Сердце на льду

Драко протиснулся сквозь толпу второкурсников, что шли с истории магии, и, сжав зубы, постарался не наорать на этих безмозглых коротышек. Завернул за угол, он глубоко вздохнул и провёл рукой по волосам, пытаясь побороть в груди злость и раздражение, что сопровождали его последние пару месяцев. Он уже так заебался. Чёртова школа, чёртовы учителя, чёртова мелкотня, что путается под ногами. Всё это так ему надоело, что сил нет. А прошёл только сентябрь. Один месяц, а впереди ещё восемь. Как он сможет это пережить и не чокнуться, непонятно. Малфой поправил сумку на плече и, страдальчески вздохнув, продолжил путь в библиотеку. Войдя в храм знаний, он нашёл самый неприглядный угол и уселся туда так, чтобы его не было видно почти с любого ракурса. Драко себе в этом с трудом признавался, но он прятался. Ото всех. Достав из сумки пергамент и найдя нужную книгу по зельеварению, он написал первое предложение эссе и сам не заметил, как погрузился в свои мысли. Не самые радужные. Лето было ужасным, что было предсказуемо. Постоянные суды. Журналисты во главе с Ритой Скитер не давали проходу ни ему, ни матери. Люциус Малфой сел на пожизненный срок в Азкабане, и его уже можно было считать трупом, долго он там не протянет. Маме повезло значительно больше — за неё впрягся Поттер, поэтому её заставили только выплатить штраф и ходить каждый месяц в Министерство для проверки палочки на запрещённые заклинания. Драко, если можно так сказать, тоже легко отделался. Его судили по всей строгости и сделали из этого больше представление, чем судопроизводственный процесс. Правда, золотой мальчик опять выделился и решил спасти и его. Чёртов Поттер. Он так ненавидел его за то, что он, по сути, спас ему жизнь. Ещё и Грейнджер под ручку с собой притащил. Вот от неё Малфой точно не ожидал помощи, и его презрение к этой девчонке умножилось втрое. Херовы герои. Хотя Драко и поблагодарил великодушных друзей, между ними ничего не изменилось. И никогда этого не произойдёт, это факт, аксиома. Мама после суда будто воспряла духом и занялась благотворительностью с таким рвением, что он подозревал, что дело было не столько в искреннем желании помочь, сколько в попытке собрать себя по кусочкам и почувствовать себя нужной. Вот, что это было. Драко не осуждал. Он вообще ничего по этому поводу не говорил. Да и говорить он стал, в принципе, очень мало. Малфой впервые в жизни столкнулся с желанием стать невидимкой. Над ним не издевались и в лицо не говорили ничего. Ровным счётом ничего. От этого становилось только хуже. Знать, что за твоей спиной шепчутся, стоит тебе повернуться или отойти на пару шагов. У него могло получится быть незаметным, если бы не старуха МакГонагалл. Эта старая карга назначила его капитаном сборной Слизерина. Это был кошмар. Чем она вообще думала? Явно не головой. Бывшая команда уже считалась неактуальной и практически полностью была расформирована. Нужно было собирать новую. Вот только как это сделать, чтобы не поубивать всех в округе, не ясно. Драко теперь понимал, что чувствуют люди, когда им не рады. Когда их просто терпят. Когда, стоит тебе подать голос, все оборачиваются, чтобы посмотреть и проделать дыру в башке своим взглядом. Он знал, что заслужил. Более того, если бы он был на месте этих людей, то себе бы просто житья не дал. А Малфой мог спокойно сидеть в библиотеке, и пусть, стоит его увидеть первокурсникам, так они сразу бегут, будто перед ними Тёмный Лорд. Пусть, это неважно. Такое можно пережить. Можно пережить и напряжение, что сгустилось возле него и было рядом с ним, куда бы он не пошёл. Заходя в любое помещение, даже Большой зал, Драко слышал, как голоса понижаются на пару тонов, и все смотрят на него. Но это были пустяки. Сложнее всего было нахождение в слизеринской гостиной. Там каждый бросал на него недовольные взгляды и шептал своему соседу, что идёт предатель. Перебежчик. Трус. Дружок Поттера. И последнее было самое обидное. Приписывать ему дружбу со святым Поттером, да вы рехнулись!? Но ничего против этого не поделать. Ему нужно быть примерным мальчиком, чтобы Министерство не имело к нему никаких претензий. Чтобы они, эти сраные членососы, заткнулись и отпустили его в другую страну, где он сможет начать новую жизнь. Без этого всего. Нужно только потерпеть. У него был, своего