…
Дважды Героя войны встретили со всеми почестями. Начальник лагеря Вальтер, довольно скользкий на вид офицер СС, вызывал у него только отвращение. Лишь нормы приличия и, в некоторой степени, страх трибунала останавливал штандартенфюрера от более грубых слов или действий, чем он позволил себе на первой встрече. После нежелательного фотографирования, Ягер незамедлительно приступил к поиску подходящих русских танкистов. — Дело в том, что офицеры часто скрывают свои звания, и даже имена, чтобы выжить. — сообщил офицер, ведающий всей базой лагеря, протягивая карточки танкистов. — Отлично. Скрывается, значит хочет жить. Мне нужен тот, кто хочет жить. — Клаус начал перебирать карты своих врагов. Информация, указанная на них была скудной. Русские умели держаться, не раскрывая свои данные. Но одна из фотографий буквально ввела штандартенфюрера в ступор, едва он скользнул по ней беглым взглядом. До боли знакомое лицо… На него смотрели те самые глаза, которые он не мог до сих пор забыть. Тот самый танкист, который разделил его жизнь на До и После. Тот самый «иван», заставивший пересмотреть отношение к врагу. Тот самый русский, которого ждала Она. Ошибки не было? Это он? — Кто это… — он повернулся к офицеру. Но тот лишь весело рассмеялся. — Ох, это обратный случай, герр штандартенфюрер. Неизвестно ни имени, ни звания. Этот «иван» не хочет жить. Бежал из лагеря. Доставлен к нам для ликвидации. Тилике заметил дрожь в руке Ягера и какой-то странный взгляд в его глазах, в которых разгорелся нешуточный огонь. — Все в порядке? — Мы нашли того, кто нам нужен!…
— Я пойду один. С переводчиком. — Клаус обернулся на офицера СС. Он не ожидал, что «расходным материалом» любезно предоставленным ими, окажется девушка. Это несколько усложняло задачу, учитывая роль, уготованную ей Клаусом. Тем не менее, это не умаляло уверенности в том, что план сработает без единой капли крови. Так, даже эффективнее. Когда затворы карцера открылись, в нос ударил запах закоптившейся крови и нечистот. И вместе с тем, неприятное гнетущее чувство жалости к русскому. Этот комок грязного отрепья, лежащий в холодной, пропитанной страданием, камере, никак не мог быть тем воином с дерзкими глазами. Исхудавший, обросший… Но карточка точно его. Он вновь взглянул на фотографию. — Давно не виделись, солдат. — почти прошептал Ягер, заслонив танкисту солнечный свет, ниспадающий с небольшого оконного проема. Русский лишь вскинул на него взгляд, полный боли и безразличия. Коля уже не отличал всех, кто к нему входит. Их цель всегда была одна. — Помнишь 27 ноября 1941-го года. Село Нефедово… — услышав перевод, от уже знакомой ему девушки, пленник едва заметно встрепенулся. В затуманенном бесконечными пытками и нечеловеческими мучениями, сознании появились смутные воспоминания о первом в жизни бое, так несправедливо решившего его дальнейшую судьбу. Измученное тело пропустило разряд. Захотелось взглянуть фрицу в глаза, но адская боль во всем теле позволила лишь судорожно пошевелиться. Ягер заметил. Без сомнения, это был он. Немец кивнул переводчице, которая без промедления подбежала к несчастному. Но едва парень ощутил ее руки на израненной спине, вырвался стон. Девушка испуганно отшатнулась. На лице немца заходили желваки. Танкист был жалок. Именно жалок. В какой-то степени, было как-то даже несправедливо… Коля присел, сопровождая каждое движение мучительным пыхтением и с трудом смог разглядеть своего противника. — Так это твою роту я разбил? — насмешливо прохрипел он. Клаус ухмыльнулся. — Это я в тебя стрелял. — ответил Ягер, подхватив настроение «коллеги». Тут Коля разглядел шрам на лице немца от разорвавшегося снаряда, щедро одаренного им самим. — Хорошо выглядишь, — удовлетворенно улыбнулся пленник. В глазах заблестели остатки жизни. Ягер усмехнулся. Странное