Брют

      Трава под ногами была мокрая и холодная. В горах температура стремительно приближалась к отметке ноль, а пронизывающий до костей ветер только усугублял всю горесть его положения. В такую погоду промерзнуть можно было и в теплых мехах, не говоря уже о тонких нижних одеждах и старом, потрепанном ханьфу, что к тому же было промокшим насквозь.       Юноша бежал, не обращая никакого внимания на жгучую боль во всем теле. Онемевшими руками он пытался убрать ветки со своего пути, но получалось это отнюдь не всегда, отчего лицо уже покрылось множеством мелких царапин, что с каждой секундой начинали болеть и кровоточить все сильнее. Дыхания попросту не хватало, а мышцы от такой неожиданной нагрузки и вовсе отказывали. Каждый следующий шаг был неувереннее прошлого, ноги подворачивались, а голова кружилась.       Оглянувшись на долю секунды, юноша запнулся об корень дерева, падая вперед, на выставленные руки. Оставшийся кислород выбивается из груди в ту же секунду, как лицо и руки вновь обжигает от новых ран.       «Черт!».       В голове было пусто, а в ушах звенело. Он пытался подняться, но руки не могли выдержать массу тела, подгибаясь, ноги замерзли настолько, что он практически их не чувствовал, только окровавленные стопы болели настолько сильно, что на глазах наворачивались слезы. Глухо простонав куда-то в землю, юноша попытался встать еще раз, но увы все попытки были бесполезны.       Чувство отчаянья и бесконечного холода поглотили настолько, что ему не оставалось ничего другого, как сдаться, отдавая себя на растерзание несправедливой жизни. Ему, наверное, впервые за многие годы стало жаль себя. Всхлипы из его горла вырывались, как нечто инородное и ужасно ему не подходящее, но так хотелось, чтобы хоть кто-нибудь проявил к нему теплое чувство.       Он больше не пытался встать, он старался вообще не шевелиться, чтобы не чувствовать, как каждая клеточка искалеченного тела взрывается от обморожения и тянущей боли. Юноша хотел бы просто закрыть глаза и больше никогда их не открывать, но он не мог себе этого позволить, слишком многое он должен был сделать, до того, как позволит уйти себе в мир иной. Осталось лишь подняться с этой мокрой земли и бежать дальше.       «Что, даже не можешь встать? Ты, великий и могущественный, человек, способный в одиночку противостоять целому миру, даже не можешь встать? Убожество…».       Одинокая слеза скатилась по впалой щеке, срываясь с острой линии челюсти, теряясь в траве и грязи. «Нужно попытаться подняться еще раз. Если я этого не сделаю, он найдет меня, и я больше никогда не увижу белого света». Попытка была мучительна, но ему удалось опереться хотя бы на локти. Он мог продолжать путь даже ползком, но тут случилось совершенно неожиданное.       Вдали послышались поспешные шаги, а вскоре и тихий говор. Все нутро затрепетало. Ужас — все что мог чувствовать юноша, пытаясь не издавать ни звука. Подогнув онемевшие ноги немного под себя, он пытался казаться еще меньше чем он есть, в душе надеясь, что его ханьфу настолько грязное, что можно было слиться с окружающим его видом. Разговоры тем временем не замолкали, а наоборот слышались чуть отчетливее, а затем показались и сами говорящие.       Двое совсем еще юных адептов неспешно прогуливались, жалуясь на скуку и усталость. Юноша не смог сдержать тихого «оха», когда увидел, что адепты были облачены в фиолетовые одежды, принадлежащие ордену — Юньмэн Цзян. Глупо было даже надеяться, что они этого не услышат. Пусть это и были только ученики, но золотые ядра были сформированы у обоих, это ощущалось даже на расстоянии.       «Как они могли здесь оказаться? Я едва ли смог бы пересечь границы ордена Лань, в самом лучшем случае, но это все равно слишком далеко от Юньмэна… Что они здесь забыли?»       — Господин, вы в порядке? — слегка испуганно спросил один из адептов, замечая худую фигуры мужчины. Он не на шутку испугался, заметив человека на земле, но как прилежный адепт, он попросту не мог пройти мимо. — Вы живы, господин?       — Куда ты лезешь?! Вдруг это недобитый лютый мертвец?! — испуганно зашипел другой, оттягивая напарника за ворот ханьфу.       — Слепой что ли? Если это лютый мертвец, то я старейшина Илина — Вэй Усянь! — насмешливо ответил ему первый, подходя к юноше практически вплотную. — Господин, откуда вы и что с вами приключилось? Расскажите, мы адепты великого ордена Юньмэн Цзян, мы можем вам помочь!       Юноша лишь грустно улыбнулся, понимая, что даже если он и захотел бы что-то сказать, то попросту не смог бы, глаза безбожно слипались, утягивая в забытье. В последнюю секунду он только и услышал беспокойный голос юного адепта, что что-то спрашивал у своего товарища. Адреналин из крови выветрился окончательно.

