Вниз по кроличьей норе

Брюса в ту ночь дома не оказывается, и Дик немного расстроен. Тим не в курсе, куда ему понадобилось, а Ал даже если и знал, то не скажет. Зато у них получился по-настоящему теплый долгий семейный ужин. Разве что Дик чувствовал уколы совести каждый раз, когда Тим говорил о своих делах, а он не сразу понимал о чем речь. И Тим делал вид, что и сам забыл, как давно они не виделись, но получалось, если честно, не очень. Кто же виноват, что способность хорошо врать в их семье распределилась очень не равномерно. Дик сомневался, спрашивать ли сейчас о Брюсе, но вышло как-то само собой. Тим отмалчивался, а Альфред много говорил туманного, и потом просто устало сказал, что, похоже, Брюсу сейчас очень не помешает помощь. Дик и сам много думал о том, почему у него не нашлось ни сил, ни желания по-настоящему поддержать Брюса. Как и в тот раз, когда Джейсон пропал впервые. Уже какое-то время для Дика страшно даже мысленно произносить «умер» о нем. Но это ничего не меняет. Тогда, почти шесть лет назад, как только Брюс сообщил ему новости, он примчался домой, но не сразу смог зайти внутрь. В нем просто не осталось слов. Он так много говорил, пока Брюс продолжал поиски, так настойчиво заполнял напряженную пустоту, окутавшую пещеру, и был полон иррационального, отчаянного оптимизма, что теперь сказать было просто нечего. Дик чувствовал, что обманул Брюса. Обещал, что все будет хорошо, но соврал. И когда Альфред пошел топить его старую комнату, а они с Тимом спускались в пещеру немного потренироваться перед сном, Дик все еще плутал мыслями в прошлом. То, что в пещере у Брюса были и его костюм, и все снаряжение, и даже обычная одежда для него – было удобно, но заставляло чувствовать себя странно. Как будто он никогда и не уезжал. Как будто его квартира была просто одной из временных баз, и не самой лучшей. Заставляло задуматься. Всю тренировку Дик пропускал несложные удары, а в конце и вовсе не рассчитал силу, и слегка рассек Тиму губу. Закончив, они уселись на скамье, и какое-то время просто неловко молчали. Дик хотел как-то пошутить, но ничего не приходило в голову, и, сдавшись, просто потрепал Тима по волосам. -Я в порядке, Дик. -Я и не спрашивал, Тимми. Я знаю. В конце концов, он приехал разузнать про корабль Маски, но за столом Альфред такие разговоры не жалует, да и не хотелось, так что сейчас было лучшее время, и Дик начал расспросы. Но ничего нового особо не прояснилось, кроме того, что губа у Тима все-таки болит. Да, люди Сайониса. Да, заложников было человек тридцать, дети среди них были. Тех, кого удалось идентифицировать – отправили домой, кого нет – определили в убежища, если надо – есть адреса. С ними Дику и надо говорить. На самом судне Б с Тимом повязали семерых – все средней паршивости громилы. Все сидят. С ними Дику тоже надо говорить. Сам Роман вряд ли много знает про груз, так что нет смысла к нему соваться. Они еще немного посидели вместе, болтая о мелочах, Тим попытался поддразнить Дика на счет пары набранных кило, и они разошлись спать. И вот теперь, когда Дик лежит в своей старой кровати и смотрит на знакомый незамысловатый узор на стенах, на афишу, с которой смотрят рисованные, если честно, не очень похожие на себя, родители, на узкую теплую полоску света под дверью, он пытается представить, что это и правда все еще его жизнь. Что завтра он проснется, и ему никуда не нужно будет спешить. Что они позавтракают прямо на залитой солнцем кухне, и Брюс будет улыбаться и шутить. И они не будут говорить о том, сколько же именно людей Б с Робином забрали с того чертового корабля, и могли ли кого-то увести раньше. И не надо будет завтра смотреть в глаза Саммерс, когда она расскажет, что почти за всех, кого Бэтмен доставил в участок по этому делу, адвокаты Сайониса внесли