Как сильмариллы все изменили

Дорогие читатели! Новая глава появилась довольно быстро, но увы, следующую часть придется подождать. Надеюсь, эта полушуточная глава станет разнообразием в череде мрачных событий и порадует вас)) Из-за гордой пренебрежительности отца к возам с провизией и вещами мы действительно ехали быстро и скоро отъехали от города настолько, что я перестала узнавать места вокруг. Феанаро решил отправиться на север, подальше от поселений эльдар, которые могли бы посметь смотреть на него как на позорно изгнанного. Однако куда именно мы держали путь, никто не знал, и похоже наш проводник — отец — еще и сам не определил для себя место, где нам предстоит поселиться на двенадцать лет. Мы все ехали и ехали, удаляясь от звездного неба за Калакирией, от родного Тириона, от золотого Валмара, все дальше и дальше туда, куда заходили только разве редкие путешественники, вроде Пламенного Духа. Погода и рельеф по мере нашего продвижения на северо-запад постепенно менялись: становилось прохладнее, ветер дул сильнее, нагоняя облака и тучи, поля с сочной высокой травой остались далеко позади, и теперь вокруг лежали только дикие серо-зеленые холмы из камня и мха и темные леса под мрачным небом. Картина не слишком привлекательная, особенно если у тебя нет и не предвидится крыши над головой, ты не знаешь, куда направляешься, чего ждать от будущей жизни. И в добавок ко всему наш импровизированный отряд едет в угрюмом молчании. Но я старалась не обращать внимания на эти мелочи: нельзя же сразу разочаровываться в своём выборе. Чтобы хоть как-то подбодрить моих спутников и отвлечь их от наверняка невеселых мыслей, я прибегнула к старому, проверенному и очень действенному средству. — Кано, давай песню! Менестрель вяло повернул голову в мою сторону: ему совсем не хотелось сейчас заниматься любимым делом. Мне пришлось немного надавить на Макалаурэ, потому что это было просто необходимо нашей приунывшей компании, помимо братьев, отца и деда состоявшей из полутора сотен в сторонников Пламенного Духа. Уговорами и лестью я добыла согласие певца, и он, попробовав сначала струны любимой переносной арфы, затем голос и, найдя, что все находится в вполне пригодном состоянии, начал что-то исполнять. Я не особенно следила за самой песней: меня больше волновала реакция других слушателей. Наверное, не было эльфа во всем Тирионе, если и не во всем Амане, не слышавшего Канафинвэ хоть раз, и недаром брат прослыл лучшим голосом Благословенного Края (хотя Финдарато не раз пытался оспорить его права на этот титул. В шутку, конечно). Стоило зазвенеть чистому голосу, путешественники отвлеклись, повеселели, да и местность вокруг перестала выглядеть так мрачно и негостеприимно. Видя положительный результат, я, довольная собой, подъехала к отцу и решила, наконец, выведать, куда же он нас ведет. Пока остальные слушали Кано, у нас с папой завязался разговор, и на очередной вопрос о том, где же мы все-таки остановимся, он, видимо, выведенный из себя моими расспросами, махнул рукой прямо перед собой и громко ответил: — Да хоть прямо здесь! На том и порешили. Вышло так, что Феанаро махнул рукой на правильное с точки зрения строительства крепости (на меньшее отец не соглашался) место на вершине одного из больших плоских холмов, внизу поросшего лесом, уходившим далеко на юг и запад. Многие нашел в этом для себя преимущества: Тьелькормо, Амбаруссар и Хуан — просторы для охоты, Макалаурэ — средство уединиться ото всех, я — что-то среднее между этим, а отец видел множество строительного материала и был доволен. Первый шаг сделан — место выбрано, осталось устроиться. Феанаро непременно планировал строить крепость, хотя многие не понимали, зачем, но спорить с командиром никто не решался. Их сейчас больше волновал вопрос: как жить, пока эта крепость будет строиться. Значимость этого вопроса росла с угасанием Лаурелина. Усталые