Don't try to fix me, I'm not broken

Флэшбеки - курсивом, репортажи - жирным шрифтом.       Эрен потягивал коктейль, мрачно наблюдая за танцующими на сцене людьми. Наверное, Зик будет недоволен тем, что он выпил, но Эрену было все равно. В кармане завибрировал мобильник. Братец волнуется. Как трогательно. «Ты где, Эрен?» Ответ: «В клубе». «Понял. Будь дома до одиннадцати вечера. Если что, вызови такси». Ответ: «Базара ноль».       Клуб так себе, одно название. Просто бар с танцполом. Все дело в том, что это был один из немногих баров округа Мария, где продавали алкоголь несовершеннолетним. Друзья за компанию заказали какие-то слабоалкогольные коктейли, глядя, как Эрен сметает один напиток за другим. Не то чтобы он был фанатиком спиртных напитков, конечно... Просто конкретно сегодня очень хотелось выпить.       Возвращаться домой из школы стало морально проще. Дома его не ждал ни ремень, ни тяжелый взгляд, ни безумные конспирологические теории. Скорее запах все новых и новых блюд и песни на красивом незнакомом языке. Зик часто брал работу на дом (как Эрен понял, его должность это позволяла). Кроме того, он достаточно быстро обжил отцовскую комнату, сложив его вещи в ящики и унеся в подвал. Их место заняли бесконечные словари, стикеры с напоминаниями о сложных случаях перевода, на стену Зик приклеил карту мира.       Брат не хотел рассказывать о своей службе в Латании. Он говорил о своей нынешней работе, о диссертации своей матери, о жизни в прибрежном городе Кейпбург, о человеке по имени Том Ксавьер. Он почти никогда не упоминал отца — только лишь в контексте того, что Гриша много требовал от него. Но не о Латании.       Парадоксально, что несмотря на молчание относительно военной службы, Латании в их жизни все равно стало много. Латания никуда из жизни Зика не девалась. Наверное, ему все же не хватало этой жаркой страны, до вмешательства Маре раздираемой войнами и переворотами.       Эрен успел узнать о Латании достаточно на уроках географии и истории. Подросток, конечно, подозревал, что всю информацию подают под определенным углом, учитывая, что Парадиз все же являлся частью Маре, и должен был следовать генеральной линии. Впрочем, периодически режим этой особой автономии чем-то напоминал гетто — учитывая, что только для проезда в эту Маре требовалось особое разрешение. Да и жителей Парадиза не отпускали на континент просто так. Впрочем, если у тебя особые отношения с кем-то из власть имущих, никаких препятствий нет.       Как у Хистории, например. Ее дебиловатый батя во времена бурной молодости умудрился задружиться с нынешним главой отдела образования Парадиза Заклаем. Так что Хистория с недавних пор гоняла в Маре на постоянке. Зачем, правда, молчала. Впрочем, со смертью Фриды она как-то потухла. Эрену не хотелось ее лишний раз тревожить.       К родному дому он подходил бодро и в приподнятом настроении. Его грело давно забытое ощущение, что дома кто-то ждет. Перевязав пучок на голове, он открыл дверь ключом и зашел в дом.       — О, Эрен! С возвращением! Обед уже готов. Ты голоден?       — Угу.       Эрен закинул вещи на диван и сел на стул. Из колонок доносилась песня на незнакомом языке, которой Зик подпевал. Dime dónde has ido, donde esperas en silencio, amigo. Quiero estar contigo y regalarte mi cariño, darte un beso y ver tus ojos disfrutando con los míos hasta siempre, adiós mi corazón. [1]       Голос Зика был хриплым и каким-то тяжеловесным, в отличие от неизвестной женщины, бравшей высокие ноты. Пение брата ему определенно нравилось больше.       — Что это за язык? — спросил Эрен, подтягивая к себе тарелку с куриным супом.       