залог. А еще – ему не надо возвращаться в холодную пустую квартиру. И он еще не встречал и не терял человека по имени Джейсон Тодд. И Уолли. Да, Уолли тоже. И у него получается. На какие-то двадцать минут, пока не уснет, Дик действительно чувствует спокойствие, которого не было уже очень давно. Брюс возвращается домой под утро, и по пути, сам того не замечая, проводит рукой по мотоциклу, небрежно припаркованному у входа. Он ужасно устал, и бросает кожанку прямо на кушетку в холле. Хочется скорее доплестись по ступеням наверх и упасть на кровать, но ноги сами сворачивают к двери из темного дерева с дурацкой пластиковой бело-красной ручкой. Они поставили ее, чтобы Дик поначалу не ошибался и запомнил, какая из всех этих дверей по длинному коридору – его. Но потом это маленькое, странное яркое пятно стало неотъемлемой частью дома. Такой же естественной, как и сам Дик, раскачивающийся на столетних люстрах, едущий по дубовым лакированным перилам и строящий башни из папиных томов в кожаных переплетах на полу библиотеки. Брюс беззвучно приоткрывает дверь, и просто смотрит на скрутившегося, еле видного в ворохе огромного одеяла, Дика. Старенький обогреватель, который Альфред достал невесть откуда, успокаивающе тихо гудит. Глаза слипаются, но и отвести их – никак. Брюс знает, что Дик убежит на работу совсем рано, и они вряд ли пересекутся, поэтому позволяет себе постоять так еще немного, с усталой улыбкой на лице. Он привык к мысли о том, что не скучает по Дику в доме, но сейчас, глядя на него, Брюс чувствует что-то очень похожее на сожаление, хоть ему и совсем не хочется называть это именно так. Брюс невольно вспоминает, как поначалу надеялся, что Дик вернется, а потом, уже живя с Джейсоном, втайне боялся этого. Он вспоминает, как сложно было перестать постоянно следить за показателями с микродатчика в его теле, и проверять диспетчерскую волну его участка. Вспоминает, как знал о нем все, и пытается понять, в какой момент все повернуло к тому, что он не представляет, что Дик делал весь прошлый месяц. Или как он себя чувствует. Или есть ли у него отношения. Счастлив ли он? Брюсу вдруг очень хочется знать наверняка, много ли о нем знал его отец. Был бы Томас лучшим отцом, чем сам Брюс, будь он жив? Дал бы он ему совет? Ладил бы он со своими внуками? Любил бы их? Что бы он думал о Джейсоне? С этой мыслью Брюсу становится очень неудобно и даже стыдно, до резкого выдоха, до зажмуренных глаз. Он делает несколько спокойных вдохов, и бесшумно закрывает двери. А после – идет в другую комнату, через три двери напротив. Не тронутую, но неизменно идеально чистую комнату, в которой уже давно никто не живет. По которой, в отличие от предыдущей, невозможно угадать – каким был мальчик, живший здесь. И сейчас Брюс с новой силой, болезненно остро, чувствует, насколько бесполезна еще одна ночь, в которую о нем не удалось узнать ничего нового. Он закрывает глаза и снова на секунду оказывается в душном пульсирующем море людей под неоновыми лампами. -Не спится, мастер Брюс? -Уже иду, Альфред. Считай, что гуляю во сне. -Мастер Дик будет завтракать рано. Вы присоединитесь? -Не думаю. Можешь не сервировать. -Какая неожиданность. Тогда хоть выспитесь хорошо. Спокойной ночи, Брюс. -Доброе утро, Альфред. Устало улыбнувшись, Брюс идет, наконец, спать, пройдя мимо еще одной двери. Единственной, за которой его слышали, и если честно, еще немного ждали. Тим всегда просыпается немного раньше будильника, потому что боится, что забыл поставить его. Или что он не сработает. Или что Альфред вдруг решит не будить его, если он вдруг не спустится к завтраку. Или еще мало ли что. Так что он лежит, потому что вставать совершенно не хочется, лежит и ждет этих чертовых синтезаторных колокольчиков. И пока в коридоре не послышались шаги, он просто думал