***
Бунта бегал по городу, перебиваясь с одной подработки на другую, высматривая по улицам Ариане. Следил, чтобы подрастающие младшие знали грамоту, счет, маршруты всех тарабонских патрулей, умели орудовать спрятанными в закрепленных под одеждой в ножнах кинжалами. Чтобы не путались с тайными обществами. И, конечно же, он следил, чтобы братьям было, что поесть, что надеть, и где спать. Он привычно делил еду на три порции, две побольше, одну поменьше. Еды в городе становилось больше. Быть может, шончан устали прятать припасы от коренных жителей. Быть может, земля действительно оправлялась от Конца Эпохи и начинала плодоносить. Бунта не знал. По крайней мере, голодать теперь приходилось лишь половину времени. Хотя Бунта выглядел младше своих лет, его больше не просили бегать с записками. Грузчиком в порт тоже не принимали: во-первых, он был слишком короткий и слишком тощий, а во-вторых, всю тяжелую работу все равно делали невольники-да'ковале. Найти работу становилось все труднее: шончан медленно, но верно оттесняли безработных от всех доступных Бунте способов разжиться деньгами. Порядок должен быть во всем, говорили они. Место для всех, и каждый на своем месте. В переводе на уличный это означало, что Империя отказывалась терпеть людей, не желавших гнуть спину на ее благо. Императрица, да живет она вечно, позволила захваченной провинции жить своей жизнью, пока она возвращала под власть Хрустального Трона часть своих взбунтовавшихся владений по ту сторону Океана. Но теперь она пожелала обратить взор на Тарабон. Отложенные на черный день запасы начали стремительно таять, а волчий аппетит, напавший что на активно растущего Амира, что на только собирающегося вытягиваться Харена, ничуть не способствовал бережливости. Однажды Бунта понял, что Амир в свои четырнадцать смотрит на него сверху вниз. Бунте было девятнадцать, и он мысленно поздравил себя с тем, что у них получилось продержаться семь лет без шончанских подачек и сиротских домов. Бунта знал, что по законам Империи, воровство карается отсечением левой руки, если воришку-неудачника поймают в первый раз, и смертной казнью, если поймают на горячем дважды. Так что, решив прибегнуть к воровству, как к последнему способу, он честно держал данное себе обещание ровно до тех пор, пока в тайнике не осталось жалких пятнадцать медяков. Он собрал братьев, расставил их в наиболее удобных местах торговой площади (Харена у фонтана, Амира — на углу, между стойкой с рыбой и наваленными мешками с какими-то овощами), и приготовился новым для себя способом преступить шончанский закон. Подходящий прохожий нашелся быстро. Полноватый мужчина вальяжно шел меж торговых рядов, смотря только на товары. Омывавшая его толпа занималась своими делами. Никому не было дела до того, что щуплый красноволосый подросток размеренным шагом идет навстречу мужчине, неудачно привесившему кошель там, где его можно заметить. Незаметное движение коротким острым лезвием, и Бунта спрятал кошель за пазуху. Затурившись в безопасное место они выяснили, что мужчина был небогат. Однако содержимое его кошеля им удалось растянуть почти на месяц. После, Бунта начал приворовывать как деньги, так и еду. Уличная сноровка, умение не вызывать подозрений и верный глаз, отмечающий, какие цели стоит преследовать, а за какие лучше не браться, позволяли ему оставаться относительно сытым и обоеруким. Даже когда прохожие оказывались внимательнее обычного, Бунте везло. То стойка с товарами падала, превращая всю улицу в усыпанный яблоками хаос, то шедшие мимо люди вовремя отвлекали жертву грабежа разговорами, то человек попусту передумывал разворачиваться лицом к Бунте. Но в остальном, год его девятнадцатилетия был странным. Однажды Бунту прямо посреди улицы охватил сильнейший озноб, такой, что в себя он пришел только на следующий вечер в комнатушке знахарки, отпаивавшей его травами и наговорами. Наверное, наговоры-то ему и помогли: когда он оправился от первого удивления, поблагодарил старую женщину и пошел искать братьев, то чувствовал себя абсолютно здоровым. В другой раз он за каким-то бредом полез срезать кошелек у сул'дам, и лишь своевременное вмешательство Харена уберегло Бунту от верной поимки. И что только на него нашло?.. Потом, в странном припадке откровенности, Бунта чуть не рассказал про Ариане и про свои планы на счет нее какому-то стражнику.