Зик выключил конфорку под сковородой с мясом и сел рядом.       — Это латанийский. Общее наречие, если можно так сказать. Если тебе мешает, я выключу. Просто не люблю готовить в абсолютной тишине. Сразу начинаю разговаривать сам с собой.       Последнюю фразу брат произнес как-то тихо, такое ощущение, что лишь себе самому. Но Эрен решил сделать вид, что ничего не слышал.       — А о чем она поет?       — В Латании поют только о двух вещах — о любви и о смерти. Здесь женщина взывает к возлюбленному, вопрошает, где же он, кричит, что хочет быть с ним вместе, целовать и все в таком духе, — пояснил Зик, разламывая хлеб.       — Вот как… напоминает мне одну знакомую.       — Знакомую?.. — Зик подмигнул ему.       — Ага. Как-то в детстве я помог ей скрыться от хулиганов, а тогда была холодная погода, и я отдал ей свой шарф, чтоб не замерзла. С тех пор шарф она по ходу не снимает вообще и приклеилась ко мне как банный лист. М-да, — Эрен со злостью откусил хлеб, — Микаса Аккерман, такая Микаса Аккерман.       Зик опешил.       — Аккерман? Ты сказал Аккерман?       — Ну да. А ты ее знаешь?       Зик засмеялся. Какая ирония.       — Ее я видел только на поминках, если мы говорим про ту девушку с шарфом. Дело в другом. Когда мою машину вытаскивали из кювета, движение на дороге парализовало. Лилипут по имени Леви Аккерман был очень недоволен.       — Н-да… Тот еще кадр, — Эрен не мог сдержать улыбки. — Лилипут. Очень похоже. А что возмущался-то? Обычная ситуация.       — Сказал, цитата, «у нас жена рожает».       — Ах да. Мари. Они та еще семейка фриков. Живут вчетвером. Там еще Найл и Эрвин, они работают в крупной охранной конторе.       — Вот как. Втроем любят одну бабу?       — Скорее они там все любят Эрвина Смита. Но ты лучше не ссорься с карликом. Он начинал с водителя ассенизатора, а сейчас большой начальник. Фиг знает, что выкинет.       — А с Микасой они, получается, родственники?       Эрен почесал нос.       — Дальние какие-то. Седьмая вода на киселе. Да и Микаса не слишком рада такому родству, ведь Леви одно время называли «грозой говновозок». Такая себе слава. Да и доебаться любит на ровном месте.       Эрена раздражало, что Микаса и Армин пристально смотрят на него весь вечер. Парня это нервировало — настолько, что хотелось их треснуть.       — Ну, как дела с братом? — буднично спросила Микаса.       Эрен пожал плечами.       — Нормально. Правда, мы не сильно много общаемся. В основном за едой. Он делает то, что должен по закону. Все в порядке, — Йегер сам себе не верил. — Не знаю. По правде говоря, я не чувствую, что он мой брат.       — В смысле?       — Ну, мы же недавно познакомились. Он без меня целую жизнь прожил. Не пытался узнать обо мне. Думаю, его и так все устраивало.       Эрена действительно подтачивала эта гнилая мысль. Зику было двадцать шесть, он спокойно жил шестнадцать лет без Эрена, не пытаясь хоть что-то о нем узнать. Не пытаясь приехать, связаться. Просто бегал по тому жаркому континенту и убивал людей, параллельно помогая большим шишкам и местным найти общий язык. Парню самому не нравилась эта капризная обида на брата, разумом он понимал, что у Зика была своя жизнь, и в ней надо было как-то функционировать. Были свои цели и мечты, и он старался их осуществить.       Но, как бы то ни было, эти чувства подтачивали. Он был благодарен брату — правда, благодарен. За то, что взял на себя ответственность, за то, что заботится о нем, но гадкое, липкое чувство чего-то неестественного не отпускало. Почему брат появился только сейчас? Почему не раньше? Куча вопросов, ноль ответов.       — Да, да, — Зик болтал с кем-то по телефону.       