Ironia nascosta

Сумерки сгущаются за окном. Сейчас поздняя осень и сгущаются они довольно рано. В комнате жарко натоплено и отблески пламени, от камина складываются в причудливые узоры. С каждым мгновением, по мере того как глаза слипаются, они становятся все более размытыми, теряя четкие очертания. Бенволио уже готов уронить голову на стол, закрыв глаза и не видеть их совсем, но в паре миллиметров от столешницы его голова, словно опомнившись, резко вздергивается. Молодой человек медленно потягивается и разминает плечи, чувствуя как по тело сковала по истине адская усталость. Запустив руку в волосы, он обреченным взглядом оглядел всю кипу незавершенной работы, покоившейся перед ним в хаотичном виде. "Черт побери, как дядя удерживался от соблазна кинуть все эти бумажки в огонь!" Не то, чтобы он еще не привык к своему новому положению. Хотя с момента осознания им своего будущего статуса прошло вот уже пять месяцев, а с момента его принятия почти четыре, он довольно неплохо освоился на своём новом месте. Глава дома Монтекки. При этой мысли картинка перед глазами странным образом вновь начала плыть. Нет, как бы он ни убеждал самого себя, он еще не свыкся с неожиданно приобретенным титулом в полной мере. Возможно пройдет год и не один, прежде чем это все-таки случится. А пока при упоминании титула графа Монтекки перед глазами всплывает дядя. Не тот измученный, постаревший, угасающий на глазах старик, за которым изредка, когда управленческие заботы оставляли свободное время, самолично ухаживал Бенволио. Скорее полный сил мужчина, в самом расцвете лет, высокий, с хитроватой насмешкой, который водил племянника вместе с сыном на охоту, бранил за забрасывание орехами бродячих циркачей, изредка давал подзатыльники и трепал по голове, называя сыном. Сыном. Бенволио закусил губу, отрешенным взглядом уставившись на противопожную стену, наблюдая за тенью воска, капающего со свечи и медленно тонул в воспоминаниях. Дядя и в самом деле частенько так его называл. Не то, чтобы это было как-то необычно или неподобающе-скорее наоборот. Прежде он едва обращал на это внимания, лишь иногда фиксируя про себя степень настроения дяди, но последние недели жизни того заставили Бенволио в корне изменить свое отношение к этому слову. Разумеется, все началось после смерти Ромео. После нее же словно оборвалась другая жизнь. - Сынок. - взгляд Алонзо Монтекки был отрешен, пугающе отрешен. И хотя это было уже не впервой, племянник ощутил нервную дрожь. - Подойди сюда. - Дядя? То есть...отец? - последнее слово Бенволио выделил тоном погромче, осознав что предыдущие слова почти прошептал, что впрочем было и к счастью. - Вы что-то хотите мне сказать? - аккуратно присел рядом, взяв руку отца дяди и слегка сжав ее в своей ладони. Белая кисть дяди была сухой, словно высохшей, но сохранившей свою гладкость и даже толику былой силы. - Я весь во внимании, но меня ждут друзья... - деланно неохотно протянул Бенволио. Он привык к таким играм, пусть они и казались ему совершенным безумием, однако идеально дополнявшим июльские события по степени своей абсурдности. Он невольно опускал глаза, не желая разочаровывать дядю, зная, что с опущенной головой легче игнорировать предательски ореховый оттенок глаз и воображать густо-синий. Но это было абсолютно ни к чему: темноволосой макушки и острых скул было вполне достаточно для удовлетворения фантазий дяди и даже смотря в карие глаза племянника, он видел густую синеву Ромео. - Да, мальчик мой. - Алонзо откашлялся и Бенволио невольно поморщился. Как же нынче дядя напоминал старика, а ведь ему едва минуло сорок пять. - Едва ли я задержу тебя надолго. Посмотри на меня. - сухие пальцы неожиданно коснулись подбородка Бенволио и слегка приподняли его голову вверх. - Ты уже совсем мужчина. Я горжусь тобой, сынок. Ты - копия твоей матери...