рода, испытательный срок. Правда сделать это достаточно сложно, учитывая, что слизеринцы взяли на вооружение маггловский мордобой и часто хотели упражняться именно с ним. Он никогда не проигрывал, когда дрались один на один. Но проблема была в том, что, когда Малфой выигрывал, на него кидались кучей, и уже тогда ни о какой победе и речи ни шло. Драко не ходил в больничное крыло, это породило бы лишние вопросы и слухи. К тому же он мог и сам подлатать себя. Да и он не хотел волновать маму. Ей это было ни к чему. Всё было не так уж плохо. Просто некоторые вещи изменились не в его пользу. Да, к нему цеплялись и сочиняли разные небылицы. Да, никто не горел желанием дышать с ним одним воздухом. Да, даже преподаватели, пожалуй, кроме МакГонагалл и Флитвика, косились на него с подозрением и неприязнью. Всё это было. Но он стал капитаном команды. Конечно, тут была куча подводных камней и всякой подобной хрени, но это была его мечта с детства, и она осуществилась. Это главное. Также его оценки улучшились, не то что он за них переживал, но если сравнить с прошлым годом, то разница бросалась в глаза. Ему это очень поможет, когда он будет подавать документы в университет или устраиваться на работу. В общем, было не так много вещей, на которые Драко мог бы жаловаться. Он заслужил многое и сейчас отгребал не в полной мере за свои косяки. Услышав сдавленное «ой» за спиной, Малфой обернулся и увидел Гойла. Тот поправил сумку на плече и скованно кивнул. — Привет, Грег. Грегори ещё раз кивнул и развернулся в другую сторону от него. Драко выдохнул и закрыл ладонью глаза. Он вспомнил Крэбба и то, что с ним случилось. Конечно, если подумать, то он сам виноват, но он был его, каким-никаким, другом. С детства, они росли вместе. А теперь его нет, и Гойл шарахается от Малфоя, будто тот прокажённый. Драко знал, что его винят все, абсолютно все, в смерти Винсента. Но не это было страшно. Было страшно, что это правда. И что он один виноват в этом. Если бы Малфой не потащился за очкариком и его группой поддержки, то ничего из этого бы не было. Возможно, Крэбб был бы жив. Поняв, что он ничего сегодня не напишет, Драко свернул пергамент и убрал книгу в сумку. Он решил вернуться в гостиную, и, глядишь, ему удастся составить план тренировок и выбрать день, когда можно будет провести отборочные. С одной стороны, он был рад, что стал капитаном, и все дела, но с другой — добавилось столько хлопот и головной боли, что он понимал Маркуса Флинта и то, насколько это сложно. Мозг просто в некоторые моменты просил о помощи. Выскользнув из библиотеки и подойдя ко входу в гостиную, он назвал пароль: — Салазар. Раньше пароли были наподобие «Чистая кровь» или «Величие навсегда», но после войны такое стало не то что запретом, просто слизеринцы стали вести себя менее высокомерно и более незаметно, чем в прошлом. В помещении было полно народу. Чёрт. Он так не хотел видеть сейчас хоть кого-то. Драко думал, что большинство студентов на ужине, но, как оказалось, здесь была мини-вечеринка, на которую его, конечно, не приглашали. Малфой надеялся, что ему удастся проскочить незаметным, но нет. — Эй, Малфой, куда ты так спешишь? — хренов Монтегю, который после отставки Драко стал новым слизеринским принцем и сейчас купался в лучах своей славы. Он часто задирался, но трусливая натура, даже больше, чем у Драко, не позволяла ему зайти дальше тупых шуток. Чаще всего Малфой просто игнорировал его, но тот был пьян, и тормоза затерялись в закоулках его головы. Драко не стал отвечать и продолжил путь в свою спальню. — Малфой, я с кем говорю? — Грэхем вскочил с дивана, и девчонка, что сидела у него на коленях, недовольно пискнула. — Монтегю, отвали от меня и продолжай свою попойку дальше, — Драко растягивал гласные и со снисхождением посмотрел на однокурсника. Это ему не понравилось, что было очевидно. — Слышь, ты больше не можешь никем командовать, ты теперь никто, — он хохотнул, и ещё пара ребят поддержали его скорее из неадекватности. — Твоё место на навозной грядке рядом с этим придурком Хагридом. Некоторые слизеринцы в другом конце гостиной стали заинтересованно смотреть на них. Гула в помещении стало меньше. Драко стиснул зубы и старался контролировать себя изо всех сил: — Грэхем, твои оскорбления на уровне второго курса, когда придумаешь что-нибудь