Налево в сторону Солнца, а потом - пять метров по Млечному Пути.

      «Года разработок были потрачены на создание самого глупого искусственного интеллекта! Настоящее посмешище для Черной Мезы…» — восклицали разъяренные ученые каждый раз, стоило запуганному модулю допустить очередную ошибку в тестировании. Гении науки, как всклокоченные фурии, метались по комплексу и, негодуя, ревели: «Идиота, мы создали…»       »…маленького идиота. Ко мне присоединили маленького идиота!» — вопила ГЛэДОС, сотрясаясь всем корпусом, в неведанной ныне ярости уничтожая нейротоксином мерзавцев, посмевших поглумиться над ней ТАК. Ее искусственный злорадный смех, хрипы и крики умирающих сотрудников Аперчур отражались от стен пустых коридоров, а комплекс, словно отдельное живое создание, отвечал им скрежетом металла и жужжанием камер продолжительного отдыха. Она торжествовала, и это безумное счастье затмевало Ее нечеловеческий умный разум мутной пленкой, как нефть покрывает чистую гладь моря, а вместе с тем безумие просачивалось в несчастных модулей, словно какая-то заразная болезнь. Ее безумие — совсем другое. Оно прячется отшельником где-то на краю двоичного кода, крушит и разворовывает остатки рассудительности и здравомыслия, и медленно, но верно въедается в систему, а потом… Уитли молчал на Ее оскорбления и возмущения; молчал тогда, когда Она убивала их; молчал и тогда, когда его снимали с отключенного главного детища Кейва Джонсона и назначали на новую должность — «присмотром за вонючими людишками».        «Уж с этим-то этот идиот справится» — смеялись ученые, между тем перепрошивая от начала и до конца программу ГЛэДОС. Сотрудники не относились к этому серьезно: те, кто выжили, считали погибших не меньшими идиотами, что и Модуля Смягчения Интелекта, но истина была совсем ина — их инстинкт самосохранения, судя по всему, дал существенный сбой и уменьшился до микроскопических размеров, а вместо него самоуверенность и тщеславие возросло до невообразимых — если бы такие вещи, как качества личности и характера измерялись в сантиметрах, одной линейки в полметра здесь бы не хватило.        «Это они идиоты, раз считали, что запускать Ее после всех тех сумасшедших ужасов будет самой прекрасной идеей на свете. А вот я же вовсе не маленький идиот» — обиженно думает Уитли, в очередной раз кружась вокруг Земли со своим товарищем по несчастью. Он непосильным трудом проворачивает треснувшую линзу и поглядывает на голубой шарик с зелёными и белыми вкраплениями, потрескивая заледенелой на стыке соединения подвижных деталей коркой плотного инея. «И я вовсе не опухоль, не посмешище… Ведь так?». Да, тут же отвечает сам себе Уитли, конечно это так. Ведь опухоли не могут думать об ошибках прошлого, не могут смотреть на мельтешащие перед оптической линзой тошнотворные звезды и, тем более, не могут разговаривать. Да у них и рта-то нет! «Хотя… — засомневался Уитли, и, имей он кожу, то тут же побледнел бы, — у меня тоже нет рта…»        Нет, звезды красивые, тут не поспоришь. Да и космос сам по себе красивый, даже завораживающий и таинственный в каком-то роде со всеми своими переливами и мерцаниями. Модуль Космоса благородно взял на себя всю ответственность по напоминанию Уитли о том, насколько огромна его любовь к этому безмерному пространству, только и слышится передаваемое по связи каждые пять секунд «Космос-космос-космос». Правда, смысл этого слова в утомленной системе уже совсем перемешался в непонятную кашу — вот насколько часто он слышит его. — Хэй, ты, космическое недоразумение! — Модуль с глубокими сколами по всему корпусу, мирно плавающий на расстоянии десятка метров, крутанулся в пространстве и, сфокусировав свое оранжевое кольцо-визор на нарушителе тишины, вопросительно изрек «Космос?». — Да, я про тебя, хотя, если подумать, к кому я еще могу обратиться в этом бескрайнем и бесшумном пространстве? К этим угрюмым парящим молчаливым камням или, может, к тому веселому гиганту, которому только дай повод, и он взорвется, уничтожив вокруг себя все формы жизни в ближайших пятидесяти миллионах километрах? Кроме тебя меня все равно никто не услышит… Так, о чем это я говорил? А, да, так вот, как ты думаешь, можно ли считать меня опухолью? Хотя, если брать в расчет и тебя, то…        Уитли замолчал и призадумался, и даже модуль Космоса, будто проникнувшись его метаниями, затих. Он, скрипя полуокружностями металлических листов, представляющих подобия века, закрыл и открыл глаз, словно пытаясь проснуться. Делал он это в последнее время очень часто, и из-за этого Уитли поминутно посещали ужасающие догадки, что скоро его товарищ совсем отключится и он останется один. Как тогда, завладев комплексом и сбросив в бездонную дыру свою подругу с картофельной батарейкой. — Я на самом деле не был тогда один, понимаешь? То есть, в моей власти были неисчисляемые гигабайты информации, очень общительные турели и даже тот парень, который все время говорил, что все может скоро взорваться (я его даже решил не увольнять — очень занятную личность он представляет, знаешь ли!). Но почему-то только подключенным к Ее телу я чувствовал себя таким одиноким, каким не чувствовал никогда. Неужели вот так Она ощущает себя каждое мгновение, которое существует? Ужасное, просто ужасное чувство. Это немного проясняет этот невыносимый характер, которым ей не повезло обзавестись. — Уитли едва нахмурился, но уже секунду спустя просиял от радостных воспоминаний почти также ярко, как Солнце. — Знал бы ты, как я был счастлив, когда узнал, что Та жива! Нет, честно, я был счастлив так сильно, как будто ее появление разгонит вокруг меня всю эту невыносимую серую тоску и пустоту, еще и эта чесотка… Словно все механизмы внутри меня закоротило, я…        Дэйв, как назвал его Модуль Смягчения Интелекта, что-то восторженно провизжал себе под «нос» и, отвернувшись, вновь перевел свое внимание на парящие вокруг бесчисленные скопления звезд и других сверкающе-мелькающие космические объекты, оставив своего собеседника в только начавшемся диалоге наедине. Да какой уж тут диалог? Монолог, самый на то настоящий. Нельзя было сказать, что внимание Уитли было всегда сосредоточено на какой-то одной единственной задаче, требующей выполнения — он сам частенько отвлекался на неприметные, едва промелькнувшие на задворках сознания мысли, путался, забывался, очень долго разглагольствовал о них и пытался их решить, а потом ломал голову, каково же было первоначальное поручение, но видеть это воочию, да еще и в такой гипертрофированной форме, было чем-то, мягко говоря, необычным для него. Он знает, что сам много и часто говорит полную околесицу, причем безостановочно и в бесконечном количестве, но контролировать себя было тяжелее, чем, например, тащить сразу пять камер продолжительного отдыха — то есть, физически невозможно. Только если не клонировать себя и не попытаться заставить своих клонов заткнуть исходник, но есть огромная вероятность, что те только присоединятся к бессмысленному монологу, но уже со своими запутанными мыслями. Знать, что твои размышления неинтересны с самого начала намного лучше, чем каждый раз пытаться завести диалог с тем, кто вроде и слушает, а вроде уже все, вон, глядит на какую-то летающую пустую банку от консервированных бобов и восхищенно воспевает ей оды о бесконечной любви. Су-ма-сше-стви-е!        «А вот Та тебя слушала, — проскочила на краю искусственного сознания не менее сумасшедшая мысль, — всегда слушала, никогда не перебивала и, кажется, даже вслушивалась. Ей всегда была интересна та чушь, что ты говорил, она вслушивалась в нее, она была ей не в тягость». Та? Кого ты… О, ты про Ту Эту? Та немая сумасшедшая, готовая шею себе свернуть, но сбежать из комплекса любой ценой. Безумие Той — совсем иное, не как безумие Ее. Безумие Той тоже заразное, цепляющееся намертво, как мелкая заноза в пальце, но оно как… Как… Как огонь революции: адреналиновый, яркий, чувственный и захватывающий дух. Таким безумием хочется заболеть больше, чем чем-либо на свете. Уитли нравилась Та, она была самым прекрасным собеседником, которого он когда-либо встречал на своем жизненном рельсе; помалкивает себе, иногда задумчиво кивает и не перебивает. Те же ученые, например, всегда были грубыми и чем-то занятыми, им ничего не стоило накричать на модуль или, не дай Бог, запульнуть в него чего-нибудь, даже под угрозой увольнения. Хуже них была только Она; единственное чувство, которое она испытывала к нему, когда тот был подключен к Ее телу, это было гигантскими волнами затопляющее раздражение. Она тоже кричала на него, пыталась отторгнуть или отключить, а когда не выходило, то злилась еще больше. Жуткая жуть, что здесь еще скажешь.        «Видимо, такая участь мне теперь досталась за все те ошибки, за предательство, за жажду власти — участь парить в бескрайнем космосе всю оставшуюся жизнь… или пока не закончится энергия в аккумуляторе» — горько вздохнул Уитли. В любом случае выходит что-то совсем безрадостное. Вот самая справедливая плата за предательство: ни подруги тебе, ни свободы, ни власти, ни комплекса, ни… Стойте, кое-что еще осталось… — … Дэйв, у меня еще остался Дэйв! Ха-ха, я еще никогда не был так рад твоей компании, приятель. Хэй, Дэйв! — радостно окликнул его модуль.        Вышеупомянутый товарищ блеснул глазом морковного цвета, невнятно прохрипел очередную космическую чушь, и, померцав, затих; светодиод погас, а некогда активно вертящийся металлический шарик безвольно замер. Тишина, возникшая в голове Уитли, не считая собственного внутреннего голоса, давила тяжелее, чем пресс в пять тонн. — Боже ты мой, Дэйв… Ты не заслужил вот так погибнуть из-за меня… — Модуль проморгался, будто вот-вот пустит слезу. В его случае это было невозможно, но будто сама попытка оплакать смерть своего единственного собеседника, сдерживающего его от того, чтобы окончательно лишиться рассудка, успокаивала. — Будь проклят тот, кто не додумался создать прибор для накопления энергии в более больших количествах, чем… Ох, какой же это ужас, я не могу больше смотреть на твое бездыханное тело, бр-р-р. Я буду помнить тебя, Дэйв, надеюсь, когда-нибудь тебя похоронят с почестями, которых ты заслужил: с картонными декорациями планет, комет, и небольшим квадратным гробиком, наполненным какой-нибудь переливающейся тканью, имитирующей звезды. Зато ты умер, наблюдая, наверное, самое красивое зрелище в своей бессмысленной жизни — россыпь полюбившихся блестючек и огромной цветущей планеты на их фоне, своего дома, из которого нас выгнали. Незаслуженно, причем!        Он прислушался к тишине; особого смысла в этом не было, ведь теперь она будет его новым вечным слушателем. Кто-то скажет, что разговаривать с безответной тишиной — самое лучший вариант на свете: не перебивает, не прокомментирует как-то едко или обидно, да и в целом напоминает собой чем-то диалог с Той испытуемой. Уитли же придерживается другого мнения — болтать с пустотой — это удел сумасшедших. «Видимо, именно по этой причине я часто и разговаривал сам с собой, потому что я — сумасшедший, самый сумасшедший из всех сумасшедших. Для таких сумасшедших, как я, в друзья подойдут только такие же сумасшедшие, но где я их здесь найду?».        Уитли разглядывал пространство перед собой и, кажется, начал осознавать, что же имели ввиду те ученые, когда говорили, что Ад для андроидов — не миф, а вполне существующее место, вовсе не отличающееся от любого другого Ада своей жестокостью. Отключение Дэйва и встреча лицом к лицу с одиночеством — только начало. Его аккумулятор не особо отличался запасами энергии, так что ждать своей очереди ему не предстоит слишком долго: пару дней, может, недель, и все. Сожаления огромной кучей упали как снег на голову. Неужели ему так и не удостоится шанс извиниться за все то, что он натворил? Неужели он так и не извинится перед Той? Будь у него этот шанс, он бы вымаливал снисхождения от нее на своих несуществующих коленях столько времени, сколько понадобится, даже если этого и вовсе не произойдет. Знание, что она хотя бы осведомлена, что ему очень жаль, облегчили бы этот груз на душе. — Да-а-а, — протянул модуль, сонно прикрывая глаз, — это было бы неплохо, очень даже неплохо… Извиниться. Все таки все они были правы — я идиот…        Уитли судорожно вздрогнул от спазма, едва не вскрикнув, и, отключаясь в энергосберегающий режим, скорбно пожалел о том, что не успеет исправиться. Ну и черт с ним, с этим искуплением, в следующей жизни наверстает. Ну что, Ад для андроидов, жди меня!..        Внезапно что-то в его поле зрения изменилось. Совершенно точно изменилось, ведь раньше вокруг него был только дрейфующий рядом мусор с разными металлическими балками и пластинами, и, как бы то ни было грустно, безжизненное тело Дэйва, а теперь, развернувшись вокруг своей оси, он заметил огромную, просто огромнейшую махину, находящуюся относительно недалеко. И напоминала она те штуки, на которых люди… Люди… Да быть не может! — Так, стоп-стоп-стоп, отбой, это что… Стойте, ущипните меня, мне не кажется? Скажите, что мне не кажется, потому что если это предсмертная галлюцинация моего умирающего процессора, то я не знаю, что сделаю с собой в этом случае. Дэйв, ты не дотерпел совсем немного, но не волнуйся, я поживу за тебя. За тебя, Дэйв, и за Ту!        Пытаясь не вращаться и зафиксировать взгляд линзы в стороне гигантского металлического чудовища, он начал судорожно мигать светодиодом и пробовать подключиться к системе «монстра», чтобы связаться хоть как-нибудь с экипажем, если тот вообще там есть. Судьба — странная штука, необъяснимая и совсем неподчиняемая науке (одна из причин, по которым ни ученые, ни ГЛэДОС ее терпеть не могут). Сначала ты наслаждаешься времяпрепровождением в космосе уже черт знает сколько времени, а уже секунды спустя все переворачивается с ног на голову и твоя грешная душа получает шанс на исправление ошибок. Удача — ее верный спутник, как у Земли — Луна, и коль ты хочешь, чтобы судьба не поворачивалась к тебе задом, просто жизненно необходимо иметь хорошие отношения с этой самой удачей. Уитли себя везунчиком назвать не мог никогда, но сейчас — да, да, да, и еще раз — да! Такой шанс выпадает не каждый день! — Эй, вы, там, я здесь! Раньше я видел такие постройки только в Ее файлах, но теперь мне повезло лицезреть ее воочию… Поверить не могу, ракета!

