которые останутся оголенными. Льяц как-то странно на меня посмотрел: — Не придумала ничего лучше, чем натирать себя такой травой перед опасным походом? — За меня беспокоишься? — усмехнулась я. — Или боишься, что тебе неудачу принесу? По этой части, помнится, ты силён! Майа зло сверкнул глазами. Я не ожидала от него такой реакции: рассчитывая наоборот разрядить обстановку перед переходом, попала в немилость единственного духа в компании. Поведение Льяца, его непривычная раздражительность вместо перевода все в шутку, должна была меня насторожить, но я решила не переживать раньше времени, вернувшись к полыни. Я вдруг заметила, что так неудачно дёрнула веточку, что сломала у корня основное растение, из которого росли ещё несколько стебельков. Вздохнув и сосредоточившись на помощи растению, я поводила над ним ладонью — повреждение исчезло и на месте сорванной ветки выросла новая, ещё более пушистая. Я удивилась: неужели, наконец, начало получаться? А может, это просто близость кольца Земли? Оттягивать больше было незачем, и мы двинулись вперед. Я не пустила Агламера первым: он хоть и опытный разведчик, но не бегал столько с Тельпэ по болотам у Форменоса. Тогда место ведущего пытались занять Элладан и Элрохир, но этот отказ я мотивировала тем, что раз уж не согласилась на Агламера, то на кой вы сдались. И все-таки основной причиной моего желания идти первой было то же желание справиться самостоятельно, доказать себе и всем, что я не просто могу, но я достойна называться и дочерью Феанора и Нерданель, и тетей Келебримбора, и кольцо забрать. Мы возились с приготовлениями достаточно долго для того, чтобы облака разошлись и поднявшееся солнце вновь погрузило Эрегион в жару. И если раньше кто-то был не слишком доволен температурой на твёрдой земле, то понял, что это были цветочки по сравнению с жарой на болоте. Оглядываясь на своих спутников, я видела, что даже Агламер как-то мрачнее обычного. На погоду воздействовать я не умела, так что оставалось лишь продолжать идти. Дышать было тяжело: от глубоких луж поднимался пар, воздух был очень влажный, особенно после дождя, ко всему этому добавьте смрад гнилой травы и цветущей воды, запах тлеющего можжевельника, вонь полыни от вспотевшего тела, «благоухание» каких-то болотных цветов и полное отсутствие ветра. Но самое замечательное было то, что через каждый час ходьбы нам встречался полуразложившийся труп какой-нибудь птицы. Через пять часов я уже перестала оглядываться назад, чтобы не читать в глазах спутников вопрос, который крутился и в моей голове: «Кена, куда ты, раукар тебя подери, нас завела?» В какой-то момент поняла, что, если не сделаем привал сейчас, начнётся бунт. К счастью, мы находились на довольно легкопроходимом участке болота. Я повела свою группу в сторону от нашей тропы, к небольшому, возвышающемуся над водой островку. На нем росли довольно приличного вида березы, и поблизости не наблюдалось больших луж. Стоило нам сбросить походные сумки и, главное, посохи, ходить с которыми нам с непривычки было особенно тяжело, над болтом пронёсся дружный вздох облегчения. Однако мои спутники вдруг посчитали, что за свои страдания заслуживают обеда получше, чем кусочек лембаса, тёплых от жары яблок и воды из нагревшейся фляги. Бравые охотники Элладан и Элрохир, не пробыв на твёрдой почве пары минут, схватились за луки и начали всматриваться в затуманенные просторы. — Вы что? — я напряженно переводила взгляд с одного на другого. — Давайте не будем на этом болоте никого есть. — О, будь уверена, мы не будем впихивать в тебя сочную уточку силой, — не поворачиваясь, усмехнулся Элладан. — Вам мало было трупов, чтобы понять, что животные здесь больны? — я попробовала сыграть на другом, но от меня только отмахнулись. Я даже не знаю, почему я так протестовала против охоты, но тревога внутри росла с каждым мгновением. — Опустите луки. — Ответом меня опять не удостоили. — О-пус-ти-те лу-ки! — по слогам повторила я. Элладан раздраженно цокнул языком и обернулся. — Послушай, тетушка, достань лучше провизию из сумок, больше пользы принесёшь! — Больше, чем кто? — я