***
С того момента их встречи ощущались совсем по-другому. Ризли все еще приходил в его кабинет, все еще рассказывал о мелюзинах, которые начали относиться к нему еще добрее, все еще приносил чай и выпечку. Но теперь он позволял себе прикасаться к Невиллету: убирать крошки с его лица, целовать аристократически белые щеки до легкого румянца, оставлять поцелуи на их переплетенных пальцах, прижиматься со спины, пока судья просматривал очередной протокол. Невиллету это нравилось. Собственная радость от прихода герцога смешивалась с их общей, как любил говорить Ризли, любовью, затапливая его своим теплом. Даже когда они не виделись, отголоски этих чувств искрились тихо, не позволяя погрузиться в переживания об очередной осужденной судьбе. Они чаще начали прогуливаться по безлюдной территории Фонтейна, не желая попасть на глаза зевакам. Они оба были известными на всю страну личностями, и нарваться на очередного журналиста в их собственное время не хотелось. Поэтому Невиллет стал больше звать Ризли к себе в резиденцию. Оказывается, герцог умел хорошо готовить, и судья любил сидеть в это время за столом, наблюдая за Ризли, который легко нарезал овощи, поджаривал мясо или тушил это все в лучших традициях Кур-де-Фонтейна. Ризли снимал свою меховую куртку с жилеткой, надевал фартук и весело что-то рассказывал про Сиджвин, которая читала новые сказки. Невиллет слушал, изредка комментируя. Он тоже переодевался в домашние штаны, в майку. Когда Ризли впервые его таким увидел, то долгое время не мог собраться, а потом еще столько же не отпускал из объятий. — Я, честно, думал, что ты и дома у себя ходишь если не в мантии судьи, то в тройке точно. — Ризли шутил с одной стороны, но с другой — таким Невиллета, наверное, не видела даже Фурина. Тот лишь в своей манере тихо рассмеялся, пока грудь распирало восхищение. Объятья тоже довольно долгое время были неоднозначными. Судья знал, что Ризли любит прикосновения как дарить, так и получать. Влюбленным в целом положено обниматься и иметь тактильный контакт. Но как с поцелуями, так и с объятьями, Невиллет просто не понимал, когда и как их инициировать. Ризли не возражал, беря это на себя, перед этим несколько раз убедившись, что судья не против и даже за. Человеческое, «тактильное» тепло было чем-то абсолютно новым и незнакомым для него — дракона по своей сути, что никогда не сближался с людьми. Но оно ему нравилось. Даже слишком. В такие моменты он чувствовал себя к Ризли ближе, чем когда-либо, и это тоже ему нравилось. Поэтому, когда однажды Ризли снова остался ночевать у него, он перед сном — перед тем как разойтись в разные комнаты — остановил его. Он никогда ничего не предлагал, не уверенный в границах дракона и его ощущениях, а потому Невиллет решил, что теперь его черед. — Спи со мной, — внутри у обоих взрывается что-то теплое и нежное. — Ты уверен? — Тихо, немного нерешительно, но голос дрожит от переполняемых чувств. Невиллета часто хотелось просто носить на руках. Он был прекрасен в абсолютном значении этого слова, во всех своих словах, действиях. Лишь то, что Ризли позволили находиться рядом с драконом, он часто считал невероятной удачей и чудом. — Да, — судья мягко улыбается. — Если бы я был не уверен, я бы не сказал этого. — Он закусывает губу, думая стоит ли продолжать. — Как-то, — давным-давно, Ризли может и не помнит этого, но в бескрайней памяти Невиллета всегда было место для встреч с герцогом, — ты говорил, что важно говорить о том, чего я хочу. Что обратное порождает слишком много проблем. — Серые глаза встречают его. — Поэтому я говорю: спи со мной. Сегодня и потом. После этого, накрываемый непонятным смущением — или же это чувства герцога? — он скрывается в ванной, чтобы подготовиться ко сну. Когда он возвращается, то на правой стороне его широкой кровати лежит Ризли. Он укрыт лишь наполовину, с обнаженным верхом, отчего странное, до этого не особо испытываемое чувство зарождается внутри. Его чувство. Шрамы украшают его от шеи и до самого таза, но совершенно не портят. Ризли красивый. Он тихо ложится слева, их взгляды встречаются и широкая, немного шершавая от перенесенных битв ладонь ложится на его, переплетая пальцы. Невиллет сжимает ее, смотрит на чужую улыбку, пока ему шепчут «спокойной ночи». В этот момент он чувствует себя странно — совсем уж неподобающе мудрому дракону и Верховному Судье — но ничего не может с собой поделать. Он резко пододвигается, обхватывая руками чужое тело и утыкаясь носом куда-то в солнечное сплетенье. Ризли на короткое мгновенье замирает, а после обнимает его в ответ, прижимая к себе еще ближе, пока внутри их любовь сильнее распирает ребра. Ему в этих широких, крепких объятьях так тепло, так… безопасно, что Невиллет улыбается, оставляя легкий поцелуй на чужой шее.***