Эрен никогда не был любителем подслушивать (не из моральных соображений). Ему были до фонаря чужие тайны, а за батей шпионить было себе дороже. Но вот за Зиком подслушивать хотелось.       — Да, мистер Ксавьер, все нормально. Да нет, все спокойно. Эрен учится. Не знаю… я правда, не знаю. Я не чувствую… Как бы правильно сказать, я не чувствую, что он мой брат. Но у меня есть долг и цели, что я перед собой поставил. Я… я не знаю, что в таких случаях делать. На войне этому не учат, мистер Ксавьер. Я просто плыву по течению. Я не знаю, о чем я думал. Но я хочу помочь ему.       Вот как. По течению он плывет. Стиснув зубы и сжав кулаки, Эрен пошел в свою комнату. Зик не считает его братом. Логично, конечно, они вместе не росли. Он просто выполняет свой гражданский и моральный долг. Ставит галочку напротив пункта «быть хорошим братом». Наверное, будучи подростком, Зик мечтал об удобном младшем братишке, с которым можно сюсюкаться и играть. Который разделит его печали и с помощью которого можно закрыть свои гештальты.       Вот только Эрен оказался совершенно обычным. Он всегда таким был — в меру неглупый, в меру угрюмый, в меру нервный. Даже тараканы в его голове были в меру приличными. Жан называл его скучным (за что получал от Микасы, но так этой лошадиной морде и надо), но, в общем-то, это было недалеко от правды. У Эрена Йегера и интересов толком не было. Он всю жизнь делал то, что было необходимо, дабы не страдала мать, и, видимо, это его опустошило. Мозгу нужна была перезагрузка. Нужно было восстановление, но это дело небыстрое.       А Зику вот прямо сейчас был нужен младший братик, дабы потешить свое эго. Удобный младший братик. Образ удобного младшего братика.       Но не реальный Эрен Йегер, посредственный и неинтересный. Эрену было больно.       Из такси он не вышел, а выполз, и добрел до двери дома пошатываясь. Его подташнивало. Свет еще горел. Судя по всему, Зик еще не спал. Разувшись, Эрен направился в гостиную, где увидел брата, сидящего с ноутбуком и говорившего с кем-то по скайпу.       — Так что не успел я толком приехать, как приобрел врага в лице коммунальщика, — сказал Зик усмехаясь, но, заметив Эрена, отвлекся. — Эрен? Что с тобой?       — Эрен? — донесся из ноутбука хриплый женский голос.       Игнорируя брата, парень подошел сзади и посмотрел на экран компьютера. На том конце сети за столом сидела блондинка средних лет.       — Боже, Эрен. Как ты вырос… — пробормотала женщина.       — Вы Дина? — неуверенно спросил парень.       — Да. Я мама Зика. Господи, как же ты похож на нее…       Эрен хотел было что-то ответить, не исключено, что что-то остроумное. Но его организм решил напомнить о себе, и парня вырвало. Прямо на рубашку брата.       — Мама, я тебе перезвоню.       — Конечно. Поправляйся, Эрен, — отозвалась Дина и отключилась.       В гостиной повисла неудобная тишина. Что делают в таких случаях, Эрен, конечно, знал, но как будто оцепенел.       — Эрен…       — Звиняй, плохая терпимость к алкоголю.       Зик снял заблеванную рубашку и, резко схватив Эрена, потащил брата в ванную. Подросток пытался было вырваться из жесткой хватки, даже выкрикивал что-то неприличное, но Зик молчал, когда тащил его в санузел. Молчал, когда наклонил его над ванной и направил струю воды из душа на волосы, одновременно помогая мыть лицо.       Стоило признать, становилось легче. Намного легче. Сознание прояснялось, опьянение отходило, уступая место уколам совести.       — Зик… — Эрен поднял на него глаза. Тот изрядно вымок, но, казалось, совершенно не обращал на это внимание. Промокшая до нитки майка облепила его, и подросток невольно залюбовался очертаниями тела старшего брата.       