В оковах обстоятельств

Цинхуа родился не в самое лучшее время: постоянные междоусобные войны соседствующих демонских княжеств, пятый неурожайный год за последнее десятилетие, процветание работорговли и прочие подавляющие факторы крестьянской жизни свалили с ног уже третью часть населения некогда процветающего государства. Немудрено, что почти сразу после того, как Цинхуа сам встал на ноги, о нем благополучно забыли, уделяя внимание более важным насущным проблемам. Шан тогда не чувствовал какой-либо горечи от недостатка родительского внимания или ласки, общение с другими людьми его также не сильно прельщало, да и потребности в реализации своих амбиций, коих попросту не было, он не испытывал. К сожалению, мир, в котором он родился, был слишком жесток, чтобы юный Цинхуа думал о чём-то большем, чем банальное выживание в современных реалиях. Благо его не сильно принуждали к физическому труду, родители его были не слишком богаты, чтобы иметь за душой что-то больше ветхого дома, лавки со скромным ассортиментом товаров и небольшого сарая, где хранились вещи, которые продать не удавалось, а выкидывать жалко, но и не нищенствовали, чтобы круглые сутки пахать в поле или ухаживать за скотом. Основной доход семьи шёл от торговли и денежных махинаций в отношении простого люда. Не то чтобы Цинхуа, достигнувший более-менее сознательного возраста, осуждал их, нет. Наблюдая за ними он все больше осознавал, что именно на лебезении перед сильными и умением использовать любые вещи в своих целях держатся успех и благополучие. И когда в один прекрасный день родители перестали давать Цинхуа деньги на вещи, он понял, что пора действовать самому и перестать ждать подарка судьбы. Тогда он перевернул с ног на голову весь сарай, отчаянно ища то, что могло бы ему помочь, и он нашёл! Огромное количество свитков и книг разной степени ветхости и разодранности, содержащих огромное множество странных иероглифов и картинок, по которым также ничего нельзя было понять. Тогда ему было непонятно, что это такое, более того, читать он не умел, а оттого сначала не признал великой ценности данных свитков. Но, немного подумав, он понял, что подобное может стать его отправной точкой, главное научиться пользоваться этим и не дать никому знать о его планах. Тогда он впервые за долгое время обратился к родителям с просьбой, не касающейся еды или необходимых вещей. Он попросил научить его читать. Мама не совсем поняла, чего он от неё хочет, но потом смутилась, сказав, что ему это не нужно, и попросила не беспокоить ее больше по таким пустякам. Он тогда сильно расстроился, но делать было нечего, ему казалось, что никто другой помочь ему не в силах. Но помощь пришла откуда не ждали. В какой-то момент он встретил странного мальчишку на вид немного старше его возрастом, но не настолько, чтобы Шан боялся к нему подойти. Мальчик был странный, он также как Цинхуа не пытался пойти и подружиться с другими детьми, не интересовался тем, что делают взрослые, не веселился. Казалось, что ему просто плевать на все, что происходит вокруг, и это привлекло Шана. Он впервые за свою жизнь захотел с кем-то подружиться, но совсем не знал, как это сделать. Тогда он начал таскать вещи из сарая, чтобы показать их странному мальчику. Тот сначала опешил, как увидел его с потрескавшейся чашей с каким-то замысловатым узором в руках и смущенной улыбкой, говорящей красноречивее любых слов, но вскоре вновь вернулся к простому созерцанию окружающей его природы, игнорируя Цинхуа. Тот опять-таки расстроился, но в этот раз почему-то решил не сдаваться. Таким образом он каждый день искал мальчика, чтобы показать ему очередную безделушку или откровенный мусор. Тот неизменно игнорировал его, лишь мельком поглядывая на очередную штуковину в руках Цинхуа, это воодушевляло. Но вот однажды Шан притащил