удивлённо вскинула бровь. — Так тяжело было идти по проложенной тропе, что вам необходимо стрелять заражённых птиц, чтобы их мясом восполнить силы? Пока мы говорили, Элрохир пустил стрелу. Это мы поняли по негромкому ругательству: из-за тумана охотник промахнулся. И так, как будто в этом была виновата я, быстро обернулся и зло зыркнул. Сейчас два брата, которых я всегда разделяла, были удивительно похожи. — Что тебе… — Вот что вам неймется — это вопрос! — перебила я Элрохира, тоже начиная раздражаться. — Не пережить двое суток без мяса? Элрохир захлебнулся возмущением, Элладан, все ещё сохраняя чуть больше спокойствия, собирался мне ответить, но был перебит Агламером. Разведчику надоело слушать наши распри, и заткнуть нас ему не составило труда, даром, что я дочь Феанаро, а близнецы — сыновья его правителя. Я не чувствовала в себе сил доказывать, что справилась бы одна, даже когда Льяц осанвэ ввернул что-то вроде: «Ты хоть что-то умеешь сама?» Наша остановка затянулась и, кроме прочего, сказалось нежелание уходить, снова плестись по болоту, тем более что места должны были стать более непроходимыми. Солнце уже клонилось к закату, и многие считали это чуть ли ни знаком судьбы, чтобы не продолжать путь. К счастью, если отговаривать от чего-то я не умею, то чудесный дар убеждения что-то таки предпринять достался мне от самого Феанаро. Было уже совсем темно, когда я в первый раз оступилась. Что ж, не так плохо, Кена, долго держалась. Правда, самой тебе сейчас не вылезти, а со своим отрядом ты целый день портила отношения, но это ничего! Я стояла по пояс в какой-то гадости, отчаянно пытаясь нащупать ногами твёрдую почву, но попадался только ил с кусками дерна и перегнившей травы. Факел я от неожиданности уронила. Вот чувствовала же, что не надо расслабляться, надо каждый, каждый шаг прощупывать… Но даже в темноте я видела, скорее даже чувствовала, как закатил глаза Агламер, как близнецы с мрачным торжеством во взгляде переглянулись и как по морде Льяца расплылась насмешливая улыбочка. — Ничего, я подожду, можете любоваться, сколько хотите. Мне показалось, что прошла вечность, прежде чем Агламер протянул мне свой посох, я ухватилась за конец и общими большими трудами была возвращена на твёрдую почву. Я мокрыми пальцами пыталась развязать скользкие от тины шнурки на сапогах, но ничего не получалось. В отчаянии я ударила руками по траве и раздраженно то ли крикнула, то ли рыкнула в пустоту. Когда к ногам приблизили свет и Агламер коснулся ноги, я вздрогнула. Суровый разведчик помогал мне расшнуровывать сапоги… мне казалось, ещё немного, и Льяц снимет маску и окажется дедушкой Финвэ, тогда бы мои представления о мире окончательно рухнули. С трудом стянув второй сапог с ноги, я протянула руку, чтобы забрать первый у эльфа, но тот фыркнул, как бы говоря «ты все равно не сделаешь так, как надо», и сам вытряхнул из них всю болотную прелесть. Всему, ниже талии, было холодно и противно. Я поняла, что на сегодня с играми в поход закончено. Устало выдохнув, я обвела взглядом лица остальных спутников, потёрла переносицу, совсем как отец, когда ему приходилось принимать неприятное решение, и предложила развести костёр и отдохнуть. Близнецы немного оттаяли, и принялись доставать из походных сумок хворост, а я пошла по явно твёрдой земле за кусты, намереваясь что-нибудь сделать со штанами. — Мелькор бы побрал… это болото… чтоб ему… — ругалась я, когда заметила, что ещё и подол маминой рубашки оказался запачкан. И мыть негде. — Или… — но если вспомнить, чем кончилась моя прошлая попытка найти воду… Пришлось снять и рубашку, и жилет, потому что, несмотря на тонкую эльфийскую выделку, носить кожу на голое тело было не слишком удобно. Я начала крутить и перекручивать большой шерстяной плащ, пытаясь сделать так, чтобы и спина не мерзла, и руки были свободны. Все это творение я перетянула вынутым из штанов ремнём. Да, не к такому привыкла изнеженная принцесса Кена, не к хождению по холодной скользкой траве босиком в одном плаще. Но что делать. Я печально оглядела тёмное пространство вокруг и чуть не упала от