С тех пор при любой возможности Ризли приходил к нему, оставаясь ночевать. В эти дни небо было особенно ярким, а вода в море искрилась и переливалась. Невиллет чаще мог подойти и обнять, все еще немного скованно, но расслабляясь под чужими заботливыми прикосновениями. Они любили сидеть, переплетая ноги, и лежать вместе на кровати или диване, каждый занятой своими собственными документами. В какой-то из вечеров Ризли перед тем, как они разошлись по ванным — резиденция Верховного Судьи на то и называется резиденцией, что в ней далеко не одна ванная — остановил его. — Могу я заплести твои волосы? — Вопрос удивил судью, но он согласно кивнул, принося расческу и ленту. И так, это стало их очередной рутиной, отзывающейся заботой. Ризли всегда был аккуратен и, кажется, чувствовал искреннее наслаждение, когда прядку за прядкой собирал в косу перед сном.***
Как-то, когда Герцог лежал на диване — в полурасстегнутой рубашке с закатанными рукавами и документами в руках — Невиллет прилег рядом с ним. Они уже долгое время были вместе — так же это называют люди? — и был вопрос, который особенно волновал дракона, что перечитал слишком много романов, надеясь преисполниться какими-то знаниями. Да и физиологию никто не отменял, он все еще живое существо с такими же базовыми инстинктами. Несколько минут они просто лежали рядом, судья мельком увидел, что документы были о каких-то инновациях, касающихся завода внутри Меропид. Одной рукой Ризли держал бумаги, а второй поглаживал спину возлюбленного. — О чем задумался? — Внезапно спросили сверху. Невиллет подумал пару секунд, взвешивая рациональность своего ответа, но решил, что это лишь продолжит его тревожить и выльется в пасмурную погоду. Тогда Ризли от него точно не отстанет. — Мы будем заниматься сексом? Пару секунд была тишина, а потом бумаги полетели на пол, мужчина резко сел с широкими глазами, взглядом бегая по чужому невозмутимому лицу. Он был полностью растерян. — А т-ты… Т-ты хочешь? — Холодный и расчетливый герцог крепости Меропид сейчас пылал и заикался. Картина была даже забавной. — Ну да, а почему нет? — Поднял бровь Невиллет, все так же не позволяя себе улыбнуться. Ризли же не мог еще больше покраснеть? — Это же естественное развитие отношений, естественное желание и потребность. Или я ошибаюсь? — Он нахмурился. — Нет! — воскликнул красный герцог, откашливаясь и пытаясь принять спокойный вид. Но он иногда забывал, что Невиллет знал, какие эмоции тот чувствует. — Кхм, то есть, нет, ты не ошибаешься. Просто я думал, что, может, у вас — драконов, я имею ввиду — другие… желания. — Нет, они такие же, — судья улыбнулся и отголоски нежности вспомнились из-за осознания, что Ризли просто не хотел поставить его и себя в смущающее и неудобное положение. — И я хочу, а ты? Ризли сглотнул, окидывая взглядом все еще лежавшего перед ним Невиллета. За секунду — или быстрее — его взгляд с нежного изменился на какой-то другой. Будто его хотели забрать себе и съесть. Что-то горячее, опаляющее собралось в груди и снизу живота. Серые глаза помутнели, и, кажется, он видел блеск молнии. Смущение почти сошло, оставляя место чуть ли не звериному оскалу, и судья понял, почему управляющего тюрьмой сравнивали с волком. Но чужое откровенное желание заставляло его собственное возбуждение расти. В конце концов, сексуальное возбуждение относилось больше к физическим ощущениям, но до сих пор такого сильного жара где-то внутри он не чувствовал. Герцог крепко, но аккуратно взял его бедро, перекидывая по другую от себя сторону и оказываясь между его ног. Он