Звездчатка

— Закрой глаза. Голос шуршащим чёрным бархатом струится по коже Инженера. Его прошибает леденящая дрожь, заставляя сжаться в комок безудержного страха. Страха инстинктивного, потому что Ромин голос — этот голос — томный, глубокий, с хрипотцой, голос рычащего волка, готовящегося к смертоносному прыжку, заставляет отдаваться из раза в раз. Безропотно, беспрекословно, абсолютно без сопротивления. — Х-хорошо... Инженер зажмуривается и нервно сглатывает застрявший в глотке ком ужаса, смешанного в равных пропорциях с восторгом. Он держится, держится изо всех сил, подавляя в себе истерику — боится. Боится, но хочет доверять Роме. — Я не сделаю тебе больно, — заверяет Лидер и нежно целует Кешу в шею, поднимаясь губами к щеке, а затем к носу, к глазам, ко лбу, к губам — зацеловывает всё лицо, не оставляя нетронутым ни одно место. Хочется верить Роме, очень. Но колени сжимаются сами собой, и пальцы на руках, привязанных к изголовью кровати, дрожат, нестерпимо дрожат, и хочется вырвать их с корнем, чтобы унять беснующуюся дрожь. Но Инженер делает глубокий вдох и задерживает дыхание. Ожидание делает его слабым трясущимся котёнком, ожидающим расправы живодёра, но он мужественно держится, не позволяя истерике взять над собой верх. И Рома не заставляет Инженера ждать. Тот слышит шумное шевеление и пару глухих щелчков, а затем чувствует мертвецки холодное металлическое прикосновение к груди. Инженер тихо вскрикивает и дёргается, будто пытаясь вырваться и освободиться от верёвок. Рома едва заметно усмехается — он всего лишь тронул Кешу кончиком ножа-бабочки. Секунда истекает взмахом крыльев, и Лидер чуть надавливает острием на Кешину грудь, чуть проведя вниз, под рёбра, вырисовывая какой-то один ему ведомый узор. Кеша трепещет. Боится и трепещет. Нервные окончания взрываются в тех местах, где проходит нож, и, разворошённые, посылают в мозг яркие молниеносные вспышки, переплетаясь друг с другом, наскальзывая одно на другое и сжигая себя в огне ледяного металла. Инженер дышит прерывисто, буквально ощущая, как нагретый воздух вырывается у него из груди, опаляя носоглотку и мокрыми клубами растворяется над собственным лицом. С каждым новым движением Лидера, будь то уклон под впалый живот или взлёт к холмам выступающих рёбер, Инженер растекается в беспомощную массу возбуждения. Он стонет тихо, молящим дрожащим голосом: — Р-ромо... Ромочка... П-прошу тебя... Глухая мольба срывается в бездонную пропасть протяжным стоном — Лидер отрывает нож от кожи Инженера и плашмя кладёт его на внутреннюю сторону бедра Инженера. — Я ещё не закончил, — слышится глубокий шёпот. Лидер медленно, впитывая лезвием тепло тела Инженера, ведёт ножом к его колену, где останавливается и снова вырисовывает замысловатый узор на побледневшей кожей, будто готовой лопнуть, надави чуть-чуть сильнее. И Рома давит. Давит, проверяя кожу на прочность, и Инженер сдавленно кричит, шипя сквозь зубы и задыхаясь в собственных горячих слезах. Крови нет — Лидер вовремя отнимает руку, позволяя Кеше отдышаться, и снова бескомпромиссно приставляет нож к члену Инженера. У Кеши невыносимо тянет в паху. Он рвано заглатывает воздух и кашляет, смаргивая выступившие слёзы. Он хочет подставиться под прикосновения, но не ножа, а Роминых тёплых умелых ладоней. Однако лезвие — это единственное, что у него есть. Единственное, что может вызвать трепетание сердца и шелест крыльев стаи бабочек, разлетающихся в тех местах, где Рома рисовал на теле узоры. Единственное, что распаляло и так распалённое тело, и единственное, что заставляло тягучее чувство возбуждения по капле копиться в члене, ожидая секунды, когда ему позволено будет выйти наружу. Позволено... Лидер умело, отточенными движениями, орудует ножом, рассекая застоявшийся воздух, оплетая Кешин член горящими нитями из следов, где проносилось стремительное нагревшееся лезвие. И Кеша чувствует, как по его телу порхают самые настоящие бабочки, касаясь крыльями тонкой кожи, перебираясь лапками по волнам мурашек. И он жмурится сильнее, до боли, до разноцветных пятен в глазах, и пальцы стискивает в кулак так крепко, что, кажется, на ладонях выступает первая кровь. И всё это... В голове стоит туман, сознание оплетается прочной паутиной, ловящей безмятежных бабочек в животе. Кеша хочет. Так хочет, как никогда раньше не хотел, и — стонет, стонет, стонет! — вымаливая больше прикосновений. Ещё больше. Тяжёлое сбитое дыхание Инженера. Неравномерно поднимающаяся и опускающаяся грудь. Его алое лицо и поджатые колени... Лидер невольно сглатывает и едва не выпускает нож из рук. Сам протягивает руку к своему члену и легонько поглаживает его. Но сейчас — не время. Сейчас — под ним лежит Инженер, сам как живая огромная бабочка. — Готов? — хрипло спрашивает Лидер и откашливается — во рту пересыхает от картины возбуждённого до предела Инженера. — Рома-а, — тянет Кеша, и в голосе его звенят слёзы. — Х... хочу... — Конечно, хочешь, сладкий, — усмехается Лидер и наконец убирает в сторону нож-бабочку. Без лишних слов он обхватывает член Инженера, сметая все навязанные лезвием узлы, смазывая фантомные ощущения металла. Обхватывает широкой шершавой ладонью и — начинает двигаться. Поначалу медленно, растягивая удовольствие. Но долго растягивать не получается — Инженер скулит, скулит звонко и безнадёжно, так, что сердце само раскалывается, заставляя двигать рукой всё быстрее и быстрее. Ускоряясь, наращивать темп. Ускоряясь, метаться. Ускоряясь. Кеша почти рычит. Его голова просто разрывается, и он чувствует — чувствует, как по телу вспыхивает оргазм, разбрызгиваясь вязкими горячими каплями спермы по животу. Кеша сдавленно стонет и ещё долгое время не может прийти в себя — во всех конечностях звучат отголоски момента полного блаженства и настоящего удовлетворения. — Ро-омочка... ах! Рома, я... — Тише, сладкий. Понимаю, — Рома водит пальцем по Кешиному животу, размазывая стремительно охладевающее семя по коже. Он нагибается и целует головку члена, отчего Кеша крупно вздрагивает и стонет. Снова стонет. — А теперь и мне позволь... — Лидер наконец запускает руку в штаны и вытаскивает наружу затвердевший ноющий член. — Удовлетвориться. Незакрытый нож-бабочка лениво блестит в лунном свете. Но к нему Рома не прикасается — эта сладкая пытка припасена только для его Инженера.