The risk I took was calculated, but man, am I bad at math

— Слушай, ты какой-то странный в последнее время, — говорит Хосок обеспокоенно и лезет обнимать. — Не заболел? — Нормальный я, — отпихивает его привычно Юнги. — Точно? — Хосок изворачивается, трогает его лоб ладонью. — Смотри мне, не это самое тут! Юнги пыхтит что да, да, не это самое, хотя это самое уже случилось. Это самое притащил Чонгук со словами «Смотрите, какой классный чувак!». Это было уже само по себе событие: Чонгук ни с кем особо не общался, кроме них, жил в каком-то своем воображаемом мире и выходил из него только в качалку. В качалке-то он и встретил это. Юнги человек практичный, он привык оценивать плюсы и минусы ситуации, прежде чем окончательно махнуть на нее рукой. Плюс тут был такой: это было ниже Юнги на целых два сантиметра. Дальше плюсы заканчивались. Юнги смотрит, как Чонгук с новым другом выбирают бургеры, и булькает себе в колу увлеченно. Как будто ничего не происходит. Минусы в новом друге Чонгука обнаружились очень скоро, практически в тот же момент, что он открыл рот, чтобы представиться. — Мы взяли тебе с беконом, хен, нормально ведь? — Чонгук заботливо ставит перед Юнги деревянную доску с бургером размером с голову Юнги. — У Чана там двойная котлета, говорит, это вкусно. — А у тебя? — спрашивает Юнги, не выпуская пластиковую трубочку из зубов. — А у меня — тройная, — гордо улыбается Чонгук. Юнги смеется и тянется взъерошить ему волосы. Чан успевает первым. Юнги жует свой бургер и перечисляет в голове минусы Бан Чана, нового чонгучьего друга. Минус первый: он из Австралии. Юнги и так в английском не силен, а этот болтает на корейском с переходом на английский и обратно, даже не осознавая, что делает. Юнги слушает, как Чан рассказывает что-то Чонгуку, глотая окончания и целые слова, и думает, как понимает его Чонгук, если он в английском еще хуже, чем Юнги, прям полный трусфрейтид. Наверное, как-то понимает, потому что их разговор не прерывается ни на секунду. Минус второй: Чан тактильный. Нет, не так, он тактильный. Раньше Юнги был уверен, что хуже Тэхена он в жизни никого не встретит. О, он так ошибался. Юнги не любит, когда его трогают, так, во всяком случае. Юнги нравится, как это Чимин, например, делает: осторожненько трогает его пальцы своими, жмякает, цепляется за плечи, когда смеётся до упаду. Чимин Юнги трогает очень аккуратно, как древнюю вазу, крайне дорогую и хрупкую. Чан людей трогает как ураган Катрина — бумажные домики, с размаху и намертво. Чонгуку нравится, он и сам любит обниматься; Юнги — нет, Юнги хочет, чтобы его оставили в покое. Чимин иногда сравнивает Юнги с котом, так вот сейчас Юнги хочется шипеть и драть когтями руку, которая его тоже по голове похлопывает, несмотря на хенство и что там дальше по списку. Третий минус: Чан мелкий. Он младше Чонгука на месяц с небольшим, но при этом концепцию хён — тонсен не понимает ни в какую. «У нас в Австралии такого нет», говорит он, и тянется облапить всех по очереди, не делая скидку на возраст. Он забывает добавлять «хён». Он забывает уважительные местоимения. Он вообще, по ходу, мать родную не помнит, потому что так с Чонгуком спевается, что тот готов его пожизненно усыновить. — Юнги-хён, ты долго будешь эту булку ковырять? — Юнги моргает удивлённо — он один тут сидит ещё с полной тарелкой. — Расхотелось, — говорит он, выбрасывая картонный стаканчик из-под колы в ведро. — Блин, обидно, — Чонгук быстро выуживает из бургера нетронутый кусочек бекона, жует с наслаждением. — Поехали тогда? Минус четвертый: Чан тоже своего рода музыкант. Вокалист, продюсер, музыку писать мастер, да и человек на районе не последний. Вот это вот все. Юнги вообще-то нравилось быть одним таким пидинимом на эту кучку одаренных в других областях. Может быть — делить это звание с Намджуном. Не с пришлым пацаном, который застенчиво говорит, что хочет посмотреть студию Юнги, и Чонгук, не дожидаясь согласия, обещает