с закрытыми глазами, обо всем сразу. Но сейчас – в голове крепко-накрепко цепляется вопрос: и это то, чего он так сильно хотел? Это он представлял, когда еще ребенком рисовал себя на месте парнишки в желтом плаще? Или когда первый раз надевал костюм, и не мог поверить своему счастью? Когда заносил свои вещи в эту самую комнату, селясь в поместье после смерти отца? Тим честно не знает. Он действительно многое представлял в своей жизни, и еще больше всего увидел и пережил с тех пор, как встретил Б, но сейчас все казалось каким-то ненастоящим. Хотя нет, не все. На самом деле, только сам Брюс. Все столько раз говорили Тиму, как он изменил озлобленного, потерянного Б после того, что случилось. Как он спас Бэтмена. Не дал стать чем-то ужасным. Но сейчас Тим чувствует, будто он совершенно не знает, кто же Б на самом деле. И, может, никогда не знал. До того, как попасть в пещеру, он думал, что понимает его целиком, всю жизнь смотря издали. Первые месяцы, когда ему разрешили остаться и начать тренировки, он, наконец, узнал как же все на самом деле. Но узнал от Дика. Именно он принял его, учил его, поддерживал и рассказывал, каково это - быть Робином. Но Дик знал своего Бэтмена. Он говорил, что первое, чего будет хотеть от него Брюс – это полное доверие. Что у них с Б не должно быть секретов друг от друга, а все остальное – приложится. Но получилось, что ни Робин, ни Тим не знают ничего о человеке, который стал ему отцом. А может, быть отцом – и значит оставаться загадкой? Этого он тоже не знает. Так всегда было с его настоящим отцом, так с Брюсом. Может, иначе просто не бывает? Станет ли он сам такой загадкой, если они с Бабс когда-нибудь захотят иметь детей? Тим жмурит закрытые глаза, сам устав от того, что думает одними вопросами. Есть только один способ от них отделаться. Это всегда работало раньше, и Дик точно его не прогонит. Он сам обещал, что Тим всегда может прийти к нему. В любое время. С чем угодно. Так что он поднимается на кровати и спускает одну босую ногу на холодный пол, привыкая и понемногу окончательно просыпаясь. Одевшись и уже берясь за ручку двери, он останавливается. Думает, с чего же начать. Наскоро набрасывает в голове план, но потом решает, что это глупо. В любом случае, он ему и не пригодился бы – комната, в которую Тим заходит после негромкого стука, уже пуста. Дик решает выйти, как привык – через старое окно в деревянной раме. Альфред немного проредил плющ на стене, да и сам Дик стал покрупнее, так что спуститься получилось, может быть, не так грациозно, зато секундный трепет внутри был чертовски похож на тот, что раньше. Сначала он думал просто побродить по территории вокруг поместья и вернутся, но ноги сами как-то привели его к высокой ограде, сразу за которой начинался их лес. Он никогда не называл его просто лесом, или как-то еще, даже про себя. Только их лес. И сейчас, ловя на коже первый ноябрьский предрассветный мороз, который здесь чувствуется еще сильнее, Дик натягивает воротник куртки повыше и идет по знакомой тропинке вглубь их леса. Он знает его насквозь. Здесь они каждую осень, после первых дождей, собирали с Брюсом и Альфредом грибы, здесь перед Рождеством, они выбирали одну из елей, которые сами высадили на западном краю их леса; когда Дик болел или ломал себе что-то, именно здесь он медленно прогуливался, опираясь на локоть Альфреда, пока не мог приступить к тренировкам. В самом сердце их леса Дик оставил свой страх холода и свой настоящий голод – Б отправил его сюда одного на неделю, и он продержался, не тронув ни один из тайников, оставленных Алом. А еще иногда Дик приходил сюда один. Очень редко. Когда не знал, что он чувствует. Когда было совсем плохо, и хотелось только сделать еще хуже. Потому что для циркового мальчика, привыкшего к тысяче горящих