***
Из дневника практики ученика веди-группы направления артефактории Лукана с Фаро. Разворот первый. Ой, что это, очередной дневник? Да неужели. Кто б знал, как они меня… Зачем мы их только пишем? Раньше считали, для наставников — так они даже не смотрят, что мы строчим. Вон, Мухомор стихийник уже кончает второй роман в обложке практики погоды, и ничего, не засекли. Нет, мэтрам не до того. Я перечитывать буду? Да я ещё ни одного не открывал с момента закрытия. С дуба я, что ли, свистнусь в старости и буду листать студенческую макулатуру? Свистнусь — то без вопросов, но, уж надеюсь, во что-нибудь поинтересней. Вон, как Доррегарай, например. Сходил я, посчитал, какой это дневник по счёту, так вот, посвящаю двенадцатый том ему, как, в общем-то, и всю практику в ближайшие месяцы. Надеюсь, он не скоро поправится. Это я не со зла, а оттого, что лунатик у нас в команде зачёркнуто банде какой-то вялый надписано: сонный!, даром что отличник. Я так и не выудил у мэтра Марцеллуса, кто цапнул Доррегарая — не то ифрит, не то песчаный драуг, — но под Сковородкой он задержится в лучшем случае на четверть года. Не учитывая, что ему в голову может взбрести ещё кого-нибудь ловить. Как бы лунатик успел управиться… Вчера, вот, я волка варил ему. Не то, чтоб жалуюсь, но… Я отчего-то думал, что мне охотник отдаст готовый череп, а не отрубленную тыкву и «дальше сам». Марцеллус его подговорил, не иначе, вечно он кряхтит, что артефактор должен уметь пройти каждый этап объекта… Ну, вот мы и проходим всем кампусом. Пахнет креветками. Хочу креветок. Надеюсь, у лунатика будет, что выснить с их участием. Ведьмак против монструозной креветки. Может, мне тоже податься в писатели?.. Следующий разворот. …Почти дочистил череп волка. Не в том смысле, в котором чистил страницу назад, а в чародейском. Что-то умаялся. Это не то, что чистить амулеты, хотя в учебниках пишут, что сложней всего тереть именно магию. Если спросить меня, скажу: останки. Особенно разумных или умерших не своей смертью. Не просто так я уже третий месяц всё не дотру берцовую эльфову кость. А ещё хищники проблемней прочих — их зубы знают кровь. Кровь много помнит и забывать хочет, и пускай её давно нет на зубах, память о ней почти всегда на месте. Может, не память, а стремление? Вот, с чем ещё сложней всего, с зубами. Я даже взял себе на тренировку череп хорька, надписано: Биологи отдали за пять Глаз-на-Затылке. Почему нечет, забыл спросить. чтобы нащупать грань, и уже стёр оба клыка с резцом. Не память стёр ихнюю, а их самих. Из мироздания. Пожалуй, не буду упоминать об этом Марцеллусу, а то заставит ещё красить мизинец лаком на двимерите. Надписано: Я не шучу, мне Брас такой показал, когда приехал на собрание. С мёртвой материей такое хрен провернёшь, хотя казалось бы, там меньше памяти, меньше эмоций. Может, они, эмоции, расшатывают первообраз предмета? Нет, не так, скорее точат границы, истончают. Наверное. Этого нет в учебниках, как и нормальных учебников по тёрке, а мэтра спросить я что-то пока побаиваюсь. Ведь, курва, догадается… Записка, хранящаяся на этом развороте, но постоянно вылетающая. Пробные сессии лунатика показали, что Незверь Шесть куснул ведьмака за ногу, поэтому мы познакомили волчью эмаль с кровью засони. Немного капнуло на кость, но мэтр сказал не тратить силы на очередные тёрки и что онейроманту это не помешает, если он хоть что-то собой являет. Лунатик со страху там чуть не заплакал. Разворот спустя несколько. …Почистил сок археспоры. Поговорил с лунатиком. Ну малышня, даже не знает, куда им капать. Оправдывался, что предпочитает жевать жальменицу. По нему видно, что в жизни он ничего крепче