ощущение. Хотелось, чтобы он сдох в этих стенах без возможности когда-либо вернуться на свою родину, которой без сомнения принесет слишком много пользы, и в то же время, появилось желание выпустить его на волю, чтобы взять реванш. Успокоить свою душу. Но второй вариант отпадал. Во всяком случае, пока. Клаус взглянул на личное дело танкиста и прочел последнюю строчку. — Неисправим. Не пригоден к использованию. — он подошел к русскому и протянул бумаги. — Подлежит уничтожению. Последние слова, переводчица почему-то перевела дрожащим голосом. Ягер взглянул на нее и заметил застывшие слезы. Интересно… Коля же, напротив, нисколько не удивился, а лишь вопросительно взглянул на офицера. Было абсолютно непонятно, зачем он пожаловал к нему. Привести цель в исполнение? Закончить то, что не смог сделать в 1941-м? Даже при поддержке целой роты… Но услышал совсем не то, что ожидал. — Я дам тебе еще шанс… — начал штандартенфюрер и заметил на себе немного удивленный взгляд русского. — Ты подберешь и подготовишь экипаж русских танкистов. На полигоне ты покажешь все, что умеешь моим курсантам. Пока немец говорил, Колю пробирала дрожь, но далеко не от страха, а от привычной боли во всем теле и пронизывающего до костей холода. А еще… от нарастающего гнева. Этот ублюдок издевался? — У тебя не будет снарядов, — продолжал немец. — Только твое мастерство. Точно издевается. Или попросту сошел с ума? Не удивительно, если брать во внимание, в каком месте у него остались шрамы. — Если погибнешь, то по крайней мере, умрешь как солдат — на поле боя. — Ягер не отрывал от танкиста глаз. — Если выживешь, будешь подбирать мне новый экипаж… — Я уже погубил один… — еле слышно перебил его русский. — Свой первый экипаж. — Вы сражались достойно. — тихо ответил он. Танкист нагло посмотрел на него с ненавистью и сказал что-то на своем. В конце фразы прозвучало уже привычное «фриц», но переводчица перевела лишь начало его слов. — Мы сражались на своей земле… Казалось, глухая ненависть русского, заполнявшая камеру с самого начала, стала настолько напряженной, что была почти осязаема. — Я жду ответа. — холодно бросил Ягер, не отрывая от него глаз, но встретил лишь усмешку. Танкист произнес незнакомые ему слова с такой свирепостью, что стало понятно, почему переводчица перестала выполнять свои обязанности. Она лишь испуганно опустила глаза и задрожала. Немец сжал губы. Как и предполагалось, потребуется более весомый аргумент. Меньше всего сейчас хотелось показаться трусом, ведь он ожидал увидеть на месте своего «инструмента» — мужчину-переводчика. Но, с другой стороны, возможно именно это поможет плану сработать. Любой мужчина, включая самого Ягера, клюнул бы на такой шантаж, не раздумывая. Немного помолчав, штандартенфюрер нарочито громко зарядил свой вальтер и направил его прямиком на несчастную. Девушка тут же в панике отвернулась к стене. — Считаю до пяти… — уверенно сказал Клаус и услышал взволнованный перевод. — Раз. Девушка с плачем села на пол, продолжая тем не менее переводить. — Два. Так испугана… Русский молчит. — Три. — голос немца ни разу не дрогнул. Девушка лишь громко рыдала, перестав переводить. Ягеру не было видно лица танкиста и появилось сомнение. Неужели придется выстрелить? — Четыре. — рука сильнее сжала пистолет и предательски задрожала, готовясь к выстрелу. — Пять… — «не молчи же!», пронеслось в его мыслях. — Хорош издеваться! Я согласен! — отчаянно прокричал русский. Клаус неслышно выдохнул. Рука медленно опустилась… Штандартенфюрер не спеша подошел к солдату, попутно снимая перчатку. — Правильное решение, солдат. — ласково, почти по-отечески, взял его за подбородок. Русский не в силах сопротивляться, поднял на него свои потускневшие от усталости глаза. Конечно, парень был против таких фамильярных прикосновений и оттого, почему-то