наклонился низко к бледному лицу, проводя языком по чужой розовой губе. Невиллет сглотнул, внутри смешивались сразу два возбуждения, и это явственно ощущал и Ризли, чья ладонь скользнула по бедру вниз. — Очень хочу, — хриплым выдохом в губы прежде, чем подхватить его, чтобы отнести на кровать. Негоже иметь Верховного Судью на каком-то диване. Невиллет быстро, поверхностно дышал, прижимаясь к широкому телу над собой, пока его бережно раздевали, оставляя поцелуи-укусы-засосы, что расцветали яркими бутонами на тонкой белой коже. Волосы растрепались. — Ты знал, что представление людей о том, что секс — это обмен энергией — не такие уж и выдумки? — Прерываясь на тихие стоны, прошептал Невиллет. Ризли оторвался от очередного засоса где-то под грудью, выпрямляясь, чтобы избавиться от собственной рубашки. Ненасытный. Клубок предвкушения почти царапал изнутри. Судья протянул руки, помогая, оглаживая чужое тело, целуя шрамы. Он надавил на чужие плечи, теперь седлая герцога, наклоняясь к нему, целуя глубоко и влажно, зашториваясь длинными волосами от всего мира, после опускаясь, чтобы облюбовать каждый шрам. — Люди с людьми не особо, но вот элементальные существа, — поцелуй на ключице, — способны обмениваться своей элементальной энергией, — провести языком по чужому соску, прикусывая и слушая прерывистый вдох, — и чувствами. Когда он поднимается снова к чужому лицу, то в чужих глазах сверкает страсть, предвкушение и почти боготворение. Одна широкая ладонь сжимает его бедро, а вторая нежно ложиться на щеку, прежде чем вновь перевернуться. Герцог хитро сверкает глазами, когда стягивает с Невиллета штаны, после крепко держа молочные бедра, массируя внутреннюю сторону. — Это значит? — С ухмылкой, уже догадавшись, он опускается, чтобы оставить очередной засос на чужой ключице. Ненасытный собственник. — Что я могу сделать так, чтобы я чувствовал твое возбуждение, а ты — мое, — и между строк остается самое интересное. — Давай, — шепчет Ризли, поцелуями спускаясь вниз. И Невиллет опускает последние стены, сдерживающие его и не-его эмоции. Это похоже на взрыв фейерверков, пожар, расползающийся по телу. Невиллету кажется, что он теряет связь с реальностью, чего не было никогда, но ощущения просто потрясающие. В смазанном, но резком, запоминающемся удовольствии проходит оставшаяся прелюдия, и вот он, почти не сдерживаясь, стонет от совместного удовольствия, растекающегося по венам с каждым новым толчком. Ризли целует его, кусая губы, нежно проводя по ним языком после. Он крепко держит его за талию, бедра и лодыжки, выстанывая его имя. Сам судья мало что осознает под быстрым, точным ритмом, отвечая с таким же трепетом и нежностью на чужие прикосновения и слова, слезы удовольствия и — наверное, это именно оно, настоящее, свое и их вместе — счастья собираются в уголках глаз, скатываясь по зарумяненным щекам, их ласково сцеловывают. А потом совместное удовольствие, пик, в унисон накрывает их цунами, погружая под собой. Ни Невиллет, ни Ризли не могут различить свои и чужие ощущения, и все удваивается, заставляя потеряться друг в друге и в моменте. Уже после — после тяжелого дыхания, общего душа и секса под этим же душем — они лежат вместе под одеялом, уставшие, но довольные и счастливые. — Я люблю тебя, — шепчет Ризли в белую макушку, прижимая к себе. И слышит в ответ: — И я люблю тебя.***
Признания были редкими, искренними, и в то же время иногда Невиллет, зная их природу — и он прекрасно знал, что Ризли тоже осведомлен — сомневался в правильности происходящего. Поэтому один раз, нежась в чужих объятьях после тяжелого дня в суде и понянчавшись с Фуриной, он тяжело вздохнул, не понимая, как начать. — Ты опять сильно над чем-то думаешь, — пробормотал Ризли, перелистывая страницу в книге. Первое время у Невиллета почему-то почти не сходилось в голове то, что герцог любит читать и делает это часто — что странно, потому что Ризли — один из самых умных и образованных людей, которых он видел. Но сейчас он привык к этому: раза два в неделю Ризли находил время заглянуть на ночь и зачастую вечером ложился читать. Судья, любящий умиротворение и тишину, а также привязавшийся к живому теплу и чужому