Вниз по кроличьей норе

Дик не собирался откровенничать о тех годах его жизни, которые он одновременно может назвать и лучшими, и самыми мучительными в его жизни. И точно не собирался плакать в людном кафе в компании Джейсона. А еще никогда не собирался говорить кому-либо из семьи о том, кто он. Кого и как он любит. Не то чтобы он не верил, что Брюс, или Альфред, или все остальные, смогут принять его таким. Но в этом и трюк. Он не хотел, чтобы его должны были принимать. Потому что он хорошо помнил, как в итоге получается, когда кто-то должен быть вместе, не смотря ни на что. «Цирк – одна большая семья» - всегда говорили родители. И они были правы. Там было все теплое и прекрасное, но так же и все самое отвратительное, что может быть между родными людьми. Дик помнит, как в шатре смеялись над Гжегошем, который после выступлений всегда куда-то пропадал. Вполголоса, на всякий случай, потому что Гжегош был их силачом и разрывал руками чугунные цепи. Его никто никогда не искал, а когда он возвращался, с сальными улыбками спрашивали всякие глупости, смысла которых Дик не понимал. Тот никогда не обижался, но как-то Дик застал его за фургонами с прижатыми к глазам руками. И спросил Гжегоша, можно ли поиграть в прятки вместе с ним. «Лучше прячься у всех на виду, парень» - все, что ответил тогда огромный человек, смотрящий на него мутным взглядом. Конечно, Дик не понял тогда, о чем он, и почему слова у него во рту звучали неразборчиво, а пахли чем-то сладким, от чего хотелось кашлять. Но запомнил. А потом Дик понял его очень хорошо. Позже. Не тогда, когда в одном из городов, Гжегоша сильно побили. Это казалось маленькому Дику невозможным и неправильным, но только потому, что он не видел еще человека, способного достать до его квадратного усатого лица. И всем остальным в цирке казалось так же. Папа тогда пожал плечами и сказал, что когда-то это должно было случиться. Так Дик выучил, что каким бы большим и сильным ты не был, плохие вещи случаются, если все думают, что так и надо. А в прятки с Гжегошем они так никогда и не поиграли. Но вот он здесь. И «кто не спрятался – я не виноват!» говорят глаза первого человека, которому Дик открылся. Наверное, по привычке, у всех на виду. -Если бы он был… - Джейсон ненадолго запинается, - Если бы ты мог ему сказать. Сейчас. Ты бы сделал это? Огненный ком у горла Дика только начал понемногу остывать. «Черт бы побрал тебя, Джейсон» - думает он. Внутри все немеет, как будто он действительно должен решить это прямо сейчас. -Я… - ему приходится остановиться, чтоб голос не скакнул вверх. Дик поспешил. За глубоким сдавленным вздохом он прячет то, что невольно начинает представлять. Живого, настоящего Уолли прямо перед собой. Такого же родного, близкого, и такого же недоступного, как раньше. Как всегда. Он представляет, что мог жить все эти годы с тем, что услышал от него, а не с тем, что не сказал сам. Он представляет, как поменялось бы в тот момент его веснушчатое лицо, которое Дик, к своему ужасу, начал забывать. Оно просто становится со временем все более расплывчатым, как будто отражается в запотевшем стекле, и он ничего не может с этим поделать. А вот голос в голове звучит, как будто Уолли и правда рядом. «Чува-а-ак» протянул бы он, как обычно. А что дальше? Испугался бы? Стало бы ему противно? Чувствовал бы он себя обманутым за все эти годы бок о бок? Может, стал бы перебирать их общие воспоминания, глядя на них по-другому? И рассказал бы он Артемиде? Наверняка рассказал бы. И они бы смотрели на него так. Всю жизнь. Дик закрывает глаза, и они очень пекут. Он набирает воздух ответить, но мысль оказывается быстрее слов. Хоть когда-то, но и у Дика