Подобные казусы продолжались, не слишком часто, но с достаточной регулярностью, так что Бунта временно отложил совершенствование своих навыков карманника. Наверное, все дело было в жаре. И действительно, с наступлением зимы опасные странности, наконец, прекратились. У шончан для всего было название. Да’ковале, в переводе с Древнего Наречия, означало «собственность». Дамани — обузданные, Несущие Узду — сул’дам. Те-кто-должны-быть-обузданны назывались морат'дамани. Бунта знал, что на привязь сажают лишь женщин — древняя, освещенная веками традиция. Он знал, что направляющих мужчин убивают на месте. Свет, он видел одну такую казнь. Хотя больше это походило на избиение. Один слабо понимающий, что происходит парень против десяти обращенных в живое оружие дамани — его не спасла бы никакая удача. Потом, когда с брусчатки отмыли последние пятна крови, Бунта поблагодарил Свет за то, что Амир и Харен сегодня пытали счастья в другой части города, и не видели, как именно погиб их знакомый. Когда Бунте было двадцать, Танчико чуть не исчез с лица земли. Они снова жили на полуострове Калпене, в трех кварталах от Большого Круга. Будь на то воля Бунты, они не остановились бы здесь, но в последнее время становилось все тяжелее найти заброшенные дома. Шончане разбирали покосившиеся хибары, приводили в порядок здания, которые еще можно использовать, и устраивали в них очередные бараки для армии, складские помещения или общежития да'ковале. На рассвете Бунта проснулся от далекого подземного толчка. Стены не ходили ходуном, даже посуда в котелке не звенела, но Бунта был уверен, что где-то далеко в Океане Арит раскололась земля. И это знание его пугало. Однако утром, когда они с Амиром и Хареном пошли в ближайшую кухню столоваться, ночные страхи казались безосновательными. А потом вода у причалов отступила дальше, чем когда-либо. Танчико — портовый город, жмущийся к берегу. Бунта знал, как выглядят первые вестники цунами. Бухта Танчико защищает город от широко раскинувшихся волн, а полуостров Калпене гасит все, что прорывается в бухту. С полуострова бедняков практически невозможно вовремя сбежать в возвышающиеся далеко за городом холмы. И все-таки, Бунта с братьями поспешили искать укрытия в них, когда улицы затопило небывалое число патрулей, по-шончански тянущих слова оповещения. Не берите больше, чем можете унести в походном мешке.Сохраняйте спокойствие, помогайте друг другу, и найдите себе и своим близким возвышенность как можно дальше от берега, говорили патрули. Империя защитит своих жителей от ярости природы. Вооруженные отряды городской стражи подгоняли жителей прочь из домов, мануфактур, рабочих помещений. Тех, кто не мог идти сам, шончане вывозили за пределы города телегами. Оцепление не позволяло паникующим возвращаться в уже обезлюдевшие районы, хотя то тут, то там верховые стражники скакали по узким улочкам, выискивая потерявшихся и отстающих. Несмотря на всю опасность ситуации, завоеватели предпочли с риском для собственной жизни помочь тарабонцам спастись. Единственными, кто шел не от океана, а навстречу нему, были скованные серебром привязи сул'дам и дамани. Как и следовало ожидать, Бунта, Амир и Харен не успели уйти слишком далеко. Они забрались на скалистые утесы над городом, но надвигающаяся стального цвета волна смыла бы их в момент. Бунта во все глаза смотрел на тонкую, прерывистую линию из серых платьев, бок о бок с сине-красными прочертившую причалы и побережья. Где-то в этой линии стояла Ариане. Высокая волна неотвратимо неслась на замерший в ожидании город. А потом, когда волна поравнялась с океанским побережьем, ее словно раскололо пополам, и она разошлась в стороны, будто исполосованная бритвой. Два рукава огромной волны обрушились на берега по обе стороны от Бухты Танчико, и ни капли не попало внутрь залива. Оглушительный грохот падающей воды долетел с опозданием, словно раздумывая, надо ли тревожить спасенный город звуками того, что могло произойти. Все до последнего волоски на теле Бунты стояли дыбом от разлитого в воздухе напряжения, по телу бежали крупные мурашки. Так близко к смерти он не находился с тех самых пор, как Ариане заставили уничтожить отряд Истинных Тарабонцев. — Свет, будь милостив, — сипло прошептал Харен совсем рядом. В тот день Бунта заснул с мыслью о том, что Сила может не только убивать.Часть 2
25 января 2021 г. в 12:48
Первым делом Бунта увел братьев из родных кварталов в уже знакомые Амиру окрестности Большого Круга. Они старательно обходили стороной шончанские патрули, чтобы не попасться на глаза шончанам и служившим им тарабонцам. Бунта боялся, что гениальный план провалится на самой первой стадии, просто потому, что кто-то из патрульных их опознает и отведет в сиротский дом. Но никто не обращал внимания на трех оборванцев со старыми одеялами в руках.
