Бег времени. Тысяча семьсот.

Существует два типа неизвестных опасностей: неизвестная опасность, заключенная в известном явлении, и известная опасность, источник которой неизвестен. Последняя, несомненно, во много раз страшнее… Джей Уильямс. Хищник - Ложь и провокация! – вновь повторил Ксемериус, тыча когтем в нос Фальку де Виллеру, кажется, главе всей этой сумасбродной компании. Он восседал на своем кресле, как на троне, и смотрел на меня так, словно я, как минимум, должна была расцеловать его ноги. Наверное, радовался тому факту, что хоть теперь произведет должное впечатление, потому что, по рассказам Ксемериуса, в прошлый раз я мало значения придала тому, какой серьезной деятельностью они все тут занимаются. И теперь благодаря своему маленькому помощнику, Фальку де Виллеру вновь не удалось произвести вид грозного человека, потому что я еле сдерживала себя, чтобы не рассмеяться от выходок Ксемериуса. Но факт оставался фактом. Биография моя пополнилась кучей несуразных мелочей. Я – Гвендолин Шеферд. Родилась 6 октября 1994 года. Мне 16, и я обычная девчонка с огромным вагоном комплексов, потрясающей неуклюжестью и так же счастливая обладательница родимого пятна в виде банана. Все это было известно каждому в этой комнате, кроме меня. Теперь все стало еще более запутанно. Я – Рубин. Двенадцатая в круге путешественников во времени. Ворон по званию и последняя по счету. Было бы чему удивляться, не правда ли? - То есть вы не имеете ни малейшего понятия, что это за лекарство? – вновь уточнила я, когда смогла совладать с эмоциями. - Лекарство, которое спасет человечество, юная леди, не нуждается в названии, - вновь уклонился от ответа старший де Виллер. Кажется, у них это в роду, у этих де Виллеров. - В итоге это окажется обычным аспирином, который в 18 веке точно бы назвали «спасением человечества» и «чудом Божьим», - усмехнулся Ксемериус, перебираясь ко мне на колени. - И вы работаете на человека, который не дал вам ни единой гарантии? Как можно поверить людям, которые сами не до конца в курсе того, чем занимаются? Это сборище, многовековой альянс величайших умов, которые просто восхищаются тем, что в мире есть хоть что-то волшебное, умудрилось построить замок из костей, не боясь, что кто-то однажды его разрушит. - Ты больше не сможешь убегать от ответов, дядя, - усмехнулся Гидеон, подмигивая мне, отчего в груди тут же стало теплее. Приятно знать, что ты не единственная в этом дурдоме, кого еще можно выпустить под расписку. Мы прошли тест, не черпая воду из ванной ковшиком, а просто вытащив затычку. Поэтому я вновь повернулась к мужчине и уставилась на него, ожидая ответов. - Бога ради, Фальк! Это становится смешно! Вам пора опустить свой вздорный нос, юная леди, и просто выполнить свое предназначение! – воскликнул уже другой мужчина. Доктор Уайт. Высокий, в очках, он выглядел так, как будто только недавно приехал с какой-то важной конференции, настолько важным он пытался казаться. Если бы не маленький мальчик, что стоял рядом с ним, цепляясь за штаны, я бы подумала, что он жуткий сноб. - А кто вы такой, чтобы говорить мне о моем предназначении? – я вскочила на ноги, сама того не ожидая. Что-то во мне кипело с такой яростью, что, казалось, вот-вот сожжет мне внутренности. В голове тут же возникла безумная мысль, что я выше его по социальной лестнице и что это он должен выражать свое уважение ко мне. Образ людей, одетых в странные камзолы и платья, вспыхнул и тут же пропал. Я стояла так долго, с вызовом глядя на изумленное лицо доктора и теребя безымянный палец на левой руке. - Гвенни, - нежный голос заставил меня оторваться от созерцания наглого мужчины, и я обернулась к Гидеону, - Просто сядь, пожалуйста. Он выглядел изумленным, но смотрел так, словно совершенно не удивился такому поведению. Так вот какая я на самом деле? И вправду заносчивая и