Чану все показать. — Ну, осматривайтесь, — Юнги плюхается на диван, оставляя кресло, пульт, миди-клавиатуру и прочие штуки на откуп детям. Чан завороженно смотрит на аппаратуру, задает вопросы — на удивление толковые, но Юнги все равно мысленно на него фырчит. Скорее всего — безрезультатно, но пофырчать стоит. Чонгуку быстро становится скучно, он мается бездельем — в этой студии он был уже триста раз, и ему больше нравилось, когда тут Намджун заправлял, у тебя тут даже фигурок нет, хён. — Так, — Юнги чувствует, что начинает закипать. — Мне сегодня в отличие от вас еще работать. Все, кто насмотрелся, могут закрыть за собой дверь с той стороны, — он делает паузу, Чонгук с готовностью подрывается с диванчика. — Если кто-то не насмотрелся, — Юнги говорит это больше из вежливости. — Тот может остаться и посмотреть еще. Чан смотрит на него с улыбкой и кивает. — Я останусь, хён, — говорит он Чонгуку, и тот от этого хёнства весь расцветает. — Доберусь сам потом. Чонгук кивает, обнимает Чана на прощание — со стороны похоже на соревнование «выдави из оппонента все кишочки», и уходит. И Юнги остаётся с Чаном наедине. — Мне правда надо работать, — говорит он строго, но больше для проформы. — Ты можешь делать, что захочешь, мне это все пока не надо, только компьютер возьму. И не отвлекай меня. Чан кивает, и Юнги, забрав со стола ноутбук, погружается в работу. Минус пятый: Юнги не нравятся люди, которые младше его. В смысле, он не относится к ним свысока, нет, но Юнги себя знает: разница больше, чем в три года — и он превращается в мать-наседку. Чан младше на четыре и такой несуразный, что снова Тэхен съезжает с заслуженного первого места на второе. Юнги следит за ним исподлобья: как тот двигается, как рассматривает саму студию, несмело косится на гитару. — Возьми, возьми, — неопределенно машет рукой Юнги. Чан весь загорается, поднимает гитару, настраивает, наигрывает что-то бессмысленное, но милое. Юнги даже музыку на паузу ставит, вытаскивает один наушник и слушает. Играет Чан хорошо, и Юнги скупо хвалит его, когда он останавливается. Чан от похвалы сияет, как солнце, улыбается широко, хихикает — как будто от смущения и большой радости. Он собирается уходить через полчаса, когда вся студия изучена вдоль и поперек и даже выпит кофе, который он покупает себе и Юнги в кофе-автомате этажом ниже. — Спасибо большое, Юнги… — Чан смотрит на Юнги (в кои-то веки снизу вверх! Хоть кто-то!) и улыбается мягко. На щеке у него ямочка — почти как у Намджуна, но нежнее. — Юнги-хён! — Ага, не за что, — Юнги отворачивается, ерошит волосы. — Заходи, если хочешь, можешь наработки свои принести, с Намджуном тебя познакомлю. У Чана глаза сияют как солнце на рассвете. Юнги даже как-то неудобно. Минус шестой: Чан обнимается, как маньяк, с таким пристрастием и самоотдачей, как будто ничего важнее нет. Да, это почти что минус номер два, и что? У Юнги тут собственный хит-парад. Чан улыбается на прощание, машет рукой, пока Юнги не закрывает дверь студии. Короче, у Чана всего один плюс (и тот сомнительный, какие его годы, перерастет Юнги и не заметит) и целая куча минусов. Юнги смотрит на пустое кресло и гитару стоящую не на своем месте, и в груди как-то подозрительно тянет тоской. Чан младше (сильно, как Чонгук, а Чонгук Юнги как сын), Чан неуемно эмоциональный, тактильный, жутко умный и все вот это вот. Но это не его главный минус. Главный минус тут такой: Юнги он нравится. Сильно. Юнги вздыхает и идет убирать гитару на место. Какао булькает сообщением — Чан разливается про свои записи на целую страницу текста и скидывает ссылку на свой Ютуб. Ролики у него мутные, явно на телефон писал, но Юнги смотрит на чуть опухшее лицо, на натянутую на самый лоб бини (ролик вышел в августе, как у него там мозги не сварились), слушает, как Чан подпевает The Neighborhood, и тяжесть в груди становится почти невыносимой. Риск просчитан, минусы тоже, но Юнги музыкант и математика — это явно не его.