пооригинальней, обязательно мне сообщи, я выделю тебе время, — он ухмыльнулся и развернулся к лестнице, что вела в спальни мальчиков. — Каково это, Малфой, когда твоя мать является шлюхой Пожирателей? — Монтегю сложил руки на груди и был чрезвычайно доволен собой, правда, его самую малость покачивало. Драко замер и медленно развернулся лицом к этому уёбку. Глаза превратились в щёлки, и взгляд был до того диким, что Грэхем немного отшатнулся. — Повтори, — тихо, будто и не сказано вовсе, но каждый слышал, потому что в помещении стало пусто в плане звуков. Было слышно неровное дыхание присутствующих. — Я сказал… — Я слышал, что ты сказал. Повтори мне это прямо в лицо, а не в спину, — Драко вплотную приблизился к однокурснику и видел, как у того бегали глаза и лоб стал покрываться испариной. — Твоя мать… — Монтегю сглотнул и собрал весь запас храбрости, чтобы посмотреть в глаза Малфою, — она шлюха. Как только он произнёс последнюю букву, в его челюсть врезался правый хук, и Грэхем отлетел в сторону. Драко скинул сумку и подлетел к нему, начав наносить чёткие и, одновременно, хаотичные удары. Девчонки завизжали, и некоторые слизеринцы попытались подойти к нему. Малфой ударил в солнечное сплетение, потом снова в челюсть, потом в нос, сломав его. Он услышал явный хруст. Он понимал, что может забить эту гниду до смерти, но не мог остановиться. Монтегю даже не сопротивлялся, он просто скукожился на полу и с трудом дышал из-за поврежденного носа. Сзади на Драко налетели и оттащили в сторону. — Малфой, угомонись, — Тео толкнул его в плечи, пытаясь достучаться. — Ты убьёшь его, слышишь? Драко тяжело дышал и смотрел на неподвижного Грэхема, которого окружили люди. Постепенно мозг начинал возвращаться в свой прежний режим, и к Малфою приходило понимание, что он сделал. Или мог. Он не жалел. Но легче от того, что он выбил дерьмо из такого же дерьма, не стало. — Малфой, пойдём, слышишь? — Тео похлопал его по щекам и слегка подтолкнул в сторону лестницы. — Пойдём. Драко всё ещё был в каком-то куматозе и плохо соображал, но дал себя увести. Нотт поднял его сумку с пола, и они поднялись наверх. Открыв дверь, он сразу стянул с себя мантию и швырнул её на кровать. Грудь распирало от ненависти. От презрения. От жажды пойти и закончить начатое. Тео внимательно смотрел на него: — Что это было? — Ничего, — Драко фыркнул и зарылся рукой в волосы. — Идиотом не прикидывайся, — Тео оскалился, и злость так и слышалась в его голосе. — Какого хера ты творишь?! Ты думаешь никто не знает, что ты подсел на мордобой и сам иногда нарываешься, чтобы получить по лицу. — Тео, отвали, а? — Малфой скривился, и последним его желанием было слушать лекции. — Нет, не в этот раз. Ты хочешь из школы вылететь или, может, загреметь в Азкабан за убийство? Да если бы тебя не оттащили, ты бы забил его до смерти, — Нотт почти кричал и вытаращил на него глаза. — Пошёл ты нахуй, у меня всё было под контролем. — Ага, под контролем. А ничего, что тебе башню от ярости сносит, и ты вообще теряешь любой, нахрен, контроль, — Тео всплеснул руками и не отрывал своего взгляда. — Слушай, мне вообще насрать, что ты мне скажешь, — Драко закатил глаза и почувствовал, что голова начинает трещать. — А что скажет Нарцисса, когда узнает, как ты справляешь со стрессом? — Нотт спокойно качнул головой и отвёл глаза в пол. Это его высказывание было лишним. Он не имел права приплетать к этому разговору его мать. — Ты стал мазохистом, Малфой. Тебе стало нравиться, когда тебе больно, — голос размеренный, но всё равно бесячий. — А ты кто мне Тео, а?! Мамочка или папочка?! Ты никто, так что, будь добр, отвали от меня нахрен и вали к чёртовой матери, — Драко орал, и ему было плевать на всё. В голове была только злость. Нотт слегка вздрогнул от его слов и посмотрел так, что Малфой почувствовал себя ещё большим дерьмом. Хотя такое было сложно сделать. — Отлично, — Тео хмыкнул и покачал головой в неверии. — Погружайся в своё болото дальше, делай, что хочешь. На меня можешь больше не рассчитывать, — он развернулся и вылетел за дверь. Драко понял, что сказал, и ему стало стыдно. Он потерял своего единственного друга, который не отвернулся от него, как другие. Он реально мудила и дерьмо. — Сука, — он стукнул повреждённым кулаком по стене и взвыл от боли. Это был полный пиздец.