наглая девчонка, как говорила Шарлотта? Испугавшись жестокой правды, я практически не села, а упала на стул, и уставилась на свои руки, трясущиеся от злости. Спокойствие пришло только тогда, когда теплые ладони Гидеона накрыли мои. - Простите, - прошептала я, не поднимая взгляда. Слишком стыдно. Только Ксемериус, который свалился с моих ног, когда я резко вскочила, вновь забрался на колени и одобряюще усмехнулся. - Так им и надо! Моя девочка! Через каких-то пятнадцать минут меня уже вели по длинному коридору к хронографу, предварительно завязав глаза. Хотя я и не понимала зачем, потому что где-то в глубине себя, я знала каждый поворот. Когда мы оказались в помещении, где лежал хронограф, меня уже нечем было удивить. За столом сидел рыжий мужчина, который тут же вскочил на ноги и, запинаясь, рассказал о том, что никаких происшествий не свалилось на его дежурство. Конечно же, более деловито и очень по правилам. Какое-то время мне пытались объяснить, как работает сам хронограф, но я слушала их вполуха, иногда сама на автомате додумывая то, как устройство работало. Весьма удачно, я бы даже сказала. Когда они настроили хронограф и попросили Гидеона испробовать хронограф первому, я отчего-то ожидала, что сейчас кто-нибудь выскочит из-за двери и радостно сообщит нам, что программа «Розыгрыш» успешно завершена, но этого не случилось. Едва парень коснулся иглы, комнату заполнило бело-голубое сияние, которое тут же пропало. Как и сам Гидеон. - Он пропал, - прошептала я, прежде, чем сама уколола палец. Сначала я ничего не почувствовала, оттого уже хотела радостно вскликнуть. Якобы: «Видите, видите! Вы всего лишь шарлатаны!». Но спустя две-три секунды, появилось странное ощущение, словно все мои внутренности скручивает в комок. Голова начала кружиться, подыгрывая тошноте. И в одно мгновение я растворилась вместе с радостным криком Ксемериуса «на абордаж!» в красном свечении. Он целует меня, прежде чем я исчезаю. У него черные глаза и невероятно теплые губы. И я знаю, что вернусь к нему, едва улажу все дела. Я обещала, что вернусь. Только вот он смотрит на меня так, словно уже заранее знает, что я забуду его как страшный сон. - Жемчужина, - говорит он и… Я оказалась в темном помещении, где свет появился только тогда, когда я больно ударилась об угол стола, так как попыталась сделать шаг. Гидеон смотрел на меня извиняющимся взглядом, отпуская горящую лампочку из рук и направляясь ко мне. Но воспоминание было настолько свежо, что стало плевать даже на боль в боку. - Кто он? Гидеон тут же остановился и удивленно огляделся по сторонам. - Кто он? – переспросил он, явно не понимая. - Парень с темными глазами. Он только что… Я только что вспомнила. То, как я элапсировала. Только не в прошлое, а в будущее. Я сказала ему, что скоро вернусь, а он не верил. Там был и ты. Точнее твой голос. Ты сказал, что погубила себя сама. Слова вырывались из меня против моей воли. Я говорила и говорила, в то время как Гидеон смотрел на меня все более удивленно, даже с примесью какого-то ужаса. - Кто он? – повторила я свой вопрос. Парень запнулся, не желая чего-то говорить. И чем дольше Гидеон тянул с ответом, тем проще становилось дышать. Первоначальное чувство, что я должна была узнать, кто этот незнакомец, во что бы то ни стало, постепенно угасало, оставляя меня в подвешенном состоянии. - Ты когда-то его знала, но это было очень давно, Гвендолин. Вот так вот просто. И больше никаких объяснений. Наверное, мне и вправду не стоило знать об этом, раз это было очень давно. Только это было настолько яркое воспоминание, что оно заставляло меня забыть, как дышать. - Он был очень печальным. И больше не сказала о нем ни слова. - Итак, что мы обычно делали, когда застревали вот так вот в..., – я попыталась вспомнить, что же так без умолку болтал Марли, но все, что приходило в голову – это