неожиданности в лежащую позади топь. Льяц напугал своими кошачьими светящимися глазами на уровне моей головы. Льяц и схватил в последний момент за локоть, спасая от очередной порчи одежды. — Подкрадываться так обязательно? — злобно зашипела я двум желтым фонарям. — Прости, не хотел тебя смущать разговором… «Что ты несёшь? — подумала я, но вслух только поинтересовалась, что же достопочтенному майа от меня нужно. Уж вряд ли так заинтересовал процесс переодевания. — Ты что-то хотел? — устало продолжила я, заметив сожаление, на секунду отразившееся на лице майа: ему не удалось меня смутить. — Ты что, вот так пойдёшь? — Ты как мама, собирающая дочку на бал, — фыркнула я. — У тебя есть другие идеи? — Есть, — голос Льяц сделался бархатным. — Например, — он подошёл вплотную и выдохнул прямо мне в губы, — никуда не идти… Несколько мгновений я смотрела на него, подняв бровь: вдруг последует ещё что-то. Но спектакль был окончен. — Ты совсем растерял свои природные таланты? — Ладно, признаю, это было слишком дёшево, — быстро согласился Льяц. Я пожала плечами и пошла к остальным: я настолько устала, что не было сил даже подколоть его лишний раз. Увидев, что я ухожу, майа одним прыжком вновь оказался рядом и перегородил мне дорогу. — Что ты не угомонишься-то? — Я тут поговорить пытаюсь, об опасности предупредить, а мне говорят «угомонись»! — Утром предупредишь. — Да постой ты! — Льяц схватил меня за локоть и развернул. — Я не добрый Глорфиндель, чтобы тут на твои капризы смотреть! А утром может быть уже поздно! — Льяц был взволнован, причём по-настоящему. Кажется. — Слушай, — он шумно выдохнул и немного успокоился, — это болото обостряет то, что сидит у нас внутри. А кольцо, которое ты желаешь получить, неизменно связано с обретением власти. Вот и подумай, раз твои спутники начали себя так вести, то что с ними будет на вершине скалы? — Это ты про себя что ли? — Да ты слепая, не пойму! — И не глухая к тому же: можешь горло не надрывать. Я по уши сыта этими твоими и не твоими россказнями про духов, про силу, про волшебные места. Если ты ещё и этому несчастному болоту и уставшим парням припишешь магическую тёмную силу, то… не о чем нам говорить, все. — Все не все! — цепкая хватка Льяца не давала мне вырваться. — Если тебе действительно нужно это дурацкое кольцо, то подумай, подумай хоть раз головой… — Такое ощущение, — перебила я его поучительную речь, — что нужно оно тебе. Вот серьёзно, Льяц, что ты тут делаешь, а? За каким Моринготто ты сюда пошёл? Меня оберегать? Майа хотел дать волю своему возмущению, но из-за несчастных трёх берёз вышел Агламер. Он смерил нас странным (как всегда) взглядом и сказал, что если мы собираемся сегодня поужинать и погреться у костра, то сейчас самое время. Льяц выпустил мою руку, и я, не обращая внимания на их поединок взглядов, прошла к сидевшим у костра близнецам. Хотя то, что было перед ними, костром сложно назвать: малюсенький огонёк быстро съедал хвою сухого можжевельника, но отсыревший хворост загораться категорически не желал. Сыновья Элронда были этим крайне раздосадованы и шипели друг на друга как две кошки. Я понимала, что не в моих силах помочь им, поэтому, сев на какой-то холмик и поджав под себя ноги, чтобы как-то согреться, начала задумчиво жевать хлеб, безучастно наблюдая за происходящим. Да, лидер отряда из меня ещё какой! Вот подошли Льяц с Агламером, интересно, почему так долго, разговаривали о чем-то? Хотя, о чем они могут говорить. Вот Льяц провел над костром рукой и зажег огонь, что удивительно, без всякого лишнего драматизма. Вот близнецы, синхронно сказав «ну наконец-то», принялись печь над огнём остатки наших запасов. Вот Агламер поставил рядом с огнём мои сапоги. Все-таки он милый. Я дожевала кусок. Надо бы повесить штаны и рубашку. Или хотя бы просто штаны… я нашла какую-то палку, разветвляющуюся в конце, кое-как натянула на неё штаны и воткнула в мягкий мох перед костром. Вот Агламер закатил глаза, встал, вынул мою палку и воткнул ее подальше, показательно разведя руки в стороны, как бы говоря: «В чем дело, ты совсем уже?» Я благодарно кивнула, вернулась