Красная комната

— Я думаю перейти к самой важной части процесса. Ты, конечно, и так красив… но я добавлю пару деталей, которые это подчеркнут… — с этими словами Ян наклонился и, опустив маску, неожиданно нежно поцеловал головку невозбужденного члена Лайза. Тот вздрогнул и расширил глаза. — Ты ведь не хочешь… не собираешься! Нет, Ян! Это уже слишком! — в голосе пленника вновь прорезались истеричные нотки. Ян выпрямился и с иронией заметил: — Это хорошо, что ты боишься. Адреналин в крови уменьшит боль, — и шёпотом добавил: — Или усилит. Лайз задёргался в путах, тщетно пытаясь высвободиться. Ян усмехнулся, глядя на его старания, и направился к импровизированному хирургическому столу. — Слушай мой голос, малыш, слушай, что я говорю. Ты действовал всем на нервы всю свою жизнь, влюблял в себя и хладнокровно бросал. Понравилось подтираться чужой любовью? — с этими словами Ян, ослабив ремень, сдерживавший челюсть, всунул парню в рот защитную пластину, чтобы не прикусил себе язык от боли. Тот смог лишь протестующе замычать. — Ты — огромная заноза в заднице для всех, кто имел несчастье каким-то образом столкнуться с тобой на жизненном пути. Но я… — хирург приблизил лицо к уху Лайза и выдохнул: — Я полюбил тебя таким, и все еще люблю. Я вырвал тебя из рук смерти. Ты принадлежишь мне! Ян, приседая, покрывал грудь и живот Лайза мягкими, влажными поцелуями и остановился у лобка, затем протёр свежей ваткой со спиртом кожу. — Готов? — спросил хирург пленника, хотя и знал, что ответа не получит. Лайз попытался сосредоточиться на своём отражении и застонал сквозь зубы, когда толстая игла прошила его плоть чуть выше основания члена. Через полминуты Ян отстранился, позволяя пленнику полюбоваться на результат своей деятельности. Прямо над членом, на покрасневшей коже поблёскивало серебряное кольцо с шариком наверху. Под кольцом виднелась выступившая капелька крови, которую Ян сразу же стёр свежей ваткой. Лайз попробовал двинуть бедрами — лобок обожгло болью. — Я не советую тебе двигаться ближайшие пару минут, — спокойно сказал Ян, протирая инструменты. Затем тыльной стороной ладони провёл по щеке Лайза — он и сам не заметил побежавшей по ней слезы. — Не стоит плакать. Ты всего лишь расстаёшься с прежней жизнью. Заметив, что Лайз совсем пал духом, хирург решил на минуту вынуть защитную пластину из его рта, чтобы дать затёкшей челюсти отдохнуть. Первые несколько секунд парень молчал, ощупывая языком рот с кисловатой застоявшейся слюной, а затем, подняв взгляд на своего бывшего любовника, горестно воскликнул: — Ян… Я же не заслуживаю всего этого! Этой боли, твоих стараний… — Ты никогда не задумывался, почему такой как я, стал работать в клубе? — Ян как будто и не заметил его вопроса. — О чем ты вообще? — Лайзу отчего-то было тяжело дышать. Хирург склонился к самому его уху и прошептал: — Ты ведь знаешь, я закончил медицинский. Хирург — и вдруг гей-клуб. Как ты думаешь, что могло подтолкнуть меня к такому, казалось бы, необдуманному шагу? — от вкрадчивого голоса Яна у парня прошел мороз по коже. Он машинально поёжился, что из-за крепкой хватки ремней выглядело как слабое трепыхание, и нервно ответил: — Да откуда мне знать, что ты там себе напридумывал… Ян придвинулся еще ближе и в самое его ухо, почти касаясь губами, чётко проговорил: — Это все потому, что я увидел тебя. Именно поэтому и решил работать в клубе. Лайз пару секунд молчал, а затем начал хихикать. Тело его исходило истеричной дрожью. Ян не сразу понял, что странные мяукающие звуки, исходящие из его горла — смех. Так жутко мог бы звучать смех человека, обнаружившего по приезде из командировки, что