и я бы сказал есть что-то от меня. Лучшего наследника я бы и пожелать себе не мог. - мужчина расслабленно откинулся на подушки, на губах Алонзо поигрывала добродушная улыбка. - Говорят, даже сам Капулетти признает, что ты истый дворянин. - Для меня это большая честь, отец. - пробормотал Бенволио, ощущая странно удушливое чувство. Все эти сценки, с разыгрыванием из себя покойника перед впавшим в прошлое дядей выматывали его душевные силы, пусть даже не длились долго. Особенно мучительно было вновь вспоминать Ромео, выуживать из памяти его облик, лицо, повадки. Что бы он сказал, сделал, как бы отреагировал. Бенволио не знал, что будет если отбросить притворство и, признаться честно, это представлялось ему многим хуже, нежели мучительные противоестественные спектакли. Что если дяде станет хуже? Что если он сломается еще больше? - Ты умный мальчик, Ромео. - рука дяди сместилась и на сей раз он легонько погладил "сына" по волосам. - Хорошо, что ты общаешься с племянником герцога... Кстати, где юный Скалигер? Он в последнее время не заходил к нам... - Меркуцио уехал в Мантую по указанию Эскала. - голос Бенволио предательски дрогнул и он мысленно отвесил себе пощечину. С таким же успехом можно сказать, что Меркуцио делла Скала вот уже месяц как лежит в земле. Сказать чертову правду - Этот болтун опять нажил себе проблем и герцог выслал его в воспитательных целях на время. - усилием воли придавая голосу беспечное выражение, Бенволио водил большим пальцем по руке дяди, незаметно сжимая вторую руку в кулак. Потому что сердце сжималось при мысли о том, что совсем недавно так могло в самом деле быть. - Вы ведь знаете этого паяца. - финально вздохнул Бенволио и, стиснув зубы, завершил очередной спектакль. - Это человек, который создан во вред самому себе. Алонзо казалось задумался и очнулся на последних словах, совершенно точно принадлежащих его, некогда живому, сыну. - Да, хорошо сказано, мой мальчик, во вред самому себе же. Недаром, ты славишься почти поэтом и все время в этих книжках! - он, теперь уже усерднее, потрепал Бенволио по голове. На губах племянника образовалась натянутая улыбка одними уголками губ, карие глаза лихорадочно и, в то же время, отстраненно блестели, но Алонзо совсем этого не замечал. Он вновь ушел в свои мысли и в свое недавнее прошлое и по изменившемуся взгляду Бенволио понял, что все уже закончилось. Он поднялся на ноги, самолично помог дяде улечься и, поправив одеяло, едва ощутимо коснулся покрытого сединой виска. Запустив руку в темные растрепавшиеся волосы, молодой человек стремительно покинул комнату, прикусывая губу и едва не воя от избытка охвативших чувств. Черт побери, это было невыносимо!

***

Блаженное забытие нарушил, просачивающийся сквозь сон, звук приближающихся шагов. Бенволио неосознанно нахмурился, чувствуя как сон медленно сбрасывает свою пелену и чувствуя сонное раздражение, неохотно разомкнул глаза. Перед глазами оказалась все та же знакомая с ночи кипа бумаг и Бенволио растерянно прикусил губу, машинально разгребая листы и попутно вспоминая насколько он продвинулся вчерашней (?) ночью. - Бальтазар? - опознав своего раннего гостя, кинул Бенволио скорее утвердительно, чем вопросительно, вместо приветствия. Слуга Ромео...то есть его слуга, мысленно поправил он себя, выглядел одетым по-дорожному, потертый плащ и сумка говорили за себя наилучшим образом. Господи, они ведь и в самом деле собирались...он собирался... - Идет седьмой час, господин.-кивнул Бальтазар, без лишних слов отвечая на незаданный вопрос. Сколько Бенволио его помнил, лучшей чертой Бальтазара было то, что тот никогда не нуждался в излишних словах и уточнениях. Наверняка поэтому, любящий играть в скрытность и недомолвки, Ромео так ценил его в свое время. - Вы планировали отправиться в деревню к девяти. - Благодарю, Бальтазар.-спешно ответил Бенволио, протирая лицо руками, пытаясь окончательно прийти в себя после сна на рабочем месте. - Лошади... - Уже готовы, синьор. Бросив благодушный взгляд на слугу, хозяин опустошил графин с водой, стоящий в углу стола и принялся готовиться к предстоящей поездке. Он давно не посещал загородные владения, вот уже два месяца, а между тем, новому графу стоило показываться на глаза своим людям чаще. Признаться честно, Бенволио не слишком хотелось светиться лишний раз, чувствовать на себе оценивающие взгляды, кожей ощущая людские раздумья. Насколько он лучше синьора Ромео и насколько похож на графа Алонзо? На эти вопросы он даже сам для себя еще не нашел ответ. С Бальтазаром они встретились в коридоре. - Что синьора Джованна? - на ходу бросил Бенволио, натягивая на руки перчатки. - Она еще спит, как мне доложила Беатриче. - Прекрасно. - сделав глубокий вздох, Бенволио слегка запрокинул голову, делая вид что не замечает некоторого понимания, промелькнувшего в темных глазах Бальтазара. Все же излишняя прозорливость слуги порой раздражала его и слегка выбивала