Где-то на задворках сознания крутилась мысль о том, что Зик безумно сексуален. И что надо прекратить пялиться на него. Во взгляде старшего читалось разочарование и обида. Как будто Эрен не оправдал его надежд. Как будто все усилия были вложены напрасно. Как будто не стоило больше ничего делать. Зик начал вытирать ему волосы махровым полотенцем, но через несколько мгновений порывисто обнял брата. Эрену ничего не оставалось, как обнять в ответ. Зик сжимал его тело так сильно, что, казалось, кости переломает. Наверное, он хотел что-то сказать младшему брату, но слов не находил. Эрену стало грустно.       — Ложись спать, Эрен. Завтра рано вставать, понедельник все-таки.       Не оборачиваясь Зик вышел из ванной, оставив брата оцепеневшим и озадаченным. В абсолютном непонимании происходящего.       После этого памятного вечера, неожиданно для самого себя, Эрен взялся за учебу. Подтягивал свои оценки, активно интересовался дополнительными материалами по марейскому языку, литературе и географии. В какой профессии эти вещи можно сочетать, Эрен понятия не имел. Хотя нет, догадывался. Но представителей данной профессии Зик иначе как «бесстыжими шлюхами, копающимися в дерьме» не именовал. Почему в этот момент на первый план вышло мнение брата, а не его собственное, подросток предпочитал не думать.       Эрен просто не хотел разочаровывать брата. Он хотел его обрадовать. Только бы не видеть больше это выражение лица. Только бы не видеть больше эту обиду. Зик тоже радовал его. Эрен никогда не питал особой страсти к еде (а после общения с Сашей у него надолго пропадал аппетит), но ему нравилась стряпня брата. Как обычные блюда, так и что-то из этой латанийской кухни. Островатые, пряные блюда, особенно ему полюбились те, что заворачивали в лепешки. Простые в приготовлении, но безумно вкусные. Впрочем, его друзья не смогли это оценить. Армин так и вовсе ничего, кроме сладкого, практически не признавал. Иногда Эрен думал, что у блондина вместо желудка черная дыра, раз не поправляется от такого количества сахара в день. Зато любимый клиент всех кондитерских и булочных округов Мария и Роза (в Сине цены слишком буржуйские).       Тако. Вот как назывались эти бутерброды. Да и бутербродами они не были. Тако есть тако. Вкус их различался, в некоторые можно было положить бобы вместо мяса. Эрену даже нравилось готовить вместе с ним, хотя до этого он мог разве что мясо, рыбу или яйца на сковороде пожарить. Но Зик привил ему вкус к этой латанийской еде. Часть ингредиентов он привез с континента, часть — заказывал по интернету. Некоторые и вовсе в местном супермаркете водились.       Сегодня тоже было необычное блюдо — нечто похожее на бургер, под названием «чивито». Эрен думал, у него рот разорвет от такого большого количества начинки.       — Вот это просто безумно вкусный соус. Как он называется, говоришь? — спросил Эрен не дожевав.       Зик улыбнулся и подвинул соусницу ближе к брату.       — Табаско. Немного островат. Если тебе станет невыносимо жечь, лучше выпей молока. Воду не надо.       Эрен кивнул и на всякий случай подвинул бутылку молока ближе.       — Зик, ты… ты ничего не сказал после того родительского собрания. Что-то стряслось?       — А? Нет, ничего не стряслось. Все хорошо. Тебя хвалил преподаватель литературы и марейского языка. Считает, что тебе стоит развиваться в этих направлениях. А вот с математикой у тебя дела не очень. Но это у нас семейное.       