Ты моя нежность

В первый же день учебного года учительница поздоровалась с классом тем же надоевшим приторным голоском, и Ван Ибо уже даже начал внимать её словам, ожидая что-то банальное, по типу «Итак, начнём урок» или «Сегодня на уроке мы поговорим о…» Однако, к его удивлению, учительница приветливо улыбнулась: — Дети, пожалуйста, познакомьтесь. Ибо заинтересованно вскинул голову, смеряя миловидного юношу презрительным взглядом. — Это Сяо Чжань, теперь он будет учиться вместе с вами. Чжань улыбнулся. Вот только, к несчастью Ибо, эта улыбка не походила на все те, что он ежедневно привык видеть. Эта была какая-то слащавая, какая-то чересчур ясная и детская, показушно широкая. На белоснежных щёчках юноши проступили еле заметные ямочки. — Здравствуйте, — смело поздоровался он. Довольно заурядный голос. Да, самый обычный голос. Ибо саркастично изогнул свои пухлые лепестки губ, делая улыбающееся лицо. «Надо же, вот это выпендрёжник. Нужно будет обязательно преподать ему хороший урок». И коротко, но весьма ясно кивнул головой, повернувшись к соседу по парте — крепкому, сильному, короткостриженному Пан Цзу. Самого Ван Ибо трудно было назвать некрасивым. Сейчас он покрасил мягкие, чуть вьющиеся волосы в пепельно-чёрный и в беспорядке взъерошил их. Пухлые, мягкие губы и вовсе будто не принадлежали ему, а были цветочными лепестками налеплены на чистейшую нефритовую кожу. Точёный ровный нос придавал аккуратному профилю утончённости и индивидуальности, тогда как глаза говорили как нельзя честнее. В них блистали мужество, власть, уверенность. При виде этого юного лица в голову никак не приходили все эти яркие слова. Одежда парня была стильной и броской, подчёркивающей его завидные худощавые формы изящного тела. В чём следовало благодарить фанатичную помешанность Ибо на современных танцах, в чём ему без преувеличения не было равных. Его движения — плавные и грациозные, будто пробуждали в нём робкого лебедя. Так думал он, танцуя перед зеркалом для самого себя и нещадно оттачивая навыки. Никому не рассказывал о своих танцевальных увлечениях. Не серьёзно это — пацану крутиться на сцене. Однако в душе этот самый лебедь вмиг мог перевоплотиться в дерзкого, беспечного коршуна, готового ходить по чужим головам ради своей же забавы.  Весь класс обходил его стороной, и не дай Бог он косо на тебя посмотрит — ожидай самого наихудшего. И ещё эта его бандитская компашка — Пан Цзу, Сы Чжимин и Сян Цзиньян. И у каждого из них был свой собственный стержень. Пан Цзу — крепко сложенный, с многочисленными наколками на мускулистых руках, славился тяжёлым кулаком. Вмажет так, что повезёт ещё, если ходить сможешь. Сы Чжимин — обладал чёрным поясом по каратэ. От его непредсказуемых и точных ударов невозможно было увернуться, а к самому ему не удавалось прикоснуться, оставшись после этого безнаказанным. И Сян Цзиньян — пожалуй, его главным оружием были не боевые навыки, а меткие броски словами. Он обращался с ними очень умело и мог точно ввести в заблуждение. Обмануть, войти в доверие, принизить к самой земле или возвысить к самым небесам. Последнее, естественно, выполнялось лишь в шутку в качестве отвлекающего манёвра, но им всем это было только на руку. — Ну, как тебе этот новенький? — шепнул Чжимин Ибо, сидя позади него. Ибо ещё раз осмотрел нового парня, свет от которого будто исходил во все возможные уголки мира, и безразлично фыркнул: — Ничего особенного, очередной выскочка. Как всегда. — Ну ничего, — кивнул Пан Цзу, хрустя пальцами, — мы напомним ему наши правила. — Верно, — спокойно подхватил Цзиньян, — пусть знает своих врагов в лицо. Ибо долго смотрел на Чжаня, попутно слушая учительницу. — Сяо Чжань приехал к нам в Лоян из Чунцина. О, этот чудесный, уютный городок… В скучающей голове Ибо созрел какой-то гениальный план. Он хохотнул: — Цзиньян, ты говоришь, пусть знает своих врагов в лицо?.. Хаха, нет, мы станем ему друзьями… Он прошептал это так тихо и невнятно, что даже Пан Цзу не расслышал его. Спустя несколько секунд Ибо выгнул бровь и спросил: — Вам не кажется его рожа немного знакомой? Остальные трое прищурились и всмотрелись в светлого мальчика, тяжело