такое бывает. Он думает, что, если бы признался Уолли, то так всю жизнь и был бы отвергнутым, неправильным и одиноким, но не трусом и не лжецом. А может быть, был во вселенной, хотя бы в одной из них, один единственный шанс, что его слова могли все изменить. И может даже, пусть они были бы не вместе, но Уолли остался жив. Поставил бы он сейчас всю свою жизнь на этот крохотный призрачный шанс? -Я не знаю, Джей. Честно. Столько… Я думаю, что если бы увидел его сейчас, то не мог бы и слова сказать. Но я знаю, что… Я бы так хотел мочь это сделать. Дик втягивает воздух и прячет то, как ужасно неловко он себя чувствует, за привычной широкой улыбкой. Она – единственное, что остается видно, когда он прикладывает холодные ладони к лицу, перед тем как вытереть слезы одним быстрым жестом. Дик этого не видит, но Джейсона слегка передергивает. -Прости меня, пожалуйста, за то, что сейчас было. Господи, пять лет прошло, я все еще не могу… - он в очередной раз тяжело выдыхает, - Я не хотел тебя этим… Я не знаю, что я хотел. В общем, извини. Ты теперь, наверное… - Джейсон не дает ему закончить. -Я теперь хочу увести тебя отсюда. Идем куда-нибудь, где меньше народу. От того, как Джейсон это говорит, у Дика внутри разливается что-то очень теплое и вязкое, что мешает дышать, но он послушно встает и, все еще чуть деревянными пальцами, забирает со спинки стула плащ. По дороге они почти не говорят, думая каждый о своем. Дик не имеет никакого понятия, куда они идут, и его это устраивает. Приятно иногда просто позволить вещам случиться. А еще Дику очень не хочется домой. На самом деле, он не знает, чего ему хочется, кроме того, чтобы кто-то все о нем знал, и обо всем позаботился. Место, куда приводит их Джейсон, встречает хорошо знакомым запахом сырости и плесени. Дик думал, что бывал уже во всех подвалах Готема, но, видимо, некоторые оставались без их с Б внимания просто потому, что были обычными барами. Ну почти обычными – тут наливали прямо с полудня и явно знали Джейсона в лицо. Дику оставалось только провожать глазами почти полную бутылку, которую тот захватил прямо с барной стойки, слегка кивнув девушке в фартуке. -Джей, ты же все еще таблетки пьешь, тебе не стоило бы. -Вот уж не думаю, что это будет то, от чего я умру. Дик решает не спорить, как и обо всем остальном сегодняшним вечером, который в полумраке и потоке разговоров наступает как-то очень быстро. Дик рассказывает о смешном и не очень. О том, как они с Уолли подшучивали над всегда серьезным Коннором, как по глупости на два дня застряли в тренировочном крыле, проникнув на базу Лиги, и как неловко было иногда с новичками, которым нужны были значимые взрослые, а им самим-то было по двадцать и они так ни в чем и не разобрались, хоть и делали вид. А еще о том, как, когда тот огромного вихрь утих – на его месте остались две согнутые пополам фигуры вместо трех, и Дик понял все в ту же секунду. Раньше, чем кто либо. Раньше, чем Артемида, продолжающая спрашивать, что случилось. Понял, и просто ушел оттуда. Шагал, пока колени не начали дрожать. А потом, уже посреди какого-то леса, остановился и проплакал всю ночь, пока не заснул там же. Один единственный раз он позволил себе не быть там, с другими и для других. После, конечно, они все говорили друг другу слова поддержки, вспоминали о нем, и обнимались. Ходили к мемориалу. С этим всем он справился. Но тогда просто не смог быть рядом с кем-то еще. И за это до сих пор немного стыдно. Джейсон слушает истории, полившиеся из Дика, не спрашивая больше, чем нужно, и особо не удивляясь ничему. Даже второй его большой тайне, которая как-то сама собой всплывает в одном из рассказов – «запасному