табака не жевал, тем более жальменицу, которую нюхают. Испортить его, что ли? Потом может быть, столько чистки из-за него. Сплошные трудности с онейромантами в прошлое. Спасение: на весь поток он такой один. О, ещё есть: часть его якорей повторяется. Правда, после сессий их всё равно придётся чистить, но это дело пары минут. Лунатик пытался меня заверить, что мог бы и сам их мыть, но, ха, как будто он в этом смыслит. Подозреваю, онейроманты не смыслят вообще ничего ни в реальном мире, ни в практической магии. Спят продуктивно, и Мелюзина с ними… …На удивление легко подтёрся ведьмачий медальон. Серебро, я тебе очень благодарен за плохую память. Хотя казалось бы. На самом деле причина не в самом серебре, а в его свойствах при контакте с магией. Эта подвеска досталась нам уже «не в состоянии», как Марцеллус прикинул, она заряжалась трижды или четырежды, больше серебро не выносит от ведьмаков, теряет не то, что силы, а вообще все свойства, как и память, если перегорит, а эта явно перегорала и не раз. Мне теперь интересно, как ведьмаки вдыхают столько надписано: сколько — Марцеллус не говорил магии в медальоны, когда сами не могут ей оперировать и даже фильтровать. А как они готовят серебро? А как потухшее возобновляют? Хочу живой ведьмачий медальон. Может, мне взять тему их артефактов на курсовую восьмого года? Приписка на полях. Креветок в списке объектов нет. Под ней грустный рисунок сложно сказать чего, но, вероятно, человечка, сидящего на могиле, вероятно, креветки. Из дневника практики ученика ферт-группы направления онейромантии Аимайла из Уливо. Разворот шестьдесят второй. Барахольщик (так Горх зовёт артефакторов) Лукан почистил мне сок археспоры, медальон и волчий череп. Мы с мэтром решили начать с Незверя Шесть, то есть с шестой страницы, поскольку он самый простой и безобидный. Легче мне от этого не стало, потому что если вот это — самое безобидное, то дальше… Делаю вид, что не читал и не знаю, что дальше. Когда пытаюсь снить без якорей, вижу только как ведьмак делает записи или рассматривает останки. Этого недостаточно. Я видел его руки, тень, даже немного отражение, хоть отражениям в реалме сна ещё меньше доверия, чем музыке с письмом, но… Жаль, что я не знаю его имени. Наверное, оно было на первых исчезнувших страницах, но сня в них я вижу только, как их рвут. Довольно аккуратно, кстати, может передавал кому-то? Я бы не смог увидеть имени, но если б постарался, наверняка запомнил бы движение и импульс мысли, будь у меня якорь к нему самому. Удивительно, как целая книга рукописей — не якорь к тому, кто всё это писал. Сотня объектов мысли вместе с эмоциями и ощущениями просто смела энергию этого человека даже из почерка. Или нечеловека. Мэтр Марцеллус (барахольщик) считает их нелюдьми, а мэтр Горх — людьми. Интересно, кем Доррегарай? Ставлю пять марок, что исчезающим видом. Надеюсь, ему понравится наш подарок. Надеюсь, мы успеем его собрать. Всех Незверей точно не успеем, но, может, потом решимся на второй том?.. Страница семьдесят первая. Сегодня я глотну горилки (вино Горх не одобрил из-за вкуса), капну на грудь сок археспоры, а череп установлю зубами на левую икру. Лукан мне что-то не то наговорил про археспору, но у него ведь по онейромантии не неуд даже, а прочерк (я спрашивал у Горха). Он к ней не расположен и ничего не понимает (не осуждаю). Горх будет рядом охлаждать мне таламус, потому что я плохо справляюсь с болью. И мне не стыдно, я этому учусь всего неделю и то после проекта. А после проекта мне хочется только в спячку. Хотя порой по девочкам. Но чаще распластаться где-нибудь и спать, пока несуществующие раны не затянутся. Мне его