Ironia nascosta

Солнечные лучи проникают в комнату, растворяясь солнечными зайчиками, отпрыгивая от пола и отражаясь в зеркале. Джованна морщится, смотря в свое отражение, жмурясь. Надо бы приказать Беатриче задернуть занавески, которые вообщем-то и были задернуты до некоторого времени. Какого черта она их раздвинула? В последнее время Джованна все хуже переносила солнечный свет, ее голова начинала болеть, пронзительно раскалываясь от подступающей мигрени, боль становилась настолько сильной, что оставляла сил только на бессильное и бессмысленное лежание в постели, чего она прежде так не любила. Прежде. Прежде многое было по-другому. Прежняя Джованна ровно относилась к солнцу, вставала рано поутру, отмечая по тому, как высоко стоит солнце, благоприятный ли день для покупок. Прежняя Джованна, казалось, могла делать с десяток дел одновременно: корить нерасторопную прислугу, диктовать пожелания портному, распекать мужа за очередное полуночное сидение за бумагами, журить племянника за пьянки с дружками поздно ночью и параллельно просить присмотреть за вновь отрешившимся от мира сыном...а что же сейчас? Не выдержав, Джованна резко встала со стула и сама нервным движением задернула занавески. Провела следом указательным пальцем по дорогой темно-синей ткани, отрешенно обвела узор. Это был любимый цвет ее мужа. Алонзо. Губы Джованны скорбно опустили уголки, синие глаза повторили их движение. Он мертв вот уже...сколько? Несколько месяцев? Впервые она осознала, что его смерть перестала вызывать в ней что-либо, кроме едва уловимого горестного шевеления внутри. Кажется, она...смирилась? Уголки губ дрогнули, выпрямляясь вверх в усмешке. Забавно. Ей казалось она никогда не смирится. Но смерть мужа прошла для нее также быстро и туманно, как и все остальное, как и вся жизнь снаружи. Ее больше не волновали слухи и сплетни Вероны; не волновала политика, внешняя и внутренняя, проводимая герцогом; не волновали очередные стычки, которые почти наверняка возобновились за стенами этого дома, в подворотнях и тавернах. Вражда, мир, любовь. Когда-то из всего этого состояла ее жизнь. Но вражда поглотила своих конкурентов, вытеснила из жизни Джованны Монтекки и то и другое. Теперь не осталось ничего. Была ли она так наивна, чтобы прежде не догадываться об исходе, столь неизбежном при подобной троице, державшей ее жизнь на своих плечах, подобно древним исполинам из греческих легенд? Как бы Джованне ни хотелось, дать ответ на этот вопрос она не могла. - Синьора. - робкий голос Беатриче заставил женщину нервозно, но повелительно поднять голову и оторваться от лицезрения своего унылого лица в зеркале. Она почти забыла как пользоваться косметикой: последние месяцы она ей и не пригождалась. Выходить из дома не было сил, да и желания тоже, из мужчин в доме, не считая прислуги, остался только... Не стоит об этом! Джованна потерянно оперлась рукой на край стола. - Что ты хотела? - сквозя девушку неприязненным взглядом, хозяйка дома Монтекки даже не думала о том, чтобы его смягчить. Прежняя Джованна не позволила бы себе буравить прислугу взглядом без веского повода, но нынешней было настолько...