году», как его когда-то стали называть они с Брюсом, – небольшой подделке в документах на усыновление, сделавшей Дика на год младше, чтобы удовлетворить условия действующего тогда закона. Дик думает, что это потому, что Джейсон никогда особо и не знал, сколько именно ему лет, но в ответ на это Джейсон лишь смеется, и говорит, что у каждого Робина должен быть их с Б секрет. -А сколько тебе лет я знаю точно. Ну думал, что знаю. Типа во сколько ты стал настоящим героем, и все такое, и сколько времени тогда есть у меня. В идеале, тебя надо было перегнать, конечно. -Ну, у тебя получилось, - Дик чуть пожимает плечами, говоря это, и понимает, что опять сказал глупость за момент до того, как лицо Джейсона поменяется, - Прости, если это…Я не совсем это хотел сказать. -Да что уж тут. Ничего страшного, - Джейсон улыбается, но Дик, конечно, замечает, что это не совсем правда. -Самое забавное, что, на самом деле, я надеялся, что когда-нибудь мне и правда захочется работать отдельно, - Джейсон поджимает губы. -Это же не всегда так работает, Джей. И вы действительно были шикарной командой. Я уверен, если ты… Извини, если тебя это расстроит, но, в общем, я думаю, что еще можете быть. Джейсон хмыкает, и следующая фраза звучит для Дика неожиданно язвительно. -И как ты себе это представляешь? А, Грейсон? Дик вжимается в и так неудобный, в общем-то, стул. Он не готов сейчас дать Джейсону этот ответ, но чувствует, что должен. -Ну можно начать с того, чтобы вернуться в дом, нет? Да, говорить с Брюсом то еще удовольствие и вы оба наломали дров, но можно же попытаться? Как бы ни было, вы все равно остаетесь семьей. Как раньше. -Как раньше… Как это может быть как раньше, если он даже смотреть на меня теперь не может? – он говорит так тихо, что Дику невольно приходится наклониться к нему, -Как раньше, - продолжает повторять Джейсон, глядя куда-то мимо его лица, - Ты ничерта не знаешь про раньше, Дик. -Так расскажи мне. Если хочешь. -Не хочу. Они оба отводят взгляд к разным стенам. -Просто… Иногда от этого действительно легче. Я вот весь вечер не затыкаюсь. Потому что, наконец-то, могу рассказать кому-то, как это было на самом деле. А ты опять молчишь. -А потому что иногда – не легче, - Джейсон смотрит на него долгим взглядом, - Слушай, я вижу, что ты пытаешься сделать. Правда. Это может работать для тебя, и я рад, что ты рассказал, честно. Но давай… Давай просто выпьем. За Уолли. И за Чудо-мальчика-Робина-номер-два. Пусть оба спят спокойно. Дик не уверен, что ему хочется это делать, но послушно опрокидывает рюмку. Конечно, они не останавливаются на одной, и выходят на улицу, только допив бутылку. А то, что началось со случайного воспоминания у моста через дорогу, быстро и как-то само собой перерастает в игру – они решают идти в те места неподалеку, куда меньше всего хотелось бы возвращаться. Потому что вдвоем это почти весело. Дик сразу ведет Джейсона к подпольной больнице, в которую притащил его в самом начале, потому что это их общее воспоминание, хоть Джейсону и приходиться больше верить, чем вспоминать. А через два квартала уже он показывает, где они с Б когда-то нашли подвал с шестнадцатью расчленёнными телами, и его ужасно рвало. Слушая еще несколько историй в таком духе, только уже про душный чердак и закрытый городской бассейн, Дик не может отделаться от мысли, что с ним такого практически не было. Наверное, Брюс больше оберегал его. Все его места связаны скорее с обидными и неловкими моментами, или провальными заданиями, чем с чем-то по-настоящему жутким. На люк, в который его почти утащил Киллер Крок, Дик указывает скорее наугад, просто потому, что хочется рассказать, какие крохотные и