жалко… Из дневника практики ученика есть-группы направления морокоткачества Маласа д’Рохха. Разворот четырнадцатый. Мне предоставилась возможность извиниться перед Доррегараем. Немного по-крысячи, ведь он не знает, что я его обидел. Нет, знает наверняка. Догадывается уж точно. Никто в потоке ведь не умеет так крысячить, как я. О Крысе см. днев. прак. 4 разв. 5-21 и личн. днев. 1, разв… …Я и не знал, что у нас есть преподаватель Ал-Квартет Горх, онейромант, а он, вон, какую пьесу нам весёлую придумал. Главная роль, конечно, у его сновидца, но и мне с кладовщиком работы хватит и чем дальше — тем больше. Нас даже втихую освободили от основных проектов, жаль, не от лекций. Сновидца звать Аимаил, нужную «и» подчеркнуть, вроде толковый, такие подробности снит, какие и в жизни не всякий увидит. Жаль только, плохо совсем рисует. Я ему так и сказал: «Никакой из тебя будет снец, если рисовать не научишься». Это не факт, но моё мнение. Он же в прошлое снит. А если ему морду преступника надо будет узнать, что, за третьим лицом бежать? И так каждый раз? Он сказал, что не думал об этом, ведь лица еле видны в реалме снов и непостоянны. Я спросил, почему тогда образы монстров или предметов он видит чётко, и он, кажись, вовсе запутался. Обещал записаться на факультатив рисунка. По-моему, он меня до конца не понял. Пока нет конкретики, моя цель — собрать теорию. Понатаскал из архивов все бестиарии, где есть те, кто нам понадобится. Первые, вот, археспоры и гончие лесов. Завтра поеду к тому табунщику, чьи поля три года назад биологи и стихийщики чистили от археспор. Жаль, что нельзя написать Доррегараю и распросить. Я ж вообще-то должен работать над сборкой панорамы в открытой местности лесного типа… …Много смотрю на мэтра Печёнку, которую кормит втихую младшая группа лекарей, см. днев. прак. 3, разв… Хорошо, что она лысая и обожённая, то есть, плохо, конечно, зато мне мышцы видны в движении, рисую их. Про подготовку к другим номерам см. соотв. разв., содержание дано на посл. разв. В углу правой страницы изображена собачка. Читая этот дневник дальше, можно увидеть её почти на каждой, и если быстро их пролистнуть, будет казаться, что она бежит. Разворот тридцать третий. У Аимаила был выходной, но он не отдыхал, а пришёл ко мне с высонным. Наснютым? Высоннутом? Усадил его к глине, чтоб он не в только мне в уши работал, но и в материал. Лепит он не лучше, чем рисует, но так интересней и ему самому понравилось. Просидел со мной заполночь и слепил Незверя 6 целиком, хотя собирался только детали показывать. В его исполнении 6, конечно, смешной, но трогательный какой-то, и главное, передаёт то, что фиксирует сам Аимаил без промежуточных звеньев. Ценю. Разворот пятидесятый. Модель из глины 1:1 одобрена, хотя Аимаил и не понял, зачем такая здоровая. И когда я успел записаться ему в преподаватели? А я и не против. Сидел, объяснял, мол, миниатюры всегда живее и правильней получаются, когда были оригиналы, если, конечно, не увлечься и не цепляться за сохран каждой поры. Аимаил сказал, что если я буду лепить всех Незверей в оригинальную величину, в мастерской место закончится уже на 3-ем. И правда. Один номер 14 в ведьмачьих записях размером с хату, мало ли, кто там ещё. Думаю, я и лепить-то буду не всех, а то трата ресурсов, времени в основном. С 1-го, 6-го, вернее, хватит, что он весь и в натуральную величину, а остальные будут пускай ему в половину и то не каждый, а сложные всякие, у кого нет вспомогательных материалов извне… Разворот пятьдесят девятый. Наконец пошло самое страшное. Прощай, онейромант Аимаил, теперь артефактор Лук мой лучший друг. Шучу, хотя Аимаил на этом этапе нам и