один из свитков, и тот заинтересованно повернулся к нему, смотря прямо на свернутую ободранную с краев бумагу в руках Цинхуа. — Откуда это у тебя? Если украл, то убери сейчас же, ещё проблем от воровства мне не хватало, — мальчик впервые заговорил с ним, у него был обычный детский голос, но было в нем что-то ядовито-надменное. — Нет… Нет, конечно я его не крал! Эта вещь принадлежит моей семье, я просто хотел тебе показать. — Зачем ты это делаешь? Мне не интересно, что за ерунду ты там притащил, прекрати уже крутиться вокруг меня, это действительно начинает раздражать! — Шан был потрясён такой враждебностью, но в зеленоватых глазах незнакомца он впервые увидел настоящую заинтересованность. Отступать было нельзя. — Я хотел узнать, нравится ли тебе такое, я сам не знаю, что там написано, но, может, что-то интересное! Если ты умеешь, я думал, ты мог бы… — Что значит «умею»? Ты серьезно думаешь, что я могу не уметь читать? Это только полные идиоты в таком возрасте ещё не могут разобрать иероглифы, жалкие существа! Погоди, ты тоже не умеешь, вот умора, а ещё вокруг меня вертелся. — Тогда, если это так легко, может, ты научишь и меня? — Что за глупости, зачем мне тратить на тебя время? У меня полно своих дел. — Но ты каждый день сидишь здесь и смотришь куда-то вдаль, я подумал, что тебе может быть ску-… — Мне не скучно! Просто никто из этих деревенских идиотов мне не интересен, они даже пары слов связать не могут, мне неприятно с ними говорить. — Ум, я тебя понимаю, мне тоже они не очень нравятся. Может, все же посмотришь, что там внутри? Вдруг там действительно что-то стоящее? Мальчик недоверчиво на него посмотрел, но свиток забрал без раздумий, быстро открывая его и вчитываясь в содержимое. Цинхуа тихо сидел рядом с ним и ждал вердикта. Он видел, как его лицо становится удивленнее и заинтересованнее. Мальчик дочитал до конца и повернулся к нему. — Это какой-то глупый роман о «великом бессмертном герое», мне такое неинтересно, — он лгал. Шан часто задерживался у лавки родителей и наблюдал за тем, как они говорят с людьми, клиентами, он знал, как выглядит ложь, а мальчик, похоже, не осознавал, насколько она очевидна. Но он слишком упёртый, если пытаться его обвинить или поддеть, он и вовсе не захочет с ним дальше общаться. Надо зайти «с другой стороны», как говорил отец. — Ох, как жаль, а у нас дома так много этих штук, я никогда бы не подумал, что оно такое бесполезное, наверное, отдам на растопку дров, все равно денег за них не выручишь. — Что? Нет, стой, только невежественные болваны могут жечь книги! — Но ведь я и есть невежественный болван, так что мне должно быть все равно, но… Думаю, если бы я сам умел читать, я бы с удовольствием сам прочитал их, но раз я не умею… Шан театрально поднялся с травы, подкидывая в руках свиток, и медленно направился прочь от мальчика. Внезапно сзади он услышал крик: — Подожди! — Что? — Я научу, — голос был тихим и неуверенным, мальчик будто сам не верил в то, что говорил. Цинхуа увидел, как дрожат его руки и как тот опустил голову, пытаясь скрыть взгляд и явно борясь с самим собой. Он попросил повторить, чтобы быть уверенным в своей победе. — Я готов научить тебя читать, если ты принесёшь мне все свитки и книги, что лежали у тебя дома. Я сдержу слово только в том случае, если там действительно есть ещё. И я не хочу больше слышать от тебя столь самоуверенные речи. — Отлично, я обещаю, что все будет в лучшем виде! Только дай мне время, чтобы я смог получше все это разобрать и принести тебе только целые! Начнём сегодня или завтра? Мальчик нахмурился. Было видно, что ему очень неохота возиться с ним, но интерес не давал ему отвернуться от Шана. Он уставился на него раздражённым взглядом и после пары секунд молчания таки произнёс: — Начнём завтра, будь уверен, я не буду с тобой