смешные у того на самом деле уши. И как гадко, но действенно, было сунуть в них пальцы. Джейсон смеется уже хмельным смехом, и предлагает спуститься поискать его. -Рой мне рассказывал, что стусовался с ним на какое-то время, и он забавный. Честно! Типа он должен был сожрать его на каких-то подпольных боях или что-то такое, но в итоге вытащил и отправил в очередной рехаб. Ни черта не помогло, конечно, но все-таки. Представляешь себе такое? Насмеявшись, они так никуда и не спускаются, потому что нечем поддеть люк и, на самом деле, Дику не особо хочется ходить по колено в дерьме. Да и Готемский воздух сегодня кажется каким-то непривычно чистым, жаль пропускать. Октябрьская сырость приятно ощущается на горячих щеках, и все вокруг даже выглядит немного красивым. И мигалки полицейских машин, и пар над грязной рекой, и тусклый свет горящих через один фонарей. Заворачивая в грязные улочки и тыкая пальцами то на одно здание, то на другое, они уходят все дальше и дальше от дома, и скоро становится заметно, что Джейсону все тяжелее идти. Дик ищет предлог для передышки. -Ты голодный? -Неа. Даже думать о еде не могу. Хотя кстати! Вот там за углом мы с Б иногда брали корн-доги, когда работали в этом районе. Такие пережаренные, до сих пор помню этот вкус. Идеально, - Джейсон улыбается, и терять этот момент тоже не хочется. -Тогда стой здесь, я принесу. Захочешь – съешь, а нет – мне же лучше. Только не уходи никуда. Или, знаешь, лучше сядь где-то. Я быстро! Дик оглядывается несколько раз, быстрым шагом приближаясь к дымящей, и пахнущей старым кипящим маслом, тележке с глупой вывеской. Пока он ждет четыре порции, которые ему ни за что не съесть самому, Дик думает, что давно не чувствовал себя таким легким. Хотя время почти без тренировок и с кучей вредной еды такого явно не предвещало. Это чувство очень похоже на то, что бывает за секунду перед прыжком, когда трапеция уже летит к тебе, и ты почти чувствуешь перекладину у себя в ладони. Он почесывает щеку, и понимает, что улыбается. И слегка ноющие мышцы подсказывают, что уже давно. Забрав корн-доги, настолько горячие, что жар от них опекает указательные и большие пальцы, Дик не спеша идет обратно. Ускорить шаг ему приходится, когда он видит, что рядом с Джейсоном стоят двое полицейских. Один обыскивает его, а второй что-то говорит в рацию. -Какие-то проблемы, офицеры? – тот, что с рацией, окидывает Дика безынтересно оценивающим взглядом и переводит свободную руку на кобуру на поясе. -Ты тоже, небось, торчок, как твой друг? Или толкач? Рассказывай, а то он что-то не сильно разговорчивый. -Ребят, нам не нужны проблемы. У нас ничего нет. Вы ошиблись. По насмешливой улыбке напротив, Дик уже знает, как это кончится. -Всегда что-то да найдется, сечешь? А от тебя еще и выпивкой несет. Придется паковаться, мальчики, - Джейсон выпускает короткий смешок, и Дик закатывает глаза. -Ну разве что нам придется как-то договориться… - голос у второго копа, все еще стоящего вплотную к Джейсону, оказывается до смешного писклявым. -Да уж придется, - Дик готов сквозь землю провалиться, перекладывая в одну руку все промасленные палочки, чтоб достать значок из внутреннего кармана, - Может, тогда представитесь сначала? -Да пошел ты. Чего сразу не сказал? Сам этого урода тряси, раз так надо, - разворачиваясь, коп специально задевает плечо Джейсона и через пару шагов плюет себе под ноги. Второй просто уходит молча. -Я оставил тебя на минуту! -Ну да, прости, что мы блять в Готеме, и у меня вся рожа в шрамах. Забыл на пару минут. Мой провтык. Дик опускает глаза. -Извини. Все нормально? -Их спроси. Им повезло, что ты пришел. Мои пробные тридцать секунд спокойствия