захотелось задержать свою руку на нем дольше. — Имя и звание. — прошептал штандартенфюрер, сильнее сжимая небритый подбородок пленного. Странное ощущение удовольствия. Постыдное и слишком низменное, не похожее ни на что, с чем ему приходилось сталкиваться в жизни раньше. Ему нравилось господствовать над ним сейчас? Это доставляло какое-то странное, неправильное удовольствие. — Младший лейтенант Ивушкин… — прошептал русский глядя ему в глаза. Увидев странную улыбку немца он еле, насколько позволяла боль, отстранился. Продолжая удовлетворенно улыбаться, Ягер довольно издевательски погладил его по головке и наконец оставил в покое. — Встать… — услышала сквозь неконтролируемый плач переводчица и грубую хватку на своем плече. Дрожащими ногами она поплелась за ним. Кто этот чертов фриц?!…
— Тилике, что там с танком? — спросил Клаус, приступая к трапезе. — Он уже здесь. — выпрямился адьютант, довольный как всегда вовремя поданной заявкой. — Надеюсь, на ходу? — штандартенфюрер удовлетворенно кивнул. — Мне сообщили, что вроде не совсем. — адьютант пожал плечами. — Что значит «вроде»? Его проверяли? — отложил вилку. — Ягер, дело в том, что танк… — Тилике прикусил губу. — Воняет. Там внутри все еще экипаж… Одна бровь Клауса плавно поднялась наверх. — Да, согласен. — пожал плечами Тилике. — Его проверят. — Отлично. Приведи сюда переводчицу. — Да, Ягер. — он поспешно вышел. Вскоре на пороге появилась напуганная девушка. — Проходи, — Ягер пригласил ее жестом к себе. Девушка прошла в помещение, но не осмелилась подойти близко. Офицер казался более опасным, чем все, кто был в этом лагере. От него исходила странная скрытая угроза. — Как зовут? — холодно спросил он. — Анна Ярцева… — девушка ни разу не осмелилась поднять глаз. — Откуда знаешь немецкий? — он встал со стола. — Я жила у бабушки в Германии… — она отступила, заметив, что немец приближается. — Этот русский… — Ягер подошел к ней вплотную. — Ты с ним знакома? — Нет. — еще сильнее сгорбилась Аня. Ягер вдруг громко усмехнулся, невольно заставив ее вжаться в свои плечи. — Боишься меня? — прошептал он. Девушка испуганно кивнула. Он не знал, реагирует ли она таким образом на всех немцев, или только на него. — Ты будешь переводить для меня, пока я не приведу своего переводчика. Я хочу знать о чем говорит и думает Ивущкин. Ты обязана мне передавать все, что слышишь… — он подошел еще ближе, а Аня продолжила испуганно разглядывать пол. Насколько же они раздавили ее? — И если я пойму, что ты недоговариваешь… Почувствовав холодную мужскую руку на своем затылке, девушка резко вдохнула воздух. Он властно притянул ее к себе. Аня застыла, боясь даже дышать, когда почувствовала его кожу. Он лишь касался ее губ своими, а всё тело напряглось, будто ее насилуют. — Надеюсь, мы поняли друг друга… — прошептал он. — Да. — тихо ответила девушка, не смея дернуться. — Умница… — он ослабил хватку, чувствуя ее дрожь и слегка улыбнулся уголком рта. В лагере чаще всего использовались физические наказания, оставляя без внимания такой эффективный способ как — психологическая пытка. Девушка была так напугана, что Ягер решил, наступить на самые явные страхи. — Анна, когда я говорю с тобой, смотри мне в глаза. — он продолжил сверлить ее взглядом. — Теперь ты полностью в моем распоряжении, как и твой друг… — Он не мой… — Не важно. — махнул бокалом немец. — Я пока не доверяю тебе и ему. Да и вряд ли когда доверюсь. Ягер как-то странно улыбнулся. — Вы можете довериться мне. — девушка невольно подняла дрожащие руки. — Анна, от тебя мне нужна лишь информация. — перебил он ее, возвращаясь к обеденному столу. — Можешь идти. Тилике распорядиться, чтобы тебя перевели в блок прислуги. Девушка облегченно выдохнула и медленно вышла. Что это было?! Испугать беспомощную девушку и чувствовать себя при этом удовлетворенным? Клаус отмахнулся от навязчивого, ранее незнакомого ему чувства и осушил бокал, пытаясь подавить его в себе. Это место влияет на него странно……