стуку сердца под боком, против не был, просто ложась рядом и отдыхая. Будто дракон, что кольцами обнял свое сокровище, сытый и спокойный. — Почему ты так решил? — Тучи сгущаются. Невиллет кинул взгляд в окно: и правда, все больше туч надвигались на небо. — Может, мне просто нравится их цвет, — он улыбнулся. — Они похожи на твои глаза. Ризли рассмеялся. — Ты стал лучше флиртовать, — он усмехнулся, перебирая пальцами белые волосы. — Но мы оба прекрасно знаем, что это работает не так. — Судья вздохнул, понимая, что ему придется спросить. Ему нужно было удостовериться в этом еще раз. — Почему ты так уверен во мне? — Ризли отложил книгу, прижимая к себе мужчину ближе. — А не должен? — Ты знаешь, что я не об этом. Я просто не понимаю, как ты настолько сильно веришь в нас, когда знаешь… — Он сглотнул, не понимая, как это выразить словами. — Когда знаешь. Ризли вздохнул, после зарываясь в чужую макушку. — Потому что ты выбрал меня. — Невиллет на это поднял голову, встречаясь с любящими серыми глазами. — Некоторые люди, даже когда любят, предают и влюбляются снова. Но ты не человек, — за этим предложением лежит много эмоций, и его, и Ризли, и где-то внутри них даже отголоски странной печали. — Ты дракон, который выбрал любить меня. — Ризли нежно улыбается, и им обоим на секунду кажется, что они словно мудрый родитель и ребенок, хотя должно быть наоборот. — Я слышал, что драконы собственники и однолюбы, — он тихо смеется, что дрожью отдает в широкой груди. — Чушь какая-то, — бурчит совсем не возвышенно Невиллет, прижимая Ризли к себе поближе. Они вдвоем вновь смеются, и тепло окутывает со всех сторон. — Я знаю, что ты доверяешь мне, — продолжил вскоре герцог. — И этого более чем достаточно, чтобы я доверял тебе. Это было правдой — то, что он доверял Ризли. Еще до их отношений, он знал, что может доверять ему. Не чувствовал признательности или чего-то еще — не мог — но знал. По чужим действиям, взглядам, словам. Именно это позволяло ему быть беспристрастным в суде — отсутствие чувств. Оно же и позволяло трезво оценивать, кому он может доверять. И Ризли с момента его появления в его жизни был на первом месте. — Невиллет, посмотри на меня, — теплые ладони поднимают его лицо за щеки, и пухлые губы оставляют мягкий поцелуй на лбу. — Мне хорошо быть с тобой. И я рад, что ты мне это позволил. Судья хотел было возразить, но его совершенно беспардонно затыкают поцелуем.***
В некоторые особо пасмурные, почти дождливые дни, до того, как Ризли прибегал к нему, даря комфорт и объятья, он разговаривал с Фуриной. Когда она сбрасывала маску театра, становясь Архонткой, то звучала серьезно и могла высказать несколько мудрых вещей. Невиллет не принижал ее, не проявлял неуважения — в конце концов, он ее дракон — но нельзя было отнять того, что она слишком молода. И трюка Малой Властительницы Кусанали тут не получится — та по природе своей воплощала мудрость и Ирминсуль. — Ты опять грустишь, — разные глаза прикрыты. — Тот мальчишка из Меропид что-то сделал? — Так ты все-таки знаешь, — на что доносится обычный хмык. — Нет, дело не в Ризли. — А в чем тогда? Невиллет хмурится, думая, сказать или нет. — Он человек. — Я знаю. — А я нет. — Это я тоже знаю, — насмешливо сверкает глазами Фурина, отпивая чай. Судья тихо вздыхает с детского ехидства. — Я жил и буду жить намного дольше, чем он. — Дальше сказать не получалось. В груди теплился клубок светлый, но мысли самого Невиллета были темнее. Иногда он гадал, а задумывался ли Ризли об этом. Не потому ли в последнее время в его взгляде странная тоска и печаль, что уносится сразу нежностью, когда дракон ее замечает. — Я думаю, мы сможем найти способ исполнить желание моего верного Верховного Судьи, — и хоть немного с детской наивностью, Невиллет слышит Гидро Архонта и обещание. Это проблему, конечно же, не решает. Но успокаивает. Дает надежду, кажется, так люди говорят. — И каким же образом? — Улыбается мягко судья, наблюдая за возвращением шебутной девчонки. — О, самым волшебным! Я же Гидро Архонт, в конце концов! Тихий смех и громкая бравада, но они оба знают, что будут искать этот способ. Так, на всякий случай.***