его дом сгорел вместе с женой и детьми. Хирургу стало не по себе. Лайз икнул и резко выплюнул ему в лицо: — Ебануться, ты хочешь сказать, что всё, через что ты заставил меня пройти — это твоя прихоть?! А о моих чувствах ты думал? Нужно ли все это?! Ян застыл, ошеломленный внезапным выплеском чувств парня, а тот, захлебываясь словами, распалялся все больше: — Значит, это о тебе я слышал сплетни… Блестящий хирург, золотые руки, бросивший карьеру ради работы в самом злачном месте города… — Лайз облизнул пересохшие губы. Ян запнулся на миг и резко сказал: — Да, ради тебя я тогда бросил все. Потому что искал и нашел смысл всей своей жизни! Пленник криво улыбнулся. — Мне насрать на твои скитания… Ты такой безмозглый придурок, раз решил работать в гей-клубе из-за того, что раз трахнулся со мной. Это стоило тебе дела всей жизни. Ради шлюхи, грязной шлюхи… Ты хоть представляешь себе, сколько человек меня поимело до и после тебя? С хуя ли ты должен быть особенным среди них?! Ты портишь мое тело, а лишь им одним я зарабатываю на жизнь! Я… Ян не дал ему договорить; метнувшись к Лайзу, несколько раз наотмашь ударил его по лицу. Щеки парня пошли пятнами от гнева, а Лайз, неуклюже сплюнув кровь на подбородок, истерично закричал ему в лицо: — Ненавижу тебя, калеку из меня решил сделать! Если твой чертов пирсинг мне жизнь сломает, я тебя уничтожу! Хирург вновь прервал его крик пощечиной. Недавно проколотая губа, дважды разбитая, закровила с новой силой. — Идиот, ты только недавно сдохнуть хотел, а теперь мне предъявляешь какие-то претензии? Я — превосходный врач и уж точно знаю, что и как делать! — Не смей больше портить моё тело! Я все равно не твоя собственность, и никогда не стану ею! — голос Лайза перемежался с хрипами. Ян мысленно ужаснулся ему, но запретил себе смягчаться и холодно заявил: — Моя, слышишь, сука ты такая, моя! Если я захочу, ты проведешь в этой комнате остаток своих дней. А если каким-то образом сбежишь — поймаю и кастрирую к чертовой матери, но ни с кем не дам больше трахаться. — Я отомщу тебе за все, что ты сейчас со мной делаешь или посмеешь сделать еще… — Лайз сдавленно откашлялся. В голубых глазах его бушевало ледяное пламя, пламя — как свет огня от газовой конфорки: слишком обжигающий, слишком опасный. Ян понял, что медлить больше нельзя. Кривая игла призывно блеснула на столе с инструментами. Хирург медленно провел пальцем почти от самого кончика до ее рукояти. Через несколько секунд она пронзит плоть человека, важнее которого в своей жизни Ян не знал, и сложнее операции у него еще не было. «Это больше, чем операция. Это его жизненная веха…» — размыто думал он, надев перчатки и протирая теплеющий в пальцах металл. «Справятся ли мои руки? Будет ли точен прокол? Но я должен. Должен, должен! Должен сделать это ради него! Только осознает это любимый не сразу…» Невеселые мысли его перемежал нервный скрип зубов Лайза. Ян обернулся и увидел, что тот грызёт и без того разбитую губу. — Идиот, не дашь запечься ране со штангой — может загноиться, — отрешённо заметил Ян, в десятый раз полирующий ватой иглу. Лайз сжал губы и больше не проронил ни слова, продолжая все также молча следить за каждым его движением. Ян смотрел на него в ответ и вычленял его эмоции одну за другой — всегда холодное и высокомерное, и изредка похотливое выражение лица словно играло яркими красками; как бывшему врачу, Яну видна была каждая. Но больше всего ему было страшно за своё тело, над которым он трясся больше, чем над собственным будущим — и это было последней каплей. «Разум должен быть чист!» — оборвал сам себя хирург и услышал, как в сжавшихся кулаках