Нас сравнивают с ангелами. Грешными ангелами.
Пролетающие перед глазами с огромной скоростью небоскрёбы, в стеклянных окнах которых отражаются вечерние огни ночного Сеула, сменяются постепенно на парки и аллеи, пустующие благодаря столь позднему времени. Тишину нарушает лишь звук тихо рычащего мотоцикла, рвущего темноту своим ярким синим светом фар. Чонгук никогда не боялся скорости. Он вообще ничего не боялся. Почти. У каждого из нас есть что-то такое, погребённое в глубине души, что-то, что мы пытаемся скрыть не от окружающих, а от самих себя. Мы тщательно стараемся не обращать внимания на наши страхи, сомнения, хороним их в глубине своего чёрного океана или откладываем в самый дальний ящик. На время забываем, а потом, когда эти страхи и сомнения пускают корни, мы уже не в состоянии самостоятельно справиться с ними. А звать кого-то на помощь уже и не хочется. И ты просто тонешь. Скорость — это не страшно. Страшно бояться одиночества, но тянуться к нему, как к спасительному рубежу. Главный страх Чонгука — довериться, открыться, а потом оказаться брошенным, остаться одному с расколотым на две части сердцем. Чонгук не может сказать, что он не любит людей, нет, это не так, скорее он опасается их, ведь люди по натуре жестоки и бессердечны. Такое мнение сложилось не просто так, череда событий из детства, в частности уход отца из семьи и чувство вины пред матерью, породили такие мысли в голове ещё мальчика. С возрастом Чонгук закрылся, позволил корням разрастаться внутри себя, и теперь в его душе темно, как в открытом космосе. Весь свет поглотили уродливые корни, оплетающие душу и сердце. — Чонгук? — Да? — Чон встряхнул головой, освобождаясь от мыслей и снова обращая всё своё внимание на Тэхёна. — Ты что-то совсем притих, всё нормально? — парень немного склонил голову в сторону Чонгука, чуть столкнувшись шлемами в районе виска. — Да, да, нормально, — чонгуков голос немного дрогнул, наверное, от холода. — Задумался просто. — Поделишься? — Почему мотоцикл? Это же опасно. Не боишься за свою жизнь? — Жизнь пролетает как один миг. И не знаешь, когда она решит закончиться, не предупредив тебя. Поэтому, чтобы жить было проще, мы вольны наполнить каждый момент непередаваемыми переживаниями и ощущением быстрого полёта, — Чонгук отчётливо чувствует, как мышцы Тэхёна расслабляются и в его голосе скользит уверенность в своих словах, смешанная с какой-то тоской. — Когда нет ни начальной, ни конечной точки, ни пункта назначения: только скорость, только адреналин. — Так ты не боишься смерти? — А ты? У Чонгука работа связана с высоким уровнем риска, и он это отчётливо понимает. Вряд ли человек, который бы боялся умереть, пошёл бы в оперативные агенты, да ещё и по собственному желанию. Однако парень не может сказать, что перед лицом смерти он бы совсем не дрогнул. Даже самые смелые и отчаянные люди в глубине души боятся. Все бояться умереть, так или иначе. — Даже самые смелые и отчаянные люди в глубине души боятся умереть, — поспешил озвучить свои мысли Чонгук. — Смелые и отчаянные — да, отчаявшиеся — нет. Одна фраза и в груди образуется неприятное тянущее чувство, в мозгу миллион мыслей, начинающих пожирать сознание. И всего один вопрос. Что случилось в жизни человека, который ясно даёт понять об отсутствии страха перед смертью? Тэхён не боится её. Не боится не потому, что он какой-то безумный человек, утративший все свои человеческие чувства, потерявшийся в этом огромном мире. Нет. Просто он отчаявшийся. Скорость постепенно начинает снижаться, пока мотоцикл не тормозит перед тоннелем. Чонгук настолько погрузился в свои мысли, что не сразу заметил, как они выехали далеко за пределы центра города, как Ви полностью остановился и даже успел соскочить на землю. Чонгук понял это лишь в тот