плевать, что мысли о собственной репутации даже отдаленно не приходили в голову. - Синьор уехал сегодня утром, к семи часам в деревню. Сказал передать вам, что вернётся к вечеру. - девушка неловко опустила глаза в пол, не выдержав тяжёлого взгляда хозяйки. Вот в чем дело. Прикрыв глаза, Джованна неторопливо повернулась к зеркалу, ее веки слегка подрагивали. Стоило ли тревожить ее из-за такой мелочи? Бенволио... Джованна удрученно уронила голову на руки. Племянник покойного Алонзо всегда был сообразительным мальчишкой, этого у него не отнять. Почему же сейчас он так упорно продолжает напоминать ей о собственном существовании? Неужели взаправду не понимает, что им обоим будет легче, если притвориться, будто друг друга не существует? Внутренний голос немедленно отозвался, порицая ее за жестокость, бессердечность в отношении мальчика-сироты, которого она знала и опекала с детства. Но правда в том, что Бенволио уже не юнец, живущий за милость родственников, не тот беспечный и, в то же время, смышленный мальчишка, которому она когда-то дарила подарки на Рождество и именины, который иногда ластился к ней, а иногда, совсем забывшись, называл мамой. Нет. Она не могла смотреть на него прежними глазами. После проклятого июля уж точно не могла, как ни старалась, хоть старания были и не слишком усердны. Ныне она просто не могла смотреть в его карие глаза и не видеть в них Алонзо, а смотря на правильные черты лица - не видеть в них Ромео. Ее мальчик и его кузен всегда были поразительно похожи, как родные братья. Раньше ей нравилось это сходство, как и нравилась их дружба: у Ромео был и близкий друг и брат в одном лице, все равно, что родной, ведь они выросли в одном доме. У обоих мальчиков были неконфликтные характеры и не смотря на их различие, им удавалось неплохо ладить. Вдобавок, Алонзо был привязан к племяннику, как ей казалось, видя в нем покойного брата. Все это, в совокупности с человеческим состраданием распологало Джованну к мальчику, а его, как она предполагала, распологало к ней. Она так и не сумела в полной мере заменить Бенволио мать, но, по крайней мере, сумела дать хоть немного ласки, которой мальчику явно не хватало. В этом вопросе ей уж точно не было повода себя корить. А сейчас...сейчас же все абсолютно по-другому. Она больше не жена и не мать, она хозяйка дома, который ей опостылил, а он не племянник и не кузен, зато, как ни иронично, хозяин дома, на который прежде не имел никаких прав. Новый расклад делал его неприкасаемым, а ее...напротив уязвимой. Несмотря на горе, охватившее ее душу, разум в Джованне не умер окончательно и она понимала, что теперь ее права в этом доме довольно шатки. Стоит Бенволио жениться, что обязательно когда-нибудь произойдёт, и она потеряет положение, которое занимала столько лет, окончательно и бесповоротно. Скорее всего, обзаведясь супругой, Бенволио предпочтет выслать ее в отдаленное поместье, чтобы старая тетка не мешалась под ногами, а даже если нет... Жизнь в опустевшем доме, без мужа и сына, при чужих людях, казалась ей худшим раскладом из всех возможных. - Синьора... Вам нехорошо? - Беатриче смотрела испуганно и Джованна невольно поморщилась от громкости ее голоса. - Все в порядке. - соврала она и внимательно посмотрела на себя в зеркало. Впрочем она была совсем не так уж стара. Светлая, пожалуй, даже слишком светлая для итальянки, кожа стала чересчур бледной, словно она обильно обмазалась белилами. Под глазами отчетливо виднелись круги, лицо осунулось, четче прорезая скулы… Джованна предельно ясно видела последствия своего затворничества перед глазами, но хватило бы ей сил прекратить его…она не знала. А ведь когда-то ее раздражала манера сына отрешаться от всего мира, но теперь вполне понятно от кого он ее унаследовал. -Вы хотели что-то мне сообщить?