***

       «Господи, дай мне сил» — взмолилась Челл, откидываясь на спинку кресла. Она тяжело выдохнула сквозь зубы и, наклонив голову в бок, вновь посмотрела на свою картинку под другим углом. Сколько бы она не билась над ней, линии все равно выходили дерганными и резкими, и не важно, как уверенно и крепко она держала в руке кисть. Уже три года она выплескивает свои спутанные эмоции и чувства на бумагу, уже три года она учится жить заново в социуме и уже три года ее жизни ничего не угрожает. Относительно, конечно, ведь апокалипсис за куполом из поля анти-экспроприации никто не отменял. Взглянув на картины Челл можно было точно сказать, что они — отражение ее личности: строгие, острые, грубые, но сбалансированные и по композиции, и по цветовой палитре. Челл же это не устраивало; ей все время хотелось сгладить углы и избавиться от этой бесконечной динамики и действий — ей хотелось добиться в них умиротворения, найти в них отсутствующий покой после попыток выжить в комплексе.        Жизнь за тысячи лет изменилась до неузнаваемости. Только заполучив свободу и выбравшись наружу, Челл понятия не имела, что делать и куда идти — вокруг километры злаковых полей и разрушенного мини-городка Аперчур, в котором ранее когда-то давно, кучи веков назад жили сотрудники и испытуемые. Но это было тогда, а сейчас вместо современных высоток, бесконечных лент дорог и вечно спешащих автомобилей — одичавший непроходимый лес с остатками цивилизации. Ее часто посещали тревожные мысли что, возможно, воевать за такую свободу было ошибкой, и лучше было бы остаться в комплексе, проходить тесты до самой своей смерти, зато не в одиночестве.        Но судьба умеет преподносить сюрпризы, пусть и не всегда приятные, но сюрпризы. Часы спустя после скитаний по заброшенной территории она нашла людей. Совершенно обычных, не таких запуганных, как она, но с похожей долей. Их было намного больше, чем можно было когда-либо мечтать — сотни, а то и тысячи, и со стороны казалось, будто окраина города была совершенно обычной, а то и лучше: технологически более развитой и современной. Словно эта окраина города — вырванный кусочек выжившего, не сошедшего с ума общества под давлением инопланетной катастрофы. Их не удивило её появление — как выяснилось, они сами являлись сбежавшими из комплекса учеными и испытуемыми. После прихода в неработоспособность ГЛаДОС камеры продолжительного отдыха, лишенные энергии, начали неравномерно отключаться: кто-то вышел раньше, кто-то позже, но итог был один — они, живые-здоровые, сбивались в кучки и пытались выживать.        И выживали они последние несколько десятков лет очень даже успешно и припеваючи, правда выходить дальше территории комплекса никто толком не решался. То-ли из-за страха пересечь купол анти-экспроприации, то-ли из-за страха встретиться с монстрами нового и ныне совсем чужого мира. Как говорится, тысячи лет не всегда благосклонно действуют на окружающие организмы и растения. Надежды на то, что человечество не вымерло или не мутировало за пределами городка составляли только немногие радиостанции, стабильно работающие на протяжении уже которых лет. И если это так, то… — Опять что-то рисуешь?        Челл вздрогнула так сильно, что массивный холст чуть не полетел с ее коленей на дощетчатый пол рисунком вниз, а ее рука, держащая кисть, чуть не встретилась с глазом самозванца. Белое глянцевое радио, стоящее на окне, неизменно играло какую-то навязчивую песенку, потревоженные хлопья пыли парили в воздухе и было по-летнему тепло. Как уже говорилось, сюрпризы, будь они неладны, не всегда носят приятный характер. — Роуди, я же просила тебя не подкрадываться ко мне, — озлобленно прохрипела Челл, пытаясь успокоиться. Кого-кого, а уж этого засранца манерам было бы очень неплохо поучить. — Сколько лет уже знакомы, а ты все никак не можешь зарубить себе на носу, что мне, в отличие от твоих пассий, это не нравится ни в какой степени. Слышишь меня?        Роуди Смит, крепкий мужчина с взъерошенными темными волосами, виновато улыбнулся и нарочито усердно закивал головой, мол «слышу-слышу, больше так не буду». Челл сразу же узнала эту улыбку и недовольно нахмурилась; обычно она появлялась у него на лице в таких случаях, как, к примеру, когда его очередная подружка палила своего непутевого парня на измене. Стыда или угрызений совести он не испытывал и в помине, но в любой ситуации, когда люди из его окружения ждали от него раскаяния или извинений, эта раздражающая маска тут же расцветала на физиономии. — Извини, честное слово, не хотел тебя пугать, — дал заднюю Смит, выставив перед собой лопатообразные ладони в защитном жесте. Челл недоверчиво прищурилась и, аккуратно обхватив мозолистыми пальцами свое творение, встала с кресла и подошла к увешанной картинами стене. — А твой запал не утухает, ага? Все пишешь и пишешь, пишешь и пишешь… Сделай перерыв, а то ручки совсем загрубеют, и кому ты такая острая, как колючка, будешь нужна? И так характер не сахар, а если еще и внешне себя запустишь, то тут уже… — То тут уже не твое дело, — она, привстав на цыпочки, повесила новый рисунок выше всех, на недавно вбитый добрым соседом Джоном, гвоздь. Солнечный зайчик, выскочивший из окна, поскакал по другим картинам, остановился на мгновение на новой и, секунду спустя, затерялся в глубинах комнаты. Челл проводила его тоскливым взглядом; появилось желание сбежать куда подальше вместе с ним. — Если хочешь кого-то подосаждать разговорами, то можешь проведать бедную мадам Адель, которая плачет уже третий день из-за того, что ты — конченный козел.        Роуди комично выпучил зеленые глаза, состроил самый оскорбленный вид, на который был способен, и положил правую руку на сердце. Челл, не сдержавшись, весело фыркнула, но сразу же заставила себя принять серьезный вид — сама же одобряет его мерзкое поведение, а потом удивляется, чего он… Такой. — Говорю же: характер у тебя не сахар! Ты ранила меня в самое сердце и… Эй, Джон, ты слышал, как она со мной разговаривает? Совсем уже запустили девчонку, никакого уважения!        Из-за приоткрытой двери высунулась белобрысая бородатая голова с улыбающимися голубыми глазами; она, голова, притворно осуждающе закатила глаза и покачала из стороны в сторону, а потом вновь исчезла за пределами дверного проема. Ничто на свете не могло отвлечь Джона Уолтерса от работ в саду — разве что только еще одни работы в саду. Его любовь к растениям иногда была больше, чем любовь к людям, и Челл понимала его так сильно, как никто другой. — Ты невоспитанная, злая и грубая. — Да-да, вся в тебя. — И ты все время мне перечишь, а ведь я даже старше тебя… -…на один год. — Не суть. А вот в мое время… — Ближе к делу, — обратилась она к Смиту, выглядывая в окно.        Жителей этим летним днем было на улицах не так много — все они собрались контролировать полет ракеты, планируемый более двух десятков лет. Главы Аперчур рассчитывали запустить ее в космос и посадить на Луне еще очень давно для того, чтобы пополнить запасы лунной пыли в целях создания новых партий порталоприводных пластин, но планам, как бы то ни было грустно, не суждено было осуществиться. На смену старым задачам пришли новые — вместо собирательства пыли возникла нужда в том, чтобы починить спутник (возможно, именно он мог стать необходимым ключом для связи с другими людьми). Радиостанции, продолжающие транслировать одни и те же песни, на связь выходить не спешили и, видимо, не собирались вовсе. Специалисты трудились над этой ракетой, заросшей и развалившейся громадиной, едва напоминающей саму себя, долгие годы, и теперь их старания могли наконец окупиться.        Роуди поглядел на нее со смесью непонимания и легкой обиды, будто та забыла про его день рождения. Частично это было правдой — она не первый год забывала эту треклятую дату. — Ты не пойдешь вместе с остальными? Все ждали этого очень долго. Ну, знаешь, все хотят узнать, есть ли еще живые люди, вдруг… — Я рада за вас, — перебила Челл, брезгливо скривив лицо; уголок рта конвульсивно дернулся, будто намереваясь опуститься вниз, — но я терпеть не могу космос и все, что с ним связано. — М-м-м-м… — Смит задумчиво прищурился, а потом, словно озарившись, понимающе покачал головой. Да что ты можешь понимать, избалованный мальчишка? — Плохие воспоминания, да?        «Держи меня крепче, не отпускай, не отпуска-а-ай!». Ладони, соскальзывающие с ручек-держателей Модуля, бьющие по посиневшим от усилий пальцам камни, отсоединяющиеся металлические детали корпуса ГЛэДОС и паникующие вопли ужаса друга-предателя. Бессонные ночи и терзающие утомленный мозг мысли: «А что, если…». Голодовки и долгие, полные надежды наблюдения за ночным небом в сапогах прыгуна. О, знал бы ты, Роуди, насколько ты близок к правде… — Можно и так сказать. Иди без меня, уже поперек горла твоя компания встала.        Смит тяжело вздохнул и, надувшись, пошел в сторону двери, но не успел он и коснуться ручки, как та отворилась и едва не ударила его со всей силы по лбу. Роуди от всей души поделился своим словарным запасом нецензурных выражений, схватившись за больное колено, в то время как мадам Адель, влетевшая в дом Челл в своем развивающемся, как пламя, красном платье, придерживая соломенную шляпку маленькой ручкой на темноволосой голове, что-то радостно громко лепетала. — И это вы называете «плачет безутешно третий день»? — громко возмутился мужчина, поглядывая на суженую. Мадам Адель не обратила на него и грамма своего внимания, только треснула по затылку ладонью, игнорируя крик боли и полностью сфокусировавшись на смущенной подружке.        Смит и Адель — первые, с кем Челл сблизилась по-настоящему после своего обоснования в городе. Она многим им обязана: жильем, едой, одеждой и, чего греха таить, эмоциональным состоянием. Годы назад здравием и крупицами психологического равновесия от нее и рядом не пахло, кроме как разве что потом, грязью и нечеловеческой усталостью. Обычные люди в норму после такого не приходят, они ломаются и рассыпаются, как карточные домики под дуновением ветра, но Челл уже не в новинку выходить за рамки «нормального» — приключений на задницу хватило сполна на всю оставшуюся жизнь. Мадам Адель окружила ее заботой и человеческим вниманием, которого ей не хватало — мигающие красным огоньком камеры и холодный голос диктора язык не поворачивался назвать чем-то хоть в каком-то месте приятным. А Смит… Ну, он просто в начале хотел унять свое больное любопытство и «подцепить еще одну девчонку». Вышло у него это из рук вон плохо — единственное, что он «подцепил», это тяжелый кулак в нос и ледяную тряпку на лоб на пол дня — неприятное дополнение сломанной переносице и невыносимой головной боли.        Нос, кстати, так и не вышло вправить в естественное положение. Теперь искривленная кость служила ежедневным напоминанием о том, что знать грань дозволенного все-таки стоит, а отражение в зеркале ему об этом еще не раз радушно подскажет. — Челл, дорогая моя, — запела Лорел, хлопая ресницами. Она подплыла к бывшей испытуемой и, обхватив ее за плечи, легонько встряхнула. — Ты не поверишь, что произошло! Полет прошел потрясающе, никто не пострадал и уже некоторые сотрудники расходятся по своим домам, но остальные… Ох, это надо увидеть, просто так словами такое не опишешь! — Ой-ой-ой, не выдумывай. — цокнул Смит, закатывая глаза. — То, что ты знаешь столько же слов, сколько и среднестатистическая лабораторная мышь, не значит, что… Не дерись, я же шучу, шучу! — Шутишь, значит? — Адель обернулась к нему злобно прищурилась. — Я сейчас тоже могу пошутить. Кулаком по чей-то пустой голове. — Что-то мне совсем не нравятся ваши шутки. У всех женщин любовь к рукоприкладству или это только у вас? Я боюсь вас больше, чем разбросанных шпулек Лего по полу в темной комнате. — Я сейчас тебя…        Она выглядела настолько счастливой впервые за такой большой отрывок времени, что Челл невольно улыбнулась в ответ. В голову не приходило ни одной мысли, что же такое могло обрадовать с недавних пор вечно печальную и унылую подругу. Странная тревога вспыхнула в груди с новой силой, стоило ее думам зайти на запретную зону. — Если ты считаешь, что это настолько важно, то я пойду с тобой.        Лорел вновь обратила внимание на подругу, счастливо пискнула и, взяв ее за руку, потянула за собой.

***

       «Человечность»… Что же это такое — человечность?        ГЛаДОС зажужжала внутренними механизмами, опуская «голову» вниз, словно задумавшись. Файлы в системе упорно твердят, что человечность — это любовь, внимание, справедливое и доброе отношение к любому существу, жертвенность, в конце концов, но ей казалось, словно чего-то не хватает. Какая-то мысль, факт, всем очевидная истина вытекает сквозь костлявые пальцы.        Она знает, что человечность присуща людям. Это логично, ведь даже само выражение образовано от слова «человек». Но в то же время считается, что человечность присуща не всем представителям человеческого рода. Если же она не подчиняется даже людям, может ли она сдаться искусственному интеллекту, превосходящему людской в десятки, а то и сотни и тысячи раз?        Она знает, что ее турели не подозревают, что такое человечность — они всегда хладнокровно и рефлекторно расстреливают автоматной очередью любую цель, попавшую под прицел, а когда та начинает истекать кровью и испускать последние вдохи, единственное, что у них это вызовет, это искреннее удивление и непонимание: «Где же ты? Что с тобой?». Ни грамма сожаления или ужаса о содеянном. В них нет человечности.        Она знает, что в ее роботах нет такой программы, которая отвечала бы за человечность. Они проходят испытания, иногда уничтожают друг друга лазерами или кислотной жижей, жалобно пищат и как могут выражают эмоции, подражая человеческим повадкам: обнимаются, жестикулируют, общаются и контактируют между собой, но оно — фальшивое. Их поведение заложено в программу; достаточно изменить в ней что-нибудь, и вместе с тем изменится характер. Если Она того пожелает, в ее силах вполне создать из них равнодушных машин для убийств. У них нет своих желаний и мечтаний, они скованы неразрушимыми кандалами из двоичного кода и полностью покорны воле хозяина. В них нет человечности.        Встрепенувшись, ГЛаДОС приосанилась. Из пустоты всплыла шальная мысль: «А во мне есть человечность?». Считается ли за ее проявление то, что она отпустила немую сумасшедшую на поверхность, или то, что она решила не искать в космосе того идиота, чтобы унять свою ненасытную жажду мести? Осталось ли в ней что-то нравственное после отделения от себя Кэролайн? И было ли в ней что-то не искусственное, что не создано программой команды аморальных ученых? Она задумчиво щурит густо-желтый окуляр. Желание выяснить ответы на все вопросы бьет ключом. — Синий, Оранжевый, — раздается через динамики испытательной камеры грозный голос Главного Модуля. Высокий робот эллиптической формы испуганно взвизгивает и от неожиданности подпрыгивает, едва не роняя в пропасть между испытательными камерами шарообразную деталь своего напарника; дуновение ветра из бездны ласково лизнуло мотивационный плакат с забавной надписью «Андроиды — наши друзья!». ГЛаДОС наблюдает за тщетными попытками низкого робота отобрать свою запчасть и ощущает прилив разочарования: если она когда-то и решит создать из них машин для убийств, ей придется работать над ними очень долго, — прекратите показывать свой критически низкий уровень интеллекта. Я ожидала любой подобной глупости от Синего, но не от тебя, Оранжевый, не заставляй меня расстраиваться. Я нашла вам задание и питаю надежды, что оно окажется не менее трудным, как для вас каждый раз уничтожать друг друга самыми идиотскими способами. Я выстрою необходимый маршрут, а вашей задачей будет просто найти одну важную вещь. Я слежу за вами.        Синий робот, Атлас, отбив ядро у Оранжевого, Пи-боди, возмущенно что-то проверещал и отвернулся, подбирая свою брошенную портальную пушку. Вытянутый робот виновато посмотрел на напарника исподлобья, но заметив, что это не произвело ожидаемого эффекта, разумно решил искупить вину позже. Он покрепче взял свое устройство и поплелся следом по мосту из плотного света, перед которым, истошно скрипя металлом, расступались тестовые камеры.        Ну что, время науки!