к своей сырой кочке, поняла, что тут не поспишь, вернулась к костру, легла и буквально в мгновение ока отключилась. Проснулась я утром на плаще Агламера. Добро за добро? Рассказывать о первой половине следующего дня — просто тратить слова попусту и рисковать послать ко всем балрогам мамины старания сделать из меня настоящую принцессу. Коротко: было хуже, чем в предыдущий день. Утром я была немного раздражена молчанием Агламера и косыми недовольными взглядами Льяца. К полудню я злилась на близнецов. Когда солнце начало клониться к горизонту, я была готова их убить. И вообще, идея не брать их с собой дальше, против которой я вчера выступала, сейчас казалась безумно заманчивым предложением. Агламер молчал. Льяц тоже. А Элладан и Элрохир были полностью свободны в выражении своих чувств. К закату я не выдержала, развернулась, бросила посох им под ноги и закричала, что если они, такие избалованные капризные детишки, заикнутся о том, что им что-то не нравится, ещё хотя бы раз, то я выпущу Феанора внутри себя и они об этом горько пожалеют. «Устроишь тут новую Альквалондэ?» — последовала шутка, крайне неудачная, и я, вспомнив все предостережения Валар о силе злобы, все попытки мамы как-то усмирить феаноровых отпрысков, все уроки Льяца, столь любезно мне преподанные, все удававшиеся мне до этого манипуляции, посмотрела на Элладана с такой ненавистью, с какой отец мог смотреть на… да на кого угодно, впрочем. Элладан взгляд мой выдержал. Меня это разозлило ещё больше, и, клянусь, находись мы не в сыром болоте и будь поблизости хоть одна искра, я бы не колеблясь раздула бы пламя и направила бы его на злосчастного племянника, ибо именно с огнём у меня всегда что-то да получалось. Но огня рядом не было, а кидаться на него с мечом — ну по крайней мере бесполезно. Поэтому я воспользовалась техникой Курво: — А тебе очень хочется снова увидеть победу нолдор? В таком случае подожди, пока у меня будет кольцо моего родного племянника. Элладан ринулся вперёд, явно намереваясь схватить меня за грудки и, как минимум, хорошенько встряхнуть, но неожиданно вмешавшийся Льяц остановил его. Майа без усилий увернулся от кулака одного близнеца и от посоха второго. С грацией кошки он уклонялся от ударов близнецов, тем самым зля их ещё больше. Наконец своим посохом Агламер остановил посох Элрохира и довольно ощутимо оттолкнул Элладана. О, презрения во взгляде старого разведчика хватило бы, чтобы затопить все Эндорэ. Я гадала, грянет ли сейчас гроза или он предпочтёт убить нас молча, и решила, что лучше первой объявить о своём решении. — Я дальше пойду одна, — я развернулась и, без посоха, потому что он валялся там, куда я его швырнула, гордо направилась вперёд. — Не пойдёшь, — Агламер умеет останавливать одним голосом. Я быстро развернулась, собираясь ответить, но Льяц меня опередил: — Правильно, я пойду с тобой! — Мы пойдём все вместе. Не хватало ещё каких-то ваших фокусов у самой цели! Подняли посохи и пошли, — все это было сказано практически безэмоциональным голосом, но захотелось вытянуться по струнке и сказать «есть». К счастью, всю жизнь я тренировалась спорить с Феанаро, поэтому опыт сопротивления тому, чему нужно просто подчиниться, у меня велик. — Подниматься по отвесной скале с эльфами, которые сначала все время ноют, а потом кидаются на тебя с кулаками? Ну нет, увольте. — Я вашими капризами сыт по горло, быстро подняли посохи, — отрезал Агламер. — Не переживай, я тоже не горю желанием очередной раз доверить свою жизнь бездарной самовлюбленной девчонке! — «поддержал» меня Элладан. — Аналогично, — встал рядом с братом Элрохир. — Большинством голосов решение принято! — Нет, ну почему бы не сделать так, чтобы все были довольны: мы пойдём, а вы решайте сами, — пел о своём Льяц. — Я и тебя с собой не зову! — Не эльфы, а позорище, — Агламер отодвинул с дороги близнецов, обогнал меня и пошёл вперёд. Не трудно догадаться, что нам оставалось только пойти за ним в дружном мрачном молчании. Ну Льяц, конечно, не был слишком мрачным. Тельпэ не преувеличивал, когда говорил, что скала отвесная. Такое ощущение, что ее