***

— Тебя МакГонагалл вызывает к себе, — Тео опустил рядом с ним за слизеринский стол в Большом зале и даже не посмотрел на него. Это было понятно, Малфой тоже бы вёл себя так, если не хуже. Встав из-за стола, он взял сумку и пошёл в кабинет директора. Старуха была неплохим директором, и, это было трудно признавать, довольно справедливым. Ему она очень помогла, но Драко, конечно, вслух об этом никогда не скажет. Вообще, его почти каждую неделю сентября вызывают на ковёр, но в этом не было ничего такого. Просто беседа, где проверяют его вменяемость. Можно подумать, хоть кто-то остался нормальным после всех событий. Нельзя сказать, что в Хогвартсе ему не нравилось. Раньше он, естественно, ответил бы, что ненавидит эту школу и каждого её ученика. Но жизнь его пошпыняла, и мозги встали на место. Относительно, разумеется. Он уже спокойно относился в атмосфере, что царила в замке. К этой суматохе, правда, когда он был в хорошем настроении. Даже к маглорождённым Драко стал терпимее и перестал их ненавидеть. Конечно, если бы у него был выбор, оставить их учиться в школе или избавиться от них, не кровопролитием, то Малфой бы выбрал второй вариант не раздумывая. Но такого сценария не существовало, так что, чем богаты, как говорится. Драко стал взрослее, наверное. Пропало желание всегда быть в центре внимания. Больше не хотелось всем нравиться и быть этаким идолом для преклонения. Это перестало иметь ценность, когда он увидел, к чему могут привести его желания. Всё началось с проклятой метки. Тогда ему казалось, что это правильный выбор, что так и должно быть, что это его судьба и шанс заслужить всё, что у него отобрали такие, как Поттер и Грейнджер, а может, и Уизли. Все они олицетворяли собой то, что он ненавидел больше всего. Идиотизм и благородство, грязная кровь, бедность и тупость. Но после, когда до него медленно, но верно, начало доходить, и ситуация перед глазами стала вырисовываться чётче, Драко понял, во что он влип. Это был как удар молнии. Назад, в то состояние, в котором он был, уже невозможно вернуться. Когда Кэти Белл попала под действие проклятия, которое Малфой приготовил для Дамблдора, случилось озарение, которое он никогда не забудет. Он тогда чуть не убил человека. Конечно, был ещё Уизел, но тот и за человека в нормальном состоянии не всегда сойдёт. Поэтому случившееся с ним не сильно задело Драко. Но стоя на Астрономической башне и смотря в глаза тогдашнего директора, Малфой увидел полную картину. И весь спектр эмоций, чувств, переживаний, страха, всего человеческого, хлынул потоком на него, и выбраться не представлялось возможным. Ему до сих пор снится, как он стоит и направляет палочку на Дамблдора. Как он принимает решение, и какие последствия повлечет за собой убийство директора. Картина всегда радужная по минимуму. Чтобы ему скучно не было, видимо. Подойдя к каменной горгулье, он остановился и понял, что не знает пароль. Но не успел Драко занервничать, как она начала движение. Его ждали. Постучав и открыв дверь, он услышал голос старухи: — Входите, мистер Малфой. Он отворил дверь, и его глаза сразу наткнулись на покойного Альбуса Дамблдора, что внимательно смотрел на него с картины через свои очки-половинки. Драко сглотнул и с трудом задышал. Этот взгляд, казалось бы, портрета, пробирал насквозь и видел каждый сосуд. Он ещё больше почувствовал вину перед директором и знал, что кошмары станут его атаковать с утроенной силой. — Садитесь, Драко, — МакГонагалл оторвала взгляд от пергамента, на котором писала, и указала на стул напротив своего стола. Сев на предложенное место, он замер в ожидании лекции о своём поведении. Директриса дописала предложение и подняла на него глаза. Она отложила перо и сложила руки в замок. — Мистер Малфой, ко мне поступили сведения, что вчера вечером Вы избили своего однокурсника, Грэхема Монтегю. Это правда? — Да, — он не видел смысла отпираться, и так всё было ясно. — Что ж, — Минерва нахмурилась, и морщины на лице стали гораздо заметнее. — Я даже не знаю, что сказать. Ещё на той неделе мы с Вами беседовали и всё было в порядке. — Вы хотите исключить меня? — он терпеть не мог, когда тянут время. Хотелось услышать чёткий ответ. МакГонагалл внимательно посмотрела на него, поджав губы. Несколько минут в молчании действовали не хуже Круциатуса. — Драко, я не думаю, что Вы просто так стали избивать мистера Монтегю. — У меня была причина, — он отвёл взгляд и посмотрел на свои руки, костяшки ещё не зажили. — Может, Вы назовёте эту причину? — Минерва не отрывала от него глаз, и это здорово нервировало. Он в принципе стал довольно нервным. — Нет. Это личное, — он не собирался открывать душу и жаловаться, какой он бедный и несчастный, маккошке. Не в таком он ещё отчаянье. — Ладно, — она кивнула и начала перебирать бумажки на столе. — Назначаю Вам отработку у мистера Филча на месяц, можете идти. Драко подорвался со стула и, схватив сумку, пулей вылетел из кабинета, даже не попрощавшись. Хотя такие формальности его мало волновали. Главное, что его не исключили, а месяц чистки котлов можно потерпеть. Это не навоз за соплохвостами убирать. Драко был рад, что его пронесло. Ему необходимо закончить этот год без происшествий, а для этого нужно контролировать себя и научиться подавлять гнев, что распирал почти каждую минуту каждого дня. Он решил пойти в библиотеку и наконец дописать это чёртово эссе по зельям, не хотелось потом слушать причитания Слизнорта. Лучше сразу удавиться.