Никому не было до них дела.
Они нашли старый, потрепанный непогодой многоэтажный дом, добрая половина окон которого была заколочена. Бунта оставил братьев в переулке делать вид, что они просто присели отдохнуть. Сам же он зашел в выбранный дом. Быстро поднявшись на третий этаж, он осторожно толкнул одну из дверей. Внутри не было ровным счетом ничего. Ни стола, ни кровати.
Останков прежних хозяев тоже не было.
Сквозь щели между досками, которыми кто-то заколотил окна, пробивалось несколько солнечных лучей.
Эти тонкие косые лучики стали для Бунты ободряющими улыбками отца, матери и Ариане.
Как оказалось, работников бесплатных кухонь не удивляло, что трое детей регулярно заходят на обед. Конечно, Бунта следил, чтобы они не ели в одном месте чаще, чем два раза подряд. Благо, шончане понаоткрывали кухни для бедных по всему Танчико.
Много на кухнях не давали, но это была гарантированная порция горячей еды. Бунта надеялся, что мелким ее хватало. Амир и Харен были последним, что у него осталось.
На одной из кухонь повариха накладывала им порции покрупнее. «У меня был сын, похожий на твоего младшего брата», — сказала она Бунте однажды.
На другой девушки-работницы спросили, почему они не носят обед родителям, раз у тех нет возможности отлучиться с работы. Амир тут же просиял и спросил: «а можно?». После этого парни всегда уходили с той кухни с полным котелком и четвертинкой хлеба. Бунта старался не ходить туда слишком часто. С одной стороны, было стыдно за ложь, с другой — не хотелось, чтобы обман раскрылся.
До того, как шончане забрали Ариане, Бунта почти не обращал внимания на вооруженные отряды, регулярно обходившие улицы Танчико. Патрули не мешали ему разносить письма адресатам. Патрули не мешали ему зарабатывать деньги, заботиться о семье.
Теперь он высматривал патрули, запоминал улицы, которыми они шли, людей, составлявших эти отряды. Он с удивлением выяснил, что шончан в этих отрядах значительно меньше, чем ему казалось. Тарабонские дружинники, такие же жители Танчико, как и он сам, помогали шончанам держать в страхе собственную страну.
Впрочем, пусть у дружинников и было оружие, даже самая острая сталь не защитила бы их от Единой Силы, которую могла спустить на них любая городская дамани.
В первый раз он увидел Ариане через пол-сезона. Его двоюродная сестра шла чуть позади ведущей ее сул'дам, низко опустив голову. Если бы Бунта не искал специально, то не узнал бы.
Бледная, красноглазая, она брела, не отрывая взгляд от брусчатки, как-то сжавшись, словно боясь привлечь к себе лишнее внимание. Ариане заставили расплести волосы, отказаться от традиционных десятков тоненьких косичек.
Бунта полагал, что дамани, как оружие, не должны чувствовать себя частью Тарабона.
Темно-серое платье, стандартная одежда дамани, висело на ней мешком. Бунта надеялся, что ее кормили. Она должна выжить, иначе как он вытащит ее из ошейника?
Бунта шел за отрядом Ариане четыре квартала, пока сул'дам не завела ее в общежитие дамани.
Он знал, что в одиночку не сумеет спасти Ариане. Даже вдвоем с Амиром, которому, наконец, исполнилось восемь, он не справится с сул'дам. Дрессировщица постарается им помешать, постарается заставить Ариане раскидать их Силой.
Бунта носил письма, и слушал разговоры плативших ему деньги взрослых.
Он нашел единомышленников.
Полуостров Калпене, на котором они теперь жили, всегда был неспокойным местом, пристанищем нищих, бездомных, и смутьянов всех мастей. Места тут хватало и для тайных обществ.
К одному изних, к Истинным Тарабонцам, Бунта и примкнул. Благо, в свои тринадцать он уже выглядел достаточно взрослым, чтобы его не приняли за безмозглого ребенка. Только за никому не нужного подростка, каких в Танчико хоть отбавляй, достаточно отчаявшегося, чтобы участвовать в самоубийственной попытке Тарабонцев освободить столько посаженных на ошейник женщин, сколько сумеют.
В целом, община, частью которой он стал, не сильно-то и ошибалась. Бунта действительно чувствовал себя отчаявшимся. Вот только умирать не собирался. Пока живы Амир и Харен — не имел права.