то, как забавно он запинался. - В 1956-ом, - закончил за меня Гидеон и после моего кивка продолжил, - Ничем особенным. Я учил тебя танцевать, или же просто занимались домашними заданиями. Все очень скучно. - Всегда думала, что путешествия во времени – это весело. А оказалось, что я заперта в четырех стенах без права выходить наружу. - Да, я тоже. Мы сидели напротив друг друга. Он достал из рюкзака бутылку колы, а я потерла руки в ожидании игры, которую мы придумали, чтобы время не тянулось так медленно. Хотя признаюсь, с ним мне хотелось провести каждую эту скучную минуту. - Итак, каким образом мы изменим правила? Я пожала плечами, не совсем уверенная в том, что это вообще возможно. - Значит, просто будем задавать друг другу вопросы, и если кто-то не захочет на него отвечать, он пьет, - Гидеон поставил бутылку на пол и, устроившись удобнее на софе, посмотрел на меня. - Так, как ты ничего не помнишь, у тебя больше вопросов. Начинай. Я, пожав плечами, ответила на его выжидающий взгляд. - Почему-то каждый уверен в том, что у меня безумно много вопросов. Но на самом деле в моей голове пустота. Даже не представляю, о чем я бы могла спросить. Все, что являлось базой для любого человека – дата рождения, имя, фамилия, количество братьев и сестер, адрес проживания, номер социальной страховки – все это было рассказано мне еще в первый день. Фотографии дали чуть больше, говоря о том, что я была задорной и вздорной девчонкой, которая любила посмотреть с подругой фильм, погулять вечером и не любила выполнять домашние задания, хотя ни разу еще не пропустила ни одного занятия. Но что это на самом деле говорило обо мне? Какой фильм мне выбирать, когда станет одиноко? По каким улицам мне пройтись, если станет слишком грустно? Что мне делать с этим взглядом изумительных зеленых глаз, что так смотрят на меня? - Мы были друзьями? Глупый вопрос, наверняка, мы ими были. Нельзя столько времени проводить вместе и не подружиться. - Мы были… Я не знаю, были ли мы ими. Большую часть времени ты скорее меня ненавидела. Такое заявление удивило меня сильнее, чем заявление о том, что я путешественник во времени. Оказывается, я его ненавидела! - Почему мне кажется, что ты преувеличиваешь? - Можешь спросить у Лесли, это правда. Так вот почему она так старательно избегала разговоров о Гидеоне и не упоминала даже о его брате, Рафаэле, чтобы ненароком не перейти запретную черту под названием «в этой палате о парнях не разговаривают». - Теперь моя очередь и по правилам, я теперь тоже задам два вопроса. - Ах ты… Негодяй, так нечестно, - я усмехнулась, но все же приготовилась ответить на его вопросы. - Все честно, - пожал он плечами, - Итак. Как ты себя чувствуешь? Показалось, что у меня перехватили дыхание. К чему был этот вопрос? Он явно был не о моем самочувствии, все это спокойно можно вычитать в моей медицинской карте. Я почти здорова, за исключением еще не пропавших следов от ожогов, что и так уже было медицинским чудом, учитывая, что они должны были заживать гораздо дольше. - В том плане, что ты очнулась в огромном и незнакомом мире, где каждый говорит о том, кто ты, когда ты сама об этом забыла. Оказалось очень сложно не протянуть руку и не схватить бутылку, чтобы пропустить вопрос, который умудрялся щекотать пятки, заставляя бежать прочь. Ксемерус все-таки был прав, я слишком многое воспринимала за правду, слишком многому верила, хотя стоило бы раз пять спросить себя, а стоит ли это таких страданий? «Нет»,- ответила я ему, - «Не стоит. Но есть ли у меня выбор?» - Ощущение, словно я лист, где каждый пишет то, что хочет. Но я не совсем безнадежна, рано или поздно я все равно дойду до правды и уже тогда задам вопрос «стоило ли это моего доверия?». Таким образом, я хотела донести то, что лучше сразу же сказать мне горькую правду, когда вокруг все пытаются ее скрыть. Это