нянчиться! Будешь отлынивать и тратить мое время зря — я откажусь от этой затеи, поверь мне, мне не слишком приятно находиться в твоём обществе. Было не очень приятно это слышать, но все же он хоть удосужился уверить его в серьезности своих намерений. Шан нечасто видел людей с таким сварливым характером, но новый опыт общения ему не помешает, да и похоже, это будут взаимовыгодные отношения, авось со временем этот айсберг растает. Шан улыбнулся: — Хорошо, спасибо за твоё доверие, я тогда пойду, встретимся завтра на этом же месте, — он было направился в сторону своего дома, когда услышал тихие слова позади: — Меня зовут Шэнь Юань. Похоже, айсберг начать растапливаться даже раньше, чем он думал. Цинхуа не мог придурковато не улыбнуться, обернувшись и вперевшись озорным взглядом в Шэнь Юаня. — А меня Шан Цинхуа! *** — Боги, тот, кто придумал этот ход с потерей памяти у главного героя — настоящий идиот! Как у всесильного демона, покорившего весь мир, может быть слабость, позволяющая от малейшего ушиба головы лишаться всех воспоминаний! Это абсолютно нелогично и противоречит тому, что было написано в предыдущем томе, где героя раз тридцать ударили по голове, чтобы тот не резвился с другими красотками из гарема! Какого черта? — Братец, не нужно так серьезно ко всему относиться, это писали для развлечения и удовлетворения низменных потребностей, а уж никак не для глубокого сюжета и логичного повествования. Цинхуа словил смачную затрещину от ругающегося Шэнь Юаня, агрессивно вчитывающегося в оставшиеся несколько страниц очередного тома этой бредятины. Шан бы возмутился, если бы не общался с этим вечно недовольным ежом уже девять лет. С того момента как они договорились обучить Цинхуа чтению многое изменилось. Шан оказался на удивление способным учеником, однако сказать, что он прилежно учился, внимая каждому слову Юаня, тоже нельзя. Попервоначалу он действительно следовал своему обещанию не отлынивать и не тратить впустую драгоценное (в понимании Шэнь Юаня) время, но со временем он стал все лучше узнавать своего строптивого знакомого, и все больше осознавать, что тот не так уж страшен и строг, каким хотел казаться. Вообще оказалось, что Шэнь Юань был на два года старше него, его мать работала учителем, а отец мастерил в кузне разные бытовые вещи в городе, что находился довольно далеко от захолустья, где Шэнь Юань оказался в итоге. Как сказал сам Юань, родители прислали его сюда из-за того, что безумно боялись за его жизнь. В городе было неспокойно, все чаще стали происходить набеги демонских войск, грабеж и бесчинства со стороны которых заставили многих в ужасе бежать в ближайшие поселения, но это мало кого спасало. Демоны безжалостно карали всех, кто осмеливался бежать, а если и были счастливчики, которые успешно переправлялись в другое селение, будучи незамеченными, их постигала участь изгоев на новом месте, мало кто хотел видеть лишний рот в такие тяжелые времена, да и зачастую, демоны не гнушались нападать и на скромные деревушки, находившиеся рядом с осаждаемым городом. Юань рассказывал, что его мать и отец очень любили его и его братьев, но из-за кое-какого происшествия, о котором Шэнь Юань не захотел рассказывать, оба его брата… Ну, Шэнь не договорил тогда, но Цинхуа и без этого все понял. Юань остался единственным ребёнком в семье, и его родители, обезумевшие от горя потери, сделали единственное, что могли, дабы уберечь последнего ребёнка. Свои последние средства они потратили на снаряжение и перевозку Юаня к дальним родственникам, жившим как раз в деревне Цинхуа. Было опасно, но они понимали, что в любом случае обречены, а так у их драгоценного Юаня был хоть какой-то шанс на спасение. Шэнь часто говорил, что мечтает вновь встретиться со своей мамой, обнять ее и сказать, что с ним все хорошо, что он очень по ним