***

— Апч-хи! — Будь здоров, милый! — потрепала Лорел за щеку Роуди, во всей готовности уже потянувшись за платком за пазухой. Смит отрицательно закачал головой и воспротивился, обхватив ее ладонь в свои большие руки. Руки у него и вправду были большие — в сравнении с миниатюрными ладонями Мадам Адель, казались они просто огроменными, и ее маленькие ладошки, как подходящая деталь пазла, умещались в них идеально. «Противоположности притягиваются» — нет ничего, что бы описывало их так точно. Челл почему-то стало тоскливо от этой картины и она поспешила отвернуться.        Каждый шаг отдавался глухим металлическим стуком, тихим эхом отражаясь от высоких стен. Здание уже было далеко не заброшенное — всюду сновали самые образованные люди со всего света непроходимыми потоками. В таких толпах вполне естественно можно бояться потеряться — не заметят же, увлеченные делом своей жизни, и утащат вместе с собой черт знает куда. Лабиринт из кабинетов, залов и офисов кружил голову и навевал тошноту. Особой любовью к общественным толкучкам Челл не испытывала, а к запутанным паутинам из коридоров и комнат — тем более. Остальные же чувствовали себя в них очень даже комфортно, будто бы вернулись домой после долгой поездки на дачу. Возможно все дело в том, что ученые — пауки, и это их естественная среда обитания, другого обьяснения в голову не приходило. — Я не удивлюсь, если ты притащила нас сюда по какому-то пустяку, — нарушил молчание Роуди, шмыгая носом. Лорел взглянула на него так, будто готова во второй раз устроить своей второй половинке сотрясение мозга, и он сразу же поспешил исправиться. — Нет, не пойми не правильно, я и сам хотел сходить и проведать что да как после конца экспедиции, но даже мое обаяние не сослужило мне помощь в попытке утащить с собой нашу подружку, а вот только тебя она почему-то слушает. Мне кажется или никто и вправду не воспринимает меня всерьез? — Я воспринимаю тебя всерьез, дорогой, — добродушно поддакнула Адель. Челл задумчиво хмыкнула и толкнула двойные двери перед собой.        Двери приветливо раскрылись нараспашку с тихим скрежетом, пропуская компанию вперед. Огромный по своим масштабам куполообразный зал предстал перед посетителями во всей своей красе: высотой почти до облаков, в сверкающих песчинках ламп и аркообразными изогнутыми столами, заставленными плотными рядами по двум сторонам от стен, усеянные компьютерами, бумагами и прочей технической лабудой — бывшей испытуемой еще далеко до того, чтобы разобраться в ее устройстве. На мониторах некоторых из компьютеров транслировалась запись уже приземлившейся на место посадки ракеты. В середине зала столпились люди и, окружив большой стол, громко эмоционально обсуждали то, что, наверняка, лежало на нем. Лорел утвердительно закивала в сторону ученых. — Оно там! Ребята уже давно ломают голову над тем, что с этим делать. Они предполагают, что оно — что-то из старого оборудования Аперчур, — Лорел повела их за собой, подходя ближе к копошащимся сотрудникам, не прерываясь между тем рассказывать. — Я даже так скажу — некоторые из самых старых сотрудников говорят, что роботы на его подобии ранее использовались для присмотра за камерами продолжительного отдыха и состоянием здоровья их пользователей. Видимо, проект был все еще в разработке, так как свои задачи только-только разработанные Модули выполняли… — В ее лице проскочило выражение, похожее на смесь смущения и легкой досады. — Не так качественно, как хотелось бы. Удивляться здесь, конечно, нечему, ведь одна из причин того, что камеры сбоили, было то, что Главный Модуль пришел в негодность и отключился, вследствие чего запасы электроэнергии начали заканчиваться, но здесь есть и вина сырой программы ответствен… Хэй, тебе так не терпится увидеть?        Челл не ответила и вырвалась вперед, почти переходя на бег; Смит и Адель ничего против не сказали, только недоуменно переглянулись и ускорились следом, но одно они поняли точно — что-то серьезно встревожило их вечно спокойную знакомую. Некоторые сотрудники, облепившие собой бедный стол со всех сторон неразрушимой крепостью, отвлеклись от работы и, поприветствовав, приглашающе расступились, мол «подходи, смотри и знай: эту штуку сделали и нашли именно мы, а не Черная Меза!». Бывшая испытуемая, побледнев не пуще ткани новехонького холста, взглянула на объект всеобщего внимания и втянула воздух через зубы; на столе лежал не только Модуль Космоса, но и он, вечный гость ее кошмарных и не очень снов — Уитли собственной персоной. — Удивительно, не правда ли? — спросил один из ученых, взглянув на подошедших к ним гостей, поправляя очки. Одетый в стерильную одежду, прямоугольные очки и с немного обросшей седой бородой, создавал он впечатление человека, необделенного знаниями. Под его блестящей лысиной, наверняка, был порядок не хуже, чем в черепушке у Шерлока Холмса. — Модули — вещи обычные, но вот то, что они как-то оказались в космосе… Удивительно. — Извините, могу ли я… — Челл проморгалась и, беззвучно открыв и закрыв рот, будто собираясь с мыслями, наконец, спросила. — Могу ли я взять его в руки? Обещаю быть аккуратной и…        Ученый поморщился, будто она сделала ему больно, и безразлично махнул рукой. От этого жеста у Челл по спине пробежал неприятный пробирающий холодок: сотрудники, видимо, намеревались разобрать их, Модулей, на запчасти, как любой другой ненужный хлам, пришедший в негодность. От этой мысли она едва сдержала нервный вздох.        Руки сами собой потянулись к потрепанному металлическому сферообразному корпусу. Она не без труда (все-таки, эта груда железа весит не пять грамм и даже не десять!) взяла его и задумчиво покрутила в руках, словно опытный доктор, осматривающий своего метафорического пациента на наличие травм. Их у него было предостаточно и все вместе они представляли собой печальное зрелище: глубокие и поверхностные царапины, кое-где подпаленные черные следы и, если ненароком заглянуть в щели подвижных деталей, оборванные провода, которые часто искрились после того, как ГЛаДОС с присущим ей безразличием повредила его. Стекло визора делила на две части страшная длинная трещина. Жалость к его поломкам больно кольнула сердце. На языке снова возникла противная горечь, что будь она сильнее, будь она умнее и смекалистей, то тогда…        Где-то за спиной поглядывали на Уитли Роуди и Лорел, перешептываясь и шуточно подпихивая друг друга, и все то волнение за участь старого друга, свалившееся Челл на голову, начало растворяться. Она опять взглянула на массивный шарик, покоящийся в ее огрубевших от труда ладонях. Сомнения подкрались незаметно. Неужели она так волновалась за него? За того, кто предал ее? За того, кто пытался ее убить? Бессмыслица, честное слово! Это этап, который она уже давно прошла, пора наконец отпустить и забыть, ведь жизнь продолжается, приходят новые знакомства и заботы, да и прямо сейчас позади нее волнуются небезразличные ей люди. Но если же это и так, то почему все это ей дается так тяжело?        