правда не нужен. Он приходит иногда поглядеть, что мы делаем, но мало что понимает и времени у него почти нет, слишком много ему ещё снить. Лук мало считается с тем, что я тоже не всё понимаю. Мой курс по предметам, как оказалось, сильно разнился с его, хотя чего ещё я ожидал… …Сажать иллюзии на подвижные объекты мне не в новинку, Крыса-то тоже была на натянута на кой-кого, но в нашем доррегараевском проекте дело сложнее. Мы с Луком, мэтром Марц. и мэтром… не мэтром, конечно, но нашим сообщником Стрегобором, работаем в четыре руки. Стрег. Ал-Дуэт пригласил погостить в Бан Ард, и я усиленно делаю вид, что не догадываюсь, что на самом деле мне лично в надсмотрщики. Прах миру, или как там, мэтру Дижьёну. Жутковато мне в одной мастерской с махиной вроде Стрег., но он такие вещи порой советует, какие я за шесть лет ни от одного учителя не слышал, вот что значит — практик. Подумываю оживить для него Крысу… Купится? Не. Сразу узнает. А почерк угадает? Пока держусь. Вдруг он сдаст меня мэтру Сомелю, тогда точно отчислят. Перенос в личн. днев. 2 разв… …Думал, что мы будем крепить иллюзию на серебро, но Лук сказал, что оно только посредник хороший и больше подходит к психической и физической магиям, не визуальной. Выдал мне несколько странных шариков, яиц даже. Назвал орехами. Я ничего не понял, а из него учитель как из Аимаила портретист, так что если б не Стрег., так и ходил бы глазами хлопал. Эти шары — и правда орехи, грецкие с фундуком, просто прессованные и полированные. Лучшая память, говорит, среди всех известных объектов именно у орехов. Во дела. Получается, каждая миниатюра будет храниться в орехе. Стрег. помог мне перенести Незверя 6 в орех. Больше он редактуре не подлежит. Вроде и не уходит никуда, а я его от сердца отрываю. Следующих буду сам переселять, ивовая доска, на которой я его тку, как оказалось, не сильно отличается от орехов. Лука тоже будем учить… Разворот шестьдесят третий. …Разозлился, что кладовщики не дают мне даже на схемы книги взглянуть, и я до сих пор не представляю, как поживает мой самый 1-й Незверь, не говоря о уже о следующих. А я ведь уже 7-го переселил! По счёту, а не названию. Сил гадничать нет, так что я пошёл жаловаться мэтру Ал-Соло, и он их отчитал. При мне-то, конечно, не отчитал, но где-то за сценой точно. Показали-таки они мне фолиант, и это такой кошмар, какой Аимаил не увидит ни в одной из ведьмачьих жизней. Преступление против всего хорошего во имя всего плохого. Оскорбление чувств видящих. Я настоял на приглашении в проект городского, академический тайны хранить не умеет, печатника, а сам теперь занимаюсь ещё и оформлением, ну, хоть сшивать Луку. Говорила мне матушка в священники надо идти, а не в чародеи… Вот. Пришёл. Сижу рисую буквицы к доп. материалам. Но я не жалуюсь, а то голова уже пухнет от мороков. Надо кладовщиков тоже отправить на худ. курс, что Луковую башку, что мэтра Марц…***
Доррегарай садится в широкое кресло и тут же на его спинке возникает кот. Он целился коллеге на колени, но — это ещё что такое — они заняты! Кот спрыгивает на ручку и обнюхивает бархат. Если бы пахло тканью и бумагой, он бы обиделся на вопиющую несправедливость, но пахнет ещё и магией, а это уже интересно. — О, тебе понравится, — Доррегарай улыбается и гладит одной рукой шёрстку, другой песочно-зелёную ткань. — Это сокровище мне подарили ученики и мэтры на годовщину ректорства. Ты ещё не родился. Кот подозрительно смотрит, как чародей вынимает из чехла фолиант размером с двух, нет, трёх котов и кладёт на колени. Обложка у книги обита переливчатой, то серой, то бордовой тканью, а уголки обрамлены блёклым металлом. Для кота он ничем