скучал. Первые три года их знакомства он каждый месяц писал письма, в которых рассказывал, что с ним происходит, что он не голодает и что очень ждёт, когда они смогут приехать к нему, и они снова будут счастливо жить вместе. Шан тогда удивился, что он ещё и так хорошо пишет, но Шэнь ощетинился и спрятал бумагу. Юаню ни разу не прислали ответного письма. Однажды он тоже поинтересовался жизнью Цинхуа, но тот мало что мог рассказать. Ему почему-то стало очень стыдно за то, что он такой простой и неинтересный, что он не имеет талантов и ему нечего предложить, кроме хлама из сарая. Но Юань смерил его недовольным взглядом и сказал, что это неплохо — быть обычным. Что он сам обычный и рад тому, что его обычность даёт ему. Цинхуа с ним согласился. Шэнь Юань был бы достаточно загадочным холодным красавцем, городским воспитанником, имеющим право с презрением смотреть на всех его окружающих, если бы не его взрывной нрав и слишком забавная вредность, от которой Цинхуа часто хохотал в голос, за что неизменно получал по шее, но уже не с желанием причинить боль, а как дружеский пинок, такой ритуальный способ показать, что Шэнь опять недоволен. Цинхуа дорожил им. Когда Юань закончил обучать его чтению, он выжидающе посмотрел на Цинхуа, напряжённо вглядываясь в его глаза. Он будто спрашивал «На этом все?», но при этом в его глазах можно было различить некую долю… печали? Шэнь действительно не хотел прекращать их общение? Он тоже почувствовал, что только с Цинхуа может быть самим собой, откровенничать и говорить на те темы, которые его волнуют? Тоже чувствовал одиночество, когда они не виделись дольше недели? Если да, то Шан был счастлив. Тогда он нерешительно спросил Юаня: — А ты не можешь, ну… научить меня ещё и писать? Просто у тебя так красиво получалось, и я подумал, что хотел бы писать также, как и ты. Юань наигранно устало вздохнул, но даже дураку было бы понятно, что это был вздох облегчения. Шан смотрел на него, гадая, правильно ли он все понимает, и нужно ли сказать что-то ещё, что-то другое. «Я не хочу прощаться». «Мне весело с тобой». «Я бы никогда не заставил тебя чувствовать себя одиноко опять». Он мог бы это сказать, но Юань посмотрел на него в ответ, и Шан понял, что они думают об одном и том же. Шэнь Юань улыбнулся, но не криво или насмешливо, как часто делал раньше. — Что поделать, если не я, то кто возьмётся за такого нерадивого ученика как ты? Если опять будешь спать пока я объясняю, я заставлю переписать все, что написано в этом свитке двадцать раз. Заодно и практика тебе будет. Цинхуа засмеялся, Юань тоже. С того дня им больше не нужны были занятия как предлог для встречи. Признав друг друга достойными общения, они были безумно рады, что наконец в их жизни случилось что-то хорошее. До встречи с Юанем Шан Цинхуа не осознавал, насколько был одинок, но теперь все по-другому, теперь их двое. Девять лет пролетели незаметно, Шан работал в лавке родителей, попеременно собирая у проезжих торговцев различные манускрипты и пособия, обучающие базовым навыкам торговли, казначейства или военной тактики, иной раз выкладывая за них круглую сумму, что было чревато лишением еды на ближайшую неделю. Но он не слишком переживал по этому поводу. Юань как-то раз сказал ему, что знания дороже золота и что если он когда-нибудь решит выбраться из этого захолустья, ему нужно будет знать как можно больше, чтобы наверняка найти своё место. Шану было уже двадцать два, и да, это было проблемой. Это тот возраст, в котором кому-то вроде него уже необходимо задуматься о семье, детях и собственном доме. Цинхуа понятия не имел, как все так быстро завертелось и как он теперь оказался здесь, в комнате Шэнь Юаня, в очередной раз обсуждая сомнительную литературу, когда все его одногодки уже давно жили взрослой жизнью. — Ты чего замолчал, опять о чём-то