изгнанники, скакавшие три дня с короткими привалами (дорога могла бы быть гораздо короче, если бы мы знали, куда ехали, а не плутали среди холмов и лесов), и не привыкшие к такой нагрузке лошади, казалось, единственное, о чем мечтали, — поскорее поесть и завалиться спать. И именно сейчас мы столкнулись с проблемой нехватки продуктов, и многие уже несколько раз пожалели об отсутствии обозов. Привыкшие хорошо жить тирионцы за первые несколько часов пути съели запасенные фрукты и мясо и остальные три дня питались только хлебом и верой в скорое избавление от мук своих. Разумеется, никто не придал сборам должное значение, и скоро вышел уже всем ненавистный хлеб и осталась только вера (отец не разрешил сыновьям охотиться, чтобы не задерживаться и не сбиваться с пути). Сейчас можно было бы съездить на охоту, но лошади устали и с их кормлением проблем было не меньше: избалованные лучшие тирионские кони, питавшиеся всю жизнь только мягкой сочной травой, теперь привередничали и не желали щипать неизвестную им жесткую и короткую местную траву вперемешку со мхом. Можно было бы пойти пешком, да только никто не знал местности, а пешим блуждать в полутьме незнакомого леса тоже никто не хотел. В общем, возникло множество проблем, решить которые, как предводитель, должен был отец. Радуясь только тому, что не на меня повесили вину за неудачные сборы и решение вставших вопросов, я отъехала в сторону к дереву, стоящему недалеко от кромки леса, спешилась, достала запрятанное от чужих глаз последнее яблоко, разрезала его пополам, половину съела сама, а половину отдала своей лошадке Синде, легла, подстелив взятый теплый плащ, и тут же уснула. Меня разбудил чей-то громкий разговор. Лежа в полудреме, я слышала диалог: — Как в поход со всеми идти, так это легко, а как общие проблемы решать, так нам, видите ли, не до этого: мы спать хотим! — возмущался один, по голосу я узнала Морьо. — Да тише ты! Она устала, дай ей поспать, — негромко пытался успокоить бунтовщика ровный, спокойный голос Майтимо. — Все устали! Она и так уже сколько спит, пора и честь знать! — Карнистир, — мягко говорил Нельо, в его голосе слышалось скрываемое веселье, — ну что ты так пристал к ней? — Я? А кто ее был вынужден тащить аж от самой сухой ели до палатки? И это еще при том, что она не удосужилась даже яблоком поделиться с любимым братом — лошади отдала! — Морьо, если тебе так хочется яблока... — по интонации я поняла, что Майтимо улыбается, но закончить фразу ему не дали. — Да дело не в яблоке, а в отношении! — А мне кажется, все дело именно в яблоке. — Что ты прицепился со своим яблоком? Нет, если она сейчас не встанет, я не знаю, что сделаю! — Ну хорошо, ты иди, тебя Турко на охоту ждет, а я прослежу за тем, чтобы Кена встала. — Да? — недоверчиво протянул Карнистир, но все-таки удалился, бормоча под нос что-то вроде "еще добывать еду для них". Морифинвэ ушел, однако Нельо не торопился приводить в исполнение свое обещание насчет меня. Но этот забавный диалог и комический гнев Морьо так меня развеселили, что, когда шаги несправедливо оскорбленного затихли, я не выдержала и дала волю накопившемуся хохоту. — Так, а ты, я вижу, не спишь, — послышался голос приближающегося брата. Не прекращая смеяться, я открыла глаза, желая посмотреть на выражение лица Майтимо после этой сценки. Первое, что я увидела, был парусиновый полог большого шатра. Сквозь ткань пробивался неяркий свет Лаурелина, доходивший сюда слабее, чем в Тирион. Шатер был завален вещами и тюками, снятыми с лошадей и в спешке брошенными здесь. Часть вещей уже была разобрана, больше половины валялось просто в груде на земле. Высокая фигура брата заслонила пробившийся свет. Даже в полутьме и спросонья широкую веселую улыбку было трудно не заметить. — Вы бы еще громче разговаривали! Видимо, Морьо на это и рассчитывал, — сказала я, не переставая хихикать. — Похоже, он