не пахнет, в отличие от всего остального, потому что это сплав двимерита. На ткань обложки, в центр нанесён узор: бегущий кругом рогатый заяц. Доррегарай расстёгивает два ремешка и открывает форзац. Он украшен плотным узором из уток: летящих, плавающих и идущих по утиным делам. Только хвосты у них не шибко утиные, скорее нарочито драконьи, вьются между собой гладкими лентами и кончаются пухлыми стрелками. Доррегарай переворачивает страницу, смотрит на авантитул и титульный лист, улыбается. Первый исписан добрыми словами и именами разными почерками. Марцеллус, Ал-Компарсас Горх, Стрегобор, Аимайл из Уливо, Малас д’Рохха, Лукан с Фаро — мастера, которые сделали эту книгу. В конце, на выпускном листе есть ещё несколько имён и кличек под заглавием «Благодарности», но до них Доррегарай не скоро дойдёт. Этот внушительный том он любит осматривать медленно, изучая каждую мелочь, находя и припоминая каждый раз что-то новое. Титульный лист — не бумага, а досточка светлого дерева и встречает читателя-зрителя заглавием, буквами чуть утопленными и подкрашенными: «Сборник миниатюр». Чуть ниже: «основанный на бестиарии неизвестного ведьмака». Ещё ниже и ближе к краю отверстие круглой формы. Его края обрамляет новый металл — серебро. Оно же разбегается от дырочки стоками на обратной стороне доски, будто корни в краснолюдской манере стилизованные под геометрию. Основные страницы книги — сшитые паспарту. Они короче обложки и первого разворота, потому что на заднем форзаце книги, вдоль правого края, тянется крошечный шкафчик с множеством отделений. В каждом — лунка, обитая той же тканью, что и обложка, в каждой лунке — маленькое яйцо. Кот, бдящий с ручки кресла, решительно не понимает, что это за странная книга такая, но она нравится ему больше любой другой, даже если занимает сейчас самое важное и исключительно его место в комнате. Но кот заинтересован яичками и точно уверен, что должен попробовать их на зубок, а на книге поспать, когда старший маг в доме оставит её без присмотра. — Обычно я начинаю со случайного, — говорит Доррегарай, проводя пальцем вдоль гнёзд. — Не будем изменять традиции. С кого бы сегодня, как думаешь? Кот не отвечает, но будто глядит на шестую ячейку сверху. Потому, возможно, что палец человека напротив неё задерживается, а может, и наоборот. Доррегарай согласен с выбором и достаёт яйцо. Отлистывает соответствующую страницу-раму. В её углу стоит шестёрка, хотя она и не шестая. Эта же цифра напечатана на дне гнезда, но на самом яйце не обозначена. Доррегарай знает, что лишь потому, что у Лукана с Фаро и Маласа д’Рохха, должно быть, не получалось внести в артефакт изменения, не повлияв на свойства. Даже способным студентам всегда есть, чему учиться. Сейчас-то, он был уверен, они умеют без потери качеств менять объектам хоть плотность, хоть форму, не говоря уже об окрасе. Доррегарай кладёт на яйцо палец, другими чуть направляет к нему энергию и произносит простую формулу. Вместе с подробной инструкцией она вшита в последний разворот, но не для Доррегарая, а для приличия и для того, кто будет держать фолиант после. Яичко отзывается толчком энергии, и волна разбегается по серебряным жилам. По сетке-проводнику, за пределы которой миниатюры не смогут случайно выйти, а магия будет течь правильно и облегчённо, распределяя нагрузку. Кошачий нос, тянущийся к неправильному шарику, отдёргивается и шевелит усами. Яйцо вдруг разбивается, из него что-то выпрыгивает, а кот подскакивает вместе с ним от неожиданности. С ручки кресла не улетает, впивается в обивку и округляет зрачки. Ядро, конечно, не разбивалось — это иллюзия, и та секундная, чтобы не тратить ресурсы