были на исходе. -Что ты им сказал? -Ничего. Ты ж слышал, я молчал все время. Альфред говорил – если не можешь сказать ничего хорошего… -Да уж. Ладно, проехали. Идем дальше? -Да, - Джейсон натягивает капюшон обратно и забирает у Дика из рук злощастные палочки, - Пошли. Спасибо, кстати. -Да не за что. Жуя на ходу, они продолжают травить байки о прошлом. Джейсону, явно все еще нравится эта игра, а наговорившемуся за вечер Дику просто ужасно интересно видеть город его глазами. Когда Джейсон медленно останавливается, смотря на крышу какого-то из домов, и подносит руку к шее, чтобы с усилием провести по ней пальцами, Дику почему-то опять хочется опустить глаза. -Хочешь куда-то подняться? -Нет. Нет, не надо. Давай уже домой, наверное. -Точно? -Да, пошли. И так навспоминали на год вперед. Дик фыркает и прячет руки в карманы. -Нам далеко. Может, на метро сядем? Тут ветка прямая. Они спускаются по ступеням прямо за поворотом, и когда Джейсон перепрыгивает через турникет, Дик инстинктивно оглядывается по сторонам. А потом делает то же самое. Забежав в стоящий на перроне вагон, они плюхаются на обрисованные сидения, и какое-то время едут молча. Дик слушает размеренный гул вагона, и не может удержать в голове ни одой мысли. Внутри просто тепло и приятно. Все вокруг как будто за слегка запотевшим стеклом – уставшая девушка в сером плаще, забавная реклама, расклеенная на окнах, шумная компания напротив. Боковым зрением заметно, как все ниже вперед наклоняется Джейсон. Сначала Дик думает, что он опускает голову, чтобы спрятать лицо под капюшоном, но когда его висок утыкается Дику в плечо, становится ясно, что Джейсон просто заснул. Дик старается не двигаться, а когда теплая ткань начинает касаться его шеи – и вовсе перестает дышать. Джейсон всем весом опирается на него и устраивает голову на плече поудобней. Пока он во сне пытается найти удобную точку, капюшон немного сползает к макушке. В тусклом свете ламп вагона, лицо Джейсона кажется совсем другим, и у Дика не получается не смотреть. Сначала его мысли еще пытаются цепляться за мелочи, типа того, что пора купить новые лезвия, раз эти уже оставляют шероховатые порезы. Но в итоге, он просто беззастенчиво пялится. На небольшую горбинку на носу, на пару седых ресниц справа, на то, как опущенный уголок губ иногда поддергивается во сне. Желание вдохнуть запах кудрявых темных волос неожиданно захватывает Дика, когда он уже начинает с усилием отворачиваться. Он придвигается ближе буквально на пару сантиметров и закрывает глаза. Его сердце стучит громче, чем колеса по рельсам. Дик аккуратно прислоняет свою голову к макушке Джейсона. -Эй, ты че – пидор?! – бритоголовый парень напротив смотрит на него, задрав подбородок, и мерзко улыбается. Дик распахивает глаза, а все остальные мышцы в теле цепенеют. Дыхание сбивается само по себе. «Ты дурак, Грейсон» - проносится у него в голове, но он молчит. Все, чего Дику сейчас хочется – чтобы этот мудак не разбудил Джейсона, хотя это и вряд ли возможно. -Я блять к тебе обращаюсь, че, пидоры вы, да? Пацаны, смотрите! -Да, пацаны, смотрите, вы следующие, - резко вставший Джейсон одним движением припечатывает лоб лысого парня к железному поручню. Двое его дружков вскакивают на ноги, у одного в руке тут же раскрывается короткий нож. Дик разочарованно выдыхает, и ругается себе под нос. Меньше, чем через полминуты, этот нож торчит из ладони орущего от боли парня в спортивной куртке, а двое других несутся с заляпанными кровью футболками в другой конец вагона. Двери для остановки открываются удивительно вовремя. -Лучше и мы выйдем, - Дик говорит тихо и кивает в сторону дверей. Джейсон выходит за ним молча. -Слушай, я