взъелся на тебя за это несчастное яблоко. — Ну что? Он бы с голоду не умер, а вот Синда — могла. — Теперь точно нет. Лошади перестали упрямиться, Турко нашел для них холм с травой погуще, и они уже с радостью принялись за еду. — Это радует! — я постепенно успокаивалась и отходила от услышанного. — А откуда взялся этот шатер? — Отец, оказывается, взял с собой несколько старых палаток и инструменты. Вечером, когда ты уже развалилась под каким-то деревом, — Нельо усмехнулся, — мы настругали палочек и колышков и установили первые шатры. — Быстро вы устроились, не пропадете! — Не так быстро, как тебе кажется. Чуть ли не до середины ночи с этим провозились. Отец разрешил сегодня всем работающим ночью поспать подольше, и многие только недавно встали. — И мне бы... Полог палатки зашевелился, и бодрым шагом внутрь вошел Феанаро. Бегло окинув взглядом комнату, он задержался на все еще веселом лице старшего сына и заспанном моем. Вслух отец ничего не сказал про вчерашнюю мою "выходку", но глаза его говорили: "Что, не так легка оказалась жизнь в изгнании? А это только начало. Делать нечего, привыкай". Впрочем, ближайшие несколько недель, хотя и были насыщены событиями, хотя у меня и прибавилось забот, были куда легче изматывающей трехдневной поездки. Не только потому, что не приходилось сутками трястись в седлах, но и потому, что теперь у нас были не туманные планы относительно ближайшего будущего, а вполне реальные цели, за достижением которых дни пролетали незаметно, а жить становилось все удобнее. Вскоре мы обжили палатки. Наши охотники выяснили, что леса вокруг, хоть и выглядят непривычно, полны дичи, отыскались также съедобные растения. Рядом с быстро построенной конюшней скоро разбили небольшой огород, удобряя землю всем, чем только можно. Жизнь постепенно входила если и не в привычное, то в спокойное русло. Моя же жизнь, казавшаяся мне поначалу такой беззаботной, уже в начале пребывания в нашем лагере омрачилась некоторыми бытовыми мелочами, которые и занимали меня большую часть времени. Какими бы сильными и надежными ни были отец и братья, они прожили всю жизнь в доме с помощниками и женщиной, заботящейся о них, и потому имели очень смутное представление о самостоятельной жизни. Дедушка... Ну, дедушка вспоминал еще эндорские времена и первые годы в Амане. Они, конечно, понимали, что, чтобы был порядок, надо убираться, но не то, что им придется делать это самим, и что убирать надо не только свой уголок, а вообще всю палатку. Они понимали, что, чтобы поесть, надо приготовить, но то, что готовил несчастный повар из скудных продуктов на весь лагерь, они не желали есть, и сами делать тоже не хотели. Они понимали, что, если вещи запачкались, их надо стирать, но то, что рядом нет умелых и скорых помощников, что под рукой нет того огромного гардероба, который был дома, они не могли понять и запомнить. С этим и многим другим мне приходилось сталкиваться, бороться, решать и организовывать всю первую неделю. Мне это делать тоже не больно-то хотелось, но иначе бы выходила совсем ерунда. Отцу как-то не было дела до мелочей вроде еды, сна и чистых рубашек, но всему остальному лагерю было, а нового сомнения (в этот раз не выдуманного) в своих лидерских качествах он бы не пережил. Впрочем, у Морьо явно был талант (и большее, чем у остальных желание) к организации хозяйства, и он помогал мне, когда не был занят отцовскими поручениями. В начале выходило не очень, но потом ничего, привыкли, шутили: на то и нолдор, все сумеют, даже в пустоте жить, кашу есть и белье стирать. В один из ранних дней обустройства нового дома Турко и Амбаруссар на охоте подстрелили нескольких уток и, довольные собой, притащили их втихаря в лагерь. Обладая острой смекалкой, Тьелькормо быстро догадался, что на всех "изгнанников" этих уток не хватит, а гордо есть это добро на виду у голодной своры эльфов всех не очень