магии. Вся её сила сконцентрирована в маленькой фигурке, которая, встав на четыре лапы, принялась отряхиваться и разминаться, пошатываясь по развороту книги. Перед животным и чародеем замирает крохотная, длиной меньше ладони лесная гончая, сплетённая из корешков и трав на стержне волчьих костей. От них виднеются лишь кончики когтистых пальцев и череп, похлопывающий зацветшей челюстью. Пёс крутит шеей и потягивается. Кот замирает с глазами-блюдцами, а чародей достаёт лупу из кармана домашней мантии. Гончая не из простых, и это не беря в расчёт даже её мышиную длину. От средних родственников она отлична как минимум плотным горбом корней на холке и спине, уложенном спиралью, в центре которой покоится бутон цветка. Дав себя рассмотреть огромному глазу в стекле, он начинает раскручиваться. Вдруг резко распрямляется пружиной и разверзает бутонью пасть. Кот ударяет по нему лапой и на всякий случай отступает на спинку кресла, шипя ругательства. — Спокойно, это иллюзия. А-а, ты их ещё не видел, — Доррегарай пытается погладить его, но кот ускользает от пальцев, и чародей обращается обратно к монструозному, если бы не размер, псу. Гончая неспешно обходит свои владения, покачивая при каждом шаге стеблём, растущим из её спины. Её территория — тыльный оборот «пятой» страницы, оставленный пустым, чтоб наблюдателю было удобно рассматривать миниатюру. Все развороты книги оформлены по этому же принципу: справа копия рукописей, касающихся существа, а слева сцена, по которой оно соткано ползать, ходить или летать. Сцена на самом деле пролегает под ковром страниц, на тонкой деревянной досточке, там же, куда вставляется яйцо, но проекции несколько лишних слоёв нисколько не мешает — для неё нет физических преград, если, конечно, не считать ими привязь из жил-проводников и радиус иллюзии. Чудесной, надо сказать, иллюзии. Такой детальной, что каждый листик и травинка в редком покрове гончей не только двигаются ей в такт, но и блестят прожилками. Под лупой можно различить на некоторых работу гусениц, а если присмотреться к лапам-корням — то древоедов. Археспора, расцветшая у пса на холке, не уступает ему в детализации: в цветке различны завихрения лепестков, и каждая тычинка, и даже капли сока, которые бутон изредка роняет то на страницы, то на пса. Страницы безразличны, а вот пёс вздрагивает, когда такое происходит, шипят и плавятся — беззвучно, конечно, но с паром — мышцы коры, но не похоже, чтобы это ранило его, как должно, как сок археспоры может ранить дерево и ткани животных. Да, упоминание этой детали есть в записях ведьмака, но среди имён и благодарностей в конце книги отмечена также пара конкретных мэтров: один из них специализируется на токсикологии, второй — на скрещивании. Это они, должно быть, высчитали физические свойства существ из сборника, включая визуализацию такой детали, как резистентность гончьей половины гибрида к археспорной. Если, конечно, юноша Аимайл не видел этого во сне. Записи ведьмака подробны и скудны одновременно, поэтому о том, сколько работы было у онейроманта в этом проекте, сомневаться не приходится. На правой странице, на грубой, мятой и чем-то заляпанной так, что грязь намертво въелась в бумагу, об экспонате Шесть нашкрябано дрожащим почерком: гибрид лесной гончей (в основе волк) и археспоры встречен под каэд дху, вниз по яруге. тварь нездешняя. стебель археспоры завитый как у горных видов, плоть гончей, подозревается, бук. по стёртости лап, повреждениям от насекомых и погоды даю 7 лет. длина: 6 локтей. высота: 5 в расправленном виде. при жизни бутон выпрямлялся только при нападении. уровень разумности: археспора. поведение: отбившаяся