Разговор прервала трель мобильного телефона брата. Взглянув на имя звонившего (Эрен краем глаза уловил «Райнер»), Зик поднялся и, извинившись, отошел в гостиную. Что же, у братца какие-то секреты с этим Райнером. Секреты-секретики. Подвинувшись на стуле, Эрен прислушался, но ничего особо дельного не расслышал. Какие-то вопросы про какую-то девку, контакт какой-то бабы. Эрен напрягся. Он не замечал, чтобы Зик интересовался какими-то женщинами, да и не упоминал ни об одной, иначе бы припер ее с собой на Парадиз.       При мысли о бабе Эрен со злостью вгрызся в свой чивито. Бабы, наверное, и не было, но Эрен уже заранее ее ненавидел и был готов разодрать как телятину между этими булками хлеба.       — Кто это звонил? — Эрен потянулся к дополнительному чивито.       — Один из знакомых. Просит подсобить с переездом на Парадиз.       — Че это ему тут делать?       Зик пожал плечами.       — Жаловался, что устал от назойливости и нездорового внимания со стороны одной девицы. Хочет чутка залечь на дно. Я дал контакт Магата и своей коллеги из бюро, та как раз говорила, что у нее знакомая комнату сдает и не хочет перед налоговой светиться.       — Как-то радикально. Из-за каждой влюбленной бабы бегать?       Зик почесал бороду.       — Все не так просто. Во-первых, эта девушка — его двоюродная сестра, во-вторых, ей тринадцать лет. А ему двадцать.       Младший Йегер поперхнулся. Зик похлопал его по спине.       — О том я и говорю. Я видел эту девочку пару раз, думал, просто глава его фанклуба, он парень крепкий, красивый, и все в таком духе. А там совсем все запущено.

***

      Из комнаты отца (не отца, Зика, Зика!) раздавался голос другой женщины. Не той, что пела на кухне. Эта была постарше, с горой жизненного опыта и, по всей видимости, любовных неудач. Ya no estas mas a mi lado corazón En el alma sólo tengo soledad Y si ya no puedo verte Por qué Dios me hizo quererte Para hacerme sufrir mas Siempre fuiste la razón de mi existir Adorarte para mi fue religión [2]       Повинуясь внезапному приливу любопытства, Эрен набрал в поисковике «Зик Йегер Латания». Выскочила статья из столичной газетки «Телеграф» и несколько репортажей «Маре сегодня». В кафешке, где часто зависала Саша, этот канал крутили. Весь из себя зеленый. Эрен кликнул на один из репортажей — самый поздний. В кадре появилась невысокая стройная женщина лет тридцати пяти на вид.       — С вами Симона Магрес, и я веду репортаж из Ла Сьедад Дивины.       Лицо женщины исчезло. Его сменили кадры полуразрушенной местности, где сновали медики, шагали военные.       — Война в Латании, наконец, подходит к своему завершению. Законное правительство Фульхенсио Медема было свергнуто силами сепаратистов под началом Эрнесто Боливара. По утверждению самого Боливара, он совершил революцию после того, как многотысячная демонстрация рабочих в столице Латании была жестоко подавлена. Впрочем, перед смертью на поле боя Медем запросил помощи Марейской армии, а с учетом подписанного годами ранее договора о военной поддержке, руководство империи согласилось. Маршал Калви, как вы прокомментируете ситуацию после заключения мирного договора?       — Симона, рад поделиться, что это победа не только и не столько наша. Это победа идеи мира, идеалов свободы и жажды демократических преобразований. Господин Боливар, безусловно, проявил храбрость и доблесть на поле боя, однако хороший солдат и военачальник вовсе не равноценно хорошему правителю.       Одновременно со словами маршала Калви камера демонстрировала работу марейских солдат: те переносили раненых, разгружали коробки с гуманитарной помощью. Солнце светило и грело эту землю. Эрен прям хмыкнул от умиления.       — В ближайшие месяцы будут проведены демократические выборы. Господин Боливар должен ответить за свои преступления во время войны, но мы решили, что это должен быть выбор народа Латании. Сейчас он заключен под стражу в тюрьме «Мацморра». Обязанности главы Латании сейчас исполняет Хулио Альварес. Он зарекомендовал себя человеком надежным и прекрасно понимающим реалии своей страны. Он много сделал для победы общечеловеческих ценностей в этой стране. Именно поэтому мы его поддержали. Впрочем, заключение мирного договора было бы невозможно без стараний нашего переводчика, — Калви кивнул в сторону, и камера переключилась на Зика, курившего неподалеку сидя на камне. Рядом покоился костыль.       Эрен удивился. Брат никогда не рассказывал об обстоятельствах и месте ранения. Впрочем, он о своих военных буднях в принципе ничего никогда не рассказывал.       — Сейчас мы перекинемся парой слов с господином Йегером. Он квалифицированный военный переводчик, вот уже несколько лет помогающий нашим доблестным военным находить общий язык с Латанийцами. Тот, с помощью кого удалось найти общий язык с Боливаром. Мистер Йегер, как вы оцениваете результаты вашей работы?       — Какой именно? Если вы имеете в виду переводческую деятельность, — Симона охотно закивала, — так это… все прошло нормально. Конечно, нелегко в момент переключаться с диалекта на диалект, но к этому привыкаешь. Ко всему привыкаешь.       — А как лично вы оцениваете перспективу демократических преобразований в Латании?       — Поживем — увидим, — сказал Зик, затягиваясь сигаретой.       — Вы будете принимать участие в сотрудничестве с Латанией в качестве военного переводчика?       — Я был ранен. И в ближайшее время планирую только реабилитацию.       Лицо Эрена напряглось. Взгляд был затуманен. Он понял, что по лицу текли слезы. Он смотрел на Зика в кадре и не узнавал его. Уставший мужчина односложно отвечал на вопросы журналистки. Уставший не от работы или долгой дороги. На лице брата читалась усталость от жизни. Как будто ему хотелось оказаться где-нибудь не здесь, не в том городе, не в той стране, а еще лучше, вообще не в этой жизни.       — Как вы оцениваете перспективы развития Ла Сьедад Дивины? У города отличное географическое положение, здесь угольные шахты, он может стать центром промышленности.       Зик, казалось, смотрел не на журналистку, а куда-то сквозь нее.       — Промышленности, говорите? В стране уничтожена большая часть железнодорожных путей. Сначала их надо восстановить. А в шахтах должен кто-то работать. А чтобы кто-то работал, не перегружая голову лишними мыслями, сначала нужно трупы с улиц убрать. Я уж не говорю о бюрократических нюансах.       Зик, опираясь на костыль, вместе с журналисткой пошел вперед. Пока она рассуждала о восстановлении промышленности, он оглядывал местность. Даже несмотря на то, что оператор выхватывал лишь отдельные фрагменты, трупы, части тел, разрушенные строения — все это Эрен успел заметить. Воодушевленная Симона резко диссонировала с уставшим и каким-то… безжизненным Зиком.       Эрена же терзал и мучил один вопрос. А способен ли Зик хоть что-то чувствовать? После той горы тел и залитой кровью местности, что стали повседневностью? Выжгла ли Латания в нем все, без остатка? Оставила ли хоть что-то живое, не механическое? Есть ли место теплу для младшего брата?..       — Эрен, — дверь в спальню слегка открылась, — ты что не спишь?       Подросток поспешно захлопнул крышку ноутбука. Вряд ли Зик бы обрадовался просмотру репортажей с его участием.       — Я… я это… Дрочил, короче. А че, нельзя?       Брат многозначительно прокашлялся.       — Все можно. Не засиживайся, завтра учебный день.       Как только за Зиком закрылась дверь, Эрен стукнулся головой о стол. Все шло ужасно неправильно.