глаз, смотрящих только на тебя, не могло быть ничего страннее тишины и одиночества. В этом лесу Дик окончательно отучивался быть просто летающим Грейсоном. Сейчас было бы очень неплохо хоть на денек стать им обратно. А еще теперь Дику отчаянно хочется узнать, было ли это место чем-то похожим для Джейсона. Тима они с Альфредом, насколько получалось, приобщили ко всем своим традициям, и хоть это было уже не то же самое (потому что в основном – было без Брюса), он был здесь своим. Он без труда влился в то, чем стала их семья, и вернул ее к жизни. Так что это был и его лес тоже. Их лес. А вот про Джейсона Дик не знал. Те три года, что он жил здесь, Дик как раз провел с Титанами и в академии, и почти не бывал дома. Если в поместье и продолжали их семейные вылазки – его больше не звали. Или он не приходил. Сейчас действительно трудно вспомнить. Из-за этого Дик чувствует себя до обидного глупо. Чувствует, что пропустил так много. Что на самом деле он не знает ни о их лесе, ни о поместье, ни об их отношениях с Б, не знает о Джейсоне ничего, кроме того, что с ним случились кошмарные вещи. И отчаянно хочет исправить это. В квартире у Барбары всегда очень тихо. Она не включает телевизор и слушает музыку в наушниках, даже когда дома никого, кроме нее. Поэтому Рою приходиться звонить дважды. -Барбара? -Привет, Рой. Ты нашел что-то о Джейсоне? – ее голос звучит ровно и уверенно, немного отвлеченно, как будто она в этот момент делает что-то еще. Это немного успокаивает. -Не то чтобы. Нет. Но…Понимаешь, мне как бы, понимаешь, я тут… Я тут никого кроме тебя не знаю. Ну то есть, знаю, но не так чтобы я мог, в смысле, Крок опять в Аркхеме, а так это Бэтс, и… Ну есть еще Дуэлла, но не думаю, что она… Короче, что она бы… -Так, Рой, я ничего не понимаю. Что-то случилось? -Ничего, ну не то чтобы, просто… Барбара хмурит брови и наконец отводит глаза от монитора. Она знает такой голос. -Ты пьяный что ли? -Ты только… Ну в общем уже нет. Вроде. И я, ну я не должен быть. Я знаю, но, так… Ты можешь приехать? Пожалуйста? – Рой обводит пальцами круги на ковре на полу, и ему кажется, что он чувствует каждую ворсинку, а во рту ужасно сухо, и слова получаются, как будто все слипшиеся. Он слышит, как на том конце, Барбара раздраженно выдыхает. -Рой, я не для дружеских посиделок тебе этот номер дала. Мы с тобой не… - она не договаривает и закусывает губу. Ей нужна пара секунд, чтоб просчитать варианты, - Слушай, прости, но я точно никуда не поеду. Я не могу. Но если ты… В общем, если хочешь, можешь приехать сам. Я скину адрес. У тебя крипта на устройстве стоит? -Я… Я знаю где ты живешь. -Что? – Барбара чувствует, как к щекам приливает жар, а голова становится противно легкой, - Откуда? - В трубке слышно громкий глоток, и Барбара сцепляет зубы. -Так это еще с дронов. Там частички маленькие, одна стрела типа, ну не попадает, как будто я промазал, но она и не должна, а только выпускает эти штуки, ну знаешь, чтоб отследить. Не парься, короче. Я не… я на всякий пожарный. Я не знал, что это, кстати, не знал, что это ты. -Езжай сюда, Рой – цедит сквозь зубы Барбара и кладет трубку. Когда она отталкивается от стола, руки немного дрожат. Она чувствует, как холодеют ноги, хотя знает, что это не правда. Наперегонки со стуком в ушах, Барбара едет на кухню к холодильнику. В этот раз кубик льда на языке спасает. На всякий случай, она бросает еще один в стакан и берет с собой. Ей нужно вернуться к работе, хотя бы сейчас. Пока в ее дом не ворвался этот чертов раздолбай Харпер. Но он все не появляется. И через полтора часа, когда Барбара уже уговорила себя не беспокоиться по поводу детективных способностей Роя, и тем более – его чувства юмора. Но еще через четверть часа - он стучит в дверь. Из бумажного пакета у него в руках торчит горлышко бутылки без