заскрипела резина. — В некоторых случаях физическая боль от прохождения металла через гениталии служит освобождением от эмоциональной боли, испытанной ранее. Я надеюсь, вместе с этим проколом для тебя начнется новая жизнь, и ты перестанешь мучить себя старой влюбленностью, — после этих слов какое-то время в помещении висела тишина. Где-то за стеной капала вода. И Лайз сломался. Пока Ян нарочито медленно приближался, он задергался в ремнях, рыдая, захлебываясь в мольбе отпустить его, что он готов на все, что бы Ян ни пожелал, давясь угрозами, что если он действительно станет калекой, то до конца своих дней повиснет у него на шее… Но хирург плавно опустился перед ним на колени, и он был похож на просветлённого грешника перед сверкающей иконой. Нежно, осторожно сдвинув крайнюю плоть, мужчина тщательно протер головку члена и взглянул в полные ужаса глаза пленника. Когда игла вонзилась в невозбужденный член у основания головки, ни один мускул не дрогнул на лице Яна. Чувствуя иглой сопротивление плоти, он плавно проталкивал ее вверх, слушая истошный вопль боли — без анестезии все нервные окончания парня, должно быть, сходили с ума. Лайз продолжал кричать даже тогда, когда игла, выведенная наконец из тела, была заменена чем-то очень холодным. Казалось, что в эту секунду только он один знает о боли всё; то, какой она может быть всеобъемлющей и безобразной, какой беспристрастной — словно его палач, со спокойной улыбкой вытирающий кривую иглу в длинных тонких пальцах. *** Выкинув ненужные теперь перчатки в корзину для мусора, Ян подошел к столу и одним ловким движением сдернул с него плотную плёнку. Инструменты дождём посыпались на пол, звеня по паркету. Соскользнувшая скатерть обнажила богатое зелёное сукно бильярдного стола. Вернувшись к своему пленнику и склонившись над ним, Ян расстегнул ремешки, плотно стягивавшие до этого стройные ноги Лайза, затем — пояс, снял с головы «сбрую». Щелчки наручников оповестили о свободе, только вот шевельнуться сил у пленника не было; и, обессилевший от воплей, с ноющим, непослушным телом Лайз начал заваливаться на Яна. Последний успел ловко подхватить парня на руки, словно большую куклу, и понес к бильярдному столу. Уложив того на поверхность, Ян властно скользнул по его телу ладонями. Затекшие конечности, передавленные ремнями, отдавались уколами сотен и тысяч микроскопических игл, вонзающихся в кожу под массирующими и растирающими сильными пальцами Яна. Из уст Лайза срывались тихие, едва уловимые стоны. — Ну вот, мой хороший, а теперь — самое сладкое, — Ян сделал театральную паузу. — Для меня. Но я надеюсь, ты тоже оценишь, — оскалился он и скользнул ладонью к промежности Лайза. Лайз отчаянно всхлипнул: — Не надо… — Надо, — усмехнулся Ян, — закрепим результат. Ян отнял руку и потянулся к сетчатой лузе, из которой жестом фокусника достал небольшой пузырек. Стоило только ему открыть крышку, и по комнате растёкся тяжёлый пряный аромат. И без того мутное от боли сознание Лайза грозило вот-вот покинуть его — этот запах вызывал тошноту, головокружение… и что-то ещё. — Это эфирное масло с афродизиаком, — любезно пояснил Ян. — Не скажу, что тебе станет менее больно, но то, что его аромат позволит легче возбудиться — это точно. Не без моей помощи, конечно, — ехидно добавил он, растирая масло в ладонях. Скользким пальцем Ян погладил сжимающееся колечко ануса и проскользнул им внутрь, преодолевая сопротивление мышц, а второй рукой погладил скулы парня, оставляя на них блестящие маслянистые следы. Аромамасло въедалось в кожу, разъедая носоглотку своим удушающим запахом, будоража и растекаясь по телу волной непонятной тяги