электрическое жжение вокруг меня, где каждый боится ударить меня током, но от неуклюжести бьет еще сильнее. - Моя очередь. Кто такая Джулия? В ответ Гидеон лишь рассмеялся. - Столько всего вокруг, а ты решила спросить о ней? Как всегда, непредсказуемая мисс Шеферд! - Ты уходишь от ответа. - Джулия – моя однокурсница. Мы учимся в медицинском университете на одном потоке. - Тогда откуда ее знаю я? Если даже умудрилась очнуться именно в ее особняке, от которого у меня остались только мрачные воспоминания и навсегда проникший в меня аромат больницы. Слишком много для одного вечера там собралось врачей и, как выяснилось, хранителей Темпла. Пожалуй, я была весьма значимым человеком, раз удостоилась такого внимания. - Вы познакомились незадолго до… несчастного случая. Ах да. Пожара в чьем-то доме, из которого мы выбрались едва ли не чудом, после чего я оказалась в коме. Невероятная версия произошедшего, когда каждый при этом опускал глаза и избегал моего взгляда. Это, конечно же, как раз подбивало верить этим людям на слово и ни в коем случае не подозревать о том, что они врут. - Что случилось в тот день? – сразу же спросила я, ожидая искреннего ответа. - Это моя очередь задавать вопрос, - проигнорировал он меня, всем своим видом показывая, что отвечать не будет. - Какой смысл в игре, если ты не честен? – накинулась я на него, закипая от злости, которая преследовала меня слишком часто сегодня. Врач говорил, что это побочные действия амнезии, но это можно было контролировать, в чем я не была хороша. - Я предельно честен с тобой, Гвенни! - Хватит называть меня «Гвенни»! Тяжело дыша, мы оба смотрели друг на друга с неприкрытой злостью, и не желали сдавать позиций. Только перед глазами помутнело, где… …Он запускает свои пальцы в мои волосы, в то время как друга рука блуждает по моему телу. И я загораюсь словно спичка, пока он целует меня с бешеной страстью, превращая меня в желе, которое не способно двигаться, а лишь отвечать на его движения. Словно наконец-то нашла то, что искала всю свою жизнь. Недостающую часть. Я безумно влюблена в этого человека… … возвращаясь к реальности, где Гидеон непонимающе смотрел на то, как я судорожно сжимала кожаную обивку софы, забыв, что нужно дышать. Это пришло на секунду до того, как сердце перестало биться с бешеной скоростью, оставляя меня с ярким воспоминанием. - Ты говорил, что я тебя ненавидела, - прошептала я, почти сглатывая слова. Гидеон молчал, ожидая продолжения, а я не могла собраться с мыслями, утихомирить сердцебиение, которое отреагировало так, словно это происходило в эту самую минуту. - Но я была влюблена в тебя. Что звучало для меня скорее, как визг скользящего лезвия гильотины к моей голове, нежели как нечто прекрасное, что веками распевают поэты. Понадобилось время, чтобы сердце все-таки перестало танцевать в грудной клетке. Гидеон все так же молчал, не находя слов или же просто избегая этой темы. Возможно, я бросила его, возможно, он бросил меня. Или мы просто разбежались по разные стороны, как и другие люди, которые понимали, что их ничего не связывает кроме привычки. Причин может быть столько, что не хватит и тысячи страниц, чтобы их записать. Только осталось понять, отчего же мне так хочется, чтобы все это не было правдой? - Наверное, это было очень давно, - сделала я заключение и, стараясь расслабиться, улыбнулась, притягивая к себе забытую нами бутылку с колой. - Твоя очередь задавать вопрос. - И что теперь? Ты испытываешь отвращение, глядя на меня? – спросил он, а я удивилась, насколько голос может передать все отчаяние, что хранилось в душе. Казалось, что он попал на ярмарку чувств и это единственное, что ему удалось приобрести. - Нет, - тут же ответила я, не желая тянуть за резину и без того натянутые отношения, - Большую часть времени я пытаюсь понять, с какого неба ты свалился. Он горько