гончая, но будто ведомая (цветком). археспора: окрас бутона мутный и бледный, скорее всего мимикрировал под кость. стебель расщепляется к основанию и плотно переплетается с корнями гончей (они же пророщены внутри вверх по стволу), доходят корневищем до пальцев и конца хвоста. прикорневые листья пущены случайно в области холки и рёбер, утеряна их функция защиты почвы (гончей) от капающего яда и его сбора, на корнях видны ожоги (слабые). гончая: позвоночник и рёбра деформированы, утянуты в горб и распахнуты. без признаков переработки. сердцевина приподнята ближе к основанию археспоры и оплетена поровну её грибницей и корнями гончей, а также их соединением (грибница покрывает корни и прорастает в них. подобное наблюдается только в грудном-спинном отделе). сердцевина — лещина. характерно. проросшая — не характерно. плотно сидит в грибнице и ею не повреждена. вырывание сердцевины не умертвило тварь, но сильно повредило моторные функции и ориентирование в пространстве. не знаю упоминаний подобных гибридов и их появление могу объяснить только искусственным выращиванием или случайностью. подозревается, что археспора зародилась в трупе волка вместе с лещиной, окроплённой магией, но до полноценной особи росла уже после поднятия гончей. археспора меньше среднего даже по меркам горных видов, а гончая наоборот в полтора раза больше волка, которым некогда была. обычно они не превышают своих прижизненных размеров. но гончие и не живут так долго, поэтому, мне думается, тварь продолжала расти. добрую службу мне сослужили огонь и серебро. Приписка чуть более спокойным почерком: сок археспоры ослаблен, но цедится не только из неё, но и из гончей тоже. сердцевина потухла и потеряла все свойства сразу после выемки. кости с бутоном фонят, как и должны, но не подходят для обычного использования, один эликсир я уже попортил добавлением костяной глины. Пока Доррегарай пробегает взглядом по хорошо знакомой записи, миниатюра обходит страницу. Немного театрально, периодически меняя позу и замирая в ней. Делать иллюзию «живой», чтобы она не просто проигрывала представление, но и умела реагировать на материальный мир, было бы слишком сложно на таком размере даже для опытного чародея, не говоря уже об ограниченных временем и опытом студентах. Тем более учитывая, что половину знаний, которые им надо было применять на практике создания этого артефакта, двое из трёх даже ещё не проходили, и им пришлось слегка форсировать свои программы. Хотя, насколько Доррегарай помнил, ткач мороков Малас д’Рохха уже успел ко времени проекта поэкспериментировать над связанностью иллюзий с миром физическим. На трёхголовой крысе, охоту на которую вели группы биологов с самим Доррегараем во главе пару недель. И ведь настолько качественно эта крыса была слеплена и замаскирована, что подозрения в её поддельности возникли только после внезапного исчезновения. Малас, должно быть, решил тогда, что понаделал слишком много шума и что разоблачение может грозить ему вылетом из академии, бывали над шутниками такие приговоры. Или он просто отправил эту поделку в доработку после того, как крыса демонстративно зашипела по-кошачьи на одного из ловчих и оцарапала его кошачьими когтями, которых «не было». Додуматься о наложении иллюзии на кошку и привязи её эмоций к модели крысы надо ещё суметь, не говоря уже о преуспеть с набором инструментов, доступными… Какому курсу? Доррегарай открыл бы книгу на авантитуле, чтобы увериться, что морокоткачу в Бан Арде шёл тогда пятый год, но не любил мешать иллюзии. Иллюзии он бы никак не помешал, но это дело манер — не тыкать в нематериальное и не листать через него страницы. А вот