момент, когда начал замерзать. Успевшее стать привычным тепло тэхёновой спины исчезло, и холодный ветер принялся вытягивать остатки тепла из тела. Чонгук передёрнул плечами и слегка недовольно уставился на негодяя, забравшего всё тепло с собой. — Прости, но перед тем, как мы двинемся дальше, надо кое-что сделать, — немного виновато улыбнулся Тэхён, опуская глаза и доставая из кармана своей куртки чёрную атласную ленту. Такой слегка смущённый, немного робкий Тэхён заставляет Чонгука побеспокоиться за сохранность своих губ, щёк и всех возможных частей тела, ведь этот парень чертовски милый сейчас. Но момент лицезрения смущающегося Тэхёна сдувает ветром, как только Чонгук бросает взгляд на предмет, что тот держит у себя в руках. Глаза Чонгука моментально расширились, и он в ужасе уставился на Тэхёна. Ему страшно до сбившегося дыхания, до вырывающегося из груди сердца, до дрожи в руках. Что это вообще такое? Что он собирается с этим делать, что он собирается с ним делать? Тэхён, увидевший испуг в чонгуковых глазах, медленно опустил ленту и подошёл к парню. — Чонгук, что ты там себе надумал? — искренне улыбается парень, наблюдая за ошалевшим взглядом, который мечется по его лицу, не задерживаясь нигде слишком долго, — не пойми меня неправильно, но пока что я не имею права показать тебе дорогу к месту, где дислоцируется моя команда, — на лице Чонгука проступает понимание ситуации, он тут же начинает корить себя за неподобающие мысли и заливается лёгким румянцем. Боже, как стыдно. Кажется, одежда, характерная для миленьких мальчиков даёт о себе знать. Вот он, Чонгук, теперь сидит и стесняется своих мыслей, о которых явно догадался Тэхён, улыбка которого лишь это подтверждала. — Я бы хотел в этот раз нарушить это правило, ведь дорога туда невероятной красоты, и тебе стоило бы это увидеть, но возможно в другой раз. Не могу же я нарушать собственные правила. Чонгук, наконец, поборовший своё внезапное стеснение, вызванное столь неожиданным ходом собственных мыслей, взглянул на Ви. Он под изучающим взглядом тэхёновых глаз восстанавливал по крупицам свою смелость и силу воли, которые посмели рухнуть в столь неподходящий момент. Вероятно, это всё дурное влияние Юнги натолкнуло его бедный мозг на такие мысли. Да, несомненно. Дело совсем не в том, что Тэхён был абсолютно точно прекрасен. Его глаза настолько пронзительные и яркие, заманивают своими всполохами искр в ловушку, и чем дольше в них смотришь, тем глубже тонешь. Тонешь без права на спасение. Хотя Чонгук не уверен, что хочет от этого спасаться. Он опускает взгляд, который тут же падает на техёновы руки, держащие ленту, что слегка развевается на ветру. Длинные тонкие пальцы, аккуратно сжимающие чёрный атлас, были очередным произведением искусства, которое Чонгук был готов спрятать от чужих глаз, чтобы никто и никогда не видел и не трогал. Кроме него, конечно же. Так, стоп, что там было про дурное влияние Юнги? Да, это он виноват. Абсолютно точно. — Я всё понимаю, — отвечает Чонгук, наблюдая, как подошедший Тэхён расправляет ленту и чуть наклоняется, обхватывая его голову тонкой полоской ткани. Он чувствует чужое горячее дыхание на своей шее, когда Ви старается завязать узел, и нервно сглатывает скопившуюся вязкую слюну во рту. Чёрт возьми, да что происходит? — Готово, — Тэхён как-то слишком резко отстраняется, облизнув пересохшие губы. Хорошо, что Чонгук этого не видит, он бы этого жеста точно не пережил. Тогда бы в его медицинской карте записали «умер от языка Ким, мать его, Тэхёна». Персональный и новейший способ убийства в ограниченной серии. — На самом деле осталось недолго. Постарайся не уснуть, — по-доброму усмехается Ви, направляя мотоцикл прямиком в тоннель. — Уснёшь с тобой, — отвечает Чонгук, прижимаясь ближе и возвращая вновь всё тепло себе. — Мечтать только можно.***
