***
Что наступило утро, Джордж понял не сразу: из-за плотно зашторенных портьер свет практически не попадал в комнатку, а тусклый светильник навевал атмосферу глубокой ночи. Парень повернулся на бок, поплотнее кутаясь в постель. Часы, украшавшие пустую стену напротив, показывали девять. Рон уже наверняка пришёл, Верити тоже, магазин открылся, появились первые клиенты, но его никто не разбудил, и Джордж был очень признателен за это. Подниматься не было ни малейшего желания. Опять эта суета, серость, родные и друзья, которые до сих пор делают вид, что всё хорошо, как будто никто не видит, что вместо жизни у него теперь огромная чёрная дыра. В жизни Джорджа теперь только один цвет, и, нет, это не чёрный. Это рыжий - цвет, которым выкрашены стены «Волшебных вредилок», и из-за этого он ещё больше не хочет спускаться вниз. Однажды утром Уизли проснулся и увидел ярко рыжие стены, и Рона, застенчиво улыбающегося. Он сказал, что это память, а Джордж, только из-за того, что это его брат, не превратил того в жука. Прошло уже пять лет, а все, что напоминает о Фреде, до сих пор приносит жгучую боль. Джордж лишился не просто брата — он лишился половины своего разума, своей души, половины себя. Это как вырвать у человека лёгкое, и спросить хорошо ли ему жить с одним. Цели, чтобы поднять на ноги, у оставшегося из близнецов тоже не было. Как бы странно это не звучало, но все мечты и цели ушли вместе с Фредом. Джордж всей душой надеялся, что там, куда забрали его брата, светло и уютно. Он сидит на мягком коврике и придумывает новые вредилки, что-то шутит и искренне улыбается. Волшебник представил это слишком ярко, слишком реалистично, и деваться было уже некуда: он прикрыл глаза и в тысячный раз представил себя рядом с ним, в атмосфере прежней непринуждённости и теплоты. Глаза предательски обожгло, и Джордж сильнее сжал край подушки. Близнецы Уизли — никто никогда не видел их порознь, никто никогда не говорил только «Фред!» или только «Джордж!». Были они двое, были только «Фред и Джордж!». А сейчас… Он лишился лучшей половины себя, лёгкого, глаза, руки, половины большого искреннего сердца. — Мистер Уизли! За дверью послышались шаги помощницы Верити. — Я приготовила вам завтрак. Знаю, вы всё ещё в постели, и снова ничего не будете есть до обеда, поэтому оставляю все у двери! Пожалуйста, не пренебрегайте своим здоровьем! На столешнице у двери звякнул поднос. Женщина немного постояла, а потом удалилась, не рискуя больше тревожить хозяина. Парень, хотя какой там парень! Уже по праву взрослый мужчина — двадцать пять лет, не много, но и не мало, и тот отрезок времени, когда он мог назвать себя юнцом, уже давно проскочил мимо. Джордж даже не помнил, как выглядит, так как не смотрелся в зеркало более года — едва ли, когда-то удавалось рассмотреть свои черты в банках и склянках в магазине, в витринах на улице, но это была редкость. Он брился, аккуратно подстригал волосы, даже подкрашивал иногда в тёмный, но лишь иногда, какая ведь теперь разница, если он не глядит в зеркала? Голос у него стал осипшим, щёки впалыми, а по незавидным комментариям Рона — ещё и бледными. Но Джордж всё ещё жил, старался нормально питаться, чтобы поддерживать организм, проводил время на свежем воздухе, пил снотворное. И снов, правда, он тоже, так же, как и себя, давно не видел. Ровно с того момента, как впервые воспользовался настойкой одной популярной лекарки-магички — к нему вернулся крепкий и здоровый сон, но больше ни Фреда, ни идей для чего-то нового, тихими тёмными ночами он не видел. Уизли нехотя поднялся с кровати, упрятал босые ноги в потрёпанные тапочки, подаренные матерью на двадцать три года, и лениво прошёлся по захламленной комнате. Если честно, он даже не помнил, когда последний раз убирался — переполненные шкафы гнулись от разнообразных экспериментальных материалов, на стульях висела одежда, вторая кровать слева, которую Джордж так и не смог выбросить, но систематически продолжал не смотреть в её сторону, прогибалась под тяжестью коробок, большой крепкий стол венчала грязная посула и кипы бумаг. Увидела бы мама — упала бы на месте, но сюда Молли не приходила, ни разу. Она была сильной женщиной, прекрасной матерью, но придти в этот яркий уголок, когда-то созданный двумя её солнечными сыновьями, она не могла. Просто не находила в себе сил, и Джордж полностью её понимал. Дневной свет больно резанул по глазам, заставляя мужчину прищуриться. На улице снова шёл дождь, с высоты его квартиры поток волшебников с зонтами напоминал длинную чёрную реку. И такое волшебник наблюдал лишком часто, иногда ему даже казалось, что после смерти Фреда особая сторона Лондона ещё больше погрузилась в вязкую туманную пучину с дождями и