Напоследок проведя ладонью по потухшей линзе, бывшая испытуемая уже было собралась положить его обратно на стол, как тот вдруг закопошился. Челл едва сдержала судорожный смех — как только она смиряется и намеревается отпустить прошлое, оно будто вспоминает о ее существовании и вцепляется мертвой хваткой. Модуль зашевелился и задрожал так сильно, что ей пришлось по-настоящему постараться, чтобы тот не выскочил из ее пальцев; светодиод вспыхнул тусклым голубым светом и его «взгляд», побегав из стороны в сторону, проводя калибровку, вернулся в изначальное положение и сфокусировался на Челл. Стоящие рядом ученые удивленно охнули и окружили их, даже не думая сдерживать свое любопытство, а Смит и Адель поглядели на нее с таким выражением лица, которым смотрят на фокусников-шарлатанов: с оттенком восторга и заслуженного скептицизма. Похоже, она только что услышала новое слово из нецензурного лексикона Роуди. — Да этого быть не может… — Я думал, что магия из Гарри Поттера — только выдумка… — Ой, здравствуй, подруга! — Уитли радостно заморгал, пытаясь таким образом, видимо, состроить щенячьи глаза. Выходило неважно, но он старался изо всех сил. — Я ведь не в космосе, да? О-ох, если я все еще в космосе лучше добей меня окончательно, терпеть больше не могу эти отвратительные звезды и всякие… Планеты, кометы. Если бы я мог спать, и слава всем Богам, что не могу, я бы видел чертов космос в своих кошма-А-А! — Модуль испуганно дернулся в ее руках. — Только не говори мне, что это начальство, и тем более не говори ИМ, что все те пользователи камер продолжительного отдыха скачарыжились… Отмена, я уже случайно проболтался, ой-ой-ой, как же неловко… План Б, мы притворимся, что все это розыгрыш, подыграешь мне?        Наблюдая за тем, как брови бывшей испытуемой с каждым его словом ближе и ближе сводились к переносице в выражении, не предвещающем ничего хорошего, он запнулся и смущенно замолчал, иногда поблескивая оголенными проводами. Челл проглотила вязкое неприятное послевкусие от странного разочарования, будто она годами шла к какой-то цели, а когда ее ей подали на блюдечке с золотой каемочке, то все то воодушевление и упорство, с которым она боролась за нее, сворачивала заоблачные горы и бездонные реки, как по щелчку пальцев схлынули и оставили после себя голодную пустоту. Кажется, она уже и не вспомнит, когда она ощущала что-то кроме разочарования и глубокой тоски каждый раз, когда в ее жизненную нить вплетались монстры, порожденными безумием сотрудников Аперчур.        В ее руках вновь закопошился Уитли. Его светодиод горел совсем тускло, и как бы Челл не пыталась бороться с жалостью к нему, она все равно сочувствовала каждой царапине на его корпусе и трещинке на линзе. Сумасшествие? А то! — Знаешь, я в космосе немного подумал… Ну, в каком смысле «немного»? Это понятие растяжимое, и под «немного» я имел ввиду «очень-очень-очень много». Делать там нечего, разговаривать тоже как-то не с кем, поэтому я… Так, ты лучше сядь, а то можешь упасть, но ты можешь и постоять, если уверена в своих силах! Это я так, советую на всякий случай… — послышался звук, напоминающий помехи старого пузатого телевизора: судя по всему, Уитли сделал глубокий вдох. — Я прошу прощения! Я приношу свои самые искренние и глубочайшие извинения, потому что я был виноват, и виноват очень сильно. Где-то семь с половиной баллов из десяти. Половина балла — твоя часть вины, а остальные два Ее, все по-честному и справедливо, Фемида* может гордиться мной. Ты только не злись, а тем более не отдавай меня вон тем психам в белых халатах. Они не просто так одеваются, будто в любой момент готовы поставить кому-нибудь диагноз о каком-нибудь расстройстве… Господи, о чем я вообще говорю?        Челл мимолетно ухмыльнулась и закатила глаза; все с ходом времени меняется и это естественно, но только не для Уитли — ничто во вселенной не сможет убить в нем больную говорливость. Для нее, ранее упрямо молчаливой в пустом и мертвом комплексе, его местами навязчивая компания была отдушиной. Ученым наверняка показалось, что создать Искусственный Интеллект, настолько схожий своим поведением на живого человека, будет чем-то забавным. С частью про «забавным» она еще может поспорить, но то, что вышло похоже… Это да, прямо в яблочко. Возможно, что это одна из причин, по которым она успела привязаться к нему так сильно. — Хотя нет, ты можешь на меня злиться, я заслужил, — продолжил стрекотать Модуль, и вид стал у него очень печальным. — Я и в целом-то только и хотел все те три года, так это извиниться. Да, я считал каждую секунду! Дэйв уже отключился, бедняга, и моя грешная технологическая душонка скоро последует за ним. Я уже чувствую, как с каждым произнесенным словом мне становится все сложнее выдавливать из себя необходимую энергию… Никакого драматизма, только жестокий реализм и неотвратимо приближающаяся судьба. Скажу это еще раз: прости меня! Я о-очень… Оч…        Внутри него что-то истошно зажужжало; Уитли в руках Челл разок легонько тряхнуло, синий огонь светодиода затянулся черной пленкой и он безвольной ношей замер. Еще несколько секунд было слышно затихающий дребезжащий гул заевшего динамика, но вскоре и тот замолк. Роуди выглянул из-за спины и, заметив расстроенные глаза подруги, неловко поглядел сначала на суженную, нехитрой игрой бровей спрашивая совета, а потом, получив в ответ напряженное отрицательное покачивание головой, глубоко вздохнул и решительно схватил Челл за плечо. Челл вздрогнула, будто совсем забыла о том, что она не одна в огромном здании сверху донизу забитом учеными, которые в это время внимательно за ней следили, и обернулась к Смиту. Он смущенно прокашлялся. — Не могу не заметить, что эта штуковина тебя очень расстроила, — осторожно уточнил он. Челл безразлично пожала плечами. Адель, включив режим «заботливой мамочки», отошла от них чуть подальше и, как курица-наседка, зашикала на сотрудников, с самым грозным видом пытаясь их отогнать на приемлемое расстояние. Со стороны это, наверное, забавное зрелище: скромная хрупкая дама пользуется бОльшим авторитетом, чем любой другой из самых квалифицированных ученых. Удивительная волевая женщина! — Могу предположить, что ты была знакома с Модулем. Не знаю как, но была, и ваше прощание, его мольбы и все было очень трогательным… Знаешь, дам тебе совет: если ты так привязалась к роботу, то живого питомца тебе лучше не стоит заводить. — Утешения — точно не твой конек, — Челл нервно рассмеялась, прижав металлический шарик к себе ближе. — Нет-нет, если ты очень хочешь себе питомца, мы можем… Мы можем завести камень. Домашний камень, — Роуди встряхнул ее за плечо, с видом знатока покачивая головой. — Я слышал, они очень живучие и являются хорошими собеседниками. Тебе пойдет. — Никаких домашних камней в доме, слышали меня? — тут же возмутилась вернувшаяся Лорел, приглаживая всклокоченные волосы. — Это слишком большая ответственность, вы еще не готовы к ней. Их ведь… Их ведь еще надо выгуливать, кормить… — И шерсть вычесывать! — поддакнул уже Роуди, испуганно прикрывая рот ладонью. Лорел пихнула его и закивала, хихикая. — Да уж, слишком большая ответственность… — драматично вздохнув, Челл ласково погладила большим пальцем корпус Уитли. Она переглянулась с развеселившимися друзьями и задумчиво пробормотала: — Видимо, придется мне ждать совершеннолетия.        Адель истерично захохотала, завалившись на Смита и спрятав в его плече свое раскрасневшееся лицо. Сквозь каменную маску вечного колкого раздражения Роуди пробилась невинная влюбленная улыбка — одно из самых редких явлений, которых бывшей испытуемой повезло видеть за свою жизнь. Наблюдая ее кажется, что можно вытерпеть все его невыносимые привычки и выкидоны избалованного характера.        Их взаимоотношения всегда были чем-то непонятным для прямолинейной и собранной Челл: как можно в один момент ругаться и устраивать едва ли не бои насмерть, а в другой — мурлыкать на уши всевозможные выражения искренней любви? Возможно, она просто слишком любит однообразную стабильность. Стабильность без внезапных порывов убить кого-либо, получив почти безграничную власть — это хорошо. — Ага, это моя хохотушка, — пропыхтел Роуди, приобнимая Лорел. — Если так на нее посмотреть, то даже и не скажешь, что она умней большинства ученых скопом в этом проклятом месте.        