***
«Есть что-то в отце Лайтвуде», – слышится бормотание за закрытыми дверьми соборов. «Он другой», – говорят священники. Может, сказываются его дни в армии, до того, как он внял голосу господа. Они дали ему представление о страданиях, опыт, недоступный другим служителям. В конце концов, к тридцати годам достичь кардинальского сана невозможно без особых душевных склонностей. «Нет, не другой. Он вдохновляет нас», – говорят прихожане. Сказывается его доброта. Все знают, кто такой кардинал Лайтвуд. Он тратит свое драгоценное время на общину, проводя его вдали от алтаря, чтобы самому убедиться, что все программы, зависящие от церкви, выполняются исправно. В будни он находится в первых рядах среди исполнителей его проекта по снабжению продовольствием, программа, которую он лично помогал организовывать. По выходным он в Доме Харлоу, помогает чинить трубы и текущую крышу, чтобы женщинам было где найти убежище. «Не знаю, что бы мы все без вас делали, отец Лайтвуд», – не перестает повторять Лейлани. Она никогда не отпускает его без чашечки кофе. – Передать Иеремии, что вы потратите час на личную молитву? – спрашивает сестра Елена. – Если вам не сложно, сестра, – отвечает Алек, скидывая легкую накидку с плеч. – Наш благословенный Папа на смертном одре, – вздыхает монахиня. – Пусть его путь к вратам рая будет славным. И просветления вашему разуму, отец, – добавляет она. – Выбор следующего преемника Святого Петра… Сомневаюсь, что это будет легко. – Как и всегда, сестра. Возможно, во время молитвы меня посетит озарение, – бормочет Алек, складывая красный пояс и убирая его в шкаф. – Спокойной ночи, сестра. Увидимся завтра. Алек уже поворачивается, чтобы уйти, но сестра Елена не двигается с места. Ногти на ее сложенных вместе ладонях белые, так сильно она сжимает руки. – Отец, вы уверены, что не хотите воспользоваться главным алтарем? – спрашивает она. – Где мы с Иеремией могли бы видеть вас? Я могла бы остаться и помолиться вместе с вами, в сторонке, чтобы не нарушать ваше уединение… – Все будет хорошо, сестра, – улыбается Алек. – Но… Алек кладет руку ей на плечо, сжимая его крепко и уверенно. – Увидимся завтра. «Есть что-то в отце Лайтвуде», – перешептываются люди, прикрываясь от любопытных ушей. И только сестра Елена, которая беспомощно наблюдает, как Алек проскальзывает сквозь дверь ризницы, точно знает, о чем идет речь.***
Иногда Алеку снятся гром и молнии, раскалывающие кроваво-красное небо. Он видит все это сквозь витражное стекло своей первой церкви, в которой служил; звук грома эхом отражается от стен небольшого строения. Ветер свищет сквозь мелкие щели под дверью. Обычное дело зимой в церкви Непорочного сердца Пресвятой Девы Марии. Точно так же, как ее тезка встречала архангела Гавриила, церковь впускала в себя беспощадный холод. В этих снах глаза Алека всегда опущены вниз. Он чувствует скрещенные брусья под собой, жалящую боль от двух ран на своих ладонях. Чувствует мучительную резь в боках, которая сражается за доминирование с ноющей болью в ногах. Затем слышится металлический стук гвоздей о каменный пол. Он спускается, будто подхваченный легким ветерком, несущим его к земле. Его принимают объятия чего-то незримого. А потом, с шепотом в ушах, он просыпается. «Сын человеческий, я всегда отыщу тебя». Невнятное бормотание в полудреме в реальности обретает для Алека свой истинный смысл.***