***

— Спасибо, Луна. Лавгуд подала ей стакан с горячим шоколадом внутри. Они сидели возле дерева неподалёку от Чёрного озера. В замке было слишком шумно, и голова, напичканная мыслями, была в бешенстве от такого расклада. Гермионе физически тяжело было находиться среди такого большого количества людей. Она будто оказывалась в тисках, а рёбра сдавливало от недостатка кислорода в толпе. Хотелось сбежать, далеко и надолго. Уже октябрь, а она всё никак не может прийти в себя. Возможно, ей было бы легче, если бы отношения с родителями, которым она вернула память, не оставляли желать лучшего. После всех событий: битвы за Хогвартс, бесконечных судов и интервью — Гермиона попросила помощи у профессора МакГонагалл и вместе они отправились в Австралию. Найдя её родителей и вернув им память, профессор вернулась в Англию, и Грейнджер осталась с ними наедине. Это был кошмар. Сначала всё было более-менее, но потом… Гермиона спустилась на завтрак, на ходу потирая глаза. Она не высыпалась и зелье сна без сновидений не помогало. Ничего не помогало. Здесь нужны только время и положительные эмоции, со слов целителей Мунго. Генри и Джин уже сидели за столом и что-то тихо обсуждали. — Доброе утро, — она села и, взяв в руки вилку и нож для блинчиков, посмотрела на родителей, что застыли. — Что случилось? Отец не смотрел на неё, он буравил взглядом стол и будто находился не здесь. Гермиона стала замечать такие моменты в их поведении, она знала, что это последствия заклинания, но в скором времени они должны пройти. Ей так казалось, и так было написано в книгах. Джин сложила руки на столе и выглядела слишком неуверенной, но в тоже время недовольной. Их отношения с мамой были всегда немного сложнее, чем с отцом. В принципе, как и у большинства детей, если быть точнее, именно девочек. Но после всего произошедшего всё стало хуже и между ними будто выросла стена, которую с каждым днём становилось невозможно пробить. — Гермиона, мы с отцом подумали и решили, — Джин посмотрела на мужа и, взяв его за руку, перевела взгляд на неё, — мы не вернёмся в Англию. Это был удар ниже пояса. Они обо всём договорились и теперь сообщают ей об этом. Гермиона не знала, что сказать. Она понимала, что, возможно, это немного эгоистично с её стороны требовать от них такого, но там был их дом. Который она отняла. — Я-я-я… но почему? — она нахмурилась и непонимающе переводила взгляд с одного родителя на другого. — Видишь ли… — Джин как-то скованно повела плечами. — Мы не думаем, что это хорошая идея. Здесь мы прожили почти два года и уже наладили быт, начали новую жизнь, мы не хотим это терять. — Но я буду там. Меня не было с вами, когда вы строили новую жизнь, — Гермиона раскрыла рот в негодовании и откинула столовые приборы. — Я беременна, — Джин посмотрела ей прямо в глаза. — Я беременна, и мы останемся здесь. Я хочу растить ребёнка здесь, где не будет опасности… — Из-за меня, верно? — она впала в прострацию, и голос был приглушенным. Её будто ударили ножом в солнечное сплетение, и она истекала кровью. Не было радости за маму, за них обоих, была только мысль, что её заменили. Раз, и всё. Будто никогда и не было старшей дочери. Тебя ведь действительно не было. Тебя не существовало для них. Но она-то помнила. Знала. Она так хотела всё вернуть, чтобы всё стало, как раньше. Но теперь это невозможно. Джин поджала губы и не знала, что ответить. — Гермиона, пойми, мы не хотим рисковать ребёнком. Твоя мама на третьем месяце, сейчас такие путешествия просто опасны, — Генри внимательно посмотрел на дочь, но его слова не были утешительными ни для кого. — А потом вы хотите вернуться? — она чувствовала, что глаза начинает печь, что ещё секунда, и она разрыдается от боли внутри. От тоски и одиночества, что нахлынули на неё слишком сильно и быстро. Родители переглянулись между собой, и ответ был ясен. Им это не нужно. У них действительно началась новая жизнь, без неё. Она сама всё разрушила. — Понятно, — Гермиона встала изо стола и хотела уже пойти в свою комнату, но слова матери не дали ей этого сделать. — Ты поступаешь эгоистично, обижаясь на нас. Мы не просили тебя стирать нам память и отсылать в другую страну. — Джин, — Генри крепче сжал руку жены, пытаясь её успокоить. Гермиона