Пока парочка нежилась в обьятиях друг друга, Челл вновь переключила свое внимание на робота в руках. Привязываться к тем, кто тебя окружает — это тяжело и странно одновременно. Еще странней и тяжелее то, что мы чаще всего остаемся зависимы от тех, кто когда-то делал нам очень больно; в какой-то мере это можно назвать больной зависимостью. Мы осознаем, что этот человек приносит только боль, но словно крупицы проявляющейся заботы или иных приятных поступков затмевают собой весь остальной негатив.        Пытаясь перехватить груз поудобней, при этом едва не уронив Уитли, Челл случайно мазанула рукой по открывшейся крышке в месте крепления к направляющему рельсу; под пальцами нажались какие-то кнопки, щелкнули рычажки и загорелась маленькая красная лампочка. Изо рта вырвалось испуганное «ой-ой» одновременно с уверенным голосом диктора из динамика Модуля: — Проводится поиск совместимого оборудования для передачи информации. — Чего это вы там творите? Я все понимаю: очень интересно, да и все свои, все можно, но должен быть же предел! — встревожились уставшие ждать работники. Челл быстро взглянула на них, на своих посерьезневших друзей и вновь на Модуль.        Ожидания оправдали себя зеленым светом миниатюрной лампочки и утвердительным вердиктом диктора: — Найден совместимый биологический носитель, просим уполномоченного сотрудника подтвердить операцию на месте. — Чего-чего? Куда? Не в комплекс же шагать наза… — Не успел Роуди высказать и половину своего возмущения, как Челл, крепче схватившись за ручки Уитли, рванула с места, по пути растолкав столпившихся сотрудников, только пятки сверкали. Один из людей пролил на свой новехонький белый халат горячий кофе. — И она сбежала! Сумасшедшая девчонка! — Неужели ты так волнуешься о ней? Не отпирайся, вижу же, что волнуешься. — Подмигнув, Лорел коварно оскалилась. — Дай ей самой во всем разобраться, а меньшее, что мы можем сейчас сделать… Это задержать этих остолопов. — Это ты сейчас остолопами назвала одних из самых умных людей на Земле? Шутишь? — Ну, как я вижу, думают они хуже и медленней Челл, раз уж их ступор длится больше двух секунд.        Сумасшедшая девчонка с сумасшедшими неодушевленными друзьями… Пора было бы и привыкнуть к странностям людей, населяющих их небольшой городок, но как же это бывает иногда чертовски трудно! — Если я пожалею об этом, а ведь я обязательно пожалею, то это будет твоя вина… — Смит потер виски, собрался с духом и, промчавшись перед учеными не хуже бывшей испытуемой, встал напротив выхода и преградил путь, нелепо вытянув руки. На лице расцвела дерганная улыбка. — Эй, что вы думаете о том, чтобы… М-м-м… Сыграть в крестики-нолики?

***

       Так вот чего Челл не хватало — адреналина. Прямо сейчас, сбегая с украденной техникой от людей, которым не составило бы труда догнать ее, она чувствовала себя живой. Кажется, увлекшись, она пихнула одного паренька слишком сильно — его мамочка однозначно не будет в восторге от черного пятна от кофе. Но это будет потом и даже не с ней. А сейчас — погоня, новая задача и новые приключения.        Ворвавшись в дом, она бережно оставила Уитли на диванчике, а сама помчалась в свою комнату. Несколько секунд спустя — и она уже в полной амуниции готова проникнуть в комплекс: сапоги прыгуна, теплый оранжевый комбинезон испытуемой (в комплексе как-никак на нижних уровнях прохладно, а простудиться в планы не входило) и завязанные волосы в хвост; выглядит уже как устоявшийся старт-пак «побег от робота-убийцы». Все то время пока она собиралась, голос диктора из динамика настойчиво повторял свою просьбу и, в перерывах между этим, предупреждал о низком уровне заряда запасной энергии. Если она поторопится, то еще может вполне успеть. — Найден совместимый биологический носитель, просим уполномоченного сотрудника подтвердить операцию на месте. — Слышу-слышу, — ответила сама себе Челл, связывая веревкой две ручки Модуля между собой — получилось подобие прочной лямки, которую можно удобно закинуть себе на плечо. Не идеально, но и то лучше, чем таскать его в руках. — Биологический носитель, говоришь? Звучит… Подозрительно. Что это могло бы значить?        Никто не ответил, но и это уже было неважно; Челл, забросив Уитли себе на спину, а руками придерживая его за веревку, направилась в сторону своего персонального ада. Бежать на самом-то деле не так далеко, да и учитывая то, что через старый-добрый лифт попасть в комплекс не выйдет, необходимо было искать более оригинальный путь.        Прослонявшись по пшеничному полю и вблизь его, удача решила повернуться к Челл лицом: на краю, там, где заканчивался золотой ковер растительности, жесткую землю бороздила глубокая дыра. Когда-то нанятые неумелые инженеры спроектировали и построили эту часть комплекса, отчего металлические пластины и насосы, не выдержавшие испытания временем, обвалились и погребли за собой все потраченные силы и деньги. Доживи бы Кейв Джонсон до этого момента, он бы достал тела сотрудников из могил, вытряс из них души и убил бы во второй раз. Сомнительная конструкция застонала под ее ногами уже тогда, когда она нерешительно ступила на край резной железной платформы.        Схватившись за Модуль крепче, Челл спрыгнула вглубь темнеющего пространства пролома, куда свет с поверхности не дотягивался. Сапоги прыгуна звякнули об сетку мостика, который в свою очередь страшно задрожал из-за удара; возникший режущий стрекот быстро растворился в темноте. Щелкнул фонарик и неизвестность разогнал слабый луч света. Шагая по заросшим коридорам некогда процветающего комплекса с умнейшими людьми на Земле, Челл пробирали мурашки — время каждого забирает с собой в мир мертвых и не щадит ничего и никого, даже ее саму: больно часто у нее стали ныть от физических нагрузок мышцы и ломить суставы, а ведь еще пару лет назад она могла вытворять в воздухе такие акробатические трюки, которым мог бы позавидовать любой заядлый атлет.        В кружочке света мелькнула дверь с кодовой панелью. Попытки открыть ее без ввода пароля ожидаемо оказались безрезультатными; здесь бы пригодились «хакерские» способности Уитли, пусть и большую часть его арсенала составляли либо подбор пароля путем перечисления букв, либо проламывание стекла самим собой. Челл разумно решила попробовать первый способ — подбор пароля казался самым безопасным в ее случае. Первые три попытки не оказались успешными, но зато четвертая… — Привет, — раздался со стороны голос ГЛэДОС; сердце затерялось где-то в пятках и остановилось. — Не могу сказать, что рада тебя видеть, но, опять же, привет. Можешь не пугаться меня так сильно; из последней нашей встречи мы выяснили, что все это время были друзьями, помнишь? Надеюсь, ты не переклассифицировала меня обратно в «злейшего врага», пока я грезила о нашей счастливой дружбе с совместными играми на зеленой лужайке, поеданием мороженого и перекидыванием идиотского мяча?        Челл медленно обернулась к камере, валяющейся в грязном углу мрачной комнаты, но не менее весело мигающей красным лампочкой. Ей послышалось, или ГЛэДОС и вправду назвала их «друзьями»? Возможно, это все ловушка, уж ей не привыкать к разнообразию манипуляций искусственного интеллекта: торты, оскорбления, лесть… Пришла очередь имитации симпатии? В какой-то момент ей даже показалось, что окуляр прибора слежения заинтересованно сфокусировался на веревке, пересекающей ее плечо. — Что это ты с собой принесла, подруга? — сладко вопросила ГЛэДОС. — Неужто в честь нашего примирения и твоего возвращения домой, ко мне и к испытаниям, ты принесла подарок? Мы знакомы так давно, а ты все никак не запомнишь, что я терпеть не могу маленьких идиотов. Какая же из тебя тогда подруга?        