Диван раздора

— Ви, у меня есть охуенная наводка! — с пугающим энтузиазмом сообщает Сильверхэнд. Она едва сдерживается, чтобы не ударить лбом в доверчиво подставленный нос. Джонни висит прямо над ней — кончики волос щекочут лицо, а первым утренним запахом становится табачный след. Но самое ужасное — Джонни нарушает сразу два правила: весь день не показываться нахуй на глаза, если вернулся позже двух часов ночи, и не будить Ви раньше десяти утра. Но она сдаётся под порывистым поцелуем, потому что чувствует в нём не «ну типа извини и давай к делу», а «мне даже нравится, как ты хреново выглядишь». — Это не может подождать до кофе? Джонни жестом фокусника подносит к её глазам картонный стаканчик. — Мне уже страшно, — Ви с подозрением принюхивается к синтетической арабике, однако приподнимается на подушке и забирает жертвенное подношение. — Что, ещё одну твою бывшую обнулить? — Просто тебе нужно быстро восстановить работоспособность, — обижается Джонни. — Идём пасти одних мудаков. Вечером мы станем богатыми. — О-о-о, сможем заплатить за аренду? — Да нахер твою аренду, Ви! У тебя вообще другие критерии счастья в жизни есть? — Пожрать, — с уверенностью заявляет она. — Вернуть долг Вику. Вернуть долг Уилсону. Фары новые купить. Бампер… — В словаре напротив слова «меркантильная» — твоя фотка, — фыркает Сильверхэнд. — Вот поэтому корпы и владеют миром. — В любое время можешь переехать в уличную коробку от холодильника и показать, как ты презираешь мир победившего капитализма. — Хватит нудеть, — отмахивается он, — пей свой кофе и слушай про шанс, который выпадает раз в жизни. Вчера «Мальстрём» спиздил у русской мафии морской контейнер с контрабандой. Птички говорят, что там партия оружия от «Технотроники». Если что-то принадлежит «Мальстрёму», то оно автоматически становится бесхозным, а значит, мы отожмём груз, задвинем по хорошей цене и не поимеем никаких проблем. Согласна? — Мутное дело, Джонни, — как всегда осторожничает Ви. — А если покупатель крупный? «Милитех», например? — Ну и пусть разбираются с этими киберпсихами. Наше какое дело? Куда товар толкнуть, я найду. Тебе остаётся отследить склад и обеспечить, как это по-вашему, огневую поддержку. А? А? В одном Сильверхэнд был прав: жажда заплатить аренду делала из Ви настоящее беспринципное чудовище. Пара часов слежки — и туповатый мальстрёмовец с дешёвой оптикой и рукой-пилой вывел их на заброшенный ангар в промзоне Уотсона. Дальше — дело техники. Ви привыкла работать одна, но компания Джонни добавляла сотню очков драйву. Инстинкта самосохранения у него и правда не было, поэтому остатки охраны, оценив тандем бесстрашных психов, предпочли тактическое отступление. А завершение миссии Ви остро хотела запечатлеть в брейне, потому что вид Джонни в ярости неизменно грел сердце с того самого дня, как он поселился в её голове и начал методично трахать мозги. Он с предвкушением срывает замок, распахивает створы, будто пират, проплывший полмира и добравшийся до желанного клада. Потом его вопль не может заглушить даже гогочущая как сумасшедшая чайка Ви. — ЁБАНЫЕ КОММУНИСТЫ! Остаток вечера они проводят на недостроенной ветке уотсонской магистрали, взяв на последние эдди по банке пива и пакет чипсов. Внизу сигналят в вечной пробке машины, откуда-то несёт горелым мясом, эхом звенит отвратный рэп. Ви улыбается, кутаясь в наброшенную с обыденным ворчанием куртку Джонни. Пусть миллионерами они сегодня не стали, с этим придурком она всё равно чувствовала себя счастливой. Март что ли дурно влиял? — Ограбление века, Джонни, — безжалостно посмеивается Ви, кладя голову ему на плечо. — Будет о чём рассказать нашей тусовке легендарных соло. — Иди ты. Я всё равно найду покупателя. — Слушай, да никто не мог знать, что русские привезут двадцать ящиков акации, — успокаивает она. — Ну захотел какой-то важный хрен завалить свою Светлану «товарищеской мимозой» в честь полуторавековой эмансипации, бывает. Праздник у людей. Если бы мне кто-то тайно привёз в Астану двадцать коробок имбирного печенья и рождественских леденцов, я б сразу дала. Джонни вздыхает. Но не тягостно, а нежно. С умиротворением. Любовью. — Ты охуенная, Ви, — наконец говорит он, достав из кармана сигареты. Винтажная зажигалка щёлкает, как пистолетный затвор, и в неоновых сумерках появляется огонёк. Ви от него становится неожиданно тепло, будто кто-то развёл рядом костёр. — Красные устроили бы парад в твою честь. Знаешь, с гобоями, школьниками в галстуках и шортиках-мечтой педофила. На платформе везли бы пятиметровую голограмму, а динамики орали: «Вот она, образцовая женщина нового поколения! Даст пизды так, что твой крошечный член, товарищ, всосётся обратно, стерев все различия!» Ви хохочет в голос, запрокинув голову. — Думаешь, один комплимент — и я забыла твою «охуенную наводку»? — Брось, — он крепче обнимает её свободной рукой и ласково стискивает бедро. — Я знаю, что ты уже мокрая. — И в кого ты такая скотина? Сильверхэнд убирает руку и всё тем же жестом фокусника достаёт из куртки на ней веточку трофейных цветов. Пушистые жёлтые шарики помялись, но всё равно выглядели настоящим сокровищем в блядском городе хрома и бетона. — А теперь?