Избавившись, наконец, от ленты, Чонгук сощурил глаза от яркого света, исходящего из окон довольно высокого здания. Кажется, это один из элитных спальных районов за пределами центра города. Неожиданно. Кое-как восстановив своё зрение без риска лишиться его навсегда от такой яркости, он смог оглядеться. Здание и правда было большое, приятного светло-бежевого оттенка, почти белое, с большими окнами, чуть отливающими бирюзой. Поодаль располагался паркинг и несколько гаражей, один из которых был открыт. Как раз из него раздавался приглушённый рык двигателя и пара голосов, что безусловно привлекло его, Чонгука, внимание. — Хочешь взглянуть? — увидев заинтересованный взгляд Чона, направленный в сторону гаража, предположил Тэхён. — Не отказался бы. Парни подошли ближе и встали напротив гаража, внутри которого было темно настолько, что нельзя было ничего разглядеть. Чонгук слегка прищурился и сложил руки на груди, вглядываясь перед собой. Внезапно темноту разрезал холодный синий свет горизонтальных светодиодных фар, послышалось рычание и из покрова тьмы плавно выехал автомобиль. Корпус полуночно-синего цвета с лёгким глянцем отражал ночное небо, агрессивная и хищная передняя часть кузова с покатым капотом, циркульные колесные арки с волнительными всплесками, слегка затонированные стёкла, скрывающие водителя. Настоящий дизайнерский шедевр. Машина дёрнулась вперёд и описала несколько идеальных кругов, в центре которых стояли Тэхён и Чонгук. Чон с нескрываемым интересом следил за идеальным поворотами, в которые, скользя, входил суперкар. Небольшой туман и пыль осели, открывая вид на автомобиль. Водительская дверь открылась и оттуда показался парень в голубых рваных на коленях джинсах, чёрной футболке с какой-то странной надписью и такого же цвета кедах, в руках он держал какие-то бумажки с чертежами и подписями. Он широко улыбнулся и облокотился бедром о капот, скрестив ноги в районе щиколоток. — Значит Nissan Skyline GT-R 36, — задумчиво произнёс Чонгук, подходя ближе к машине и присаживаясь на корточки с интересом оглядывая спортивные диски. — Ого, а ты разбираешься, — удивляется водитель, подходя ближе к Чону. — Неужели у меня, наконец, появилась родственная душа? — немного мечтательно продолжает он. — Это Хосок, — заговаривает Тэхён, наблюдая за рукопожатием парней. — Он что-то вроде главного механика. Так это тот самый Хосок, на личное дело которого Чонгук потратил не один день, пытаясь отыскать как можно больше информации о парне. Надо признаться, что изучить его внешность по фотографиям не особо получилось, так как лицо часто скрывала чёрная маска, а глаза почти на каждой фотографии прикрыты солнцезащитными очками. Если это конспирация такая, то весьма удачная, ведь встреть Чонгук его в центре Сеула вряд ли бы узнал. Скользя изучающим взглядом по лицу нового знакомого, он наткнулся на улыбку, и его снова затянули мысли о том, что образ Хосока, как и Тэхёна, совершенно не вяжется с родом их деятельности. Слишком искренние улыбки для людей, занимающихся ограблением толстосумов-инвесторов Министерства Национальной Безопасности. Почему-то эта мысль никак не даёт ему, Чонгуку, покоя, порождая с каждой минутой где-то в подсознании зачатки сомнения. — Гениального главного механика, — поправляет весело Хосок. — Единственный, кто здесь способен из ничего создать такую вот фурию, — парень горделиво вскидывает подбородок, явно довольный своей работой. — Фурию? — задал весьма уместный вопрос Чонгук, отрываясь от разглядывания суперкара. — ТэТэ её так назвал, — поясняет Хосок, смотря, как Чонгук улыбается, услышав милое прозвище самого страшного кошмара всего МНБ. — Это что-то вроде метафоры. Она, как фурия, способна за короткие