Сочетание

– Нет. – Да, – сказал Шибусава тоном, которому не отказывают. Ода тяжело вздохнул и мысленно закатил глаза. В прошлый раз, когда этот лениво-угрожающий тон соскользнул с тонких губ Шибусавы, их разговор закончился очередной его истерикой и громко хлопнувшей дверью в спальню. И в позапрошлый раз тоже... – Почему бы тебе не найти модель среди женщин?... – Ода сделал мягкую попытку найти компромисс. Быть подопытным кроликом Шибусавы ему все же не хотелось, сколь бы сильной ни была его к нему привязанность. – Ты и правда не видишь никакой разницы между какой-то незнакомкой и тобой? – Тацухико чуть наклонил голову вбок и высоко поднял брови, выражая свои категорические сомнения по поводу мыслительных процессов Оды. Что бы эти слова ни значили, но они легонько, приятно и очень точно стукнули Сакуноске где-то под ребрами, разлив по организму теплое молоко нежного покалывания. Видимо, его замешательство полным своим градиентом отразилось на его лице, потому что недовольство Шибусавы моментально сменилось лукавой улыбочкой и наполнившей взгляд лаской. – Что ж, очень хорошо, что ты согласен! – не дав Оде опомниться, быстро проговорил он, схватил Оду за руку и усадил напротив себя за небольной столик. На чистеньком столике были аккуратно разложены всевозможные инструменты для маникюра и несколько флаконов черного лака для ногтей. Ода понял, что его положение не спасет уже никакая сила на свете – если Шибусава решил сделать ему маникюр, то он это сделает, даже если перед этим придется кого-нибудь убить. – Зачем тебе столько одинаковых флаконов с лаком? – спросил он, глядя на маленькие баночки. – Они не одинаковые, – тоном "ну почему мне надо объяснять тебе такие элементарные вещи" фыркнул Шибусава, уже обрабатывая ногти Сакуноске ватным диском с каким-то бесцветным жидким веществом. Ода нервно взглянул на свою руку, захваченную в плен цепкими пальцами Шибусавы. Заметив его взгляд, Тацухико усмехнулся. – Не волнуйся, я сделаю тебе французский маникюр, – сказал он, но это утешение прозвучало весьма сомнительно для Оды, потому что он понятия не имел, чем этот "французский" маникюр отличается от всего остального. Впрочем, сам процесс показался ему весьма забавным. То, что Шибусава обрабатывал каждый его палец с кропотливой любовью, даже заставило Оду ощутить легкий укол ревности – и почему с его ногтями Тацухико обращается гораздо нежнее, чем с ним самим? Правда, как оказалось чуть позже, маникюр требовал полного покоя и навевал одну только тоску, Шибусава цыкал на Оду при любых его попытках чуть двинуть затекшей рукой, и в конечном итоге Ода еле сдерживал себя от того, чтобы не заснуть. Салфетки со средством для снятия лака отошли на покой, встал на место флакон с бесцветной и пахнущей салоном красоты странной водой, закончили свое дело и пушер с пилочкой, а после негромко звякнули о гладкую поверхность столика щипчики для заусенцев. Щелкнула крышка флакончика с прозрачным лаком, маленькая кисточка аккуратными и точными движениями заскользила по ногтевым пластинам. Иногда даже Сакуноске ее чувствовал – ее движения легкой щекоткой отдавались на кончике пальца. – А вот теперь ты должен будешь сидеть предельно неподвижно, – улыбнулся Шибусава, завинтив и отложив флакончик с бесцветной субстанцией. Он поднял руку Оды на уровне глаз, придирчиво осмотрел обработанные базовым покрытием ногти и, приблизив его кисть к своим губам, невесомо поцеловал костяшки, отчего сердце Сакуноске пропустило удар, а от лица мгновенно отхлынул весь жар, чтобы через секунду вновь захлестнуть его щеки горячим румянцем. Шибусава глянул на него исполобья, и его губы растянулись в довольной и хитрой ухмылке: дразнить, а потом наблюдать за тем, как Ода борется сам с собой в попытках сохранить спокойное выражение лица, нравилось ему, пожалуй, больше всего на свете. Налюбовавшись своей шалостью, Шибусава опустил руку Оды обратно, вновь устроив ее перед собой на столике. – И помни: никаких движений, – еще раз предупредил он, выкручивая из одного из многочисленных флакончиков с черным лаком самую тоненькую кисточку, которую только Оде доводилось видеть. Теперь Шибусава выглядел серьезным и сосредоточенным. Тоненькая кисточка медленно выводила аккуратные линии на кончике гладких ногтей, Тацухико все ниже и ниже склонялся над ними, раздраженно сдувая с глаз мешающиеся волосы, напряженно сопел и иногда облизывал сохнущие губы. Художественный процесс завладел всем его вниманием. Не сдержавшись, свободной рукой Ода осторожно заправил мешающуюся прядь