хорошо, да и не очень безопасно. Они выехали из леса, понурив головы. "Во всем виновата неудачная охота, — говорили они, прикрывая плащами прикрепленные к седлам сетки для дичи, — хорошо, что у нас еще остались эти славные коренья, из которых повар варит чудесный суп!" Когда горегерои-охотники подъехали к нашей палатке, мы с папой стояли у входа, над развернутым чертежом. Я спорила с отцом насчет места для главных ворот новой крепости. Феанаро уже несколько дней чертил на бумаге разные планы будущего "жилища", иногда показывая мне. В большинстве своем все было хорошо продумано, но были и такие вещи, которые даже мне с моими "неполными знаниями" казались очевидно глупыми. Одной из каких глупостей были большие ворота, выходящие прямо в сторону леса. Я упорно доказывала отцу, что их стоит сделать на юг, в сторону холмов, чтобы можно было спокойно въезжать в крепость, не огибая ее, ведь все будут ездить и приезжать с юга, а не с неосвоенного севера. Отец же твердил, что никаких гостей из этих "прогнивших и погрязших во лжи городах" нам не нужно, и сами мы туда тоже ездить не будем, а север надо осваивать, раз уж мы приехали сюда. Тогда я говорила про то, что главный вход хотя бы нужно сделать с освещенной стороны, а свет Валмарских Древ доходит сюда с юга, да и то неяркий, а на северной стороне совсем ничего не видно. Феанаро возражал: построим смотровую башню и оттуда будем на все смотреть, а у ворот смотреть не на что, а если будет слишком темно, то он сделает светильники, какие смастерил для Альквалондэ и даже лучше. Я привела еще аргумент: раз уж у нас крепость, так пускай под воротами будет ров, который гораздо легче вырыть в мягких холмах, чем в каменистом плато перед лесом. Идея со рвом отцу понравилась, но мы так и не успели ничего решить: совершенно бесцеремонно прервав наше "совещание по очень важным вопросам", Турко шлепнул прямо на стол свои трофеи. Близнецы встали по обеим сторонам от него, загораживая спинами добычу от взглядов любопытных. — Вот! — гордо сказал охотник. Мы подняли глаза и посмотрели на него с одинаковым равнодушием, которое, однако, быстро сменилось интересом при взгляде на уток. О том, чтобы возвращаться к нашему важному делу, не было и речи: слишком заманчивы вид дичи и предвкушение вкусного обеда, которого мы были лишены уже больше недели, питаясь только супом из всяких корней, ягодами и иногда грибами. Как говорится, спасибо за суд после Праздника сбора урожая. Так что щупленькие маленькие утки нам казались настоящим деликатесом. — Заносите внутрь! Увидят еще! — тут же скомандовал подошедший к шатру Морьо. Мы все дружно перебралась в королевский шатер. Никто не мог сюда войти без предупреждения, а значит, здесь можно не заботиться о том, что трофеи увидят. Когда все более или менее оправились от радостного ступора, встал новый вопрос, своей тенью омрачавший это счастливое событие: как приготовить добычу. И снова никто из мужчин не подумал о том, что само собой ничего не приготовится. — Можно потушить с оставшимися грибами. — Лучше зафаршируем ягодами и запечем. — Не хватит ягод, проще сварить: и мясо, и бульон. Мне надоело слушать эти планы, которые, я знала, они собираются воплотить в жизнь взмахом руки, ибо по-другому не умеют. — Вот и хорошо! Самое сложное вы сделали: поймали и решили, как сделать. Осталось пара пустяков: общипать, выпотрошить и приготовить! Сначала мои слова оскорбили братьев, потом они постепенно вникли в суть дела и стали растерянно поглядывать друг на друга. Первым пришел в себя Быстрый Гнев: — Так, вот именно, мы добыли, а готовить уже другие должны! — И кто же, по-твоему, будет это делать? — Да хоть ты! Замечу, что у нолдор готовкой традиционно занимаются мужчины, женщины же пекут только хлеб. Вставший на сторону старшего брата Тэльво попробовал перекинуть эту обязанность на меня, говоря, что мы теперь меньше всего должны