Палачи Ленинграда

А потом стало все по-другому. Ланган молча разглядывал мертвое тело своей бывшей жены, косился на оперативников и барабанил пальцами по столу. Смерть была ненасильственная. Сгорела в алкогольном дурмане, потеряла равновесие и упала, ударилась головой об угол. О том, что ее мог избить сожитель — думать не хотелось. О том, что он мог когда-то помочь ей — тоже не хотелось думать. С той знаменательной встречи в «Клейкости» прошло два месяца. Два долгих, тоскливых месяца: выезды на рядовые ограбления, замерзшие трупы около Обводного, попорченные крысами продукты, изъятые из собственных складов директора «Красного Выборжца». Брала его спецгруппа МГБ, и Ланган в этом участия не принимал. Потом он, так и не заехав на службу, стоял у покосившегося парапета канала и мерз. Ильиченко медленным шагом шла с конца набережной. Поравнявшись с ним, она протянула ему пакет. Досье. Новенький ТТ. Две заполненные обоймы. — Не подведите меня, майор, — на губах теплая улыбка. Он ничего не ответил, разрывая еще теплую газетную обертку. С фотографии глянуло холеное лицо с усами щеткой, напомаженные волосы. Похож на одного из тех хлыщей с Лиговки, что ошивались раньше около пивных и девиц легкого поведения. Фамилия, имя и отчество неизвестны и аккуратно вытравлены хлоркой с пожелтевшей бумаги. Да и зачем они ему? Не детей с ним крестить и за ручку здороваться. Адрес проживания. Место работы — военный комиссариат Дзержинского района. Ланган перелистнул страницы, захлопнул папку и протянул ее обратно в руки Ильиченко. Новый пистолет удобно лег в руку, и Андрей Януарьевич ударом ладони вбил обойму в рукоять. — Вы точно все запомнили? — Здесь запоминать нечего. Когда? — Через неделю он будет на заседании в горкоме, потом поедет к себе домой. Нужно успеть до первого марта, до двенадцати часов. — Ваш… подопечный, — Ланган не сразу подобрал нужное слово, — будет мертв уже тридцать первого марта. Для начала он съездил в полуразрушенный Гостиный Двор, прикупил на развале разношенную кепку и старую потертую кожаную тужурку. В комплекте со старыми штанами получилось довольно неприметно, но удобно — рабочих из области сейчас было много. И не всех милиция так или иначе регистрировала. От своего удобного ТТ на этот раз Андрей Януарьевич отказался. Для такого дела шумный пистолет не годится. Из казенника при выстреле вылетает гильза, и часть звука уходит из глушителя. В гулком дворе-колодце это прозвучит как разорвавшаяся авиабомба, на который немедленно отреагируют бойцы комиссариата. Уйти не удастся. Еще день ушел на осмотр позиции. В само здание заходить не стал, обошел по внешнему периметру. Позадирал голову на высокие окна, затянутые светомаскировочными шторами или выбитые после авианалетов. Дом был жилым, и это было плохо. Выстрел, конечно, сквозь толщину стен могут и не услышать, но глазастые соседи могли выглянуть в самый неудобный момент. Каким бы не был бесшумным наган с Брамитом, но хлопок разнесется по всем шести этажам. Какие гарантии, что никто не выглянет в этот момент из-за тех дверей? Андрей Януарьевич походил по подъезду, тронул ладонью решетку с пустым провалом вместо кабины лифта и вздохнул. Тело нужно скрыть еще на пару дней, и эта черная завораживающая пустота в самый раз. Он еще раз поднялся по лестнице, примериваясь. Путь отхода был только наверх. Через разбитое окно выйти на крышу и там перейти по скользкому скату на соседний дом. Рискованно, опасно, но уходить через парадную — еще больший риск: за стеной военный комиссариат. Главное — заманить его в парадную. Это самое сложное. Ночь он не спал, продумывая каждый свой шаг. Мысленно рисуя перед собой подъезд, Андрей Януарьевич просчитывал ходы. А если… Если выглянет кто-то из соседей, то придется стрелять и бегом уходить на шестой этаж. Если объект не придет, то подождать до утра во дворе, а потом доехать до Смольного, подрезать перед высокими коваными воротами и дважды выстрелить — в голову и в