Время с тобой LeoFiat

      Фиат молчит. С самого детства ему приходилось молчать о своих чувствах. О том, как скучает по маме, как нуждается в любви отца. Как только он заводил разговор о матери, отец начинал скандал, в худшем своём настроении, кроме криков Фиату перепадала не слабая оплеуха или удар в любое другое место. Мужчина буквально выбивал любовь из собственного сына.       Фиат молчал. И о побоях и о нецензурных криках. О множествах женщин, что начали появляться периодически в их доме. Плакал в подушку, и молчал. Когда совсем не выдерживал — сбегал из дома. Но почти всегда приходил по итогу к Лео. Лео был рядом с детства, рядом в самый тяжёлый час, когда скандалы в собственном доме перешли все границы и отец выгнал его. Лео подал руку и приютил. Фиат уже тогда любил его, но молчал.       Прошёл не один год, но Фиат так и не научился говорить. Говорить с малочисленными друзьями о своих проблемах, дома или в личной жизни. Не то, что он им не доверял, хотя может это не совсем так. Друзья Фиата любили дразнить, хотя и делали это по большей части, чтоб как-то расшевелить парня. Фиат это понимал, возможно, однако и это одна из причин, почему он многие из серьезных проблем оставлял при себе, но никак не делится ими.       Он мог бы сказать Лео, но с недавних пор они встречаются, а если проблемы касались именно Лео? Что делать тогда? С кем делиться? И снова Фиат молчит. Молча съедает себя волнением, пустыми размышлениями, от которых темные круги под глазами стали заметно виднее.       А ведь Фиат так о многом молчит. О том, что до сих пор скучает по маме, хотя уже лет семь не получал от нее даже письма, но всё ещё так сильно хочет обнять её. Молчит о том, что, наверное, хотел бы поговорить нормально, без крика, с отцом, выяснить все недомолвки и, может, вернуть его хорошее расположение к себе. Он молчит и о проблемах с Лео, что так сильно и долго любил его. Так сильно и, казалось, безответно, что делал себе и людям вокруг себя больно, в надежде как-то повлиять на Лео. Как теперь он понимает, это было неверное решение, и что Лео и так всегда смотрел на него. Но как теперь быть? Ему, Фиату, неловко и больно от того, как много пришлось вынести Лео из-за него. Ему стыдно, что он вёл себя как ребенок. Только однажды Фиат смог разоткровенничаться с незнакомцем в баре, когда Тайп, очередная замена Лео, отшил его и кто-то, кажется, его звали Сэр, начал клеится к нему в баре. Только тогда, уже не совсем трезвый Фиат говорил. Говорил, что ни на что не годен, что его возьмут только за красивое лицо и то на одну ночь. Он говорил и его сердце разрывалось, потому, что тогда даже Лео отвернулся от него и казалось, что всё потеряло всякий смысл.       И вот, казалось бы, Лео его парень. Вау. О чём ещё можно было мечтать? Красивый, ласковый, заботливый Лео целиком и полностью принадлежит Фиату. Но Фиат снова молчит. Его молчание — боль, не только плохая. Он так любит, что, кажется, однажды его разорвет от этого. Сердце не перестает биться слишком громко, ноги подкашиваются каждый раз, когда Лео слишком близко. Дыхание перехватывает от их поцелуев. Он не может обличить чувства в слова, настолько мизерно будет звучать «ты мне действительно нравишься», и так сильно на сердце ощущаться Я тебя люблю. Он просто не умеет по другому, его не научили. Он умеет молчать о чем угодно, болтая при этом на совершенно отвлеченные и не важные темы.       К счастью, теперь у Фиата есть Лео и это не только причина для счастливой смерти. — Пожалуйста, поговори со мной. Скажи, что тебя беспокоит? Я же вижу.       И он действительно видит. Словно насквозь сканирует его всего. От этого неловко и тепло на сердце одновременно.       Это происходит не сразу. Даже с любящим человеком, Фиат слишком хорошо научился молчать, и теперь не так просто было научиться говорить. Но он старался. Они вместе старались. Взявшись за руки, смотря в глаза, они говорили ночи напролет. Лео вытирал набежавшие слёзы, сначала Фиата, потом свои. Они говорили долго. Фиат смеялся, плакал и кричал. Пытался снова научиться говорить, снова кому-то доверять. Утопая в своём отчаянии и в теплой любви Лео. И, наконец, согласился на курс психотерапии.       Теперь Фиат учится говорить. Когда ему неудобно или когда он с кем-то не хочет общаться. Или наоборот, когда очень хочется внимания Лео. — Лео, ты можешь меня обнять? Мне это очень нужно сейчас. — Говорить о своих желаниях так открыто всё ещё смущает, но он старается. Старается быть услышанным. И Лео его слышит. Он откладывает книгу, которую читал, и, с лёгкой улыбкой, идёт к своему парню на кровать, чтобы немедленно заключить его в теплые, почти медвежьи объятия. — Могу я спросить, почему ты раньше не говорил, что так нуждаешься во мне? — Большая рука мягко игралась с темными волосами, убирая их с любимого лица. — Ммм, я думал, что недостоин твоего внимания, — чуть подумав, честно отвечает Фиат. Это неприятно сознавать, но то, что он сказал — его настоящие мысли, и, наконец, он может об этом сказать.       Лео замирает на мгновение, пораженный таким откровением. Он всегда думал, что именно он, тот, кто недостоин, но никак не Фиат. Объятия на минуту становятся такими сильными, что даже крепкий жилистый Фиат стонет от их силы. — Ой! Лео, ты задушишь меня! — Он легко бьёт Лео по руке, но на самом деле ему всё ещё приятно. Лео же понимает теперь намного больше, и то, сколько времени они упустили и то, как глуп он был и так мало времени уделял Фиату. Но теперь они исправят это. — Это не так, и никогда не было так. Ты больше всех других достоин моего внимания. И я всегда готов оказать его. Я каждую минуту думаю о тебе, думаю как приятно было бы поцеловать тебя и забываю порой, что могу это сделать. Потому что ты теперь мой парень, и я могу целовать тебя когда угодно. — И я могу теперь рассчитывать на свои привелегии в качестве твоего парня? И ты больше не зажмешь мои поцелуи? — Дразнящая улыбка Фиата была лучшей наградой этого разговора. Лео усмехнулся, чуть наклоняясь и мягко целуя Фиата сначала в лоб, щеки, медленно и нежно доходя до губ. — Ты не пропустишь ни один. Я позабочусь об этом.       Фиат, наконец, выдохнул, растягивая губы в безумной счастливой улыбке. Теперь он мог дышать.