-вопрос прозвучал не раздраженно, несмотря на то, что Джованна вкладывала в него именно такой посыл, а скорее ехидно. Беатриче округлила глаза и поспешно принялась отчитываться. -Джулия сегодня не выйдет на работу: ее сын заболел оспой, Клариче ее заменит. В доме кончаются запасы зерна, а с учетом прошлогодней засухи придется сделать закуп у венецианских купцов. Синьора Капулетти просила вас о встрече… - Что? - женщина резко вскинулась, вопросительно подняв глаза на смутившуюся служанку. - И ты говоришь об этом только сейчас? - Я…не был уверена, что вы согласитесь принять предложение…Синьора Сильвия просила вас о встрече возле церкви около трех часов дня. - Сильвия Капулетти…зачем же ей это? - Джованна нахмурила брови. В самом деле, зачем жене Капулетти договариваться с ней о встрече? Что им обсуждать? - Я не знаю, синьора. Меня просто просили передать. Видя что девушка явно переволновалась, Джованна решила не мучить ее дольше и, выслушав оставшийся отчет, кивком отпустила. Затем, оставшись в одиночестве, принялась обдумывать полученное приглашение. Беседовать с Капулетти не хотелось и на то имелось слишком много причин. С Сильвией Капулетти они обмолвились едва ли парой слов за время пребывания Джованны в Вероне и, признаться честно, супруга Франческо Капулетти оставила у Джованны не лучшее впечатление. Жена кровного врага мужа славилась своим вспыльчивым, требовательным, но, в то же время, довольно обаятельным нравом. Первые два качества не находили у Джованны никакого отклика, потому что противоречили ее собственному характеру, а второе…она попросту не оценила. Все же она не мужчина, чтобы бездумно вестись на женское обаяние, вдобавок синьора Капулетти производила впечатление достаточно легкомысленной особы, что отталкивало Джованну еще больше. Не удивительно, что она воспитала такую дочь… Джованна крепко зажмурилась, вновь обхватив голову руками, отмахиваясь от начавших лезть в голову вновь беспощадных мыслей о случившемся в июле. В Вероне его прозвали кровавым и на улицах, она была уверена, среди горожан, торговцев и слуг, только и разговоров, что о нем, шепотом и не очень. Город еще не скоро забудет эту злосчастную череду смертей, вероятно это и было главной причиной, по которой она предпочитала не выходить на улицу. Слышать из раза в раз о смерти сына по новой становилось невыносимо, а толковать об этом будут теперь чуть ли не второго пришествия, прости ей Господи невольное святотатство! Особенно омерзительны ей были слухи, а она знала, не сомневалась в том, что такие слухи ходят, слышала не раз как слуги перешептывались о них, о том что ее сын то ли насильник, то ли соблазнитель, то ли и то и другое, запудривший девчонке Капулетти голову и поведший ее обманом под венец. Омерзительно. И это говорят те, кто еще недавно ставил ее Ромео как образец подражания, восхищался образованностью, гуманностью и начитанностью ее мальчика. Джованна опустила голову, слезы невольно наполнили ее глаза. Нынче веронцам было плевать, они с легкостью забыли все, что до этого говорили сами, лишь бы поносить ее мальчика, его память. Лишь бы найти виноватого… Но виноват был не он. Она точно знала это. Разумеется, вина лежала не на Ромео, не могла на нем лежать. По крайней мере, не только на нем. Возможно его оговорили, обманули… Джованна не знала. Знала лишь то, что ее сын никогда в жизни бы не поступил подобным образом, не так Ромео был воспитан, не так он мыслил. Или же… Джованна боялась даже допустить мысль об этом, но в последнее время ей начинало казаться, что ее сын вовсе был не так прост как ей думалось. Ромео любил свою мать, но также он любил и скрытничать. Что если она совсем не знала своего сына? Но его знал кое-кто другой. Мысль заставила Джованну встрепенуться и сцепить руки в замок. По настоящему серьезные тайны ее сын всегда поверял двум своим друзьям. Один из них уже мертв, а другой… Бенволио она не доверяла. Не желала доверять, не желала даже его видеть. Возможно сам Ромео не простил бы ее… Возможно прежняя она сама бы себе не простила...

