Музыкальное сопровождение главы «Elephant — Freya Ridings» _____________________________________________________________
С утра лил дождь. Что так совпадало с его грустным настроением. Госпожа Пуфай захаживала в их дом всё чаще. А ещё чаще начала оставаться на ночь, потому как Фиат уже дважды встречал ее на веранде в легком халате и шёлковой комбинации. И не то, что он не понимал, что отец — взрослый состоятельный мужчина, и рано или поздно он нашёл бы себе женщину. Нет конечно, ему уже пятнадцать, он взрослый. Взрослый брошенный ребёнок, который ведёт себя хуже некуда только лишь для того, чтобы отец обратил на него внимание. Недавно он слышал, как отец разговаривал по телефону с мамой и грозился отправить Фиата к ней в Америку, но видимо она не готова была принять своего первого сына и вписать его в свою новую жизнь. Впрочем, отец видимо тоже не горел желанием это делать, предпочитая игнорировать сложного подростка, не стараясь даже выяснить причин ужасного поведения. Фиат коротко выдохнул дым сигареты, выкидывая бычок за забор, и направился в дом. Он собирался сказать отцу, что не готов принять эту наглую, нахальную женщину как свою новую мать. Он, в конце концов, имеет право высказать свое мнение. Так думал Фиат, пока не высказал всё отцу в лицо. Больше криков от него он ни разу в жизни не слышал. У мужчины буквально пена у рта стояла, а когда закончились слова, о том, какой его отпрыск недалёкий, слабоумный и слабый к мужским членам, то в ход пошли руки, точнее кулаки. Удары сыпались хаотично — по лицу и в целом в голову, в живот, попадая по ребрам. Мужчина чередовал кулак с сильными оплеухами, выгоняя парня из кабинета и буквально пиная к лестничному пролету. Как Фиат не умер тогда, он бы ни за что не ответил. После очередного удара отца, нога вдруг не нашла опоры и тело рвануло вниз, только руки старались хоть как-то схватиться за крепкие деревянные перила. Всё неожиданно закончилось, и удары и лестница и недолгий полёт. Отец стоял наверху, тяжело дыша и хватаясь дергающимися руками за край перил, видимо решая спуститься или нет. Фиат поднял глаза, чтобы столкнуться со свирепым взглядом сверху. Ноздри мужчины раздувались, а лицо покраснело. — Убирайся из моего дома, отродье! Чтоб я тебя не видел! Выплюнув это, мужчина развернулся и, чуть прихрамывая, направился обратно свой кабинет. Парень едва нашел в себе силы подняться, где-то краем сознания отмечая наливающийся фиолетовым синяк на правой ноге и несколько красно-синих отметин на руках. Синяков и ссадин было куда больше, но почему-то это было не интересно. Ничего уже не было важно. Самый дорогой человек в его жизни избил и выгнал, а то какие слова сыпались из его рта… Только от воспоминаний об этом снова наворачивались слезы. Сейчас внутри было гораздо больнее чем снаружи. Пошатываясь и держась за стену, а после за живую изгородь, Фиат медленно побрёл туда, где его ещё могли принять. Он очень на это надеялся, но боялся с каждым пройденным метром, что и с этого дома его прогонят как безродного пса. Ребра начали неприятно ныть, дышать стало сложнее, или от ударов или от холода, ведь дождь не прекращался с самого утра и шел, пусть и не сильный, до сих пор, давно промочив тонкую футболку и шорты. Но вот из-за поворота показался знакомый дом, приветливо уже освещенный несколькими горящими окнами. Набрав код на воротах по памяти, Фиат шагнул внутрь.***
Очнулся он уже в теплой кровати, укутанный до самого носа одеялом, на горячей голове лежал холодный компресс, а ребра больше так не беспокоили. Госпожа Нонгфа сидела на краю кровати с полотенцем в руках, и дремала, прямо так — сидя. Повернув чуть в сторону голову, Фиат увидел на тумбе часы показывающие третий час ночи. Не удивительно, что женщина уснула. Но почему рядом с ним? Неужели… Дверь тихо открылась, в комнату, где горела всего одна прикроватная лампа, вошла тёмная высокая фигура. Фиат прищурился, силясь разглядеть, но видимо жар не прошел ещё, или в комнате собрался слишком густой сумрак. Он попытался приподняться, чтоб наконец разглядеть вошедшего. Но руки дрожали, тело покрылось гусиной кожей, где одеяло случайно обнажило его чуть больше. Фиат попробовал снова подняться, но крепкие руки удержали его, прижимая обратно к кровати. Моргнув пару раз, сквозь дрожащие ресницы, Фиат таки смог разглядеть обеспокоенное и чуть бледное от неяркого света, лицо Лео. Лео. Такой желанный, сильный, справедливый. Он всегда защищал его, всегда вытаскивал из заварушек, в которые Фиат попадал в силу неугомонного характера. Лео всегда всегда протягивал руку помощи. Сейчас его рука мягко убирала уже сухую ткань со лба. Тыльная сторона ладони мягко легла вместо тряпки — пытаясь проверить температуру. Брови парня недовольно нахмурились, губы поджались невольно. И Фиат готов был уже испугаться. Иррациональный страх накрывал с головой, взвинчивая нервы. Ему казалось, что он неправильный. Неправильно болеть, неправильно лежать в чужой кровати, ведь эти люди ему чужие. Он им чужой. Как он может рассчитывать на их любовь, их сочувствие? Он не может! Он не достоин! Воздух застрял в горле вместе с подступившими слезами. Фиат не понимал, что Лео пытался его обнять, не понимал, что тетушка Нонгфа тоже проснулась от их движений. Перед глазами густой туман, хотя на само деле это слёзы, что несдержанно катились с покрасневших глаз. Руки отбивались от чужих прикосновений. Губы бессвязно шептали. Шептали-кричали, останавливали. Страшно. Он недостоин их… Теплые руки всё же обняли с двух сторон, сламливая сопротивление. Нонгфа с одной Лео с другой. До сознания слабо доходил ласковый шепот, и нежность женских рук в его волосах, что гладили, успокаивали внезапную истерику. — Всё хорошо. Ты в безопасности. Спи, — шептал Лео, водя ладонями круги по напряженной спине. И его слова словно неоспоримый приказ: сказано — сделано. Глаза снова закрылись. На лице чувствовалась неприятная прохлада от слёз, но чтобы их вытереть нужно высвободить руки из плена объятий, а сил и желания на это нет. Выдохнув громко, Фиат снова провалился в темноту.***