специально отесали и вышкурили. О том, насколько странно, нелепо и вместе с тем зловеще выглядела она посреди непримечательных кочек и ям, я уже не говорю. Некоторое время поглазев на неё, мы все-таки начали рыться в сумках, доставая снаряжение. Конечно, это не то снаряжение, которое действительно требовалось для преодоления этого препятствия, но что было, то было. Тем более, увидев, что довели Агламера до черты, переступив которую, он всерьёз может подумать показать нам конец своего терпения, мы, честно признаться, не рисковали еще как-то выказывать недовольство. — Полезай вперёд, я тебе подстрахую, — шепнул мне Льяц и пристегнул к моему поясу карабин. Я кинула быстрый растерянный взгляд на остальной отряд. С близнецами сейчас самой не вариант и с Льяцем не оставишь… балрог! Ну хотя бы Агламер будет страховать их сверху, надежно, да, может, две связки и надежнее одной?.. Я подошла к скале и осторожно коснулась ее рукой, словно пытаясь наладить контакт. После всего, что произошло на этом болоте, я не была бы удивлена, если бы, стоило мне ее коснуться, по спине пробежали бы мурашки или зловещий ветер зашелестел бы камышами. Но нет, обычный камень. Я начала подъем. Сначала мне показалось, что это очень легко. В конце концов, тело помнило наши скачки по горам в Амане, и от предупреждений Льяца двигаться медленнее и осторожнее я только отмахивалась. Наконец, когда мои скорость и уверенность надоели всем окончательно, начал ворчать Агламер. Через треть часа я поняла, что, похоже, все же не удастся сохранить темп до вершины, но останавливаться не хотелось, и не было ничего, что могло бы меня задержать. Я все думала, что неизбежно должно что-то случиться, после чего я буду аккуратнее, но все шло как по маслу. Через полчаса после начала подъема я отступилась. Нога проскользила по гладкому камню, и я, не успев перенести вес на вторую ногу, повисла на руках. О саму скалу я ударилась не сильно, только кожу на колене содрала, но мои спутники все дружно выдохнули: теперь-то глупая девочка Кена поймёт, как не надо делать! И как бы мне ни хотелось показать, что подобная неприятность меня расстроить не может, все же пришлось замедлиться. Все шло хорошо, все были сосредоточены и осторожны. Мы прошли две трети скалы, когда я вдруг услышала лязг метала по камню и вскрик. Резко обернувшись, я чуть не упала. Элладан болтался на страховке, пытаясь руками и ногами зацепиться на что-нибудь, но, как назло, он проходил наиболее гладкий участок подъема. Почти сразу за ним поскользил Элрохир. Я услышала короткий выдох сквозь зубы Агламера и перевела полные страха глаза на него. Он остановился, прикладывая все силы, чтобы сыновья Элронда не расшибли головы. Но было понятно, что если сейчас хотя бы один из близнецов не найдёт опору, то… Но по какой-то причине опоры они найти не могли. С зловещим скрипом два крюка, страхующих Агламера, начали выскальзывать из трещин. Я не понимала, что происходит. В полной растерянности я, однако, успела бросить взгляд на Льяца. Он, сдвинув брови быстро переводил взгляд с болтающихся на тросе сынов владыки Ривенделла на пытающегося взять ситуацию под контроль старого разведчика. Казалось, будто все происходит очень медленно, хотя на самом деле я бы едва успела крикнуть спутникам пару фраз и… они все втроём летят вниз. Я чуть ни бросилась «вдоль» по скале, чтобы их поймать, остановить падение или хотя бы задержать его, но чёткий в сознании необычайно мощный посыл Льяца «не дёргаться» остановил меня. Когда-то скалу успел окутать туман, и теперь я даже не могла видеть, как они приземлились. На некоторое время мы замерли, прислушиваясь, но не было ни звука. Я поняла, что мне начинает не хватать дыхания: подступающее отчаяние перекрыло путь воздуху в лёгкие. «Лезь наверх, нельзя задерживаться». — П-п-почему нельзя? — одними губами спросила я. — Что теперь делать-то?.. «Ты в таком состоянии не спустишься, а я не хочу шею сломать!» — Каком состоянии! — воскликнула я, но к концу фразы голос снова стал почти неслышимым. Самое ужасное, что лезть вниз мне совсем не хотелось. Нет, дело не в том, что