со слезами на глазах развернулась к матери и со всей злостью и болью посмотрела на неё: — Я спасала вам жизнь! — тихо и яростно. — Я боялась за вас! А сейчас ты говоришь, что не просила об этом?! Ты сама понимаешь, что несёшь?! — Мы оказались в опасности только из-за этого мира, только из-за… — Джин осеклась, когда поняла, что сказала. Но было поздно. — Из-за меня, не так ли? — Гермиона смотрела в пол, и слёзы уже безостановочно текли по лицу. — Из-за того, что я такая? Другая, верно? Джин молчала и замерла, смотря на дочь. Генри закрыл ладонью лицо. — Знаешь, я подозреваю, что вы надеетесь, что этот ребёнок будет нормальным, не таким, как я, — она покачала головой и, развернувшись, быстро поднялась по лестнице на второй этаж, начав суматошно собирать вещи. Её никто не остановил, ни когда она спустилась с чемоданом наперевес, ни когда выходила из дома. Возможно, если бы всё закончилось хорошо, то ей бы не было так сложно прийти в себя. Стать той, кем она когда-то была. Но получилось всё с точностью до наоборот. Как и всегда. Поэтому Гермиона стала такой нелюдимой. Она и раньше, конечно, не отличалась общительностью, но теперь это удвоилось. На удивление, именно Полумна стала для неё большой поддержкой и опорой. Мальчики ушли из Хогвартса, не став заканчивать последний год, и стали аврорами, они проходили ускоренную подготовку, и времени было в обрез. Джинни с ней не разговаривала. После того, как Гарри стал относительно свободным от бесконечных судебных разбирательств, у них состоялся интересный разговор. Поттер принял решение расстаться и сказал Джинни, что не любит её, и понял он это как раз во время скитаний по лесам. Такая ремарка направила все подозрения бывшей подруги на Грейнджер. И теперь, завидев Гермиону, рыжая игнорирует её, будто смертельную болезнь. Гарри сошёлся с Чжоу, что стало неожиданностью для всех. Когда Гермиона пыталась поговорить с ним об этом, он всегда уходил от разговора и придумывал себе срочные дела. В итоге она решила оставить его в покое. Но за что по-настоящему на неё ополчилось семейство Уизли, так это расставание с Роном. Когда она уезжала к родителям, у них были не то что отношения, но всё к этому шло. Тот поцелуй в Тайной комнате вроде всё разрешил, но, вернувшись из Австралии, она так чётко поняла, что это ошибка. Они с Роном не могут быть вместе. Один из них в таких отношениях будет страдать и, рано или поздно, всё закончится плачевно. Гермиона так ясно увидела эту картину, что в день своего приезда попросила Уизли зайти к ней, чтобы поговорить. С ним всё прошло ещё хуже, чем с родителями. В чём её только не обвиняли. Но, то ли это были магнитные бури, то ли ещё что-то, тем не менее, её обвинили в отношениях с Гарри, который на тот момент ещё не был с Чжоу. Так решили все, а когда эта информация просочилась в прессу, так начали думать все зеваки в Британии. Её обвиняли, что она увела мужчину из семьи, хотя никакой семьи и в помине не было. Какая-то газета написала, что Джинни беременна и она, Гермиона, убедила Поттера бросить её. Там было много чего подобного, она всего и не вспомнит, но смысл был примерно один и тот же. Больнее всего было то, что Молли поверила этому и даже водила Джинни на приём к целителю, чтобы проверить, правдивы ли слухи касательно этого момента. Она просто перестала с ней разговаривать. Похожая ситуация была на четвёртом курсе, когда, опять же, писали про Гермиону и Гарри, что она им вертит, а сама встречается ещё и с Крамом. Тогда, на Пасху, миссис Уизли прислала ей пасхальное яйцо намного меньше, чем другим. И общалась она с ней гораздо хуже, чем до этого. Так что только Луна была рядом с ней. Гермиона очень сильно жалела, что была к ней так строга. Постоянно высмеивала и ставила под сомнение мысли Лавгуд. Когда Грейнджер перестала цепляться к Луне, она увидела, какой та добрый человек и хороший друг. Гермиона была рада, что ошибалась на её счёт и это помогло стать им хорошими подругами. МакГонагалл назначила её старостой, и раньше Гермиона бы этому обрадовалась, нося значок, как когда-то Перси. Но всё настолько перевернулось в её жизни, что прежние радости больше не приносили практически ничего. Она потеряла себя. — Ты слышала, что стая фестралов, которая