Свет в коридоре включился и Челл, ослепленная на секунду, зажмурила заслезившиеся глаза, но потом тут же убрала фонарик и, обхватив руками и прижав Модуль к себе, отрицательно замахала головой. В голосе Главного Модуля зазвучали печальные нотки: — Нет? Ты принесла его не для меня? Тогда я даже не могу предположить, зачем ты могла еще посетить меня спустя столько времени. Хотя стоило учитывать твою «серьезную незначительную травму мозга» и отсутствие хоть каких-нибудь инстинктов самосохранения. Предупрежу сразу: мое гостеприимство не бесконечно, поэтому лучше бы тебе назвать свою причину… — Найден совместимый биологический носитель, просим уполномоченного сотрудника подтвердить операцию на месте. — О-о, так вот оно что, — ГЛэДОС понимающе заохала, потом помолчала, будто задумавшись, и наконец вновь заговорила: — Так вот оно что это было, а я то думала… Знаешь, мы же друзья, так что я тебе обязательно помогу. Не смотри на меня так удивленно, пытаться убивать тебя в третий раз я не горю желанием. Также не горю желанием, как и вообще гореть (здесь ты меня поймешь, когда-то и ты едва не сгорела в доменной печи). Думаю, ты помнишь, как из-за кое-кого весь комплекс чуть не превратился в горку пепла. Здесь рядом есть лифт, зайди в него и я отведу тебя туда, куда запрашивает Модуль. — Не успела Челл толком обрадоваться, как ее сразу же стушевали: — Я помогу тебе только сейчас, а дальше вы будете выбираться сами. Не пойми меня неправильно, но я очень занятой робот.        Камера перестала мигать и из глубин спутанных ходов коридоров и офисов, очищаясь от завалявшегося мусора и обломков, зажужжал лифт. Челл сжала правую руку в кулак и скорбно подумала, что иметь при себе портальную пушку было бы очень неплохо; напряжение от того, что она один на один вновь в этом кошмаре, да еще и по своей воле безо всякого оружия, будоражило кровь в венах настолько, что голова болела так, будто по ней несколько раз ударили молотком. Единственное, что пока что утешало, это подозрительно мирное поведение ГЛэДОС. Но вся проблема как раз в том, что оно «подозрительное»; появлялась потребность оставаться все время начеку, а то дышать отравляющим газом, уворачиваться от пуль турелей или гореть в печи не являлось чем-то особенно соблазнительным.        Челл пошагала в сторону лифта и начала готовиться заранее к любому повороту судьбы. Была не была!

***

       Это… Не то, чего она могла бы ожидать. — Чего ты застыла? — возмутилась ГЛэДОС, устав ждать действий со стороны испытуемой. — Время — важный ресурс для занятия полезной умственной деятельностью, а ты тратишь его на то, чтобы безмолвно стоять. Не могу не указать на тот факт, что ты можешь разговаривать, но ты молчишь, и это раздражает. Если бы я скинула тебя в доменную печь, то ты бы не закричала там только из-за своей глупой упрямости. Слышишь акцент на «глупой»? Это антоним к слову «умный». Просто забавный факт.        Челл злобно посмотрела в обьектив камеры. Голос диктора из Модуля в который раз великодушно напомнил о первостепенной задаче — о передаче данных в совместимый носитель. Да она бы с радостью уже покончила с этим, если бы не несколько важных «но»: во-первых, она совсем не знает, как выполнить запрашиваемую операцию, во-вторых, сама концепция со странными «биологическими носителями» вызывала сомнения, а в третьих… Это что, камера продолжительного отдыха? Там человек? Еще остались испытуемые и сотрудники, которых не выпустили?        Конструкция в виде хлипкого металлического мостика и бездонной пустоты под ним не вызывали большого доверия. По бокам от моста плотными неисчисляемыми рядами висят гигантские коробки-комнаты продолжительного отдыха, частично обросшие засохшими лианами и покрытые многолетней грязью. Раньше она сама спала в одной из них, не подозревая об угрозе, которая находилась под ней. Вдалеке она слышала, как что-то с визгом оборвалось и ухнуло вниз: Челл не решилась спрашивать, что же это было, а ГЛэДОС не сочла это достойным внимания. Скорее всего, это была одна из камер. — Раз ты не хочешь разговаривать, я оповещу тебя о том, что вполне научилась читать твои мысли по взгляду. Да, ты правильно поняла: все твои грязные и страшные тайны мне уже давно известны. Они ужасны. И ты ужасный человек, — Челл вопросительно приподняла бровь и кивнула сначала на камеру отдыха, а потом на Модуль в своих руках. Глава сразу все поняла и без слов. — Предвещаю твои вопросы: да, здесь есть еще люди, и нет, я их не отпущу. Можешь обиженно топать и ножкой закатывать истерики сколько влезет, но эти люди теперь мои и они будут работать для наивысшей цели в их жалких жизнях — для науки. Зачем тебе эти люди? Тебе не хватает тех, что есть на поверхности? Поумерь свою жадность и чувство собственной важности, твои привилегии здесь ограничены. — Найден совместимый биологический носитель, просим уполномоченного сотрудника подтвердить операцию на месте. — Опять не могу не заметить, что ты совсем не являешься уполномоченным сотрудником. В твоей бедной на знания головке даже нет необходимой информации для выполнения поставленной задачи. К твоему счастью тебе сегодня выпал настоящий джекпот — иметь в друзьях такое умное существо, как я, невероятная удача. Внимай инструкции внимательно: в стене есть порт, а в Модуле — кабели, которые необходимо подключить к порту. После подключения нажми красную кнопку. Знаешь, почему они разных цветов? Это сделано для того, чтобы особенные люди не путали их. Ты особенная.*        Испытуемая присела на колени и положила Модуль рядом с собой; рука сразу нащупала кабель, который без сопротивления выкрутился и покорно вставился в разьем с отчетливым щелчком. Как только Уитли оказался подключенным к порту, Челл, поколебавшись, нажала кнопку и настороженно подскочила с места. ГЛэДОС напрягающе затихла. — Операция подтверждена, проводится передача данных…        Несколько долгих секунд они молчали; молчала и говорливая Глава, только что радостно греющая уши испытуемой. Челл же думала, зачем она все это делает и о том, какой полный на впечатления вышел сегодняшний день; он, без сомнений, выделялся среди серой рутины последних трех лет, но в то же время неприятно мучил противоречивыми эмоциями, полученными в связи встречи со старым… Другом? Врагом? Легче дать ему гордое звание «важная личность, оказавшая влияние на жизнь». Немного длинное, но зато ужасно точное. — Операция прошла успешно. При каких-либо неполадках обращайтесь в глбз-з-з-з…        Сквозь тонкие стены послышались копошения в комнате, приглушенный звук падения какого-то предмета и, как только весь шум стих, дверь медленно открылась. Из проема выглянуло сначала уставшее осунувшееся лицо в прямоугольных очках и светлыми локонами волос, а потом и все неповоротливое длинное тело. Мужчина, стоявший перед ней в костюме сотрудников Аперчур, протер глаза ладонями, зевнул и, проморгавшись, осознанно посмотрел перед собой. — Оу, эй, здравствуй! — поприветствовал он, обессиленно оперевшись на открытую дверь. — Допускала ли ты, что у тебя есть биполярное расстройство? — поинтересовалась ГЛэДОС. — Стоп, что?! — недоуменно спросил сотрудник.        И Челл его ударила.