усмехнулся, а я только сейчас заметила, с каким отчаянием он ломал ногти на руках. И, сама себе не повинуясь, тут же протянула руки, чтобы остановить его от такого издевательства над бедными ногтями. Они-то что ему сделали? Но резко остановилась на полпути, словно напоролась на стеклянную стену, которая могла бы сломать мои пальцы. Зачем я это делала? Нет смысла ворошить прошлое, о котором он так старательно умалчивал. Ведь когда-нибудь я вспомню, что же происходило на самом деле и смогу отступить на несколько шагов назад, в противоположную от него сторону, оставляя между нами еще большую стену недопонимания и смущения за совершенное. - С какого неба я свалился? – удивленно спросил он, глядя на меня так, словно я только сообщила ему, что мировой океан в одночасье высох. - Сейчас моя очередь! Серьезно, де Виллер, твой дядя был прав, ты всячески нарушаешь правила, - рассмеялась я, стараясь рассеять появившуюся между нами неловкость, словно песок по ветру. В такие моменты я искренне начинала скучать по вездесущему Ксемериусу. - Итак, - я сняла туфли и, забравшись на софу, скрестила по-турецки ноги, в предвкушении глядя на парня. Он, однако, застыл, увидев мои все еще не до конца зажившие пятки, которые были покрыты рубцами от недавних ран и ожогов. Его руки были сцеплены с такой силой, что побелели костяшки, словно на Гидеона нахлынули эмоции, которые бились о ту же стену противоречий, что и мои, оттого все это выглядело настолько горько. - Прости, - прошептала я, не ожидая такой реакции. И тут же пересела так, чтобы ноги были полностью закрыты, хотя понимала, что долго так не просижу – ноги затекут и онемеют, а это будет для меня сущим кошмаром. - Вернемся к игре, хорошо? Потому что кола без газа – это десятый круг ада. И время и вправду стало двигаться намного быстрее, обгоняя сначала улитку, а затем и черепаху. В этой гонке мы болтали как старые друзья, узнавая что-то новое друг о друге. Потому что я потеряла память, а он и так ничего в особенности обо мне не знал, и даже если удивлялась этому факту, то не обращала на это внимания, потому что могла рассказывать и слушать всю свою вечность. Вопросы были банальными. - Любимый напиток? - Да если бы я знала, то уже пила его литрами, чтобы утопить себя. А твой? - Эспрессо, только что из турки. Какой жанр кино тебе по душе? - Последний жанр, который я могу вспомнить – это реклама. Но уверена, что мне нравится что-то историческое, с толикой юмора или же там, где рассказывают безумно красивую историю. Твой? - Немое кино, в особенности, с Бастером Китоном. Ты не замерзла? Я вздрогнула от неожиданности, и только тогда заметила, что обнимала себя руками, стараясь согреться. В голове тут же противным голосом моего лечащего врача прозвучало: «Берегитесь пневмонии» - отчего я еще сильнее вжалась в софу. - Говорят, это последствия комы, - ответила я, на что Гидеон тут же кинулся к сундуку, стоящему у стола и вытащил оттуда стеганный шерстяной плед, чтобы укрыть мне плечи так нежно, словно делал это сотню раз, копя в себе все больше заботы. - Где твой белый конь, рыцарь? – забыв о правилах, спросила я, сильнее укутываясь в подаренное тепло. - Припарковал у входа в Темпл, миледи, - со смехом ответил он, а мне отчего-то стало плохо на секунду, то ли от холода, то ли от того, как он, шутя, меня назвал. - Почему вы с Шарлоттой постоянно на ножах? - Когда это наступила твоя очередь задавать вопрос? – возмущенно спросила я, упирая руки в бока. - Когда решила узнать, на чем нынче ездят рыцари. И это уже другой вопрос, значит с меня два. - Да что вы говорите, молодой человек!? - Три! - Не наглей! Казалось, так можно продолжать бесконечно. Не ходить по лезвию ножа, но танцевать на тонком мосту, грозившему рухнуть в обрыв. Но время так же быстро бежало, как и заканчивалось, и я объясняла Гидеону, что некоторые люди, просто