Следующие несколько дней размываются перед глазами серыми красками. Он открывает глаза, ест безвкусную еду, потому что надо. Пьет горькие лекарства и снова спит. День на третий в сонное сознание пробились какие-то громкие звуки. Дверь его комнаты резко открылась, открывая взору красного от ярости отца. Мужчина молча стоял в дверях, тяжело дыша, будто бежал по лестнице к его комнате. Тело непроизвольно напряглось, руки потянулись к голове, чтобы защититься. Фиат не мог оторвать взгляд от мужчины, и не мог дышать. Внезапно, образ отца что-то, точнее кто-то заслонил. Широкая спина Лео, его ровная осанка, словно он ничего не боится, не боится это мужчину, его гнева, его кулаков. Потому что здесь Фиат, и это единственное, что он боится потерять. — Дальше я вас не пущу, — услышал Фиат ровный голос. — Да чтоб тебя, щенок! Я собираюсь забрать этого недоумка домой! Или тебе понравилось его кормить? — Голос отца явно срывался от гнева, но с Лео он руки распускать не решался. — Вы не заберете его, минимум до тех пор, пока ему не станет лучше. А еще вы должны поговорить с моими родителями. Лично, — тут же добавил Лео, видя как мужчина потянулся к телефону. — Мама настояла на этом. Сейчас они с папой уехали в Сингапур, как только они вернуться — мы с вами свяжемся. — Лео не двигался со своего места, всё также преграждая любые пути к Фиату. Широкая ладонь легла на косяк двери, намекая на завершение разговора. Как бы ни было, взрослый злой мужчина не стал нарываться на драку с шестнадцатилетним натренированным подростком. Зло громко выдохнув, он стукнул кулаком по стене рядом с дверью, и покинул дом, где остались только двое. Когда Лео убедился, что он ушел, парень повернулся к комнате лицом и удивленно вскинул брови. Фиат стоял около кровати, держа в руках прикроватную лампу на манер биты. Глаза его безумно блестели от ломанного света, что теперь падал на него снизу. Губы дрожали или от сдерживаемых рыданий или от гнева. Однако шагнув в комнату и преодолев еще три шага к Фиату, Лео понял, что тот плачет, и, видимо, совершенно не понимал, что делает. — Фиат? — Тихо позвал Лео, приближаясь еще на полшага вперед, словно боялся спугнуть. Хотя и правда боялся. — Отдай мне лампу, хорошо? Это всего лишь я, Лео. Ты же видишь меня, правда? — Безумные глаза напротив не сильно воодушевляли. Но вот, дрожащие руки протянули лампу. Лео успел взять светильник и в следующую секунду кинулся ловить самого Фиата, чьи колени тут же подогнулись. — Тише. Подожди, я поставлю это здесь, чтоб ты не поранился. Хорошо? — Лео всё спрашивал, хотя пока не услышал от Фиата ни одного слова. Лампа встала на место. Ладони Фиата крепко вцепились в ворот футболки Лео, пока он пытался уложить парня. Захват не ослабел ни после просьб, ни после попыток убрать руки. И только когда сдавшись, Лео примостился на кровать рядом, Фиат, наконец, отпустил его, прижимаясь мокрым лицом к футболке на груди. Это был первый раз, когда они уснули в объятиях друг друга, деля одну кровать.***
Чем лучше становилось физическое состояние Фиата, тем тяжелее становилось у него на сердце. Он понимал, что скоро ему нужно будет покинуть этот дом и вернуться к себе. К отцу, что ненавидит и своей новой мачехе, которая также не питала к пасынку никаких родительских чувств. Ощущая тяжесть на сердце, Фиат однажды обнаружил себя на кухне, держащего в руке нож. Вторую руку слегка покалывало. Переведя на нее взгляд, парень увидел красный тонкий след на ладони. Нож был в его крови. Лео, зашедший на кухню за водой, быстро приблизился к Фиату, забирая из расслабившейся ладони нож, кидая его на стол, а порезанную, пусть и не сильно ладонь, подставляя незамедлительно под холодные струи воды. Фиату снова было стыдно. Стыдно за свою слабость, и он не смел поднимать глаз на Лео. Но всё же обнял его, когда его руку обернули кухонным полотенцем. — Пожалуйста…Спаси меня. — Снова хотелось плакать, но, кажется, все слёзы уже закончились. В груди была лишь огромная дыра, которая затягивала всё, что еще оставалось живого внутри. Раньше цветной, теперь черно-белый мир, казалось, вытягивал из него последние силы. Но руки Лео обнимали крепко, нежно гладили по голове, а голос так честно шептал, что всё будет хорошо, и так хотелось в это поверить, снова начать дышать как раньше. — Спаси, пожалуйста. Не оставляй меня здесь одного. — Никогда. — Сухие губы прижались к виску. Лео едва сдерживал собственные слёзы. Четыре счета на вдох, четыре — на выдох. Они переживут это. Вместе.