Thirty-one

Тони подходит к краю кровати, и от этого на парня словно надвигается волна цунами. Протягивает руку, приглаживает торчащие волосы Паркера и тут же взъерошивает их ещё больше. — Ты растрёпанный, как котёнок. Питер пытается отстраниться и падает на локти. Колено, вклиненное между его ног, смотрится великолепно, как и он весь — футболка наполовину стянута, рот раскрасневшийся и влажный, шея заходится синевой, бёдра волнистой вибрацией вскидываются вверх. Они в этом прекрасном промедлении, что единственное — а поэтому тут хочется находиться вечно и ещё немного — скручивает ниже пояса, а потом окатывает желанием впиться, оставить под ногтями всего его до коматозного блаженства. Он разглядывает его пальцы со сморщенными подушечками и вздрагивает от вспыхивающей в пояснице мысли — как же долго они были в нём. Как проникали глубоко, глубже-некуда глубоко, как трахали до онемения быстро и резко. Как Питер сам насаживался на них, давая ему передохнуть всего несколько секунд, и бил ладонью в стену. Как держаться на ногах было уже почти невозможно, поэтому приходилось упираться в его широкое плечо. Как мужчина менял руки и мило ругался из-за того, что левая не может набрать такую же скорость, как правая. Прошло от силы минут десять — проще и не думает становиться. Но Паркер словно вибрирует изнутри, готовый принять ещё. Его колени настолько острые, что кажется, будто сейчас раскроят Тони кожу. Под одеждой гладкий, едва не масляный; шершавая ткань раздражает, раздражает до озверения, хочется снять, вылизать с ног до головы вдоль роста несуществующей мягкой шерстки, а когда слюны не останется — одними губами. — Я позабочусь о тебе, — обрывается и повисает на недосказанном «ради себя же», но нет, Паркер знает, не ради него и не ради кого-то вообще в этом мире; ради цепляющей зависимости от секунд небытия — ради них. — Ты уже, — перечить не стоит, но он всё же это делает, ибо они оба играют поразительно вничью, а напряжённая близость не лишь между их телами, но и даже равным счётом. — Cat, — с идеальным английским отскакивает от губ и крошится в усмешке, ведь голос после двух оргазмов все ещё не до конца слушается. «Котёнок», думается, смешанное с игриво-ласковым. Икры Питера покрываются мурашками под руками Старка, и последний старается вспомнить и уложить внутри черепной коробки, что лишь перед Паркером он позволяет себе стать так, чтобы с предвкушающим восхищением вырвать из того крики удовольствия. Он вкусный и нетерпеливый до безумия — хнычет и трется-трется-трется, падая на кровать. — Ещё! — почти вскрикивает в потолок и жмурится в попытке зажать ладонью губы. — Ты хороший котёнок, — Тони ласкает его член и замирает, пуская прищуренный взгляд в лицо, — правда? — тот нервно кивает, не поднимая головы. — Мяукнешь для меня? В ответ Питер смеётся слишком долго, чтобы этот смех нельзя было считать истерическим, а потом вопросительно впивается в него глазами. Неистово бездонными глазами. — Что? — нахмуривает брови. — Мяу, — Старк отмечает, насколько прелестно и легко это может выйти, и ожидающе растягивает губы в улыбке, — это не трудно, — вряд ли Паркера кто-то ещё видел таким смущённым, как сейчас. — Иначе я выставлю тебя, — он царапает коротким ногтем бедро парня, — за дверь. — Мяу, — еле слышно, отводя взгляд. Он снова смеётся, на этот раз коротко и абсурдно-неловко. — Хорошо, — Тони делает первое движение, — продолжай. — Мяу, — Питер тяжело выдыхает и дёргается, — быстрее, — другой хочет ускориться до максимума, но наблюдать его агонию как можно дольше — самое сахарное и невозможное. — Ты знаешь, что нужно делать, — старший чувствует, как ноги Паркера дрожат ему в рёбра так сильно, что ещё немного — раздробят их в пыль. — Мяу, — он хватается за изголовье кровати справа от него и поднимает бёдра, — мяу-у-ох… — сливается в высокий стон так идеально, будто одна половина звука никогда не существовала без другой. — Cat, — на это парень сильнее сжимает пальцами белизну простыни и всхлипывает. мяу Он запускает руки в собственные волосы и тянет, задыхаясь. мяу-у Пытается толкнуться в рот и бьётся костяшками о дерево кровати. мя-а-у-у Проезжается головкой по услужливо вытянутому языку, вскидывается поясницей в кривой мост и мечется. мяу-у-у-ум-м-а-а-ах Превращает гортанный визг в глубокий грудной стон и кончает так обильно, что заливает Старковские лицо, губы и грудь. Тони думает, что бабочки в животе уже обратно завернулись в коконы, но голос Паркера заставляет их все ещё шевелить крылышками. — Хорошо, — он облизывается и кривится от горечи, — очень хорошо. Котёнок, — оставляет это прозвище на нём едва ли не клеймом. Этот котёнок убийственно хорош с пылающими щеками; так хорош, что не хочется даже моргать.