сердце. Объект был не один, а с девушкой. Майор вжался в стену, стараясь слиться с ней, а потом вышел им наперерез. — Помогите… Ребенку плохо. Голос хриплый, чужой и дрожит. Но дрожит вправду, от волнения. Да, нервы уже ни к черту. За спиной у объекта появились постовые, и Ланган почувствовал, как неудобно врезался в тело заткнутый за ремень наган с глушителем. Но отступать уже было поздно. Девушка охнула, потянула объекта за рукав: — Карл Геннадьевич, надо помочь! Карл Геннадьевич, значит. Ланган махнул рукой, поманив за собой. Девушка подотстала, и это было хорошо. Фонарей в этом дворе не было, поэтому Андрей Януарьевич не стал дожидаться, когда подойдет ненужный свидетель и, коротко размахнувшись, всадил заточку в печень Карла Геннадьевича. Выдернул и побежал в темноту парадной, спасая себя. Девушка коротко вскрикнула, это Ланган успел услышать, а потом грохнула дверь парадной. Он бежал, чувствуя, как в ногу с каждым шагом упирался глушитель. Майор споткнулся, ударился о стену и рванул револьвер, разворачиваясь навстречу преследователям. — Тихо, — коротко предупредили его. — Оружие на пол. Андрей Януарьевич, наоборот, молча поднял руки, держа наган на весу, и пнул одного постового в пах, а другому выстрелил в голову. Молоденький лейтенант скрючился, силясь поднять голову и посмотреть в глаза своему убийце, но Ланган оборвал его мучения вторым выстрелом. Дальше бежал так, как не бегал в молодости на стадионе. Под ногами загрохотало железо крыши. Он прыгнул на крышу пристройки, но сарайчик выдержал. Кубарем скатившись вниз, майор рухнул, приложившись затылком о стену. Голова заныла, когда он разлепил глаза и, повернувшись, прижался к холодному камню. Холод ненадолго остудил боль. Впереди угадывались очертания сараев. За домами был пустырь, поэтому опасаться было нечего. Что произошло? Откуда здесь появились постовые? Эта часть квартала никогда не патрулируется, да и от проспекта далеко. И, главное, они сразу вошли в парадную. Их предупредили. А кто — это стало сразу понятно. Андрей Януарьевич скрипнул зубами и стал медленно-медленно подниматься, опираясь спиной на стену и хватаясь за нее. Замутило. Сотрясение мозга, не иначе. Спасибо, что постовые оказались человечными и добропорядочными, иначе лежать бы ему с простреленным черепом где-нибудь среди тех мешков на Екатерингофке. Конечно, Ильиченко ни с кем делить власть не будет. И это была для него, дурака небитого, ловушка. А он, как последний мальчишка, попался. Взяла злость. Ланган прокрутил барабан револьвера и тихо матерно выругался. На душе сразу стало легче, и он медленно пошел вперед, все еще ощущая, как его мутит. Голова заныла тупой болью. Еще бы несколько дней отлежаться, тогда все пройдет. Но некогда и не нужно. На Лесной он добрался спустя два часа и удобно устроился на скамейке во дворе. Подождал, когда с балконов разбредутся последние любители домино, и вошел в парадную. На третьем этаже Андрей Януарьевич позвонил в дверь сорок третьей квартиры и стал ждать. Открыл сначала академик Ильиченко и, увидев незнакомого мужчину, попятился. Глушитель скрал звук выстрела, получился совсем негромкий хлопок. Академика майор оттащил в сторону, чтобы не мешался под ногами, и стал ждать в гостиной. Окинул взглядом шкафы с книгами, горько усмехнулся и взвел курок. Людмила Иосифовна вернулась веселая. Окликнула: — Дорогой мой! Но, увидев Лангана, осеклась и вскинула голову. Он дважды выстрелил ей в сердце. Во дворе Андрей Януарьевич дождался, когда подъедет черный ГАЗ-11-73 и спокойным, отточенным движением вскинул револьвер. Мушка замерла аккурат в левой нижней части затылка. Раздался выстрел.

***

Утром Иванцев позвонил ему сам и скучным, обыденным голосом поздравил: — Поздравляю с закрытием дела по Ханше. Начальство поручило тебя наградить особой путевкой. Отправляешься ты, Андрюша, начальником особого отдела в Воркутинское отделение ГУЛАГа. — Значит, вам больше не нужен палач? — Нет. Твое время кончилось.