белых волос ему за ухо, когда Шибусава вновь сердито отплюнул ее. Кисточка не дрогнула, провела по ногтю еще несколько раз, нанося последние штрихи, а затем Шибусава аккуратно завинтил ее обратно во флакон и медленно поднял взгляд на Оду. Пару ударов сердца они молчали, глядя друг другу в глаза. – Подожди, пока лак высохнет, и я примусь за вторую руку, – не отводя взгляд, проговорил Шибусава. – Ты такой красивый, – вторя ему, отозвался Ода. Шибусава чуть вспыхнул и отшатнулся, но Ода вскочил с места, нагнулся через маленький столик между ними и поцеловал его, поймав его губы своими. Сквозь мягкое и теплое слияние их губ он чувствовал, как миг за мигом тает и испаряется все самоуверенное ехидство Шибусавы. Когда Ода отстранился и взглянул на него, глаза Тацухико заволакивала туманная дымка, а на лице застыли отголоски легкого умиротворенного блаженства. – Я... Подожди, я еще не закончил... – чуть растерянно пробормотал Шибусава, видя, что Ода выходит из-за стола и протягивает к нему руки. Его почти белых щек коснулся свежий румянец, проглядывающий словно грозди ягод сквозь снег. Ода притянул его к себе и с наслаждением зарылся в густые белые волосы носом и пальцами ненакрашенной руки. – Ты... Подожди... – почти шепотом уговаривал его Шибусава, вздрагивая от нежных мурашек по телу. Ода плавно опрокинул его на кровать и прижался к теплой шее, ощущая на губах стремительное биение артерии. – Твоя шея всегда казалась мне безумно прекрасной, – тихо проговорил он, ласкаясь у самого уха и осторожно сжимая руками бока. Сейчас Шибусава казался ему таким открытым, беззащитным и слишком хрупким, несмотря даже ни на какие осознания того, кем он являлся на самом деле – хитроумным охотником, умело плетущим из белоснежной паутины губительные ловушки. Целуя изгиб его шеи, его тонкие, влажные губы, водя руками по гладкому бледному телу, ощущая кожей кожу, бархатную и идеально чистую, Ода смутно думал о том, что в ловушку лукавой, изящной, опасной красоты так просто попал и он сам. – Холодно... – дрожащим шепотом проговорил Шибусава ему на ухо, когда последний слой одежды соскользнул с его бедер. Его тонкие руки хватались за широкие плечи Оды, длинные черно-матовые ногти коротко и остро впивались в кожу, оставляя едва заметные следы. – Тогда я согрею тебя, – отозвался Ода, нежно проводя ладонью по его щеке. Коснувшись лба, он осторожно убрал с него упавшие на глаза белые прядки. Руки Шибусавы обвились вокруг его шеи, словно змеи, и притянули к себе. Ода прижался к нему, тесно сжал сильными руками стройную талию, позволяя елозить под собой, наслаждаясь негромким мурлыканьем, невесомыми поцелуями в висок и игривыми покусываниями за мочку уха. – Ах!.. – вырвалось у Шибусавы, когда Ода прижался бедрами к его бедрам и острым прикосновением губ оставил на его шее яркую метку. Черные ноготки впились в спину и царапнули, наградив ее короткими следами красных полосок. Ода спустился ниже, осыпая горстью поцелуев ключицы и грудь, придавил губами и нежно и осторожно сдавил зубами яркий сосок, особенным контрастом выделяющийся на фоне молочно-бледной кожи. Шибусава тихо простонал, выгнулся, до ярких искорок перед глазами вжавшись пахом в пах. Ода не сдержался и томно выдохнул, толкнувшись бедрами. – Я чувствую, как ты меня хочешь, – улыбнувшись, прошептал Шибусава ему на ухо, поглаживая длинными пальцами по затылку и шее. Ода вновь добрался до его губ и дразняще поцеловал, касаясь лишь самой поверхностью. – А это плохо? – отозвался он, опаляя горячим тихим дыханием щеку и целуя и ее тоже. Улыбка Шибусавы стала шире. – Нет, – ответил он и игриво прикусил мягкую кожу возле уха. Еще немного понежившись у его теплой шеи, Ода выпрямился, обхватив пальцами его щиколотки и уложив его ноги себе на плечи. Ода был уверен, что любоваться соблазнительно раскинувшимся под ним Шибусавой он не устанет никогда. Слишком красивым, по неземным законам прекрасного восхитительным выглядело хрупкое, изящное, опасное создание, которому он отдал свое сердце: будто бы сделанный изо льда, со сверкающими глазами-самоцветами цвета свежей крови, молочной кожей и белоснежными прядями густых волос, шелковыми волнами всегда стекающих с его узких плеч. Шибусава улыбался, смотря на него в ответ, словно бы видел его насквозь и точно знал, о чем он думает, какие мысли, какие сбыточные мечты блуждают по его опаленному возбуждением сознанию. Он прикрыл глаза и под томный вздох провел изящной ладонью по своему телу, от ключиц до пульсирующего низа живота, очертив тонкими пальцами