из колеи. - Передайте синьоре, что я вернусь к вечеру. - отдав последнее распоряжение и пересеча порог, Бенволио с наслаждением подставил голову тепло греющему солнцу и, как он ни силился отвлечься, в его голове промелькнула мысль о том, что Джованну он не видел уже несколько дней, притом что все это время они жили в одном доме. Не то, чтобы он был недоволен таким положением вещей, в какой-то степени ему это даже приходилось по душе. Да простит Господь, но без тягостного молчания, немых упреков и тяжелых, почти неприязненных взглядов жилось гораздо легче. Тетушка не ненавидела его. По крайней мере, ему так казалось. Возможно он ошибался. Вероятнее всего, так и есть. Единственное, в чем Бенволио был уверен, так это в том, что пропасть между ними увеличивалась с каждым днем, поглощая все светлое и памятное между ними, рождая взаимные отчуждение и неприязнь. Он чувствовал всей душой, едва ли Джованна простит ему потерю своего единственного сына и, совершенно точно, не простит тот факт, что он занял место Ромео. Резко, в одночасье, разделив жизнь семьи на до и после. И, видит Бог, он понимал ее чувства! Вина, грызущая и безжалостная, гложила его порой, когда, просыпаясь ночью, он видел во сне покойного кузена. Он не упрекал, не ненавидел, Ромео был весел и улыбчив, каким был в свои лучшие дни, когда дурацкие порывы меланхолии и очередные приступы безнадежных влюбленностей не захлестывали его с головой. В свое время Бенволио частенько раздражали подобные склонности кузена, ибо в такие дни Ромео имел свойство прятаться в своей комнате от всех и избегать любого общения, а отчитываться за поведение двоюродного брата перед его же родителями приходилось ему. Но подобные сны имели свойство вытеснять из памяти Бенволио все негативные черты в кузене и заставлять безумно скучать. Он понимал чувства Джованны, да. Но едва ли мог их оправдать.

***

До деревни они добрались почти во время. Бенволио с десяток раз мысленно порадовался своей же предусмотрительности и решению отправиться в поездку с утра пораньше, пока не столь сильно припекает. Уже к девяти часам началось настоящее пекло, заставляя его жалеть о том, что забыл взять с собой берет и воскрешая в памяти неприятные воспоминания... - Стоит поторопиться, синьор. - голос Бальтазара, слишком громкий и резкий, неожиданно выдернул Бенволио из своих мыслей. - День жаркий и если хоть немного задержаться... День жаркий, всюду бродят Капулетти... - Ну так поторопимся. - проговорил Бенволио сквозь стиснутые зубы. Воспоминания, дурацкие воспоминания вновь начали одолевать его в самый неподходящий момент. Черт возьми, как же скорбно предаваться им и ощущать, ощущать это нелепое чувство вины, вместо того, чтобы гнать его прочь. Ведь, в самом деле, неужели Джованна и все остальные, а он был уверен: не только она одна винила племянника своего мужа в случившемся, невозможно, да и глупо, оставаться глухим к тому, что говорят за твоей спиной, игнорировать говорящие взгляды, пусть они и устремлены в твою спину; были так уж правы, вменяя ему в вину все случившееся, всколыхнувшее город совсем еще недавно. Он знал ответ, был в нем уверен или, по крайней мере, пытался себя в том убедить. Нет. Он не виноват в том, что не сумел убедить в тот злополучный день Меркуцио удержаться от драки. Не виноват в том, что Тибальт Капулетти, будь он трижды проклят, по каким-то своим причинам прислал Ромео чертов вызов. Не виноват, что кузен, этот вечно витающий в облаках романтик, даже не научился толком держать в руках шпагу, что по вине Ромео погиб человек, которого они оба считали другом. Не виноват, что не успел остановить Ромео от праведной, но такой поспешной мести, хотя, черт побери, в глубине души он радовался смерти Тибальта, погибшего столь бесславно, от руки своего кровного врага. Кто бы мог подумать, что Ромео, такого кроткого и миролюбивого, так охватит гнев, что он не раздумывая бросится на убийцу названного брата, владеющего оружием едва ли не трижды искуснее него? И все же, Бенволио проклинал Тибальта по сей день. Возможно, этим он уподоблялся теперь уже бывшим врагам, но ему было до странного все равно. Июльские события словно выжгли в нем какое-то неестественное равнодушие ко всему, что раньше казалось таким важным и значимым. Кроме своей семьи... А есть ли у него теперь семья? Неоднозначный вопрос, требующий неоднозначного ответа.