крышки. -Можно? -Если я скажу «нет» – ты поедешь обратно? -Ну мне придется, наверное. -Проходи. Барбара отъезжает назад и опирается на подлокотник кресла, а подбородок вжимает в ладонь. Рой идет ровно, но когда он подходит ближе – начинает пощипывать глаза. -Ты долго ехал. Пробки были? – Барбара спрашивает, не сводя глаз с бутылки и Рой немного тушуется. -Да я вообще-то на метро… Проветрится хотел. Но чуть-чуть не это… Не совсем получилось. -Я вижу. Что ты задумал, Харпер? -Ничего. Просто я… Не знаю, если честно. Просто не хотел опять пить один, наверное. -Замечательно. Ну хоть честно, - Барбара проезжает обратно в комнату, а Рой неловко стоит в коридоре, не особо понимая, что ему здесь делать. Идея приехать, которая начала казаться сомнительной, не успел он закрыть дверь у себя в Хайтс, теперь выглядит просто ужасной, - Проходи. Пить я с тобой точно не буду, но не уезжать же теперь обратно. Как только Рой плюхается в кресло рядом с рабочим столом Барбары, она окидывает его спокойным взглядом и слегка сводит брови. -Чего это ты, был повод? Может, все-таки, что-то случилось? -Да не то чтобы. Я не знаю, просто, вроде как, не понимаю, что мне тут делать. Что делать дальше. Я, кажется, опять все проебал. И Джея так и не нашел, и не знаю, что дальше, и где еще искать. А если с ним правда что-то случилось? И дома тоже. Понимаешь, это просто… Это сложно. Это целая куча всего. И я все время думаю, и думаю, и думаю. В голове как будто постоянно кто-то говорит. Но это не как будто кто-то чужой говорит, я не сумасшедший. Это все я, но блин, это замахивает, знаешь? -Думать? – Барбара скептически поднимает бровь. -Ну да, и волноваться за нее, потому что я же не знаю, что у Джейд в голове, и она сама хотела, чтоб я забрал ее. Но если я ее заберу, мне нужно сто-о-олько сделать. Мне нужно делать все не так, - он смотрит на руки слегка расфокусированным взглядом. -А, так ты о ребенке, – Барбара потирает переносицу, снимая очки, и Рой несколько раз быстро кивает, - Ну дети это ответственность, Рой. Тут ты прав. Тебе стоит делать все не так, если ты хочешь быть отцом, - она делает небольшую паузу, прикусывая губу, - А ты хочешь? Рой поднимает поставленную на пол бутылку и надпивает быстрым жестом. -Я не знаю. Я… Понимаешь, когда я только узнал, когда она сказала мне… Я подумал «Ну неееет, это не мое». А потом я еще думал. И еще она показала мне ее. А у меня внутри все…- Рой водит руками, где-то на уровне живота, но так и не может закончить жест, - знаешь, я почувствовал, что, ну блин, это круто. Она такая маленькая! И классная. И я, знаешь, я подумал, что я не хочу… Короче, я не хочу, чтоб с ней что-то плохое случилось. Вот. Ну потому что. Я не знаю. Я сказал Чешир, что заберу ее через месяц. Все подготовлю. -И? Рой нехотя поднимает глаза, и не отвечает. Это и не обязательно. -Но месяц прошел и ты здесь. -Да. Но я здесь. Я уехал в Готем искать Джея. Как только узнал про всю эту херню. Я не мог остаться. -Рой, он взрослый! Он отравил целый город, не любой город, а Готем, и дрался с Бэтменом. Он о себе позаботится, а вот ты сбежал от своего ребенка. Ты хоть сказал Джейд? Рой молчит, но Барбаре вдруг становится неуютно внутри. Она не то чтобы хотела повышать голос. Она разжимает ладони и смаргивает тяжелый взгляд. -Слушай, это может быть страшно, я понимаю… -Это пиздец страшно. Но теперь это все еще хуже. Потому что я как дурак сорвался опять. Это просто… Так легче, так хоть нет этого постоянного гула в голове, понимаешь? Я устал. Блин, хорошо, что можно кому-то сказать. Я держался, честно, почти дотянул до двух с половиной лет. Рекорд. И когда Джей смылся, я держался. И после всего, что он сказал. Но Лиан. И все эта хуйня с птичкой здесь… Барбара закатывает глаза и быстро смотрит на часы. Все эти задушевные разговоры - она допускала и такой расклад, но Харпер совсем расклеился, да и сама она, видимо тоже, раз ей правда стало его жаль. Он сам виноват, но черт возьми… -И как ты работаешь, если пьешь? Я же вижу, что ты делаешь, пока в городе. -Да нормально. В основном, - Барбара не уверена, понимает ли он сам, как гротескно это звучит с его заплетающимся языком. -Серьезно? Ты чертов лучник. Как? -Ну мастерство не пропьешь. А если и пропьешь, то систему наведения – нет… Это вас в мышиной школе учат так смотреть? - Барбара фыркает и на секунду отворачивается, - Вот он так же все смотрел. -И давно ты? -Давно. Но с перерывами. Меня Джей вытаскивал пару раз.. И последний – вроде уже совсем. Я честно хотел, я старался. Я думал - все, наконец будет нормально. Но все поменялось, и мне надо было столько всего… Это как будто автобус сбивает и надо… -Но это не чертов автобус, Рой. Это называется взрослая жизнь, в которой надо принимать решения. -Да, но это…Барбара, ты не знаешь как это, понимаешь, это слишком… -Я знаю. Знаю, что это такое. Так что не вешай мне лапшу на уши, Рой. Ты слышал все это кучу раз, понятное дело, но зачем-то ты сейчас пришел услышать это от меня. Иначе ты бы спокойно пил в соседнем баре со случайными чуваками. С выпивкой ничерта не проще. Я знаю, я тоже была там. Когда ты забываешь на сутки, а потом жить не хочешь, и все летит в ебанную пропасть. И по кругу. Я не говорю, что ты справишься со всей дичью в своей жизни. Вряд ли. Мы не то дело выбрали. Но хотя бы с выпивкой – можешь. Они напряженно смотрят друг на друга, до неловкого долго. Рой несколько раз быстро облизывает пересохшие губы. -Так ты тоже была в этом дерьме? -Не так жестко как ты. Но было дело. После того, как ноги… После операций, было просто все время больно. Постоянно. И от этого было просто не уйти. -Ауч, - Рой поднимает брови, а Барбара смущенно смеется. -Не сдержалась. Это я у Дика набралась, сто процентов. Старею. Так вот, просто, не знаю, у меня было - когда ты вот уже прямо чувствуешь дно, ты понимаешь, что все ну… Ну плохо все. Точка. То в этом и есть что-то, что поможет. Потому что дальше – или отсюда, или уже никуда. И сначала, конечно, думаешь что ну уж лучше никуда. Достало. Ты полежишь на этом днище, пожалеешь себя. Нужное дело. Но потом – блин, все двигаются дальше. Все живут, без тебя, и – нормально. И на них можно злиться, конечно. Но то, что ты не можешь как они – не их проблема. И даже не их выбор. Рой отворачивается, и думает, похоже, о чем-то совсем своем, так что его взгляд окончательно стекленеет. -Если ты сбежишь от дочки, и даже будешь себя жалеть, что мол, зачем ей такой никакой отец – это не о ней. Это твой выбор и твоя жизнь. Она вырастет, с тобой или без тебя, в худшем случае – Чешир сделает из нее убийцу, в лучшем – отдаст, и может, у девочки будут родители. Или злоба на весь мир. Но ты сейчас решаешь только одну вещь - будет ли она в твоей жизни. Барбара ожидает протестов, или долгого глупого молчания, но Рой просто легко качает головой. -Я не знаю. Я не знаю, справлюсь ли. Хочу ли я справляться. Один. -Я тоже не знаю. Но знаю, что этот виски ты оставляешь мне. Потому что, видел бы бог, если б был, - он мне сегодня пригодится. А тебе я вызову такси, как только у ребят начнется патруль. Ты голодный? Рой не уверен, но в итоге они приканчивают полкастрюли рагу, которое Тим привез ей от Альфреда, и говорят о вещах, о которых Барбара не вспоминала давно. О которых очень приятно говорить в прошедшем времени. Вообще говорить об этом с кем-то еще - странно. Но с Роем это дается как-то легко. Может, потому что не факт, что он завтра вспомнит. И когда дверь ее квартиры закрывается за его спиной, Барбара, хоть и тяжело выдыхает, чувствует что-то внутри стало как будто немножко больше места. Стало немного легче.