не выносят твое существование, не зависимо от того, сделал ты им что-то или нет, когда внутренности стали стягиваться в комок, оповещая о том, что время в прошлом закончилось. Еще секунда и парень растворился у меня перед глазами, как и бывает, наверное, в настоящих сказках после неожиданных признаний. Еще секунда для меня, и я упала рядом с ним на каменный пол, больно ударившись коленками. Встать мне тут же помог все тот же мистер «я могу запинаться даже наедине с самим собой», как раз под радостный крик Ксемериуса: «Ну, наконец-то, я со скуки уже подумывал покончить жизнь самоубийством и утопить себя в луже!» Но, едва мы оказались на улице, меня вновь подхватило желание убежать от всей это шайки ненормальных, которые то и дело повторяли, что это великая честь, которой нас наградила Вселенная, и что мы, о матерь божья, должны выполнить свой долг перед человечеством. Хотелось ответить, что я у человечества ничего не занимала и никакие долги возвращать не собиралась, но портить отношения с Хранителями начала совершенно с другого. Например, заявив, что меня укачивает в автомобилях и что я бы предпочла пройтись до дома пешком. Судя по виду Фалька де Виллера, я только что перешла черту, которую он так старательно чертил весь день, пытаясь создать вид человека, который привык, что его приказам подчиняются. - Ты даже не знаешь город, Гвендолин! – воскликнул он так громко, что уставшие, но все же считавшие, что каждый камень должен быть сфотографирован, туристы, удивленно повернулись в нашу сторону и продолжили заинтересованно наблюдать за нами. Наверное, мы создавали впечатление каких-то важных персон, раз уж стояли у входа в Темпл, да еще рядом с черным тонированным лимузином. - Этого не страшно, Гидеон может меня проводить. Все же я наглая. Зачем его спрашивать, не правда ли? Ему просто придется пройти со мной весь город. Хотя судя по его виду, он не особо был рад такой замечательной прогулке. - Такой длинный путь вам противопоказан! - В любой момент мы сможем вызвать такси, - никак не реагируя на крики, продолжала настаивать я, в то время как Фальк выглядел раком, которого только что сварили вживую. - Ваша мать будет волноваться, так что вы просто сядете в машину и поедете домой. - Я буду делать то, что захочу и уж точно не вам указывать мне, сир, - ответила я, приподнимая подбородок, сама не зная зачем, - Ce mon mot de la fin! (Это мое последнее слово). Я говорила и говорила, обвиняя их в том, что они слишком уж ухватились за возможность контролировать мою жизнь. И что-то из разряда того, что я давно вышла из той стадии, когда кто-то имеет право указывать мне, как жить, за исключением мужа или короля, и поначалу даже не совсем обратила внимания на то, как именно говорю. Списывая искреннее удивление на сопровождающих меня лицах скорее на свою наглость, чем на то, что я без умолку болтаю на французском языке. Марли даже запинаться перестал и стал выглядеть как вполне себе серьезный человек, хоть и разинувший рот. - Пожалуй, нам и вправду стоит прогуляться, дядя, - ответил Гидеон, хватая меня за руку и вызывая тем самым армию мурашек, чествующих по моему телу. Долгое время, сама того не замечая, я удалялась от застывших от шока мужчин, все еще продолжая смотреть на них, но едва они превратились в маленькие черные точки, а потом и вовсе пропали за углом, я смогла повернуть голову и увидеть перед собой вечерний Лондон. В красе улиц, неоновых вывесок поздних кафе и снующих туда-сюда людей, возвращающихся с работы, или направляющихся на какую-то встречу – все казалось реальным до невозможности. Яркие краски заполняли мое сознание, смешиваясь с ощущениями, превращаясь в образы и эмоции, но все это было новым, неопознанным. Я шла по городу, который не узнавала. - Я не говорю на французском? – спросила я после долго молчания. - Не так хорошо, - хоть и с