— Герр штандартенфюрер, ему нужна еще хотя бы неделя… — пролепетал местный доктор, шокированный визитом столь высокого чина к столь жалкому пленному славянской национальности. Ягер молча подошел к спящему танкисту, его спина была жестоко исполосована плетью. Как ему вообще удалось сидеть сегодня и предаваться хоть какой-то внятной беседе? Он вообще человек?! — Герр штандартенфюрер, все в порядке? — вмешался в его мысли врач. — Да… — задумчиво ответил Ягер. — Давайте две. — Простите? — Две недели. Не одну. — Клаус с отвращением отвернулся и направился на выход. — И да. — Да? — Если что нужно… Ну… из медикаментов. — он указал на русского. — Обращайтесь к Тилике. Мне нужно, чтобы этот человек мог двигаться достаточно свободно. — Хорошо. Спасибо, — удивленно проводил его доктор.…
Домой приехал глубоко за полночь и был уверен, что Света уже спит, о чем свидетельствовали темные окна. Но подойдя к двери, услышал игру на пианино. От неожиданности застыл на месте. Играть посреди ночи в полной темноте? Он прислушивался к медленному ритму музыки, не решаясь войти, но вскоре звуки стихли. Клаус вошел. Когда глаза привыкли к темноте, увидел Свету, полулежащую на закрытой крышке пианино. Волосы, вероятно, только помытые, разбросаны на голых плечах. Остальная часть тела была прикрыта лишь большим полотенцем. Света подняла на него пустые глаза и медленно выпрямилась. — Я думала, ты не вернешься сегодня… — прошептала она. — Я вообще не собирался сегодня возвращаться, но… — он взял табуретку и присел непосредственно перед ней. — Есть разговор. Девушка без особого энтузиазма проследила за ним и молча развернулась босыми ногами на круглом стуле. С волос все еще капала вода, а на полу оставались мокрые следы. — О чем? — тихо сказала она лениво. Вместе того, чтобы сообщить новость, которая возможно поставит жирную точку на их отношениях, Ягер вдруг осознал, что молча разглядывает ее. Она была невероятно соблазнительна и расслаблена сейчас. Хотелось ощутить тепло. Долгожданное и желанное. Света как-то странно ухмыльнулась и потянулась к его фуражке. — Терпеть не могу твою форму… — она попыталась сорвать ее, но он автоматически увернулся. Клаус удивленно нахмурился. Девушка хихикнула. — Ты пьяна? — разочарованно выдохнул мужчина. Света мрачно рассмеялась и резко замолкла, продолжая на него смотреть. Казалось, его недовольство доставляло ей удовольствие. Она медленно развела ноги, открывая ему вид на самую сокровенную часть тела. — Ты же за этим приехал? — улыбнулась она. Теперь отчетливо чувствовался запах коньяка. Проследив за его послушным взглядом, опустившимся туда вниз, решила, что вероятно слишком темно и ему мало что видно, Света томно раскрыла рот и потянулась к своему полотенцу. Клаус вскочил с места. — Хватит! — прошипел он грубо схватив ее запястья, поднял со стула, но девушка успела вытащить конец полотенца, так что оно оказалось на полу. Света продолжала насмешливо вглядываться в его глаза. — Ну же, взгляни на меня, дорогой! — усмехнулась она. — Какая я теперь красивая! Она попыталась дернуться, но Клаус не дал. — Что? — нахально улыбалась русская. — Боишься, что уже не захочешь меня? — Чего я там не видел? — сдержанно ответил Клаус. — Ты с ума сошла! — Да. Я не в себе! Я теперь всегда не в себе, милый. — в серых глазах подступили слезы. — И ты не всё видел… — Прекрати. — раздраженно прошептал немец. Света внимательно уставилась в его глаза, отчаянно ища в них похоть и желание. — Ты ждешь благодарности?! Я готова тебя поблагодарить за свое освобождение… — громче сказала девушка и слезы скатились по щекам. — Я не жду… — Ждешь! — попыталась она вырваться с новой