***

Солнце нещадно палило, когда синьора, пробираясь сквозь улочки, добиралась до церкви, осторожно озираясь по сторонам. Джованна надела вдовью вуаль и опустила головной убор достаточно низко, но, разумеется, ее все равно узнавали те немногие веронцы, что встречались ей в городе. Компанию ей составляла Беатриче, такая же хмурая, как и госпожа. Ближе к церкви сердце Джованны начало колотиться как бешенное, наверняка от предстоящей встречи со...своей несостоявшейся сватьей? Вернее, все же состоявшейся...а черт ее знает. Мысли начинали путаться, но синьора Монтекки постаралась привести их в порядок. Она будет спокойна, холодна и отстраненна. Лучшее поведение для того, чтобы разузнать чего от нее хотят и, в то же время, ясно дать понять свое отношение. Площадь перед церковью встретила ее почти оживленным пространством: тут и там сидели нищие на паперти, да околачивались торговцы травами и прочей снедью. Едва не наткнувшись на полноватого мужчину, торгующего рыбой, Джованна заметила силуэт Сильвии Капулетти, машущий ей рукой. Пробравшись сквозь толпу, подходя к стене церкви, Джованна небрежным движением пригладила воротник и инстинктивно выпрямилась. Перед этой женщиной не хотелось показывать себя со слабой и уязвимой стороны. - Синьора Сильвия. - Синьора Джованна. Обе женщины поспешили приветствовать друг друга, чтобы затем погрузиться в напряженное молчание. Покуда оно длилось, Джованна украдкой разглядывала жену врага покойного мужа. Вернее, бывшего врага, поправила она себя. Светлые волосы Сильвии покрывала вуаль, точно также как и ее собственные, черты лица прежде такие мягкие, заострились, голубые глаза словно потускнели. С минуту они разглядывали друг друга и Джованна, к своему удивлению, обнаружила, что между ними будто образовалась та степень понимания, когда молчание не тягостно и неловко, а вполне уместно и понятно всем участникам. Молчание решилась нарушить та, кто была инициатором встречи. - Рада вас видеть, синьора Монтекки. - фамилию кровных врагов своего мужа Сильвия протянула с какой-то неразборчивой интонацией. - Благодарю, что вы решились отозваться на мою просьбу. - Взаимно. Не стоит. - механически произнесла ответные дежурные любезности Джованна, пристально следя за собеседницей. Вид Сильвии выражал любезность, даже какую-то чрезмерную любезность, граничащую с лицедейством, точно она старательно разыгрывала вежливость перед неприятным человеком. Впрочем, так скорее всего и было. - Я не могла отклонить ваше приглашение в любом случае. Ведь после относительно недавних событий мы в каком-то смысле связаны. - не уточняя кто именно "мы", пояснила Джованна. - Так или иначе мы в одной лодке до сей поры, дорогая родственница. Улыбнувшись одними губами, Джованна оценила реакцию собеседницы на собственное провокационное заявление. Станет ли Капулетти соглашаться, проигнорирует или же примется отрицать явно неприятное родство. Уголки губ Сильвии на секунду дрогнули и почти опустились, но уже в следующее мгновение приподнялись и, не меняя взгляда и выражения лица, женщина сладко произнесла: - Вы читаете мои мысли, дорогая! Не лучше ли нам пройтись вдоль церкви, оставив наших девушек и поболтать вдвоем? Приватная беседа. Что ж. Уже прохаживаясь под спасительной тенью деревьев, Джованна обратила внимание, что тонкие кисти Сильвии слегка дрожат, несмотря на то, что под сенью деревьев отнюдь не было холодно. - Так ради чего мы решили встретиться? - пожелала прояснить вопрос наедине Джованна после недолгого молчания. Синьора Капулетти в ответ усмехнулась, не глядя на собеседницу. - Вы по-мужски прямолинейны, дорогая. Недаром ходят слухи, что своей деловой хваткой вы превосходили покойного мужа. - она пытливо взглянула в лицо Джованне. - Мои соболезнования по поводу смерти синьора Алонзо. Бог забирает у