Алек открывает медные двери церковного крипта. Построенный под мраморным полом и скрытый от любопытных глаз, он представляет из себя тускло освещенный коридор, также выложенный мрамором. Здесь погребены прошлые епископы, служившие в епархии Нью-Йорка. Очень немногие удостаиваются этой привилегии. Алек крестится и произносит молитву за своих усопших предшественников. Вместе с молитвой он просит о прощении. Алек завершает короткое благословение еще одним крестным знамением и продолжает свой путь вглубь коридора. Статуи святых чудотворцев украшают его путь к месту назначения, провожая его взглядом стеклянных глаз, которые не раз были свидетелями этой процессии. Алеку интересно, скорбят ли они? Проливают ли они кровавые слезы из-за осквернения, которому в очередной раз уготовано свершится в этих священных стенах? Статуя Христа нависает над дверью, которую Алеку нужно отворить. Взгляд сына божьего полон страдания, но Алек не знает из-за чего: от ран из-за распятия или от грехов пастыря, стоящего перед ним. Он стоит на страже этих врат, умоляя его повернуть назад. Алек машинально целует окровавленные ступни Господа, умоляя о прощении, и проходит вперед. Алек спускается по короткой лестнице, которая ведет в почти непроходимый, узкий коридор, упирающийся в старинную деревянную дверь. Она издает скрип, когда он открывает и закрывает ее за собой. Не слышно ни звука, кроме дыхания, срывающегося с его губ. Перед ним небольшой алтарь с короткой скамьей, скрытой в тени от старых мигающих лампочек. Деревянный алтарь с витиеватым узором будто расцветает прямо на глазах Алека, когда тот замечает замысловатую резьбу, огибающую его фасад. Изображение Святой Троицы – выцветшее от времени, ¬– выполнено до мельчайших деталей. По центру располагается золотое распятие, которое поблескивает в тусклом свете. Алек опускается на скамью, упираясь коленями в истончившуюся подушку. Прикрыв глаза, он прижимает крепко сцепленные руки к губам. Перекрестившись, он начинает молитву. – Отче наш, сущий на небесах, – шепчет Алек, – да святится имя твоё, да приидет царствие твоё, да будет воля твоя и на земле, как на небе. На мгновение воцаряется полная тишина, пока плеча Алека не касается легкое дуновение. – Хлеб наш насущный дай нам на сей день, – грохочет глубокий голос; Алек чувствует коленями, как содрогается земля. – И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим. Воздух сотрясает бестелесный смех. Крепкая хватка на подбородке заставляет Алека подняться с колен. – И не введи нас в искушение, – произносит голос с отвращением. Алек начинает задыхаться от боли, когда острые ногти впиваются в его щеки. Он упирается руками в скамью, чтобы удержаться на ногах. – Но избавь нас от лукавого, – растягивая слова говорит мужской голос, но не принадлежащий человеку. – Аминь. Алек, наконец, открывает глаза. Лицо перед ним слишком знакомо ему; хищные, золотые глаза следят за каждым его вздохом. – Все еще молитесь Богу, который вам не отвечает, – хмыкает обладатель завораживающих глаз. – Вы разочаровываете меня, кардинал. Демон прекрасен, несмотря на то что он соткан из тьмы. Алек всегда знал, что он красив. Ему казалось, что его красота – это грубое напоминание о той жизни, которой он пожертвовал во имя зла. Должно быть так печально быть столь совершенным в самом уродливом месте во вселенной. Алек почти слышит скрежет своих зубов, когда острый ноготь скользит вдоль его челюсти. – Не так сильно, как я разочаровываю сам себя, когда взываю к тебе, – шипит он. Демон склоняет голову в притворной задумчивости. – Зачем же ты искал меня сегодня? Алек хватается за запястье у своего лица. – Даруй мне папство, – хрипит он. В ответ раздается резкий смешок, и Алек смущенно вспыхивает. – Алек Лайтвуд – человек, заключивший сделку с дьяволом, – занимает самую верхнюю ступеньку церковного пьедестала. Как это болезненно восхитительно. Алек не собирается принимать участие в его игрищах. – Ты принимаешь предложение или нет? – резко спрашивает он. Демон лишь ухмыляется, видя нетерпение Алека. – И что же ты предлагаешь взамен? – вздыхает он. – Зачем мне говорить это вслух, если ты и так уже знаешь ответ, – ворчит Алек. Ухмылка медленно расползается на лице создания ада; взгляд золотых глаз пробирает до самых костей. – Я хочу, чтобы ты сказал это, – шепчет он. – Я хочу, чтобы Бог услышал, насколько испорчено его лучшее творение. Я хочу, чтобы он услышал мольбы своего возлюбленного слуги. Демон скользит теплыми