неохотой ответил Гидеон. - Должно быть, я очень сильно ударилась головой. Мы все так же шли по улицам, мокрым от тающего снега, потому что вечер выдался на удивление слишком теплым для начала февраля. Непозволительная роскошь для англичан. Теплая и сухая ладонь Гидеона все еще сжимала мою, и я не спешила напоминать ему об этом, радуясь тому факту, что могу прикасаться к нему и при этом иметь совершенное алиби в стиле «это ты сам, я не виновата». Поэтому я улыбалась, как умалишенная, довольствуясь и тем, что рядом нет Ксемериуса, который бы уж точно нашел едкую фразу за своими рогами, чтобы сделать этот романтический момент наполненным сарказмом. - Продолжим игру? – предложил он, когда мы миновали людный квартал и вышли на главную дорогу, где было больше машин и кэбов. - И чья же очередь задавать вопрос? – спросила я, тут же прикрывая рот рукой, понимая, что только что проиграла свой шанс начать игру. Гидеон самодовольно ухмыльнулся, но все же уступил мне. - Какое я произвела впечатление, когда ты впервые меня увидел? – тут же выпалила я, а затем, закусывая губу в предвкушении ответа, явно не ожидая услышать что-то на подобии: - Ты показалась мне жуткой занозой в заднице, от которой будут одни проблемы. От возмущения я тут же ударила его в бок, а он рассмеялся самым замечательным смехом на свете. Наверное, в этот момент, я поняла, почему была влюблена в этого человека. Он мог быть настоящим среди всей той фальши, что укутала Темпл своими широкими ладонями. И был человеком слова, умевшим постоять за себя и умевшим брать ответственность за свои поступки, хотя большинство из них были достойны уважения. И все это просто было в моей голове. До того момента, как до моего слуха не донеслось: - Шарлотта! Я тут же обернулась, ожидая кого-то увидеть. Кого-то определенного, словно делала это сотню раз - откликалась, когда он звал меня, вот так вот нежно, заботливо, влюблено. У него черные глаза, полные жизни и задора. У него сердце размером с созвездие, ведь он – Орион, а я его пояс: Альнилам, Минтака и Альнитак, как сердце, разум и душа. Но его нет позади меня. Как и кого-то, кто был бы другой мной. Парень бежал через дорогу навстречу к высокой миловидной шатенке, держа в руках уже изрядно помятый букет красных тюльпанов, но улыбаясь так, будто весь мир в его руках и он преподнес его именно ей. - Гвендолин, - донесся до меня голос Гидеона, отчего я вздрогнула, придя в себя и поняв, что стою посреди тротуара, преграждая путь людям. Они недовольно бурчали себе под нос, не останавливаясь и идя дальше по своим делам, пока я старалась вспомнить, что же так меня захватило, - Что случилось? Я повернулась в его сторону и покачала в ответ головой, успокаивая сбившееся дыхание. - Ничего, просто показалось, будто меня позвали, - ответила я и тут же потащила его дальше, убегая от галлюцинаций, приносящих лишь тоску о чем-то неведомом. - О! А вот и они! Что, уже выпустили из психушки? - радостно спросил Ксемериус, прыгая с подоконника и несясь к нам навстречу, хотя я-то знала, что он бы был счастливее узнать, что нас там заперли надолго, да еще и сена навезли для остроты момента. – Да еще и обоих сразу? Правильно, психи должны держаться вместе. Наверное, сподручно отбивались от психиатров. Не выдержав такого, я нервно рассмеялась, глядя на него, и лишь потом поняла, что без повода смотрю вниз, следя за своей галлюцинацией. Все-таки рано меня выпустили из больницы. Даже демоны понимали это лучше врачей. - Скажи, ты и вправду видишь призраков? – отчего-то спросил Гидеон, хотя смотрел на меня так, словно я только провозгласила хэллоуинскую тыкву королем этого рынка сумасшествия. - Призраков? – удивленно переспросила я, переводя взгляд с парня на Ксемериуса и обратно. За эту неделю я придумала сотню вариантов объяснений, почему эта головная боль с рогами продолжает меня