сроки развивать сумасшедшие скорости. Стремительная и неудержимая в неопытных руках. А её фары, как взгляд фурии, пронзительные и холодные, — воодушевлённо рассказывает парень, бросая оценивающий взгляд на Тэхёна, — хотя с образом этого парня, — кивает в сторону Кима, — немного не вяжется, но ладят они хорошо. Чувствуют друг друга. — Так значит твоя машина, — голос Чонгука немного расстроенный. Это что получается, думает Чон, все украденные деньги на самом деле идут не народу, как хочет показать Ви, выставляя все ограбления напоказ, а на удовлетворение собственных желаний? Такие вот машины немалых денег стоят, которые вряд ли Тэхён заработал честным путём. Почему-то эта мысль болью отзывается в области сердца, так неприятно колет. Он же за эти пару часов и правда несколько раз усомнился в корыстных целях этих парней, а тут, как снег на голову, прозрение. Стало так неприятно от самого себя, что он, Чонгук, посмел усомниться в своих коллегах, напарниках и системе правосудия. — Моя, — задумчиво отвечает Тэхён, наблюдая за сменившимся настроением парня. — Детали я купил на собственные деньги, а Хосок её собрал, — решает всё же пояснить Ви, постукивая пальцами по подбородку и сведя брови к переносице. — Собственные? Это сейчас так называются украденные деньги у мирного населения? — Чонгуку непонятно, зачем Тэхён ему врёт. Он же прекрасно знает, чем Ким занимается и очевидно же, откуда такие деньги. Вряд ли любой парень в возрасте 26 лет способен похвастаться такой суммой на своём банковском счёте. Чонгук сложил руки на груди и максимально недоброжелательно уставился на совершенно спокойного Кима. — Мне хотя бы не ври, я знаю, чем ты занимаешься. — Правда, Чонгук? — с издёвкой спросил Ви, вскидывая одну бровь и также складывая руки на груди. Хосок от услышанного имени встрепенулся и удивлённо уставился на Чонгука. Кажется, его здесь ждали, раз одно его имя вызывает немое удивление. Хосок постоял ещё несколько секунд, раздумывая о том, должен ли он вмешиваться, но наткнувшись взглядом на пожиравших друг друга глазами парней, решил в кои-то веки позаботиться о своей сохранности и поспешил вернуться к гаражу. — Ты знаешь, чем я занимаюсь? Просвети, а то никто не в курсе, а ты, кажется, уже всё решил у себя в голове наедине с собой. — Чтобы я остался мне нужна правда, Тэхён, — с нажимом отвечает парень, понимая, что начинает терять позиции. Тэхён тяжело вздыхает и опускает взгляд. Он уже не первый раз встречается с непониманием со стороны новеньких в их команде. И каждый раз он терпеливо слушает очередную сумасшедшую версию о своих грехах, которую придумало Министерство Национальной Безопасности и вбрасывает день изо дня в интернет и новостные программы. Он никогда не стремился оправдаться, доказывал свою правоту не словами, а действиями, но в это раз почему-то, именно перед Чонгуком, захотелось раскрыться, лишь бы не видеть эту неприязнь в глазах напротив. И он сдался. Впервые. — Пошли пройдёмся, — мягко просит Тэхён, направляясь к зданию и наблюдая боковым зрением, как Чонгук, поколебавшись пару секунд, двинулся следом. — Я пока не готов делиться всей своей историей, — начал парень, немного поёжившись от вечернего холода. — По многим причинам, но оставлять между нами недопонимания я не хочу. Конечно, ты частично в курсе о том, чем занимается моя команда. Ты назвал это грабительством, я же считаю это справедливостью, потому что каждый должен обладать тем, на что имеет право. Люди, которых мы грабим, — на последнем слове Ви изобразил в воздухе кавычки, — не имеют прав на эти деньги. Они обманом заполучили их от населения. Каждый по-разному, но суть остаётся одна. В мире слишком много жадных людей, желающих любой ценой наполнить свой кошелёк и совершенно не думающих о том, что