***

      Запах трав и лотосов приятно окружал, словно кокон, принося с собой ощущение тепла и давно забытого чувства защищенности. Истощенное тело отказывалось подчиняться любым требованиям своего обладателя. Хотелось открыть глаза и посмотреть, что происходит вокруг, откуда исходил этот приятный и родной аромат. Но как бы он не старался, получалось лишь хмурится.       — Господин, вы очнулись?! — голос был знаком, вроде бы говорил один из адептов, что был в лесу.       — Ваше тело просто в ужасном состоянии, как, впрочем, и ваши духовные каналы… К сожалению, моих сил и умений недостаточно, чтобы помочь вам, но я по мере возможностей обработал ваши раны, но лучше вам все же пока не шевелиться. Сейчас мы держим путь в пристань Лотоса, у нас хорошие лекари, они вам помогут! Позвольте только узнать ваше имя?       — Вэ…й У…ся.нь, — прохрипел юноша, едва приоткрывая глаза, что тут же заболели от яркого, дневного света. — Мне… нельзя в Юньмэн.       Вэй Ин на самом деле мечтал вернуться обратно в пристань Лотоса, но он просто не мог себе этого позволить, не после того, что он натворил в прошлом. Он повинен в смерти более сотни людей. Его руки по локоть в крови, с этим поспорить было очень сложно, но сколько душ повесили на него, в чьей смерти повинны были другие… Его имя звучало по всему белому свету, его прозвали монстром и помешанным убийцей, что намеренно избавился от всей своей семьи.       Сначала убил мужа своей шицзе, потом множество заклинателей, что пришли за его головой на гору Луаньцзан, а после и Яньли, что за всю свою жизнь даже помыслов дурных не имела. Все они были невиновны, а он лишил их жизни.       К сожалению, совершенно никто не знал, что во всех совершенных деяниях виноват далеко не Вэй Усянь, что все это время его безбожно подставляли, предавали, пытались натравить на него всех собак, а он в силу своей политической беспомощности не мог ничего сделать, терпя все нападки и обвинения. Конец его всем и так известен.       — Пожалуйста, оставьте меня здесь, — уже более ясно выразился юноша, пытаясь поднять уставшее тело. — Молодой господин, я очень вам признателен, но прошу вас прислушаться к моим мольбам. Мне нельзя в Юньмэн…       Если Цзян Чэн его увидит, то беды не миновать, он церемониться с ним не станет, сразу голову снесет или переломает все кости. Снова.       — Что вы такое говорите?! Наш глава очень справедлив и добр, он помогает всем нуждающимся и не откажет в приюте и помощи! — Вэй Ин про себя усмехнулся. Если ничего не изменилось за эти тринадцать лет, то главой ордена является Цзян Чэн, а его добрым назвать язык не повернется. — Я не хочу вас пугать, но если я вас сейчас отпущу, то вы и до рассвета не протянете… Прошу, примите мою помощь!       Вэй Ин понимал это, но поделать ничего не мог. Единственный способ остаться в живых для него, это бежать, как можно дальше, подальше ото всех четырех великих орденов. Нельзя допустить того, чтобы «он» его нашел, иначе легче свести счеты с жизнью самостоятельно, чем терпеть все то, что он перетерпел за последние тринадцать лет. Его рассудок просто не выдержит.       Только сейчас Усянь осознал, что они едут в повозке. Солнце слепило ярко, видимо с момента, когда он потерял сознание прошло достаточно времени, а это значит, что они уже на полпути к Юньмэну. С одной стороны, это было ему на руку, вряд ли его преследователь решит, что он наберется храбрости вернуться обратно в пристань Лотоса. С другой стороны, он с каждой минутой был ближе к своему названному брату, который с радостью бы послушал, как хрустит его шея, когда Цзыдянь непременно сожмется проворной змеёй на ней, с желанием забрать его жизнь.       — Нет, молю вас, молодой господин, бросьте жалкого меня здесь и не беспокойтесь обо мне. Поверьте, я заслужил того, что имею сейчас, а у вас вероятнее всего есть дела поважнее, — Вэй Ин приложил все усилия, чтобы подняться, но голова кружилась, как от дорогого и крепкого вина, выпитого в размерах бочки, не менее. — Остановите повозку.       — Я… Я не могу этого сделать. Я уже доложил о вас главе ордена, он желает встречи с вами, — юноша неловко замялся, протягивая между пальцами длинные волосы. Пусть он чуть-чуть и приврал, сейчас это могло спасти чью-то жизнь. — Ваши ранения очень своеобразны, а также ваша флейта… Она ведь принадлежит Старейшине Илина? Приношу свои извинения, я тогда очень неудачно пошутил…       Адепт неловко засмеялся, понимая всю комичность ситуации. Пожалуй, сейчас ему бы стоило схватиться за меч и пронзить сердце монстра, но смотря на такого хрупкого и изможденного человека, хотелось лишь помочь. А Усянь совершенно забыл, что в последнюю секунду своего пребывания в том ужасном месте ему удалось найти и даже забрать свою флейту. Жаль только, что использовать ее он не в силах.        — Ваше имя — Вэй Усянь. Не посчитайте мой вопрос за грубость, но все же, проклиная свое любопытство, могу ли я поинтересоваться. Вы же и есть — Старейшина Илина? Вэй Ин вздрогнул, во все глаза наблюдая, как юноша перед ним неловко переминается из стороны в сторону. В глазах напротив не было ни страха, ни желания смерти, лишь любопытство и капельку восхищения. Все это не укладывалось в голове.       — Ты меня не боишься? — удивленно спросил старейшина, наконец-то находя в себе силы сесть. Его порядком напрягло то, что этот адепт сообщил о нем Цзян Чэну, нужно было поскорее убегать, но боль, сопровождающая каждое движение, более чем ясно давала понять, что далеко он уйти не сможет, как бы не хотелось. Да и теперь этот юный адепт его не отпустит. — Почему твой меч все еще в ножнах? Ты, как истинный адепт ордена Юньмэн Цзян, должен был уже убить меня, а мою голову принести главе как трофей.       — Что вы такое говорите? Зачем мне вас убивать! — адепт от переизбытка эмоций взмахнул руками, показывая все свое негодование от предположений некогда адепта ордена Юньмэн Цзян.       Вэй Ин задрожал, в ужасе распахивая глаза. Этот жест напомнил ему о нескончаемых муках, что ему пришлось пережить после своей «смерти». Именно так «он» замахивался на него, когда Усянь отказывался выполнять приказы. Все это пронеслось в голове за считанные секунды, доводя до истерики одними лишь яркими картинками в голове. Он не хотел кричать, просто это вырвалось непроизвольно, когда рука адепта вновь пронеслась возле лица.       «Ты всецело принадлежишь мне. Твое тело принадлежит мне. Твоя душа принадлежит мне. Ты не имеешь право отказывать мне. Я твой спаситель. Я твой муж.» — набатом звучало в голове, а тело сковали судороги.       «Ты пытался сбежать? Почему ты хочешь сбежать? Я люблю тебя. Ты мое сокровище, спрятанное в глубинах этого прогнившего мира. Неужели ты не понимаешь, что я единственный человек на всем свете, которому ты нужен.» — Вэй Ин чувствовал, как холодная ладонь опускается на его горло, сдавливая настолько сильно, что в легкие перестает поступать живительный кислород. Он чувствовал, как его изможденное тело бросают в ледяную воду, небрежно сопровождая это фразой — «Ты слишком грязный, испорченный. Твою душу это отмыть не сможет, а вот тело…».       Он вспомнил, как «он» ломал ему руки, когда Вэй Ин пытался прикрыть свое нагое тело, хотя бы лоскутом ткани. Он никогда не щадил его. Вэй Ин мог стерпеть насилие над своим телом, но душа кричала раненной птицей, моля о помощи и свободе.       После этого он отключился, падая в темный круговорот страшных воспоминаний.