Дни шли, перетекая в недели, а после месяцы. Они виделись часто, обнимаясь, целуясь, укутывая комфортом друг друга и любовью. Наверное, это и было счастье. Наверное, ему стоило найти способ запереть их двоих в этом одном моменте.***
Последнее время Ризли приходил все реже. Сначала это было незаметно: работы прибавилось как в суде, так и, соответственно, в тюрьме. Добавлялись и какие-то проблемы с заводом и очередными спонсорами, пытавшимися пробраться на территорию подземного мира. Ризли все еще выкраивал время приходить к Невиллету. Но под его печальным слегка взглядом, под отчаянными прикосновениями — он всегда касался тонкой безупречной кожи трепетно, но сейчас будто прощался, приходя вновь — судье казалось, что он что-то упускал. Что-то, что отдавало фиолетовыми искрами в клубке их света, тоской и иногда отчаянием. Он как-то спрашивал у Ризли, волнуясь, но тот лишь отмахивался, устало улыбаясь и говоря о проблемных заключенных. Невиллет ему верил, всем своим сердцем, но иногда уколы странной боли в груди — боли, которую он никогда не чувствовал — заставляли его на секунду отвлечься во время заседания. Это было недопустимо, но оказывается, дракон был слишком слаб перед своим главным сокровищем. Невиллет ему верил. Думал, что что-то не до конца понимает, что не до конца улавливает. Оставлял даже пару раз насильно в постели, не выпуская, потому что синяки под глазами Ризли росли, но тот лишь смеялся, поддаваясь. Грозовые тучи сверкали нежностью и такой всепоглощающей любовью, что судье оставалось лишь прижаться ближе к крепкому телу, оставляя бесчисленные поцелуи. Невиллет ему верил. Он продолжал волноваться, но замолкал на чужих словах о том, что скоро все будет хорошо, все будет в порядке. Так прошли несколько недель: в странной тоске и печали, в странном чувстве, которое отдавало в его груди, заставляя хмуриться, в щемящей нежности и отчаянных прикосновениях, в вопросах, волнениях и немного усталой улыбке. Невиллет ему верил. А потом внезапно в груди стало пусто. Он тогда сидел в кабинете, просматривая какой-то очередной судебный протокол, и замер, роняя перо. Пусто. Внутри было полное опустошение, как будто из его тела вырезали что-то, не вставляя аналог или протез. Будто он вернулся на лета назад до самого появления Ризли. А за последние два года он уже забыл какого это — не уметь чувствовать. Страх, жуткий, накрывающий снежной пургой, поднялся с глубины, и Невиллет сорвался с места. Плевать, что подумают люди, плевать в кои-то веки на все вокруг. Он бежал в Меропид, потому что страх и паника собирались грозовыми, плотными тучами. Ветер бил по лицу, пока он не ступил в подъемник. В груди было пусто. Пусто. Потом, с пустыми глазами и выверенными ровными движениями и словами, он поймет, что это было глупо — вот так врываться в лазарет к Сиджвин. Мелюзина плакала. Потому что ее герцог умер. От ханахаки. Невиллет не знал, как реагировать на истощенное тело, лежащее на койке, на расцветшие алые бутоны ромарина. Какая ирония, подумал обезличенно Невиллет, проводя рукой по пушистым черным волосам. Мир слился в одну точку и будто взорвался, и себя Невиллет осознал только в каких-то лесах Фонтейна, где они с Ризли часто прогуливались. Гром и молния рассекли небо с тишиной. Небо похоже на его глаза. И где-то здесь дракон сломано упал на колени, не понимая, капают ли на его ладони слезы или дождь. Вот, что за чувство это было — иглами, вспышками редкими, что покрывались после одеялом нежности и любви. Это была скорбь. Ризли скорбил, но любил его настолько сильно, что предпочел молчать, а не убивать его виной вслед. И за любовью, научил скорбеть и Невиллета. Он поджал губы, гневаясь на весь мир и утопая в оглушающей пустоте. Два года было длиной их счастья, потому что — пока их все устраивало, пока им хватало их любви — мир вокруг был слишком жесток. Он должен был понять и усвоить это еще на заседаниях, когда люди воровали из-за голода или убивали в самозащите. И, несмотря на их счастье, миру не хватило их любви. Миру нужна была любовь Ризли и Невиллета; и пока герцог делился своею, а судья благодарно принимал и делился в ответ, мир убивал его изнутри за такое решение. а потом шел дождь.