я не хотела помочь спутникам — очень хотела, но… все смешалось: страх сорваться, как они, ведь даже опытный Агламер не смог ничего сделать, страх спуститься и найти их такими, как тот нолдо в Альквалондэ, разбивший прямо передо мной голову о причал, нежелание отказываться от такого трудного пути… вот спустимся, а они мертвы, и что делать? Не полезешь же потом обратно. Нужно сделать дело. Но если им нужна помощь сейчас? — Если их можно спасти лишь в ближайшее время, то тебе все равно не успеть! — Льяцу больше не нужно было читать мои мысли: по мне было понятно, о чем я думаю. Я почти решила. Решающей стала мысль о том, что с кольцом я все-таки буду им полезнее, чем без него, хотя я и понятия не имела, на что оно способно. Несколько раз я медленно выдохнула и продолжила путь. Я думала, осталась как минимум треть пути, но то ли цель придала мне скорости, то ли коварный туман дорисовывал очертания, которых нет, но очень скоро я зацепилась руками за почти гладкий край скалы. Зацепилась и, чувствуя, что только на это моих сил и хватит, подтянулась. Следом поднялся совсем не уставший Льяц. Вершина скалы была практически ровной площадкой. Такой неестественно совершенной. Да, только так и узнаешь, что племянник руку приложил. Ведь больше узнать было не по чему. На площадке не было ничего. Совсем. За следующие полчаса я узнала, что диаметром площадка двадцать шагов, что на некоторых краях есть сколы, что на как будто отшлифованном камне нет никаких царапин, впадин, трещин или хоть чего-нибудь, где можно было бы спрятать кольцо. В какой-то момент я даже обрадовалась, что сейчас со мной был именно Льяц, который верил больше меня в то, что мы пришли, куда нужно. И когда я уже села, скрестив ноги, майа продолжал ещё ходить, обшаривать каждый дюйм, останавливаться, прислушиваться. Наконец даже его терпение подошло к концу: — Тебя совершенно не беспокоит, что мы уже битый час нисколько не продвинулись в поисках? — А что я могу сделать? — Не знаю! Это твой племянник тебя направлял, давал знаки, открыл балроговый потенциал Йаванны и посылал каких-то чудовищных зверей! — Ты так хочешь его найти? — меня поглотило чувство полной апатии: сказалось и чувственное, и телесное перенапряжение. И наверняка что-то ещё. — А ты не хочешь? — Льяц мог бы сейчас метать молнии глазами. — Нет. Честнее было бы ответить, что мне уже все равно, но это была слишком длинная фраза. Льяц зло сузил глаза и определённо приготовил мне какую-то хлёсткую фразу, но сказать ее не успел. Ближе к тому месту края скалы, где сидела я, из поверхности вершины начала поэтапно вырастать какая-то не то башенка, не то пирамидка. Мы завороженно глядели на чудесный механизм, хотя без волшебства тут не обошлось. С негромким щелком каменное сооружение наконец прекратило свой рост. Я поднялась на ноги, и мы осторожно приблизились. — А ларчик просто открывался, — хмыкнул майа. — Не торопись… — Обычно это я тебе говорю, — Льяц явно подобрел. Я провела рукой параллельно башенке, разросшейся выше и в несколько раз шире Льяца. В гладком камне образовалась трещинка и из неё вырос маленький белый цветочек. — Продолжай! Я не то апатично, не то завороженно, не касаясь, водила рукой над поверхностью башенки, замечая, что дорожка цветочков и травинок идёт «витой лесенкой» наверх. Увлёкшись, я не заметила, как при очередном взмахе руки вырос последний фрагмент «рисунка» и вновь с негромким щелчком маленький прямоугольный кусочек посередине прогнулся и отодвинулся куда-то в глубину. В образовавшейся нише лежало небольшое невзрачное колечко. Льяц не смог сдержать радостного вздоха. Я медленно протянула руку к творению племянника, словно чувствуя такое простое родное тепло, но в мгновение ока майа вцепился хищной хваткой в колечко и поднёс его к глазам. По его лицу размазалась какая-то болезненно торжествующая улыбка. — Отдай. Льяц, кажется, уже забыл обо мне. Взгляд, который он не сразу перевёл на меня, был точно такой же, как однажды, когда он завёл меня к внешнему морю и Садам Лориэна: абсолютно пустой, равнодушный, холодный. Его живым желтым глазам поразительно