***

Близилось к четырем, когда он неспешно прогуливался по окраине деревни. Просто потому что захотелось. Жара уже начала спадать и после часов работы хотелось развеяться, с наслаждением вдыхая свежий воздух, тянущий издалека сеном. Голова приятно отвлекалась от негативных мыслей и, что еще приятнее, от воспоминаний. Бенволио даже улыбнулся, прослеживая взглядом вспорхнувшую рядом птицу. Впервые за много месяцев идея посетить таверну перестала казаться ему кощунственной и не расторопной. Дела подождут, к тому же приступать к ним лучше на свежую, отдохнувшую голову. На мгновение возникла мысль даже задержаться здесь на несколько дней. Местный воздух довольно благотворно влиял на него, в отличие от родного дома, где все привычные с самого детства вещи казались чужими и порицающими, а атмосфера-удушливой. Бенволио машинально коснулся горла и, в то же мгновение, отбросил руку от шеи резким движением. Нет, довольно этих отравляющих душу мыслей на сегодня! Внезапно его внутренний монолог прервали, становящиеся все более различимыми, голоса. Молодой человек нервно передернул плечами, поправив плащ, и аккуратно, стараясь не издавать громких звуков, прошел вниз по тропе, откуда доносились голоса. С каждым шагом понимая все больше, он почти добрался до захудалой хибарки, в которой, судя по всему собрались крестьяне сделать продых к концу рабочего дня. Прислонившись к брусничатой стене, Бенволио прикусил губу, небрежным движением пригладил темные волосы и прислушался. Наверняка ни о чем необычайно важном крестьянское мужичье толковать не могло, но услышать полезную, как для хозяина, информацию, если такая все же проскользнет в устах кого-либо, было бы не лишним. Юноша тихо усмехнулся, понимая что частично оправдывает собственное любопытство. Но упоминание знакомого до боли имени заставило его в миг отбросить все мысли и вцепиться в деревянный выступ стены особенно цепко. - По-моему новый синьор-граф не хуже старого. По крайней мере не так строг... - неуверенно произнес, по-видимому, мужчина средних лет. Бенволио так и представлял мысленно как пугливый крестьянин поеживается, нервно прислушиваясь к каждому шороху, пусть почти наверняка это представление было излишне гротескным. - Ты еще подожди. - пренебрежительно присвистнув, отозвался его товарищ, судя по голосу, немного постарше. - Годы пролетят, станет таким же. Если не хуже. Чертами вылитый дядюшка, упокой Господь его душу. За этими словами последовало недолгое молчание, словно все присутствующие за стеной перекрестились. - Все ж, жалко, что не синьор Ромео-то. - беспечным, даже слишком беспечным тоном отозвался голос помоложе. Бенволио резко замер, неосознанно сжав руки в кулаки. Теперь он обратился в слух со всей своей возможной внимательностью. - Жалко ему! - презрительно фыркнул предыдущий, почти наверняка сплевывая на пол. - Чего его жалеть-то? Предатель и бабий хвост-вот и весь ваш синьор Ромео! Всегда малохольный был, но не так же, чтоб бабе-то Капулетской продаться! За таким идти-что голову себе самому отрубать! И будь графом синьор Ромео-то твой, что было б то, а? Капулетскую шлюху графиней?! Не шиш ли им с хреном! Раздался глухой стук, видимо крестьянин в порыве эмоций задел что-то рукой, а Бенволио, подперев стену рукой, тяжело задышал, прикусив губу. Кровь начинала закипать, резко ударяя в виски, подпитываясь внутренней болью, что хранилась все это время на дне души. К черту! Чего он ожидал? Запрокинув голову, прикрывая бессильно глаза, молодой граф машинально сжимал и разжимал кулаки, чувствуя странное, удушающее бессилие. Что было поистине удивительно, учитывая какую власть он относительно недавно приобрел. Воспоминание об этом зажгло в нем какое-то непонятное чувство, мгновенно