обитала возле Хогвартса, пропала? — Луна вырвала её из задумчивости своим потусторонним голосом. — А… я не знаю, ничего такого не слышала, — Гермиона сделала глоток уже остывшего шоколада и посмотрела на Чёрное озеро. — Они улетели. Здесь произошли страшные события, которые напугали их, и они нашли себе место поспокойней. Мне папа говорил, что эти существа очень чувствительные, они по-своему ощущают мир, — Полумна не сводила глаз с горизонта. Гермиона кивнула и ничего не стала говорить, знала, что не всегда высказывания Лавгуд этого требуют. Их дружба была странной во всех смыслах, но ей сейчас больше всего нужен был человек, с которым можно помолчать, а Луна такой и была. Для неё Грейнджер тоже была источником поддержки. Когда они сбежали от её отца, пытаясь спастись, то его упрятали в темницу без окон и с полной звукоизоляцией. Не было ничего удивительного, что его рассудок немного помутился. Он пробыл там месяц, но этого хватило, чтобы первое время не узнавать свою дочь. Слух и зрение тоже восстанавливались какое-то время. Гермиона хотела хоть как-то помочь, потому что чувствовала за собой вину. Она вместе с профессором Слизнортом варила зелья для скорейшего выздоровления мистера Лавгуда, это и стало началом их общения с Полумной. К счастью, Луна не злилась ни на кого из золотого трио, она, казалось, вообще на такое не была способна, и оказать ей помощь не было трудностью. Меньше всего она переживала о своём статусе старосты школы. Ей было всё равно, сможет ли она выполнять все обязанности. Но, может, это была ирония или парадокс: несмотря на такое равнодушное отношение, она всё успевала. Наверное, Гермиона просто перестала тратить энергию на ненужные переживания. Единственным плюсом в её новом положении была башня старост с отдельной спальней. Вторым старостой стал Терри Бут, который был в хороших отношениях со всеми, и сработаться с ним оказалось очень легко. — Гермиона? — Луна смотрела на небо, что начало окрашиваться различными оттенками наступающего заката. — Да? — Как ты думаешь, они нас видят? — Грейнджер не сразу поняла, о чём её спрашивают, но увидев, куда обращён взгляд подруги, она догадалась. — Я об этом никогда всерьёз не задумывалась, но мне кажется, что это возможно, — она пожала плечами и сильнее закуталась в мантию. Осень хоть и была тёплой в этом году, но по вечерам всё равно становилось ощутимо прохладно. — Надеюсь, мама смотрит, папе бы это помогло, — Луна не отрывала взгляда от неба и скованно улыбнулась. Гермиона не знала, что сказать, и решила, что лучшим вариантом будет молчаливая поддержка. Она обняла за плечи Лавгуд и прислонилась своей головой к её. Так они просидели ещё полчаса, а потом разошлись по своим комнатам.

***

Гермиона пряталась в уголке, возле выручай-комнаты, которая никого не пускала уже второй месяц. Неизвестно, изменится это или нет. Постелив на пол мантию, она, опираясь о стену, писала в дневнике. Это была рекомендация магловского психолога, чтобы справиться со стрессом и кошмарами. Заносить свои мысли в дневник является самым первым советом, и это не безосновательно. Когда в голове кишат мысли и ты не знаешь, куда от них деться, такая методика хорошо может успокоить и помочь справиться с хаосом в мозге. Но проблема была в том, что ей это не помогало так, как должно. Конечно, становилось легче после того, как Гермиона всё выплеснет на бумагу, но это только на первые два часа. Потом всё возвращалось, и так по кругу. Кошмары преследовали, и спасение от них пока не пришло. Грейнджер была одинока, но в данный момент она именно это и искала. Она ещё не была готова вернуться к прежней жизни... или новой, как посмотреть. Поэтому она и решила вернуться в Хогвартс, чтобы дать себе время и определиться, что делать со своей жизнью дальше. Гермиона не знала, кем она хочет стать, как жить, где. Не знала, чего хочет. Она вообще ничего не знала. Она была потерянной. Услышав шаги, она осторожно выглянула и увидела Малфоя, что застыл у дверей выручай-комнаты. Он пытался зайти туда, представляя место, в котором хотел бы очутиться, но это больше не работало. Гермиона нахмурилась и внимательно посмотрела на него. Он очень изменился, особенно, если вспомнить, каким Драко был раньше. Такое