холодами. Кое-как разобравшись с мелкими утренними делами, Джордж оделся в опрятный, аккуратно выглаженный его помощницей костюм (он не просил её, Верити сама вызвалась на такую мелкую работу, хотя могла и не делать этого, но Уизли дико сомневался, что смог бы справиться сам как следует), потом причесался, поправил галстук и вышел. В нос тут же ударил запах свежевыжатого апельсинового сока, жаренной индейки и пюре — снова Верити, и ему перед ней невероятно стыдно. Она была замужней девушкой, с двумя детьми, и всеми силами старалась помочь своему работодателю. Это и пристыжало и злило его в одно время. Ему не нужна ничья жалость, но нагрубить этой доброй девушке у него не было сил. Джордж постоял так несколько секунд, всматриваясь в, щедро политое соусом, пюре и, сделав несколько глотков сока, спустился в магазин. На лице появилась натянутая повседневная улыбка, ведь здесь, во " Всевозможных волшебных вредилках» ему просто нельзя было не улыбаться. Уже оживший магазинчик встретил Джорджа весёлым шумом, удивительными вздохами, оживлённым гомоном. С угла в угол носились самолёты, а вслед за ними стайка возбуждённых детей, девушки рассматривали витрину с любовными зельями, споря, стоит ли его покупать, несколько взрослых волшебников рассматривали отдел с мантиями и шляпами. Рон уже работал вовсю, стараясь помочь клиентам, показать что-то новое. Вообще Джордж считал своего младшего брата настоящим молодцом — вот так вот бросить предложения Гермионы о более престижной работе и остаться здесь — очень щедро с его стороны. Верити поймала самолёт, запущенный неугомонными детишками, стайка разочарованно замычала. Джордж выложил локти на перила, улыбаясь лишь самими глазами — он с некой толикой умиротворённости наслаждался увиденным. — Видишь, Фред, здесь ничего не изменилось — всё так же весело и сумбурно, куча интересных штук, и много разных людей — и все они- счастливы. Всё так, как ты хотел. Как хотели мы. Мимо пролетела жужжащая пчела, бросаясь мелкими огоньками. Уизли лениво склонил голову, пропуская последнее из своих самостоятельных творений и снова заговорил: — Ты ведь видишь, я знаю, — на миг он призадумался. — Знаешь, я всё никак не могу поблагодарить нашего Рона — он большая умница. Подумываю выписать ему премию. Двойную. Магазин приносит большую прибыль — оказывается, в мире столько желающих пошутить, может, мы даже вдохновим кого-нибудь на создание подобного. Но потом он резко шатнул головой. — Нет, такого, как придумали мы, не придумает больше никто. А знаешь, почему? У них просто нет своего Фреда. «И у меня, у меня тоже нет и не будет». Волшебник издал сдавленный стон, покрепче стискивая деревянные поручни. — Да и ещё, собственно, где взяться такому легендарному двио? В памяти всплыл фрагмент, как они назвали себя «легендарное двио» перед всезнайкой Гермионой, а та искривила губы и с умным видом сказала, что слова «двио» не существует. Тогда-то близнецы и посчитали, что это слово всецело принадлежит им, ведь больше нет таких дураков, которые стали бы произносить его с такими гордыми и величественными минами. — Доброе утро! — Рон похлопал брата по плечу, стараясь улыбаться как можно шире. — Снова наплыв клиентов, а ты всё пыхтишь над своими изобретениями. Желудок неприятно скрутило. Уже месяц он говорит, что придумал что-то нереально крутое, и скоро «Всевозможные волшебные вредилки» пополняться очередным шедевром. Его друзья прямо-таки просветлели после того, как он объявил эту неожиданную новость — они думали, что всё приходит в норму. Но прошло уже пять лет, а о «норме» почему-то не может быть и речи. Джордж просто говорил то, что хотели услышать другие. «Я хорошо пообедал», «я чувствую прилив сил», «сегодня был хороший день», «я снова работаю», «я творю», «я придумываю», «скоро всё наладится», «я счастлив». С последним было особенно трудно, но ради улыбки на лице Молли он говорил это на каждом семейном празднике. — Ты уже видел? Старик Ханс наконец-то продал помещение напротив кому-то толковому. Сил моих больше не было терпеть тех странных сектантов. Рон почесал затылок, а потом машинально указал пальцем на входную дверь. — Ей, ты! Все приобретения можно использовать только за стенами магазина! Никто не станет выплачивать деньги за несчастные случаи! Рон дернулся в сторону кудрявого озорника, но тут же остановился. — Ты это, может сходи, проветрись. Джордж раздражённо дернул бровью, не желая принимать его сочувствие и жалость, но всё же согласно закивал головой. В конце-концов не только один он потерял родную душу, и было бы нечестно так вести себя. Рону тоже больно, и он держится молодцом, в отличии от самого Джорджа. Несколько часов младший из близнецов бесцельно слонялся