Без царя в голове

Было решено, что с графом поговорит Лиза, в то время как я пойду собирать вещи. От меня пользы в коммуникациях было мало, а потому лучше я отсижусь в комнате, нежели опять пойду оправдываться, вешать лапшу на уши и любезничать. Первой мыслью, когда я пришла в комнату было "Ну вот, я же только переехала в эту шикарную спальню". Настроение на миг испортилось, но я постаралась утешить себя тем, что в Михайловском тоже не плохие комнаты, пусть и не такие шикарные, как в столице. Как бы я себя не успокаивала, мне всё равно нужно было поваляться на моей гигантской кровати хоть чуточку. Поэтому я с ногами запрыгнула на постель сладко потянувшись. Кто знает, какие приключения ждут меня впереди? Может случиться так, что я не вернусь в эту комнату? Не в плохом смысле, конечно, а, например, просто перенесусь обратно домой. Мы же до сих пор не поняли, как это работает. Так я и пролежала пару минут в своих раздумьях и чуть не уснула. Мои размышления были прерваны приходом Лизы и тем, как она уселелась рядом со мной: — Собирайся, — стукнула она меня ладонью по филейным частям, — Почти уже час валяешься. — Как час? — удивлённо вскочила я, пытаясь выбраться из подушек, в которые сама же и зарылась. Подруга рассмеялась, увидев меня всю растрёпанную и заспанную, а я, как только поняла причину её веселья, тут же стала оправляться: — Так вот. Пришлось многое ему наговорить и наобещать, вот и зацепились языками, — поясняла Лиза: — Гм, — протянула я в тяжёлой задумчивости, которая бывает обычно после обеденного сна, — Понятно... Ты только меня хоть в эти планы посвяти, а то проколимся, — Лиза кивнула, спрыгивая с кровати: — Собирайся быстрее. Я сейчас тоже пойду, — и подруга вышла из комнаты, оставив меня один на один со своими мыслями. Я взглянула в окно, чтобы увидеть вечереющий Питер. Почему то, смотря на такую картину не хотелось никуда ехать. Было только одно желание – завалиться спать и не вставать до следующего дня. Но я, как бывало часто перед походами к репетиторам после трудного учебного дня, пересилила себя и поднялась, чтобы пойти собираться к поездке. Уже через меньше чем час граф и прислуга отправились провожать нас: — Вы точно всё взяли? Может в дорогу ещё еды сложить? — всё копошился хозяин дома, не решаясь нас отпускать. Было видно, как Ростовский погрустнел, когда узнал, что мы уезжаем, но задерживать не смел. Видимо, ему было совсем одиноко: — Спасибо, Пётр Михайлович, мы всё взяли, ничего не забыли. Нам уже ехать надо, правда! Нас заждались, — пыталась успокоить его Лиза в то время, как я следила за работой прислуги, и за тем, как они складывают наши вещи. На улице уже стояло два экипажа, в одном из которых должны были ехать мы с Лизой, Гоголь и Пушкин. Пущин не поехал, сославшись на множество дел в столице (но я подозреваю, что эти дела связаны с деятельностью тайных обществ). Писатели поджидали нас полностью готовыми. Я спустилась с крыльца, направляясь к ним: — Может всё-таки есть другой план? — спросила я у Пушкина, который разбирал свою мелкую почту: — М, что? — сначала не расслышал он, занимаясь делом, — Э, нет! Мы уже всё решили. В чём дело? — взглянул он на меня своими выразительными карими глазами: — Да в общем то... — я хотела что-нибудь сказать, но подумала, что все слова и оправдания сейчас будут звучать глупо, а потому промолчала. Пушкин хмыкнул, снова приступая к своему делу, а Гоголь улыбнулся, будто понимая мои внутренние переживания. Я взглянула на Лизу и графа, которые всё не могли распрощаться. Стало смешно наблюдать за тем, как подруга пыталась отвязаться от старика: — Катя, Катенька! — крикнул Пётр Михайлович, призывая меня, попрощаться с ним. Я незамедлительно направилась к ним: — До свидания и до скорой встречи, дорогие. До свидания! — всё кричал он нам в путь, после того, как мы сто раз пообнимались и распрощались: — Сколько дорога займёт, никто не знает? — тут же осведомилась Лиза, как только уселась в карету: — Чуть меньше двух дней. Это с одной остановкой, — начал объяснять Пушкин, — А если со второй, там может и все три уйдёт. Но, думаю, доскочим, — приободрил он в конце. Экипаж тронулся, а за окнами замелькали пусть и незнакомые, но уже родные пейзажи. Я с грустью и надеждой пыталась запомнить Питер такой, какой он есть в своей красе. Гоголь приметил мой взгляд: — Что, уже скучаешь? — с уютом в голосе спросил он. Я закивала с горящими глазами: — Странно, но меньше чем за неделю я сильно привязалась к Питеру, — я поймала Лизин взгляд, и увидела, как у неё расходиться улыбка