губами по щеке Алека, пока не находит его ухо. Разряд электричества пронзает позвоночник Алека, собираясь теплом в его животе. – Умоляй, – приказывает он. Алек проглатывает комок в горле. Он, пошатываясь, поднимается со скамьи и медленно прижимается спиной к краю маленького алтаря. Демон молча следует за ним, все еще сжимая его подбородок. – О, падший, – выдыхает Алек, пытаясь унять дрожь в коленях, – утренняя звезда, низвергнутая в преисподнюю. Я есть лишь жертвенный агнец, плоть, охваченная пламенем, отданная на заклание твоей святости. Демон толкает Алека на алтарь, разводя его колени в стороны. – Продолжай, – шепчет он, прижимаясь к нему. С губ Алека срывается выдох, когда демон ведет носом по его шее, и рот следует по этому же пути. – Возьми мою душу, – выдавливает из себя Алек; его глаза прикрыты, веки трепещут. Демон гладит бедра Алека своими. – Я уже давно имею вашу душу, кардинал, – шепчет он. – Способами, о которых даже вы не имеете понятия. – Тогда мое тело, – сглатывает Алек. – Это все, что у меня есть, Магнус. Тихий смех демона – Магнуса, – согревает кожу Алека теплым дыханием. Поцелуи сменяются укусами, достаточно сильными, чтобы выступила кровь. Алек кричит от боли, пытается вырваться, но ему не дает жесткая хватка на пояснице. – Лжец, – слова Магнуса болезненно бьют наотмашь, словно хлыст. Алек издает невнятное бормотание, когда его опрокидывают на живот, прижимая за затылок к алтарю. Слышится шуршание ткани, когда его сутану откидывают на спину, обнажая черные брюки под ней. Алек упорно пытается заглушить стон, грозящий сорваться с его губ, когда Магнус с силой врезается в его пока еще одетый зад – обещание того, что его ждет. Алек хватается за алтарь, вонзая ногти в деревянную поверхность. Ткань брюк легко рвется и повисает лохмотьями на лодыжках Алека. Магнус резко стаскивает с него боксеры и отступает на шаг, словно желая насладиться представшим перед ним зрелищем. Пастырь божий преподнес Магнусу дрожащего агнца, готового к закланию на жертвенном алтаре. Алек почти слышит срывающиеся с губ Магнуса стоны удовольствия. Магнус снова прижимается к нему; пальцы его поблескивают от масла. Без каких-либо предисловий он вторгается внутрь Алека, минуя сжатое кольцо мышц. Челюсти Алека разжимаются, тихий, едва слышный стон падает с его губ, когда Магнус начинает трахать его пальцами. – Молись, – снова приказывает Магнус. – Молись своему Богу. Посмотрим, услышит ли он тебя на этот раз. Алек всхлипывает, прижимаясь виском к алтарю. Он тихо выдыхает в деревянную поверхность, и Магнус неодобрительно цокает. Свободной рукой он зарывается в волосы Алека и тянет, заставляя его смотреть на скорбные лики Святой Троицы. – Молись, – шипит Магнус, и Алек начинает ловить ртом воздух, когда пальцы с силой вжимаются в его простату. Алек выгибается на алтаре, когда пальцы Магнуса повторяют свое движение; несдержанный стон отражается от древних стен. – О, всевышний, – голос Алека дрожит, руки трясутся, силясь удержать его вес, – пролей свой священный свет на… ох, прошу… Внутрь проскальзывает третий палец, и это растяжение рушит последние капли самообладания Алека, заставляя елозить бедрами по алтарю. Должно быть и демонам не чужда жалость, потому что Магнус отпускает, наконец, волосы Алека и обхватывает скользкими от масла пальцами его тяжелый член, начиная томно поглаживать его по всей длине. – Я не слышу вас, кардинал, – шепчет Магнус в ухо Алеку, пока его большой палец болезненно медленно утопает в щели на члене Алека, из-за чего у того слабеют колени. – На всех своих детей, о Всевышний, – произносит Алек, заикаясь, – проведи нас… ах… через испытания и невзгоды земной жизни… о, боже, пожалуйста… Магнус накрывает собой Алека, нависая над его плечом неясной тенью. – Разве бог поимеет тебя сегодня, святой отец? – спрашивает он, и Алек отрицательно мотает головой. – Тогда попроси еще раз. – Пожалуйста, – сглатывает