силой и продолжила уже срывающимся на крик голосом. — Зачем тогда я тебе?! Сумасшедшая, избитая, использованная! Как ты думаешь, сколько мужчин меня поимели? А, любимый?! — Сколько же ты выпила?! — раздраженно спросил Клаус, наконец отпуская ее руки. — Слишком много, чтобы спать одной, милый. — неожиданно тихо промурлыкала девушка, наблюдая как Клаус поднимает полотенце. Безобразные шрамы на ее груди и внизу живота, все-таки зацепили его глаза. Он застыл на месте. — Нравится? — горько усмехнулась девушка. Но в этот момент мужчина чувствовал только ужас. Длинные, глубокие следы, оставленные не то ножом, не то плетью. И многочисленные характерные темные кружочки от сигаретных ожогов. Рука машинально потянулась к самому крупному из них. Едва он дотронулся, Света вздрогнула. Опомнившись, он взглянул в полные слез глаза. К горлу подступил ком. — Я теперь вызываю только отвращение? — прошептала она, глядя в его сумасшедшие глаза. Чувствуя наконец смущение, она схватила полотенце и прикрыла себя. — Я… — только смог сказать Клаус. Света закрыла глаза руками и расплакалась. Точно так, как делала это раньше, отчего невыносимо больно сжалось сердце. Ягер обнял ее. — Я ужасна! — вскрикнула она. — Глупая, — он прижал ее голову ближе. — Ты всегда красива. — Пожалуйста, не надо сейчас врать… Я не хотела, чтобы ты тогда оставил меня! Одну… Зачем ты уехал?! — беспомощно ударила его кулаком. Клаус поднял ее на руки и понес в комнату. Света продолжала беззвучно плакать и когда оказалась в своей постели, обняла его за шею и с силой притянула к себе. — Тебе надо поспать, — прошептал он пытаясь убрать ее руки, когда Света судорожно коснулась его губ. От неожиданности Клаус немного отстранил ее от себя, внимательно вглядываясь в потемневшие, от давно забытой страсти, глаза. Он непривычно долго смотрел на нее, ласково стирая большим пальцем влажную дорожку с ее лица. Света прекратила плакать. Палец скользнул по щеке, нежно опустившись к губам и остановился на соблазнительной ямочке в середине нижней губы, медленно раскрывая их. Света опустила глаза к его губам. Таким близким… Его запах, его глаза, эти шрамы. Вспомнилась его страсть, его обжигающие поцелуи. — Больше не оставляй меня одну… — прошептала она, наблюдая как неторопливо он склоняется ниже. Клаус прикоснулся губами ее раскрытых губ. Света вздрогнула всем телом, чувствуя как электрический разряд проходит вдоль всего тела, оставляя за собой приятную дрожь. Она волной прошла от макушки до кончиков пальцев, растекаясь приятным теплом. Он нежно развел ее губы языком, проникая внутрь и углубляя поцелуй с привкусом дорогого коньяка. Клаус коснулся влажной шеи и ощутил её дрожь, медленно опуская руку ниже. Света забылась. Грубая кожа его руки нежно коснулась груди. Девушка вздрогнула и глухо застонала. Приятное тепло сконцентрировалось внизу живота, зарождая желание чувствовать его близость. Податливое тело выгнулось, когда он опустил руку ниже. Но сжав ее бедро, почувствовал бугристую от шрамов кожу и резко отстранился. — Нет… — прошептала она, продолжая держать его за плечи. Он попытался выпрямиться. Света порывисто поднялась за ним и повисла на шее, стоя на коленях. — Не уходи… — отчаянно прошептала она, чувствуя холодные металлические элементы его формы на своей коже. Сейчас, после бутылки расслабляющего, они почему-то не обжигали невыносимой болью. — Ты пьяна. — он попытался убрать ее руки. — Я не могу… — Я противна тебе? — спросила она, ожидая отвращение на его лице. — Нет… — он опустил ее на кровать и осторожно накрыл одеялом. — Милая, ты никогда не будешь мне противна. Спи. — Ты хотел мне что-то сказать… — она судорожно схватила его руку. — Не сейчас. Поговорим утром. — ответил Ягер, поправляя растрепанные волосы. — Спокойной ночи. Тихо всхлипнув, Света отпустила его.