пробежавшее от сердца до кончиков пальцев, оставляя неприятное покалывание в подушечках. Черт возьми, ему хотелось разнести эту хибарку до последней доски! Мысли отступили, а в голове лишь перманентно крутилось: Ромео, предатель, мертв, наследник. Невероятным усилием воли подавляя в себе рык, молодой человек резко сорвался с места и стремительным шагом проследовал в хибарку. Распахнуть дверь, ему удалось, на удивление, почти бесшумно, этим, кажется, пугая крестьян еще больше. Ибо на их лицах: постарше и помоложе; отчетливо пропечатался страх со смесью недоумения. Бенволио было плевать, должно быть это и отпечатывалось у него на лице, он равнодушным взглядом проскользил мимо присутствующих, пытаясь выявить поносящего его кузена, но мужчина сам поспешил прервать его поиски. - Синьор. - знакомый голос откликнул его из правого угла. Повернувшись и завидев его обладателя, Бенволио более медленным шагом направился к нему, на ходу изучая невзрачное покрытое оспинами, лицо. Как же его звали? Трувио? Впрочем не слишком важно. - Трувио. - противореча себе самому, медленно выплюнул Бенволио, подходя почти в упор и смотря в серые глаза напротив точно также. В зрачках крестьянина отразилось нечто, подтверждающее догадку с именем и, наконец-то, подобие страха. Слабо осознавая что делает, Бенволио резко кинулся вперед и схватил мужчину за шиворот, наклоняя ближе к себе. - Проверим, можешь ли ты нести ответственность за свои слова перед господами, Трувио. - невозмутимо проговорил Бенволио, не обращая никакого внимания на притихших крестьян, смотря на свою жертву в упор. Хотя нет. Жертвой здесь был отнюдь не жалкий мужик, которого он продолжал держать за шкиркой. Жертвой был...кто? Ромео? Покойник, чья честь запятнанна? Или он сам, Бенволио? Живой, но потерянный, потерявший и желающий обрести. Вот только что обрести? Резко отпустив руку, сжимающую крестьянина, он перевел дыхание, продолжая в упор смотреть на потерявшего равновесие Трувио, теперь избегавшего ответного взгляда и на сей раз вложил в свой взгляд щепотку холодного презрения. Бенволио никогда не умел распаляться надолго, да и не желал уметь, твердо зная, что на трезвую, холодную голову можно добиться намного большего, пусть некоторые и полагали его трусом за подобную расчетливость. К чему тратить своё время на марание рук о неотесанного мужлана, когда в твоих силах избегнуть этого с намного более показательным эффектом? - Свой следующий день ты проведешь в колодках. - отчеканил он, внутренне поражаясь ледяным ноткам в собственном голосе. Он и не думал что способен на такое. - Полагаю, знойный день выбьет из твоей головы все слова осуждения тех, кого тебе не полагается осуждать. - С-синьор... - сбивчивый лепет Трувио Бенволио предпочел проигнорировать, стремительно покидая хибарку. Его тело было напряжено подобно струне, мысли путались, а на душе разливалось странное спокойствие. Словно он защитил честь кузена, хотя бы частично, пусть и не смог защитить его жизнь. Внезапно запнувшись, Бенволио посмотрел вниз, прикусив начавшую кровоточить губу, а следом запрокинул голову и рассмеялся. Черт возьми, до чего все это было уморительно! Кажется, он начинал мыслить как Меркуцио, из всего умудрящийся сделать шутку или найти иронию. Бенволио обожал прежде это свойство друга и дивился ему, но теперь до него медленно начало доходить. Когда в мире творится бардак, а ты не имеешь над этим никакой власти, только и остается что пялить насмешку и кривить губы, стараясь найти повод смеяться, пусть даже совсем абсурдный. Черт. Молодой мужчина медленно зарылся рукой в темные волосы, не спеша перебирая их, в тон медленно прокручивающимся мыслям а его голове. Кто теперь знает, что Меркуцио прикрывал своей иронией?