нас самых лучших в первую очередь. - Благодарю. - сухо отозвалась Джованна, против воли ощущая нервный зуд внутри от последней фразы и, судя по омрачневшему лицу Сильвии, не она одна его ощутила. Но к чему эти слова? Разумеется, они были лишь должной вежливостью, но странно было слышать их от славящейся своим вспыльчивым нравом синьоры Капулетти. Джованна мысленно вздохнула, уже готовясь покончить с этой нервирующей игрой. - Но вы так и не ответили на мой вопрос. Любующаяся красотами Сильвия мгновенно повернула голову и отозвалась тонким, мелодичным голосом. - Как раз собиралась, лишь думала дать вам паузу собраться с мыслями. - от такой откровенности Джованна неожиданно прикусила губу. - Как вам известно, наши дети недолгое время были супругами, нравится нам обеим это или нет, а значит, пусть наших ангелов нет в живых, но за ними, а значит теперь за нами закрепились некоторые обязательства. - Сильвия неожиданно повернулась боком, вынуждая Джованну остановится. - Моему мужу и мне казалось мы все обговорили с вашей семьей некоторое время назад, но, как выяснилось, так и не пришли согласию. Мы выплатили приданное Джульетты, но мы не видим ее вдовью часть. Вот уже около полугода. Мы с Франческо хотели разузнать: не произошло ли никаких трудностей в финансовом отношении? Неожиданное пояснение застало Джованну врасплох. Она не вникала в дела семьи уже очень долго, буквально со дня смерти сына, с того самого дня... Все решали и регулировали Алонзо и Бенволио, а она... Она и подумать не могла, что перед Капулетти у них все еще есть какие-то задолженности. Но показывать смущение перед бывшими врагами не стоило и, придав своему взгляду невозмутимость, женщина посмотрела собеседнице прямо в глаза. - Не слышала ни о каких трудностях, но мне нужно уточнить этот вопрос с моим племянником. Собственно, почему вы с синьором Капулетти не обратились сразу к нему? "И почему именно вы обратились ко мне, Сильвия?" - мысленно поинтересовалась Джованна. В ответ Сильвия расслабленно и туманно улыбнулась, вызвав у Джованны легкую нервозность этой непонятной загадочностью. - Полноте, Джованна! Ваш племянник - талантливый юноша, но еще очень молод. Какие-то аспекты могут быть ему не вполне понятны. К тому же, - словно расслышав ее мысленный вопрос, добавила Сильвия. - Как с мужчиной, с ним может быть труднее вести диалог. Вы понимаете. - рассмеялась Капулетти, обратив на Джованну быстрый, насмешливый взгляд. На секунду она отвернулась, а когда повернулась обратно на ее бледном лице отчетливо проступила горечь. - Кроме того, вы намного лучше поймете меня по другой причине. - женщина горько вздохнула, взгляд ее голубых глаз подернулся пеленой. Не глядя на Джованну, Сильвия продолжила отстраненным тоном, словно разговаривала сама с собой. - В последнее время Франческо становится все хуже. Он старается держаться ради меня и семьи, но... - на секунду голос ее подвел и Сильвия запнулась, глядя на заднюю стену церкви. - Его все чаще мучают сердечные боли. Недавно к ним добавилась мигрень. Врач сказал, это от духовных переживаний. - женщина вновь поглядела на Джованну, словно ища поддержки, в голубых глазах читалась смесь горечи и смирения. - И я знала, что этим все закончится. - голос Сильвии стал более низким, грудным, точно ей становилось тяжелее сдерживать рвущиеся из груди всхлипы. - Но я надеялась... все будет не так фатально. Понимаете, мы теряли детей долгие годы, прежде чем родилась Джульетта и... Она была солнцем нашей семьи, наша златовласая девочка! - в порыве эмоций она схватила руку Джованны, и та поспешила участливо пожать белую, ухоженную ладонь. - Я знала, что Франческо не переживет ее потери, он так любил ее... Он до сих пор не может простить себе, что однажды был с ней так суров... Не будем об этом! - женщина порывисто покачала головой, сильнее сжимая руку Джованны, подавляя очередной всхлип. - Я лишь хотела поделиться этим с вами на самом деле, потому что... Вы поймете меня, как никто другой. Вы ведь сами...