до ушей. Мы друг друга поняли без слов, пытаясь скрыть наш смех: — Это хорошо, — влился в разговор Пушкин, — Петербург не всех принимает, — после этого наступило не долгое, но приятное молчание, которое я решила тактично нарушить: — Мы через Москву поедем? — А хочешь? — усмехаясь спросил Пушкин, — Да нет, не вижу смысла туда заезжать. Только задержимся в дороге, — я согласно кивнула. Вновь устаканилась тишина. Все погрузились в свои мысли или дела, которые можно было совершить в условиях поездки. Я, например, просто разглядывала виды в окно, поражаясь тому, что Россия не очень-то изменилась с начала девятнадцатого века. Везде все те же грустные и долгие пейзажи: бедные деревни, леса, заливные луга, иногда мелькали реки. Как я поняла, мы старались объезжать крупные и не очень города, чтобы побыстрее доехать до места назначения. Когда начало темнеть у нас четверых завязался разговор. Пушкин как обычно рассказывал анекдоты, какие-нибудь интересные исторические подробности и всякие нелепости, которые заставляли нас то поражаться, то смеяться до слёз. Кажется, что Пушкин и Лиза сошлись характерами. Было удивительно, что Александр Сергеевич так легко отнёсся к нам. Обычно он был замкнут от обществ и проявлял себя лишь в кругу близких людей, но почему-то для нас он решил сделать исключение. Да, он был тот ещё кутёжник, безумец и вообще весельчак, но тем не менее пытался казаться более серьёзным на публике, а не таким обычным, каким был с нами. Об этом я решила поговорить с ним как-нибудь по приезду в Михайловское. Когда разговор зашёл о литературе, Лиза пикировала с места обсуждения, предоставляя все борозды правления нам. Пусть она и не разбиралась в темах, о которых мы вели речь, но всё равно активно наблюдала и была готова встрять в разговор в любой момент. За такой компанией мы даже не заметили, как приехали к первой остановке. Извозчики остановили нас в каком-то маленьком городе, по типу нашего с Лизой родного. Остановились мы прямо рядом с миниатюрной, но гостеприимной гостиной. Заселились быстро, однако решили остаться до наступления ночи в парадной комнате и посидеть в трактире. Пока мои сопровождающие располагались на месте и делали заказы, я изъявила желание написать письмо и пошла искать хозяина или администратора, чтобы попросить бумаги и чернил. Но Гоголь остановил меня, любезно предоставив мне свои принадлежности для письма. Я отошла в пустующий угол помещения и быстро накидала сообщение: "Любезный Пётр Михайлович, Вы прекрасно знаете, что я не умею писать писем, но для консперации мне стоило бы "пустить воды" (это наше современное выражение). Мы сейчас остановились в милой гостинице-трактире, станции (не знаю, как правильно выразиться). Надеюсь, что первая ночь пройдёт гладко и мы спокойно на утро продолжим движение. А теперь к делу... Напишите или передайте, пожалуйста, Кондратию Фёдоровичу Рылееву, что я уехала в Михайловское, только прошу не уточняйте с кем! Оказывается, у них с Пушкиным какая-то холодная война по не понятным причинам, но сейчас не об этом. Скажите Рылееву, чтобы обязательно писал мне, а особенно про дело (он сам знает про что, просто скажите). Буду покорнейше благодарна вам! И обязательно сами пишите мне! Я существую только ради весточки от вас и вся тлею только от одного вашего слова, поэтому не скупитесь на бумагу, пишите! (Похоже ;-)?) Ваша на век преданная племянница!" Поставив точку в этом коротком письме, я немного поколебалась перед отправкой. Получилось очень даже ничего, что отражалось в моей довольной улыбке, но всё же меня грызло некоторое сомнение на счёт правильно поставленной просьбы. Вдруг он не поймёт? Однако делать было нечего – либо так, либо никак вовсе. Поэтому, я уговорила себя пойти к посыльному и, сказав адрес, вручила ему в руки моё творение. Теперь оставалось только ждать. После выполненной миссии я направилась к нашему столику, но я не смогла его найти с первого раза. А всё потому, что Пушкина с Гоголем уже успели облепить все зеваки и "ценители" русской литературы. Я бы даже не смогла протиснуться через ту толпу, которая образовалась вокруг них, если бы не сам Александр Сергеевич: — А вот и моя вторая компаньонка! — притянув меня за руку поближе, чтобы меня не раздавили, воскликнул поэт. Меня тут же окружили завистливые и пожирающие взгляды дам, присутствующих в данном заведении. Я с замешательством окинула взглядом происходящее, не зная как правильно себя вести. На глаза мне попала Лиза, которая тоже зажалась и испуганно озиралась по сторонам, не зная как ей быть.