не знаю, чего они, честно, я… -Да это ж гопота, чего ты . Какая разница? Дик скрещивает руки на груди и несколько раз кивает. -Да, ты прав. Да. -Не обращай внимания, Грейсон. Слышишь? Не парься, - Джейсон потирает затекшую шею, - Готем есть Готем. Интересно, кому мы еще сегодня пиздюлей должны? Дик посмеивается и пожимает плечами. Домой они добираются без происшествий, правда всю дорогу молчат. Барбаре редко снится, что она танцует или бегает. Чаще всего – это ступени. Одна за другой, бесконечно, то вверх, то вниз, пока одна из них не провалится. И тогда Барбара летит. Летит, но не просыпается с громким испуганным вздохом, как это бывает. Просто падает все дальше и дальше, пока не приземлится на еще одну лестницу. И все по новой. Когда она задумывается об этом, не часто конечно, ей немного обидно, что единственное движение ног, которое осталось с ней – это чертовы ступени. Есть столько вещей, по которым она скучает. Но что поделаешь. Во сне колени хотя бы не болят. Сегодня ночью лестницы какие-то странные. По ним приходится карабкаться, хвататься руками, подтягиваться и потом снова спрыгивать вниз, зажмуривая глаза. Барбара все идет и идет вперед, хотя в этой эшеровской головоломке «вперед» - действительно относительное понятие. Но в вдруг ступени просто заканчиваются. Она упирается в стену, и протягивает руки к плотной шероховатой поверхности. Ничего не меняется. Рука должна была пройти сквозь серый бетон, но нет. Нужно возвращаться обратно. Но вокруг теперь столько людей, и их приходится расталкивать, чтобы пробраться к началу. Некоторые никак не хотят двигаться, и их приходиться сбивать с ног. Среди этой неразберихи, ее руку выхватывает Тим и, усаживая прямо на пол, напряженно смотрит в глаза. -Ну? Как думаешь? Мне кажется, это «Кем мы себя считаем»*. Он же после этого от них ушел. Прежде, чем Барбара успевает ответить, где-то над ухом ревет смутно знакомый голос: «И это правильный ответ! А значит, с победой уходят, ну или остаются пропивать свой выигрыш сразу же, команда … Красных!» -Черт, я знал это! Ну, ничего, не расстраивайся, мышка, - Тим тепло улыбается и пожимает плечами, - В следующий раз выиграем. Там же будут восьмидесятые. -Нет, мы же еще не закончили! Еще не было последнего вопроса. Долговязый ведущий в гавайке разводит руки и кивает головой. -А она права. Есть еще один вопрос, специальный. На сто очков. Слушайте внимательно. Звучит он так: Зачем ты отравила город? -А это не я, - Барбара поднимается на ноги и оглядывает полупустой зал. -А какая разница? - ведущий пожимает плечами, - Разве что – ножки ходят. -Это ты так шутить пытаешься? – она опять крутит головой, пытаясь выхватить хоть один взгляд. Но никто не смотрит. Все молчат и никто ей не отвечает. -Я тихо говорю что ли? Все молчат и никто ей не отвечает. - Помог бы мне лучше. Все молчат. Кроме мягкого голоса за спиной. -Сейчас, мисс Гордон, одну минутку. Не двигайтесь. Наручники на запястьях щелкают, и Барбара знает, что сейчас будет укол. Становится очень страшно, и приходится бить руками по железу каталки, чтобы проснуться. Вздох. На подушке рядом, Тим смотрит на нее полураскрытыми глазами. -Что такое? – сонный голос звучит еле разборчиво. Барбара придвигается ближе и закидывает его руку через себя. -Все нормально. Спи. -Что-то приснилось? -Да ерунда. Вчерашний паб-квиз наш. Спи давай. Тим вздыхает и легко целует Барбару в шею, прямо под тонкими, чуть завившимися волосами. Ее сердце потихоньку начинает биться ровнее. «Пожалуйста, пусть будет не долбанных пол седьмого» остается в голове после того, как Барбара наконец закрывает глаза. *Who do we think we are – седьмой альбом Deep Purple.