вдохнуть еще раз, еще глубже. Парень, не в силах сдерживаться, издал хриплый, вымученный стон. Ян продолжал ласкать Лайза, играя с его телом — то вставляя, то вновь вынимая палец полностью, любуясь, как тот закусывал окровавленные губы, смотрел в сторону, пытаясь изображать равнодушие. Но стоило Яну ввести два пальца и легко мазнуть ими по простате, как Лайз выгнулся дугой. Теперь сдерживать голос было не в его силах; он ахнул — и сразу зашипел от боли на месте проколов: каждая ранка болела с разной силой. Продолжая издеваться над пленником, Ян взглянул вниз на его неэрегированный член — неудивительно, от боли он не мог там возбудиться. В том месте, где был пирсинг, чуть выступила кровь, но это совсем не останавливало мучителя, как, впрочем, и хриплые вскрики и слезы Лайза. Хирург знал, как доставить парню удовольствие, несравнимое ни с чем. С каждым разом прикосновения к простате становились более быстрыми и четкими. Наслаждение переплеталось с болью, танцуя свой противоречивый танец; Лайз в буквальном смысле перестал себя ощущать, и остатки сознания сосредоточились в анусе, в точке сопряжения с реальностью. Горло его совсем пересохло от прерывистого, частого дыхания и крика. Каждый глоток воздуха, казалось, заживо сжигал его стенки. — Давай, малыш, кончи для меня, — яростно прошептал на ухо Лайзу Ян; мазнув губами по мочке, и нажав на бугорок внутри него еще раз, задвигал пальцем как можно быстрее. Лайз вскрикнул и, дрожа всем телом, кончил, теряя сознание от болезненного оргазма. На головке члена выступила капля крови. Ян подхватил парня и отнес в комнату, где, уложив своего пленника на кровать, приковал одну из его рук наручниками к кованому изголовью. Рядом с кроватью на тумбочке стоял графин с водой, стакан, баночка с перекисью и лежали ватные тампоны. Осторожно обработав все места, где была проколота кожа, Ян налил воды в стакан, набрал немного в рот и смочил в поцелуе пересохшие губы Лайза. Тот, так и не приходя в себя, жадно тянулся к влаге. Намочив небольшое полотенце, Ян аккуратно, чтобы жидкость не попала в раны, протёр тело Лайза от пота. Когда все было закончено, мужчина бережно укрыл Лайза легким покрывалом, провел по его непослушным волосам, убрав их с лица. Чмокнув того в лоб, хирург встал и вышел из спальни. Необходимо было привести себя в порядок. Чуть позже Ян вернулся, кровать здесь была не одна. Да и оставлять Лайза одного не хотелось. *** Яна разбудил долгий судорожный стон. Он даже не сразу понял, что произошло — но горячее тело рядом враз согнало всю сонливость. Лайза лихорадило: он метался по простыням и бредил, разговаривая с незримым собеседником: — Джеки… Эмм… на моих глазах… как вы можете?! Так больно… — бормотал в беспамятстве парень. Ян подлетел к кровати с пленником, тот весь горел, крупные капли пота тускло поблескивали на лице и груди. — Ян… — вдруг четко услышал он свое имя, — Ян, зачем? Ян, прости… не хочу боли… прости… ты хороший, но нет… опять будет больно, не надо… Аден, Фрэнк, прости… Кайл… Маркос… — губы перечисляли имена, такие знакомые Яну, он знал: это те, кого в свое время отверг Лайз. — Ян… — вновь зашептал Лайз, — не могу, не нужно, прости меня… Не разрывайте мою душу на части, пожалуйста, я не могу больше, не могу терпеть эту боль… Джеки… Эммануэль… Простите меня, простите, простите, пожалуйста… Жаропонижающий укол немного унял больного и он успокоился, не приходя в себя. Время от времени потрескавшиеся губы все равно издавали какие-то звуки, называли имена. Ян просидел рядом с ним до утра, изредка оглаживая его измученное тело и лицо. Когда взошло солнце, они оба, уставшие, крепко спали.