преследовать, но ни разу не подумала о том, что это может быть призрак. - Я не призрак, а высокоуважаемый и всеми обожаемый призрак в департаменте «Покойся с миром»! Почетный гражданин ада, между прочим! Так что попрошу! – тут же вскинулся на него Ксемериус, при этом изрыгая еще больше воды, чем слов. - Я вижу… Не знаю, как объяснить, - действительно и как можно описать то, что сейчас истерично прыгает по асфальту, рассказывая о том, какой он грозный, - Но я вижу вещи, которые не видят другие. Сейчас рядом с нами находится маленький… демон, как он говорит. Его зовут Ксемериус и он жуткая истеричка. Я рассмеялась, заламывая руки и боясь, что вот-вот из-за угла выскочат санитары и заберут меня в специальное и закрытое учреждение, которое будут называть школой, а на деле это будет психиатрической больницей. И откуда во мне такие жуткие образы? - Только не вздумай звонить в скорую! – тут же воскликнула я. Гидеон, однако, перенес это стойко, словно уже давно был уверен в моей ненормальности, и это стало просто обычным дополнением к моему резюме. - Все становится более запутанным, - просто прошептал он, свободной рукой потирая лоб, что не осталось без внимания того же самого Ксемериуса. - О, а чего это вы за ручки держитесь? Весна еще не наступила, сеновальщики! - Заткнись! – прошипела ему я, а на удивленный взгляд Гидеона лишь пожала плечами, будто ему послышалось. - Гвендолин! Моя мать уже стояла у порога, глядя на нас, как на малолетних преступников, взглядом явно осуждая нашу неловкость и сцепленные руки. Услышав ее, Гидеон тут же выпустил мою ладонь, словно его поймали за чем-то незаконным, и виновато улыбнулся мне, засовывая руки в карманы джинсов. Мол, ох уж эти предки. Я понимающе улыбнулась в ответ, все же сгорая от невыносимой обиды на этот непонятный мне мир. - Уже иду, - ответила я матери, не отводя взгляд от Гидеона. - Что ж, прогулка подошла к концу, - заключил он, явно не желая уходить, что невероятно льстило мне и невероятно раздражало Ксемериуса. - Ну, вали уже, недоцелованный. Исчезни, нет сил моих больше видеть тебя! Все! Автобусы ждут! – кричал он, прыгая вокруг его ног и заставляя меня улыбаться. Кажется, меня и вправду пора отправлять в психиатрическую лечебницу. - Спокойной ночи, Гвенни, - произнес Гидеон и, едва я успела опомниться, поцеловал меня в щеку, развернувшись, направился прочь, сворачивая на первом углу. От счастья, что заполняло меня, отвлек лишь гневный вздох матери, которая все еще ждала меня на крыльце. Такую незнакомую ей, но очень счастливую дочь. И только заходя в дом, я увидела у другого дома мужчину в черном пальто, что не отрывал от меня своего взгляда. Даже с такого расстояния можно было разглядеть, как зол он был, казалось, что его всего трясло от гнева. «Кажется, мистеру Уитмену нездоровится» - пронеслось в моей голове, но едва за мной закрылась дверь, как я сразу же забыла о нем так, как в меня практически врезалась Кэролайн, требуя, чтобы я рассказала ей все-все. Этой ночью мне снился бал. Там было невообразимо много людей, и каждого я откуда-то знала по именам. Вот графиня Нейнбургская вместе со своим мужем, что так пытается создать вид, что это не он крадет чей-то пунш, пока его жена флиртует с каким-то молодым юношей. А вот и граф Бейрде, что пришел один, танцевал с какой-то молоденькой певицей, что недавно завывала арии у клавесина. Все они были частью чего-то. Огромного королевского общества. Пафосно и праздно убивая свою жизнь на суаре и балах. И вот он. Мое отчаяние в бутылке счастья. Смеялся, кружа меня по залу или же радостно отплясывая гавот. Он умудрялся заставлять меня удивляться величию жизни и становиться целой Вселенной на какой-то миг. Его имя было вырезано у меня на сердце. Ох, если бы я только могла его вспомнить… Иллюстрация к главе:http://radikall.com/images/2014/05/02/Vrf45.png