те, кого они обманным путём лишили средств на существование, умирают от болезней, так как не имеют возможности оплатить лечение, голодают, замерзают. Никому нет до них дела, Чонгук. Все давно погрязли в своих проблемах, не обращая внимания на окружающих. Мы же выполняем работу правоохранительных органов и органов правосудия, которые всецело продались государству, хотя клялись защищать мирных граждан, — Тэхён испытывающе взглянул на Чонгука и поджал губы. — Ты можешь сказать, что я не имею право быть судьёй, и будешь прав. Поэтому я готов буду понести любое наказание, если то, что делаю я, приносит боль и страдания хорошим людям. — То есть вы грабите, — Чонгук решил последовать примеру Тэхёна и также воспроизвёл в воздухе кавычки, — тех, кто по сути в прямом смысле, без кавычек, ограбил других? Таким способом вы просто возвращаете деньги их законным обладателям? — Получается, что так. — Вы жертвуете своей спокойной жизнью ради других, — больше не спрашивая, а утверждая размышляет Чонгук. — И не боитесь правосудия? — Знаешь, как нас ещё называют? — Тэхён поднимает голову, устремляя взор к небу и облизывая пересохшие губы. — Грешные ангелы. Мы спасаем других, губя себя, зарываясь в пучину беззакония, мы ведь понимаем, что то, что мы делаем пусть и несёт благой подтекст, но не всеми воспринимается, как благородство. — Вас могут поймать, судить без справедливости, посадить на пожизненное, оставляя гнить за решёткой за ваши благие дела, да и в конце концов убить. — Здесь лишь те, кому нечего терять, — Тэхён отрывает взгляд от неба, возвращая всё внимание на Чонгука и тепло улыбается. Кажется, что эта улыбка способна растопить любой, даже самый толстый лёд. Чонгук поджимает губы. — Тогда последний вопрос. — Ты уверен, что последний? — Последний на сегодня, так что не расслабляйся, — довольно улыбается Чонгук и, получая утвердительный кивок, спрашивает. — То есть все деньги уходят нуждающимся людям, которых обманным путём оставили за чертой бедности? — единственное, что Чонгук сейчас хочет услышать как никогда это простой ответ «да». Да, которое однажды откроет ему глаза на многое. — Да, — выдыхает Тэхён, — да, Чонгук. — Я тебе верю, — совершенно искренне. На сердце становится легче, оно взмывает вверх, и чувство облегчения взрывается ярким фонтаном. Мягкая улыбка украшает лицо Чонгука, и он с удовольствием делится ею с Тэхёном. Настроение тут же взлетает до верхней отметки, дышать становится легче, а вопросы так и рвутся наружу. — Тогда откуда такие деньги? — хитро улыбается Чон, мозг которого от радости и облегчения отказывается нормально работать. — Ты случайно не принц какой-нибудь? А то может мне надо кланяться при разговоре и обращаться Ваше Высочество? — Принц? Сомневаюсь, — тихо смеётся Тэхён, чуть качая головой в отрицательном жесте. — А деньги от родителей, но обсудим это как-нибудь в другой раз, — он мигом становится более серьёзным и… умоляюще смотрит на Чонгука? Да, именно умоляюще. Он как бы просит глазами не поднимать эту тему, Чонгук видит, что Ви тяжело даются такие откровения, а семья — это всегда слишком личное и рассказывать о ней тяжело, поэтому мягко улыбается и кивает. — Эх, значит не принц, — с наигранной грустью говорит Чонгук. — Ты расстроен? — Тем, что ты не принц? — спрашивает Чон, на что получает кивок. — Нет, расстроен тем, что снова оказался неправ. Второй раз за этот вечер, — он с легкой ухмылкой наблюдает, как брови Тэхёна снова хмурятся. Господи, какой же он эмоциональный. Чонгуку точно надо запастись каким-нибудь успокоительным, иначе его сердечко не выдержит и решит прекратить его страдания. — Ты не такой красивый, как принц. — Эй, мог бы и соврать. — Ты чертовски красивее, — улыбается Чонгук. Он абсолютно точно начинает верить Тэхёну.