подыгрывать — дело хорошее. Да, иллюзия не видит ни зрителя, ни окружения, но этот конкретный зритель отлично знает её программу и с удовольствием участвует. Выждав пару секунд, Доррегарай протягивает кулак к миниатюре, навострившей уши, и резко раскрывает его. Гончая отскакивает, клацает зубами и прыгает на неприятеля, а археспора бросается вперёд бутоном. Доррегарай успевает убрать ладонь, чтоб существо не пролетело сквозь, но для кота такое представление оказывается последней каплей. Всё это время он прожигал иллюзию глазами, сопровождая каждый её резкий выпад и шаг бурчанием, а убедившись, что существо ещё и агрессивно, поспешил ретироваться. Маг не отвлёкся на него по большей части потому, что замечтался. О том, какие же чудесные, невероятные, неповторимые по миру бродят твари, и том, какие же умелые, горящие и жадные до ремесла ребята находятся среди адептов чародейства. Нашлись под крыльями его и коллег мэтров. Ведь каждое движение этой иллюзии, гончей и археспоры, пускай и сверенное с расчётами учёных бихевиористов и россказнями очевидцев, увидено во сне онейромантом. Адепт Аимайл из Уливо снил этот выпад, когда гончая отпрыгивает и дополнительно толкает археспору вперёд для распрямления и выстрела. Снил это неброское движение лапой по черепу, явно остаточное от прошлой жизни, как будто волк смахивает что-то с морды, не зная, что оттирает яд от давно мёртвой кости. Снил эти резкие подёргивания корней-конечностей, когда цветок с собакой одновременно двигаются и превращают свои обычно почти плавные движения в рубленные, будто у старых леших… И ведь чтоб выснить это всё, мальчишке пришлось смотреть памятью рукописи в сознание ведьмака, наверняка израненного, наверняка интоксицированного, наверняка не в самом человечном состоянии ума и тела. И так больше двух дюжин существ, сражений, и Мелитэле знает, сколько погружений. Неудивительно, что когда мэтр Ал-Компарсас собрал причастных вручать виновнику подарок, Аимайл показался Доррегараю осунувшимся и чрезмерно бледным, а ещё снулым, каким он не был никогда. Благо, спустя устроенные официально лично ему собачьи дни Аимайл вернулся к учёбе таким же огоньком, каким Доррегарай его запомнил, а странные на грани неприятных ароматы, которыми успели пропахнуть все его вещи за месяцы использования странных и неприятных якорей, бесследно выветрились. Спектакль-демонстрация подходит к завершению: яйцо ореха снова разбивается, актёр под шестым номером запрыгивает в него. Захлопывается скорлупка и растворяется иллюзия. Доррегарай кладёт шарик обратно в гнездо и пальцами проводит вдоль остальных. Сколько часов артефакторщик Лукан с Фаро пилил, клеил и обивал муаром этот сервантик? А сколько часов вырезал русла для серебра на доске-сцене и заливал металлом? А сколько ночей копировал ведьмачьи записи, чтобы их было не отличить от прототипов, хранящихся сейчас в библиотеке Оксенфурта? Да, у этого ученика имелось преимущество, ведь к данному проекту он по программе уже прошёл все заклинания и инструменты, которые использовал. Но это не отменяет трудоёмкости работы и её временных ограничений. Да, на славу постарались юноши, ведомые присмотром старших. Себе насобирали горсти автоматов и внеурочных праздников, а главное, какой огромный вклад сделали в историю. Пускай пока он ограничен одной гостиной и греет одно сердце, не принося науке пользы, хозяин давно включил этот чудесный экспонат в первые строки завещания. После введений и наставлений, разумеется. Доррегарай цепляет пальцами четырнадцатое яйцо, вставляет в обруч серебра на досточке и открывает нужный разворот. Устраивается поудобней, ведь его вечер только начинается.