бусинку соска и гладко проскользив подушечками пальцев по подтянутому животу, вызвав смех мурашек по бедрам. Ода почувствовал, как заныла тяжелая пульсация в паху, поддался ей и сделал в точности то, что – несомненно – желал от него Шибусава: опустился между его ног, проведя ладонями по бедрам, и невесомыми поцелуями украсил внутреннюю их часть, коснулся самой нежной кожи на теле, сорвав с губ бутон тихого стона. Тацухико повел тазом, ведомый россыпью щекотных, безумно приятных ощущений. – Так хорошо... – прошептал он, расслабленно нежась в волнах удовольствия. Дорожкой мягких прикосновений Ода вновь добрался до его теплой шеи, до его губ и слился с ним в сладком и мокром поцелуе, коротким взмахом ярко взорвавшихся ощущений выдувшим из головы все, кроме осязания тела напротив. – Возьми меня, – вырвавшись из плена чужих губ, исступленно прошептал Шибусава, нетерпеливо оглаживая ладонями широкую спину. Ода оставил яркий укус на его плече, в его глотке послышалось клокотание чего-то звериного, такого дикого и невероятно возбуждающего Шибусаву – Ода сорвался на грань, Тацухико высвободил из клетки его необузданную страсть, как будто бы играя с огнем и уже заранее зная, что проиграет ему. Мазнув на пальцы смазку, Ода толкнул их в узкий проход жестче, чем следовало бы: тугое кольцо мышц крепко стиснулось вокруг них, Шибусава жалостно проскулил, кривя брови и кусая губы. Ода виновато прильнул щекой к его щеке, даря поцелуи пульсирующей венке на шее. Тацухико угомонился, подрагивая под горячим телом, и пальцы вновь толкнулись в него, раз, еще раз, очень осторожно и плавно, оглаживая жаркие тугие стенки и раз за разом аккуратно меняя угол проникновения, ища сокровище ярких ощущений. – Ах!! – вскрикнул Шибусава и вонзил ноготки в кожу, когда пальцы Оды задели его простату. – Е-еще!.. – взмолился он, когда пальцы четко толкнулись туда второй раз. Ода поцеловал его в висок и мягко вышел из него, не обращая внимания на недовольные поскуливания и мстительное царапанье по плечам. Приятно потеревшись бедрами о бедра, он приставил сочащуюся головку члена к растянутому колечку мышц и плавно вошел. Подготовленное пальцами нутро даже так оказалось тесным для его жаждущей плоти. Сакуноске уткнулся влажным от пота лбом в хрупкое плечо, жарко опаляя кожу прерывистыми выдохами и сдерживая себя от моментального оргазма. Шибусава простонал, и его сладкий стон вернул к реальности блуждающее в тумане исступления сознание Оды: Ода сжал губами кожу на тонкой шее, оставляя еще одну метку, двинул бедрами, проникая глубже, толкнулся снова и снова задел сплетение нервов. Снова, снова и снова, словно сочные плоды срывая с губ Тацухико стон за стоном, как желанную награду ощущая его горячее упругое тело и прижимаясь до боли в бедрах, теряя самоконтроль, срываясь и начиная сначала... – Я не могу больше... Пожалуйста... – умоляюще простонал Шибусава, выгибаясь под очередным толчком и хватаясь за широкие плечи Оды. Он тоже потерял контроль: белоснежные длинные волосы беспорядочно рассыпались по подушке, глаза лихорадочно блестели, бледные щеки горели жгучим румянцем, словно отчетливым контрастом на снегу, сияли на молочном теле яркие соски и налившаяся кровью головка члена, пачкающая живот прозрачной мокрой смазкой. Ода провел языком по его шее, сложил его руки у него над головой и крепко вдавил их в постель, глубоко и размашисто проник в дрожащее тело и свободной рукой сжал изнывающий член, даря разгоряченному организму желанный оргазм. Сквозь сладостные стоны Шибусавы пробился безудержный вскрик, Шибусава вздернулся, принимая в себя густые брызги спермы, кончил сам и безвольно обмяк, покрытый обессиленной дрожью. В последний раз толкнувшись бедрами о бедра, Ода вышел из него и опустился рядом, ловя тонущим в блаженстве телом нотки беспорядочного дыхания. Удовольствие почти сморило его, захлестнувшая недавно волна еще гудела в остывающих конечностях. Ода притянул Шибусаву к себе, обнял за талию и зарылся носом в волосы, решив, что теперь вполне имеет право погрузиться в сонную дрему. – Сакуноске... – тихо проговорил Шибусава, и его тон Оде очень не понравился. – Что? – чуть напрягшися, отозвался он. Дрему как рукой сняло. – Ты... – это короткое слово прозвучало весьма угрожающе, и на всякий случай Ода отодвинулся чуть подальше. – Ты сломал мне гребаный ноготь!! – яростно выпалил Шибусава, резко разворачиваясь к нему и метая гром и молнии. "Ну вот опять...", – обреченно подумал Ода, понимая, что очередной истерики ему теперь все-таки не избежать.