заботиться о традициях, но у него не вышло: слишком очевидно было то, что без всякой практики я не смогу приготовить. — Дети мои, вы, кажется, забыли, что ваш отец все-таки зовется мастером на все руки! — начал Феанаро. — Если уж я создал такие великие творения как сильмариллы, то неужели не справлюсь с парой-тройкой уток? Пламенный Дух с рвением принялся за дело. И первое, что он сделал, — начал командовать всеми вокруг и возмущаться нашей неподготовленностью к такому важному делу, несобранностью, нехваткой инструментов и посуды и вообще всем на свете. Несчастные утки в своей жизни наверняка не представляли, что из-за них может подняться такая суматоха, что принцы нолдор будут носиться по всему лагерю, выполняя нелепые непростые приказания повара — самого Великого Мастера. И вновь смотря на братьев я видела их не теми взрослыми, которыми они иногда умели казаться, а снова мальчишками. Наверное, они и сами сейчас себя чувствовали гораздо моложе, чем были в действительности. Да и отец сейчас выглядел совершенно таким же, как и в дни моего детства. И несмотря на глупость и нелепость происходящего, мне было радостно видеть их снова, пусть и временно, свободными от печали и забот. Даже вдвойне радостней казался мне этот забавный день, потому что в глубине души я знала: таких моментов из прежней беззаботно-счастливой жизни будет все меньше и меньше, и оттого особенно стала ценить сегодняшний. А Феанаро, хоть и был великий кузнец и талантливый оратор и лингвист, все-таки оказался бездарным не самым хорошим поваром. И хотя он вкладывал в дело всю свою энергию и даже душу, но то ли от недостатка практики в приготовлении пищи, то ли от того, что вся эта его энергия шла в основном на выражение недовольства и причитания "все надо делать самому", результат получился плачевный. Наш деликатес сгорел, и на запах сначала жареного мяса (все-таки решили пожарить), а потом и на запах гари сбежалась если не половина лагеря, то по крайней мере все, кто был поблизости. Все были расстроены, а больше всех сам повар. Однако надо было чем-то питаться, и мы с братьями и дедом поплелись лагерному повару, чтобы получить на обед свою королевскую порцию серо-коричневой жижи — супа с кореньями. — И поделом, — решил Феанаро, чувствуя ответственность. — Будет вам уроком, дети. Делиться едой надо, тем более, с верными. — Нам уроком... Комментарий Пито отец, к счастью не услышал: после трудов и суп был ничего и занимал все внимание. Остальные "изгнанники" давно уже отстояли очередь и теперь доедали обед и снова принимались таскать, стругать и пилить бревна, добывать руду в наскоро обустроенной каменоломне, в общем, работать. Как работали Нельо, Кано и Курво, не принимавшие участия в приготовлении добычи или даже не знавшие о ней. И я искренне верила, что все они заняты делом, пока, получив свою порцию, не пошла к лесу, надеясь там поесть вдали от шума и подкрепиться некоторыми припрятанными запасами. Передняя гряда деревьев леса редела: спиливали толстые стволы, и теперь вместо прежних высоких елей и сосен, лес начинался небольшими осинками, березками и тоненькими липами. Сюда некоторые в нерабочее время ходили гулять, как в рощу, и тут же, под пышным кустом орешника около большого елового пня у меня был запрятан мой "клад". Думая о сегодняшней суматохе из-за уток, о том, как мы успели одичать за неделю жизни вне городской жизни, о том, что с нами будет через двенадцать лет и не превратимся ли в немытых нечесаных авари (или как они там живут?), я направлялась к своему тайному месту. Место это, огражденное со всех сторон густыми зарослями ежевики, казалась мне настолько укромным и надежно спрятанным ото всех, что от неожиданности я чуть не перевернула миску супа в руках: на моем месте, на самом моем пне сидели, как два голубка, взявшись за руки и наклонившись друг к другу, Курво и Лассеэль — дочь картографа.