Он помогал координировать передвижения Истинных Тарабонцев по городу, запоминал стандартные маршруты патрулей, носил послания от одних лидеров движения к другим. Он запоминал, какие дамани живут в каких общежитиях, как часто их выводят на патрулирование, кто именно носит их привязь.
Как оказалось, у многих его новых коллег забрали сестер, дочерей, матерей. За дополнительные медяки Бунта разыскивал дамани, похожих на утраченных родственниц. К началу осени он знал в лицо всех дамани Танчико. Мать когда-то научила его счету, и теперь Бунта понимал, что известных ему чисел от одного до пятиста едва хватает, чтобы пересчитать их всех.
Еще одним хорошим исходом знакомства с Истинными Тарабонцами стало то, что Бунта теперь мог откладывать деньги на черный день.
Истинные Тарабонцы не знали, что Бунта умеет читать, и может разобрать смысл носимых им посланий.
План был прост. Истинные Тарабонцы должны были одновременно напасть на несколько патрулей, ошарашить сул'дам, стянуть с них браслеты. Тогда дамани, больше не скованные волей дрессировщиц, должны были помочь Тарабонцам окончательно обезвредить воинов из патрулей сопровождения, а после — освободить всех остальных дамани.
Да, план был сопряжен с опасностями: Истинные Тарабонцы, в большинстве своем, не были обучены обращению с оружием, а те, кто умел держать в руках саблю или кинжал, не могли похвастаться наличием доспехов. Истинные Тарабонцы, по большей части, были вынуждены перебиваться едой с бесплатных кухонь, в то время как дружинники и, тем более, шончане, питались трижды в день в армейских столовых.
Но Тарабонцы были готовы попробовать. И Бунта подсуетился, чтобы операцию провели в день, когда на патруль должна была заступить Ариане, и чтобы он оказался в группе, отправленной на ее освобождение.
По приказу своей сул'дам Ариане прожгла насквозь первого из бросившихся на них Тарабонцев. Со своего наблюдательного поста за рассохшейся бочкой Бунта прекрасно видел ее бледное, полное ужаса лицо в обрамлении обугленной дыры, которая когда-то была грудью человека, у которого шончане отняли единственную дочь.
На месте Тарабонцев, Бунта бы убежал, но им терять было действительно нечего.
Патрульные уже разглядели их лица.
С плачем Ариане пустила длинную глубокую расселину в земле. Края щели разошлись, поглотили двоих не удержавших равновесия Тарабонцев, и с глубоким стоном схлопнулись, растирая их в пыль. На дороге остались лишь едва кровившие фаланги пальцев одного из них, того, который успел ухватиться за край разлома. Огненный вал прикончил остальных. Сестра Бунты зажмурилась и упала на землю, мотая головой. Она что-то говорила, но Бунта не мог разобрать слов. Он ошарашено смотрел на нее и на узкоглазую женщину с серебряным браслетом на запястье, успокаивающе гладившую Ариане по голове.
Дамани — опасные животные, которых необходимо держать на цепи, говорили шончане. Это не люди, а звери, всегда готовые убивать.
Но Ариане перед уборкой выгоняла пауков из паутины и старалась обходить выползших на мостовую насекомых, даже если они образовывали живой, искрящийся ковер. Она никому не желала зла.
Если бы не шончане с их ошейниками, Ариане сейчас не выворачивало бы желчью на опустевшей улице.
Бунта ползком пересек несколько шагов от спасительной бочки до проулка, и со всех ног побежал к разваливающемуся сараю, служившему Истинным Тарабонцам базой. Он просидел снаружи базы до полудня, но никто так и не пришел.Позже он узнал, что все группы Истинных Тарабонцев были убиты дамани до того, как хоть один человек сумел подобраться к ним на расстояние вытянутой руки.
У Бунты было нехорошее подозрение, что он никогда больше не сможет довериться тайным обществам. Из-за беспорядков, вызванных освободительным движением, погиб отец. Сам Бунта чуть не погиб от руки Ариане. Он не отказался от мысли освободить сестру, но как это сделать?
Мужчин не пускают в общежития дамани. Но, похоже, единственным способом вытащить ее из ошейника была кража.
Бунта ненавидел Империю Шончан всей душой.
Он собрал Амира, Харена, весь их незатейливый скарб, и как можно осторожнее провел мальчишек за шончанские кордоны. Им повезло убраться с полуострова до того, как Империя запустила полную чистку. Все население полуострова продали с молотка, а тех, кто хоть отдаленно походил на бунтовщика, казнили без промедления.
Свет, удача, дух Возрожденного Дракона, сам Темный, что бы им ни помогало, Бунта был готов сделать все что угодно, лишь бы эта помощь не прекращалась.