не шёл этот взгляд дохлой рыбы. Я выставила вперёд руку и повторила: — Отдай. Лицо майа перекосилось. — Ещё чего! — прошипел он. — Я не для того преодолел столько препятствий, чтобы уступить его девчонке, которая с собой-то справиться не может. — Агламер и ребята тоже были препятствием? — мой голос оставался совершенно спокойным. Я не доверяла Льяцу и ожидала от него чего-то подобного. Важнее было другое: насколько далеко он готов пойти. — Будем драться? Он поглядел на меня как на умалишенную: драться? С ним? Да как? Я подняла руку к самому кольцу, оставляя ладонь открытой. Льяц поднял другую руку, взял мою ладонь, переплел наши пальцы и с силой опустил. Я протянула так же другую руку, выдерживая его взгляд. — Кена, — предупреждающее прорычал майа. Когда-то он уже называл меня по имени. Не помню, когда, но почему-то я уже слышала свое имя, произносимое его голосом. Контекстом идёт странное чувство полного умиротворения. — Я не дам тебе забрать его. Мгновение мы просто смотрели друг на друга, затем одновременно он дёрнулся назад, а я вперёд. На каком-то уровне мы очень хорошо друг друга понимали, хотя в целом Льяц до сих оставался для меня загадкой. Но как иначе объяснить то, что я делала попытку отобрать кольцо именно в ту долю мгновения, когда он отклонялся, и он отклонялся ни мгновением позже моего наступления. Но в какой-то момент что-то пошло не так. То ли мы увлеклись, то ли ещё что-то, но эта связь нарушилась и потом разбилась вдребезги. Я не помню, когда все же у нас случился телесный контакт в нашей схватке, не помню, почему все зашло так далеко. Мы не были ослеплены желанием заполучить кольцо, не думали о давних обидах (точнее, я не думала), даже сердцем не включались в драку. Как будто все это происходило не здесь и не сейчас. Так вот, в какой-то момент я поняла, что прижата к башне его спиной, видимо, в неудачной попытке запрыгнуть сзади, и другой рукой Льяц держит острый крюк, который стремительно несётся с его кулаком в мою сторону, грозя вонзиться мне в левую половину тела, неприкрытую его спиной. И вот тогда я поняла, что значит и здесь, и сейчас. С какой скоростью происходили процессы в моей голове, я не могла представить, но я успела почти одними губами произнести ему на ухо, что, на счастье, было прямо передо мной: — Я тебя люблю. Я как будто со стороны смотрела, как он остановился. Остановил руку, когда железный крюк самым концом коснулся моей рубашки. Я как будто даже видела его лицо, глаза, в которых больше не было ничего от рыбы. И за это мгновение, пока он замер, я накинула на него страховочный трос, непонятно когда оказавшийся у меня в руке, перехватила его второй рукой, рванула из всех сил слабых после подъема по отвесной скале рук на себя, трос впился Льяцу в шею, от неожиданности или боли он перестал вжимать меня спиной в скалу, я этим воспользовалась, сделал ещё один рывок, расходуя последнюю энергию, подняла согнутую ногу, уперлась ступней Льяцу выше поясницы, попыталась ее выпрямить, одновременно делая последний третий рывок на себя, что есть мочи толкнула его вперёд. Башня стояла недалёко от края, и Льяц, не имея возможности ухватиться за борт площадки, полетел вниз. Я даже не подошла к краю, чтобы посмотреть, не упал ли он на какой-нибудь не замеченный мною выступ, не зацепился ли тросом за несуществующий вырост или не попал ли крюк в трещину. Спустя минуту я начала понимать, что я сделала. Остатками рассудка я отвела себя от края, и, заметив упавшее в ходе последнего удара кольцо, взяла его обеими дрожащими руками. — Прости, — сквозь слезы прошептала я кольцу, поглаживая его, извиняясь за то, что его первое знакомство с чужими руками прошло так. — Прости, — сквозь подступающие рыдания обратилась я к Льяцу. — Прости. Начал моросить дождик. Я с неимоверным трудом подняла взгляд в серое небо. В отличие от веры в Валар, меня никогда не учили отрекаться от веры в Эру. Не для того он меня сюда вернул, чтобы я… — Прости, — под аккомпанемент ливня, которым тучи, кажется, так же прорвали длительное напряжение, я, уже сотрясаясь от рыданий, обратилась к самой себе.