Алек, – Магнус. Магнус отрывается от спины Алека; его руки покидают расслабленный вход и влажный член и занимают места на изгибах талии Алека. Алек трепещет в безмолвном предвкушении, вдыхая и выдыхая короткими рывками, пока его легкие полностью не лишаются воздуха, когда Магнус толкается внутрь. Алек вздрагивает с бесстыдным стоном, когда Магнус погружается в него под самый корень; его тугие яйца обжигают заднюю поверхность бедер. – Ч-черт, – выдыхает Алек после легкого толчка. – Следите за языком, святой отец, – почти ухмыляется Магнус. Почти. Он не позволяет себе и тени улыбки, даже снисходительной. – Пожалуйста, – хрипло молит Алек, – прошу… В отличие от бога, Магнус отвечает на мольбы Алека со всем энтузиазмом. Он полностью выходит и врывается обратно, погружаясь так глубоко, как только может. Алек вскрикивает от удовольствия, когда головка Магнуса задевает простату, и снова, стоит Магнусу начать вбиваться в него в четком ритме. Магнус берет Алека, полностью подчиняя его себе. Доводит его до слез наслаждения и бесстыдных стонов пред глазами господа, которому тот служит. Тело Магнуса колышется, словно толща огня, пламя которого облизывает стены преисподней. Ему так же сладко от этих бесстыжих стонов, как и от криков горящих душ. И он знает, что где-то в глубине души, Алек тоже наслаждается этим. Магнус обхватывает Алека руками, крепко прижимая к себе. Погружается в тепло его тела будто в попытках стереть годы, прошедшие с их последней встречи. Он помнит взгляд Алека, привязанного к распятию, его тело блестит от пота в мерцающем свете. Это заставляет Магнуса рычать от вожделения, его хваленая выдержка трещит по швам. Магнус снова прижимает губы к уху Алека. – Когда ты умирал в пустыне с простреленной ногой, – шепчет Магнус, резко толкаясь вперед, – кто внял тебе? – Т-ты, – тяжело выдыхает Алек, нахмурившись. – В моменты глубочайшего отчаяния, когда ты стоял на краю пропасти и молил бога о знаке, – продолжает Магнус, – кто внял тебе? – Ты… черт, да, вот здесь… Зарывшись лицом в изгиб шеи Алека, Магнус вколачивается в него с безудержной дикостью. Алек беспомощно всхлипывает, работая кулаком в такт ударам члена Магнуса по простате. – Когда ты возжелал стать слугой господа, – задыхаясь произносит Магнус, – молил об исцелении больных, чтобы голодные были накормлены, а страдальцы спасены… когда ты просил о кардинальском сане, чтобы защитить свою церковь от тирании священников… – Черт, я уже близко, пожалуйста… – всхлипывает Алек, уткнувшись в алтарь. – О чем бы ты ни попросил, – голос Магнуса срывается на стон, – кто внимает тебе, Александр? Тонкие жемчужные струи следуют за звуком имени Алека, как только оно слетает с губ Магнуса. Алек тяжело дышит, воздух толчками покидает его легкие и, достигнув его рта, формируется в имя Магнуса – впервые за все годы знакомства. Одурманенный удовольствием, Алек снова произносит его, с нежностью – Магнус. Он поворачивает голову, чтобы увидеть, как смягчилось золото глаз позади него. Алек с осторожностью отталкивается от алтаря и поворачивается к Магнусу. Он выглядит безупречно в своем чернильно-черном костюме и блестящих туфлях. Торчащий из штанов покрасневший член с капелькой предэякулята в щели – единственная трещина в этом безупречном фасаде. Алек хватается дрожащими руками за лацканы его пиджака и тянет Магнуса на пол, прижимая его спину к ножке стола. Магнус наблюдает с мягкостью – которая кажется неуместной, – как Алек скидывает с себя то, что осталось от его одежды, и обувь. Затем забирается к Магнусу на колени и с тихим стоном направляет в себя его член. Как только он полностью оказывается внутри него, Алек смотрит в золотистые глаза и начинает медленно покачиваться. – Александр, – выдыхает Магнус единственное слово, которое поселяется глубоко в груди Алека. Спрятав Алека в коконе из своих рук, Магнус насаживает его на себя, заставляя двигаться быстрее. – Магнус, – не переставая