«Беги от меня»

      — Попробуй сбежать. Беги так быстро, как только можешь. Прячься так далеко, как умеешь. Я буду считать. Считать до десяти, а может, до сотни. Беги от меня, Юнги.       И в глазах ничего, кроме чистого страха и ненависти. Ничего, что присуще молодым людям его возраста. Тонкие губы изгибаются в кривой полуулыбке, даже в полной азарта усмешке, будто бы происходящее — спор на конфетку в начальной школе.       — Это вызов? — Юнги поднимается с колен, пошатнувшись из стороны в сторону. — Тогда я его принимаю.       Он ступает по ковру того же цвета, что и глаза, в которые он смотрел последними. Того же цвета, что огненный закат в начале мая. Того же цвета, что и струйка крови, стекающая по его острому подбородку, капает на чёрную рубашку из матовой ткани.       — Один.       Юнги цинично хмыкает и не двигается, улыбаясь будто натянуто. Из минимальных десяти, Мин уверен, ему хватит и половины. Ведь это всё в его собственной голове, где никто не смеет установить свои законы. Юнги ни на грамм не сомневается в своей победе, ибо, Боже милостивый, он ведь никогда никого не боялся.       — Два.       Страх перед людьми был ему неведан вплоть до этого времени. Юнги даже не знает, сколько времени сейчас. Они в комнате без дверей, только плотной тканью зашторенные окна и отсутствие потолка. Над головой небо цвета, свойственного преисподней и кровавого цвета луна, от который пользы столько же, сколько в Юнги сейчас храбрости.       — Три.       Пальцы сжимает так крепко, что ногти едва ли не прорезают тонкую кожу. Юнги смотрит за спину оппонента. Всё так же нет выхода, лампы цвета гранатового сока по углам комнаты, все до единой направлены на него самого, слепят так, что Мин чувствует, как где-то в глазу лопается капилляр. Сумасшествие в чистом его виде.       — Четыре.       Непроизвольный шаг назад. Взгляд глаз напротив съедает заживо, в буквальном, мать его, смысле слова. Если бы Юнги изначально был в белом, то уже слился бы с этой чёртовой комнатой без входа и выхода.       — Пять.       Юнги не двигается.       Рубашка промокла насквозь, а режущий красный в глазах сменяется чёрным. По всему его телу бесчеловечно выдраны куски мяса: на животе, на спине, на ногах, на плечах и даже на шее. Его обглодали, даже не коснувшись, но из последних сил Юнги делает ещё один шаг назад, пока фигура лицом к лицу к нему оказывается мгновенно, бессовестно закуривает и выдыхает едкий дым в лицо Мину. Яд этот заставляет поморщиться и попытаться сделать ещё шаг. Но он не может.       — Ты же хотел убежать за пять? — риторически спрашивает этот некто или же вовсе нечто, совсем слабо толкает Юнги в раненное плечо, отчего тот валится на пол, — Я могу досчитать до десяти. Могу досчитать до сотни, — он наступает ногой на самое горло, вдавливает в пол до головокружения. У Юнги сопротивляться сил нет совсем, — до тысячи или же вовсе до бесконечности.       В этот раз гадко улыбается уже другой. Тому, на чью шею наступили массивным ботинком, явно не до смеха. Юнги пытается разглядеть себя в радужке собственных же глаз, но картинка перед ним плывёт и двоится, будто он смотрит сквозь аквариум. И, чёрт возьми, сейчас бы глотка воды.       — Истина в том, Юнги, что я с тобой в горе и в радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, — безумец выдерживает недолгую паузу, усилив давление на горло, он улыбается, будто в кривом зеркале, — потому что я — это ты, все твои потаённые мысли, ошибки и грехи. Ты — это я, а я — это ты, твоя тень, что ты прячешь в кроваво-красной разрушенной комнате своего сознания, без входа и выхода. Ты забыл одно: где я, там и ты. где ты, там и я. Для этого не нужны двери. истина в том, что...       — ...от себя не убежать.