потеряли мужа и ребенка, вы знаете какого это, но вы такая сильная! - теперь Сильвия уверенно заглянула в светлые глаза Джованны. - О вашей силе духа и крепости разума ходят легенды, а я... Я всего лишь слабая женщина, потерявшая себя, не представляющая как жить дальше. - переводя дыхание, Сильвия вновь вскинула свои сухие глаза, в которых так и не мелькнуло ни одной слезы. Вместо этого, они лихорадочно блестели, точно у одержимой. Джованну откровенно передернуло от такого сравнения и она едва заставила себя не отдергиваться от крепко сжимающей ее руку, дамы. - Теперь вы знаете зачем я здесь. - уверенным тоном проговорила женщина, выравнивая дыхание, вновь обращаясь будто бы к себе. - Я хочу чтобы мы с вами стали подругами. Благо у нас для этого теперь достаточно оснований и совсем мало поводов для обратного. - иронично усмехнувшись, синьора Капулетти вновь обратила на собеседницу насмешливый взгляд. - К тому же... Нам будет проще вести дела, если мы будем согласовываться друг с другом. Вы согласны со мной? Теперь когда наши мужчины...отошли в сторону, дела семьи свалились на наши плечи, а необходимости поддерживать видимость вражды у нас с вами более нет. Взгляд Сильвии стал более мягким, расслабленным и Джованна охотно поверила бы ей... Но нет. Умом и сердцем она прекрасно понимала о чем та говорит, но душа прекрасно помнила и не желала забывать кто был источником бед ее семьи. Племянник этой женщины стал причиной изгнания Ромео, а ее дочь... Джованна не хотела даже думать об этом. Она прекрасно знала: родня и челядь Капулетти грешат на ее сына, обвиняют ее мальчика во всех злодеяниях, но что если все было наоборот? Глядя на эту женщину: красивую для своих лет и довольно разумную, Джованна припоминала все слухи, что ходили о Сильвии Капулетти в течении многих лет. Она никогда не придавала им слишком большое значение, но...сейчас над этим стоило задуматься, ведь, как известно, дыма без огня не бывает. А синьора Капулетти была очевидно не глупа, хоть и пыталась таковой казаться, весьма деловита, хитра и...предлагающая ей союзничество. Джованна встала перед трудным выбором: согласиться ли и пойти против остатков материнских чувств и личных симпатий или же отказаться, заметно испортив отношения с домом бывших врагов? Впервые за много месяцев она ощутила острое желание увидеть Бенволио, обсудить с ним неожиданное предложение, а также щекотливый вопрос о вдовьей доле покойной Джульетты. Неужто мальчишка сумел истратить все средства на очередные гулянки? Но разум четко пресек подобные рассуждения, невольно относя их к материнской ревности. Что бы она ни хотела думать, Бенволио разумный молодой человек и отнюдь не мот. Несмотря на прежнюю любовь к гулянкам, едва бы он решился потратить все состояние семьи, к тому же его бы удержала память о покойном дяде. Бенволио всегда высоко ставил собственную семью, этого она у него не могла отнять. - Разумеется, дорогая. Моя дружба и симпатия всегда будут у вас в вашем расположении. - такой ответ показался ей самым разумным, пусть и дался он ей со скрипом и тяжестью на душе. Сильвия Капулетти в ответ тепло улыбнулась, а ее глаза вспыхнули благодарностью. Не говоря ни слова, Джованна притянула женщину к себе, крепко по-дружески обняв мать своей покойной невестки и ощутила почти невесомый поцелуй в щеку. - Благодарю, дорогая. - улыбка Сильвии искрилась лучистой благодарностью, но Джованна отчего-то ощутила неприятную удушающую тяжесть. Прощаясь, она пообещала выяснить у Бенволио вопрос с вдовьей долей, скрипя сердцем, понимая что так или иначе выполнить это обещание ей все-таки придется.