по магазину, подбадривая покупателей, произнося какие-то весёлые речи, которые сам, спустя несколько минут, толком и не помнил, поправлял криво свисающие мантии, хотя, будь бы здесь Фред, он бы никогда этого не делал. Их магазинчик отличался не только товаром, но и тем, что всё было чуть кривовато, чуть вздёрнуто, скособочено. Сейчас Джордж старался поддерживать более порядочный вид полок, ведь шутить об «неординарном расположении» было больше не с кем. Проходя мимо входной двери, Джордж несколько раз мельком поглядывал на помещение напротив: почти мгновенно в мельтешащей девушке он узнал вчерашнюю гостью. Она то и дело пыталась натянуть ярко-красный тент над над входной дверью, при том ни разу не попытавшись воспользоваться палочкой. Это было очень странно и вызывало много вопросов — какой дурак станет возиться с такой простой штукой на улице под проливным дождём, да ещё и без использования магии? Намотав по магазину ещё два круга, Джордж взял зонт, и всё-таки вышел на улицу. Девушка напротив стояла на ящике и изо всех сил старалась закрепить накрытые. Её чёрные волосы плотно облепили голову, налипли на щёки, жёлтый сарафан с глупыми белыми цветочками промок до нитки, но это не останавливало странную «соседку». Достав палочку, Джордж прошептал несколько слов. Узелки мгновенно завязались, тент натянулся, запылав ярко алым пятном в этот дождливый серый день. Девушка покачнулась, на её лице появилось странное выражение. — Вы? — Никогда не встречал настолько яростно желавших слечь с ангиной. Она потопталась на месте, явно не собираясь слазить с ящика. Джордж расширил свой зонт ещё одним взмахом палочки, укрывая эту дурочку от непогоды. — Мне нужно было закрепить. — Для этого можно использовать палочку, — он укоризненно поднял брови, — или она испугалась вашей дури и сбежала, подхватив все свои пожитки? Соседка улыбнулась и поспешила прикрыть рот пальцами. — Я предпочитаю делать всё самостоятельно — так интереснее. — Если в ваших интересах валяться в постели и хрипеть, как гремлин двадцать четыре часа в сутки, я буду вынужден наложить на свой магазин защитный чары от вас. — И как только у вас получается говорить такие интересные и совершенно несерьёзные вещи с таким серьёзным лицом? — недо-волшебница застенчиво покосилась на его лицо, а потом посмотрела удивлённо и открыто. — Это мне стоит бежать куда подальше, вдруг ваша серьёзность заразна? На лице Джорджа вырисовалась произвольная улыбка. Говорит так, будто они знакомы тысячу лет, при этом сохраняя полное спокойствие и непринуждённость. — Тогда нам определённо стоит держаться друг от друга на расстоянии. Собеседница улыбнулась, и развела руками, совсем не стыдясь того, как выглядит перед незнакомым мужчиной. А выглядела она по-истине ужасно. — Тэсс Ламье. — Джордж Уизли, — волшебник пожал протянутую ему руку и ещё раз осмотрел её с головы до ног. Она все ещё стояла на деревянном ящике, но всё равно доставала ему лишь до переносицы. — Простите меня за вчерашнее. Джордж отпустил её руку — маленькую и изящную, и с толикой вины заглянул в большие зеленые глаза. Вчера он повёл себя слишком грубо, было глупо этого не признать, но брошенные ею слова оказались очень болезненными. Мужчина ведь и вправду выглядел унылым и серым, обычным, совсем не похожим на того, кем был ранее. — Это вы меня простите — я не должна была такого говорить. Неловка пауза затянулась, и только когда Джордж заметил, как Тэсс ежиться от холода, он снова взял на себя ответственность заговорить. — Я привык извиняться более действенными способами, но в первый же день знакомства не хотелось бы отпугнуть вас блевательними батончиками. Девушка рассмеялась. — А разве вы не хотели меня отпугнуть? — Всегда успею, — он беззаботно улыбнулся, стараясь вспомнить когда в последний раз так свободно с кем-то разговаривал. — Но сейчас у меня есть предложение получше: хотелось бы загладить свою грубость чашкой тёплого какао. Вы любите какао? Тэсс загадочно улыбнулась. — Разве можно не любить то, что согревает ваши руки в холодный дождливый день? — А зимние варежки вы обожаете с таким же пылом? Волшебник опустил взгляд на предмет зимнего гардероба, болтавшийся на поясе. Девушка громко расхохоталась, спрыгивая с ящика, и поворачиваясь к Джорджу спиной, чтобы закрыть лавку на ключ. — Это вынужденная мера действия. Иногда руки очень мёрзнут — не важно лето, или зима, главное, чтобы рядом находился кусочек тепла, способный согреть. И руки, и душу. Она улыбнулась, снова возвращаясь под зонт к Уизли. Джордж следил за активной девичьей мимикой, странными фразами и суждения. С этой Тэсс что-то определённо было не так, и может именно поэтому он всё ещё держал над ней зонт?***
Искра зажглась.