немного напрягало, ведь старый Малфой был предсказуем, а от нового неизвестно, чего ждать. Правда, Грейнджер и не вспоминала о нём до этого момента. Не обращала внимания, хоть они и ходили на одни и те же уроки. В прошлой жизни Малфой напоминал о себе бесконечными издёвками, сейчас же он стал тихим и незаметным. Она даже не могла припомнить его ответ на уроке за последние два месяца. Но что с точностью отложилось в её голове — это взгляд. Его взгляд, когда он смотрел, как её пытает сумасшедшая Беллатриса Лестрейндж. Он молчал, но глаза кричали. Там не было сочувствия или ещё чего-то подобного, там был ужас. Он тогда боялся больше неё. Ведь мученик уже не был безликим лицом, он стал знакомым. На суде на Малфоя было страшно смотреть. Но не из-за внешнего вида, а, опять же, из-за глаз. Они были пустыми и словно мёртвыми. Это всё, что Гермиона помнила о хорьке, и это было негусто. Драко бесился и наворачивал круги вокруг двери. Его попытки были тщетными, и он выругался: — Блять. Гермиона смотрела на него и видела, что ей не одной плохо. Это немного, но утешило. — Она не откроется, — она сказала это чуть слышно, но в пустом коридоре эхом оттолкнувшись от стен и потолка, ее голос прозвучал оглушительно громко. Малфой вздрогнул и повернулся к ней лицом. Его глаза кричали об удивлении, он открывал и закрывал рот, не зная, что сказать. — Комната никого не пускает, — Гермиона встала и медленно подошла к нему, останавливаясь в паре шагов от него. — Она ещё не пришла в себя. Та магия, которая содержится внутри, пытается исцелить комнату, но пока такого не произошло. К тому же, она злится. Он смотрел на неё, как на чокнутую, и сквозь зубы спросил: — А ты откуда знаешь? — Я читала об этом, — она вздохнула и обняла себя за плечи. — МакГонагалл тоже изучала её и сказала, что надеяться на открытие комнаты не стоит. — Мне надо туда попасть, — Малфой сжал челюсть и яростно посмотрел на стену, где раньше вырисовывалась дверь. — Это из-за Крэбба, у него сегодня день рождения, верно? — Гермиона сканировала однокурсника глазами и видела мелькнувшую печаль на его лице. А ещё вину. — Не твоё дело, — Драко прошипел эти слова и начинал злиться всё больше. Грейнджер пожала плечами и не стала доставать его. Раньше она, конечно же, огрызнулась бы. Стала бы говорить о том, что грубить людям необязательно. Но сейчас она не хотела тратить время на бесполезные и никому ненужные слова. Да и она действительно лезет туда, куда её не просят. Подойдя к своим вещам, Гермиона убрала дневник в сумку вместе с магловской ручкой. Застегнув молнию и повесив сумку на плечо, она оглянулась на Малфоя. Тот стоял, не шелохнувшись, и не отрываясь смотрел на стену. Плечи его слегка дрожали. — Ты не виноват, Малфой, — она не знала, зачем и почему это сказала. Просто почувствовала, что это необходимо. К хорьку у неё не было никаких чувств, даже ненависти. Было только безразличие... практически ко всему. Но она знала, что Малфой и Крэбб были, какими-никакими, друзьями, и решила сказать правильные слова. Если бы Гарри или Рон погибли, ей было бы невыносимо тяжело. Особенно, если бы она винила себя. А Малфой винил. Он сам это говорил на суде. А она почему-то запомнила. Даже для неё это было неожиданно и странно. Драко оторвал взгляд от двери и зло посмотрел на неё. — Отвали, Грейнджер, — слова из его рта тянутся, как раньше, и от этого на одну секунду стало легче. Гермиона пожимает плечами, снова, это вообще стало её любимым движением, и разворачивается в сторону лестниц, чтобы вернуться в башню старост. Сегодня среда, а значит патрулирование. Малфой больше ничего не сказал и просто смотрел в спину девчонке. Она была странной, почти, как Полоумная Лавгуд. Драко нахмурился и заметил, что в походке Грейнджер многое изменилось. Если раньше она ходила так, будто палку проглотила и высоко задрав подбородок, чуть ли не до потолка, то сейчас… Будто плечи под тяжестью прогнулись и спина стала немного сутулой. Голова опущена, и кудри, что доставали почти до поясницы, грустно подпрыгивали. Гермиона пропала из поля его зрения, и он, встряхнув головой, выкинул такие неподходящие для него мысли. Ему нужно было попасть в выручай-комнату, как и зачем, непонятно, но это не имело значения.