повторяет Алек, словно ответный псалом на поэзию стонов Магнуса, – Магнус, Магнус, Магнус… Касание губ Алека к его челюсти и литания его имени становятся последней каплей, и Магнус кончает. Он растворяется в трепещущем тепле вокруг своей плоти. Алек принимает его семя, как принимают тело христово на свой язык, как принимают масло на лоб при крещении. – Я не смогу последовать за тобой в Ватикан, – наконец произносит Магнус. Алек опускает взгляд на Магнуса, на падшего ангела, на утреннюю звезду. Он не видит перед собой ангела или демона. Он видит обычного человека, в глазах которого боль. – Если я дам тебе папство, Александр, – прерывисто шепчет Магнус, – я больше никогда тебя не увижу. Алек бросает на него отчаянный взгляд. – Магнус, церковь нуждается в переменах. Я должен это сделать. – Должен ли? – Магнус хочет усмехнуться, но не может отыскать в себе сил. Лишь уголок его рта слегка приподнимается. Алек мягко улыбается. – Мы знакомы достаточно долго, ты знаешь ответ. Магнус уступает Александру Лайтвуду, как и бесчисленное количество раз до этого. Попытки выбраться из-под него, приводят к тому, что Алек наваливается сверху, прижимая Магнуса к полу. – Не уходи, – велит Алек; его рука упирается Магнусу в грудь, но дрожащие пальцы выдают его с головой. – Пожалуйста. Еще нет. Легкая улыбка едва касается губ Магнуса. Он тянется к воротничку Алека и снимает его, большим пальцем выводя на щеке только ему одному известные узоры. Алек не может сопротивляться: он утыкается носом в ладонь Магнуса в поисках прикосновений. Магнус качает головой. – Где же мне взять мужества сказать тебе нет, Александр?***
Скрип ручек, скользящих по плотной бумаге кремового цвета – единственный звук, раздающийся в стенах Сикстинской капеллы среди фресок Микеланджело. За сегодня это уже третье голосование. Прошло семь дней. Площадь Святого Петра заполнена зрителями под завязку. Они храбро выдерживают дождь, поливающий открытые зонты и дождевики. Все внимательно следят за дымоходом справа от базилики. Среди них много детей, многие из которых сидят на плечах родителей. Кардиналы сдают бюллетени. Счетная комиссия подсчитывает результаты, объявляя каждый голос вслух. Они нанизывают подсчитанные бюллетени на длинную алую нить. «Почему ты ответил на мои мольбы тогда в пустыне?» – спрашивает Алек Магнуса в их последнюю ночь вместе. Магнус проводит большим пальцем по его губам, теряясь в закоулках памяти. «Наша встреча должна была состояться среди песков, так или иначе», – шепчет Магнус. – «Я должен был подвергнуть тебя искушению». «Но вместо этого ты спас меня», – говорит Алек. «Вместо этого спас», – бормочет Магнус. «Я всегда буду взывать к тебе, Магнус», – шепчет Алек. – «Даже если ты не услышишь. Даже если не ответишь. Все что есть во мне – твое». Магнус притягивает Алека ближе, оставляет целомудренный поцелуй на его губах. Но Алек отчаянно углубляет его, выманивая язык Магнуса из потайного убежища его рта. Ирония происходящего не ускользает от Алека. Магнус замедляет поцелуй. «Тогда измени этот мир», – говорит он. – «Увидимся на твоем смертном одре». Большой палец Алека скользит по щеке напротив. «Увидимся». Звук громких аплодисментов заставляет Алека оглянуться вокруг. Старшие кардиналы, словно несгибаемые церковные догматы, хлопают ему и поздравляют. Его провожают из Сикстинской капеллы вниз по лестнице в богато украшенную ризницу базилики. Снаружи из дымохода струится белый дым. Католический мир приветствует нового папу.***
Нью-Йорк празднует. Церковь Святого Патрика гудит от восторга: один из них занимает высшую ступень в Ватикане. Молодой, доброжелательный, целеустремленный кардинал Александр Лайтвуд. Ныне Папа Пий XIII. Сестра Елена осеняет себя крестным знаменем и целует свои четки. Она шепотом произносит короткую молитву за нового папу, прося о благословении и просветлении Святого Духа. «И правда», – думает она, – «есть что-то в отце Лайтвуде».