напрягая мозги. Спустя некоторое время Пан Цзу кивнул: — Да… Пожалуй, кого-то напоминает. Цзиньян: — Но не могу вспомнить, кого… Словно прочитав их мысли, учительница пояснила: — Может быть, вы уже видели лицо Сяо Чжаня где-нибудь. Например, по новостям или на YouTube. Вы знаете, кто его отец? Его отец — господин Сяо Хэлинь, тот самый значимый человек, который внёс огромный вклад в развитие китайской экономики! Весь класс удивлённо ахнул, а компания Ибо с отвращением переглянулись. — Ну и рыло… — закатил глаза Чжимин, — сразу ясно, папенькин сынок. — Помните, дети, — учительница уже начинала выбешивать своими бестолковыми восхвалениями, — как уважаемый господин Сяо Хэлинь подарил многомиллионную сумму нашей местной лоянской клинике для помощи больным раком? Да, отец Сяо Чжаня — действительно большой, добросердечный человек! Что ж, я надеюсь, вы подружитесь. Дети приветливо заулыбались, а девочки смущённо начали покручивать на пальцах волосы. Ибо, оглядывая всё это зрелище, почти взбесился. — Сяо Чжань, садись сюда, — учительница подвела нового ученика к парте у окна, за которой уже сидела самая привлекательная и красивая девочка в классе. Ибо гневно свёл брови и тихо прошипел сквозь зубы: — Он что, сам дойти не может? У нас что, больше нет других мест?! Сяо Чжань уселся так, что Ван Ибо и Пан Цзу могли видеть лишь его профиль. Сы Чжимину и Сян Цзиньяну и вовсе еле удавалось разглядеть хотя бы это. — Привет, — сделав милашную гримасу, поздоровалась с Чжанем новая соседка по парте. Ибо даже не желал слушать, о чём они там разговаривали. Его переполняли самые разгорячённые чувства. За это время Чжань успел познакомиться и пожать руки ребятам, сидящим сзади и спереди него, и в тот миг, как он, смеясь, повернулся к Ибо, тот выиграл возможность ближе и полностью рассмотреть его лицо. Его волосы были смольно-чёрные, прямые и шелковистые. Ровные, аккуратные брови и большие, с красивым разрезом угольные глаза, будто отражавшие в себе темноту ночного неба. Световые блики, игравшие в них, походили на мерцающие звёзды. Плавный прямой нос и нежные розовые губы, в солнечной улыбке вылепленные на гладкой молочной коже. И именно эта улыбка притягивала к себе чужие взгляды и, в частности, самого Ибо.  Мягкие бархатные губы широко расползлись и открыли ослепительно-жемчужную улыбку. Ибо никогда раньше не видел таких улыбок. Такая широкая, такая обворожительная. Чем-то даже напоминала кроличью. С левой стороны под этой улыбкой он заметил маленькую родинку. Так странно. Этот мальчик был будто отлит из солнечного света и излучал его на самые огромные расстояния от себя. Но об этом Ибо, конечно же, не подумал. Он лишь со скрежетом  стиснул зубы и выдавил что-то наподобие улыбки, потеплев в лице. — Привет, — усмехнулся он и пожал протянутую ему руку Чжаня. И сразу про себя заметил, что будь он слепым, ни за что не признал бы в этой руке мужскую. Ладошка была маленькой и мягкой, а пальцы длинные, стройные и изящные. Так тошнотворно. Что за педика взрастил этот Сяо Хэлинь? Мужчина обязан быть крепким, с разбитыми костяшками и боевыми шрамами на теле! — Привет, — смущённо поздоровался Сяо Чжань, — я Сяо Чжань. Приятно познакомиться. — Ван Ибо, — представился другой, — мне тоже… Очень приятно. Когда они расцепили руки, Пан Цзу с непонимающим лицом окликнул: — Ибо! Что это сейчас было? Ты правда собираешься водиться с этим… С этим… Пидором? Чжимин и Цзиньян навострили уши: — Да, Ибо, ты смотри на это смазливое личико! — А одежда? Ты видел его одежду?! Она же женская! На Чжане был большой серый свитер, оголяющий чистые плечи, и под ним безрукавная белая майка с широкими лямками. Светло-бежевые джинсы обтягивали стройные длинные ноги. Надо сказать, что на Чжане этот костюм сидел донельзя привлекательно, но также ничего из этого не выдавало в парне сына влиятельного бизнесмена. Ибо рассмеялся: — Нет, конечно, идиоты. Думаете, я не подумал, прежде чем сделать это? Лицо его исказила гримаса смелого самодовольства. Завидев это, Пан Цзу, Сы Чжимин и Сян Цзиньян понимающе и возбуждённо переглянулись. Ван Ибо вольно откинулся на спинке стула: — Мы ещё повеселимся.