задумался? Я тебе тут душу изливаю, а ты… — Братец Юань, а когда ты думаешь о будущем, что ты видишь? Шэнь Юань замолчал. Похоже, слова Шана его удивили. Он задумчиво вперил взгляд в очередной недошедевр, но глаза его были неподвижны, он задумался, размеренно дыша, и напоминал какого-нибудь ученого мужа, рассуждающего о тщетности бытия. Шан решил вернуться к своему чтению, так как от Юаня не было никаких ответов уже долгое время. Но потом тот будто очнулся. — Я хочу вернуться. Шан не понял. — Я хочу вернуться к родителям. Не знаю, в каком сейчас состоянии мой родной город и жив ли там кто-нибудь ещё, но я хочу узнать. Я ждал здесь, потому что боялся признаться себе, что сами они не приедут. Думаю, стоит уже что-то сделать. Я больше не могу жить в неведении, чувствую себя дерьмово, постоянно жалею себя, но ничего не делаю. Ты прав, надо думать о будущем, — его слова звучали уверенно, Шан почувствовал, как от Шэнь Юаня повеяло решительностью и он был очень этому рад, вот только… Ему было ужасно страшно. Он привык к тому, что все идёт своим чередом. Никто не требовал от него чего-то восхитительного, никто не ждал его успеха. Он так долго учился, готовился к этому шагу, но он понятия не имеет, что делать дальше, как ему применить те навыки, что он получил за все эти годы? Ответ лежит в глубинах его сознания. Нужно рискнуть, нужно идти, нужно искать. Шэнь смотрел на него все то время, пока он молча обдумывал своё положение. Они в одной лодке. Оба ещё слишком молоды, чтобы точно знать, что им нужно, но уже слишком взрослые, чтобы и дальше тянуть время. Цинхуа нервно облизнул губы и отвёл взгляд, надеясь найти в половых досках что-то, что даст ему ответы. Юань не отвёл взгляд от него, отложил книгу в сторону и подвинулся поближе к Цинхуа. Они впервые так близко сидели друг к другу, почти соприкасаясь плечами, это было очень непривычно, Шан чувствовал рядом с собой спокойное дыхание Юаня. Это немного удивило его. Он был так спокоен, хотя у него даже семьи нет, в отличие от Шан Цинхуа. У Шан Цинхуа были родители, братья и сестры, было место в лавке, было определенное будущее. У Юаня была только старая тётя-опекун, содержащая его, и сомнительный заработок разнорабочего. Он спокойно мог бросить это все и уйти. А мог ли Цинхуа? Родителям не слишком важно его присутствие, если он уйдёт, на его место просто поставят одного из его братьев. У него нет друзей или полезных и хороших знакомств. Если он сейчас бросит все, никто кроме него не пожалеет об этом. Но пожалеет ли он, если уйдёт… — Нет, — произнёс он тихо, но Юань все равно его услышал. Он непонимающе вздохнул. Но Шан не стал долго держать его в напряжении: — Мне нет смысла оставаться здесь, я также хочу понять, что должен сделать в этой жизни. Я тоже больше не хочу бояться и думать о том, что было бы, если бы я решился. Он почувствовал, что носу немного защипало. Нет, только не это. Он не хотел опять расплакаться перед Шэнь Юанем, тот всегда терялся когда видел его слёзы и просто сидел рядом, пялясь, как баран на новые ворота. Но потянулся рукой к щеке, чтобы проверить, действительно ли он так жалок, но его перехватили. Шэнь Юань легко обнял Цинхуа за плечи в немом жесте понимания. Он понимал, что чувствует Шан, он понимал, что у них разные причины чувствовать сейчас горечь, но они оба должны просто пережить это. Всегда тяжело менять своё окружение, отказываться от прошлой жизни, в которой так много приятных воспоминаний, к которой ты привык, и строить все заново, но они смогут, вместе у них нет причин бояться. — Шан Цинхуа, не хочешь отправиться со мной в мой родной город? Цинхуа вздрогнул, но плакать перестал, он сильнее прижался к Юаню и, обнимая его в ответ, уже более собранно сказал: — Сейчас это единственное, что я хочу, — Цинхуа понимал что назад пути не будет