Раффаэлки

      Наён, Хёнджин и Феликс сидят в студенческой столовой и обсуждают события минувшего сейшна так увлечённо, что даже не замечают подошедшего Чонина с подносом в руках. — Нуна, — отвлекает их голос младшего. — Можно присесть рядом с тобой? — О, конечно! — улыбается девушка. — Почему ты сразу с нами не пошёл? — Брал у господина Кан дополнительные занятия, — отвечает Чонин, стараясь не смотреть на Феликса, который сидит напротив и жуёт рисовый пирожок. — Ва, вы стали больше общаться, — замечает Хван. — Этот вечер многое поменял. — Разве? — щурится Наён. — Ничего не изменилось, кроме того, что я узнал на что способна Ксэюн, — Феликс не хочет думать о том, что в него влюблён парень напротив. — Ты про потрясный отсос или роскошные танцы? — смеётся девушка. — Или про всё вместе? — Не забудь про то, — напоминает Хёнджин. — Как эти две дамочки трясли жопами под «wap», готовя завтрак. — Тебя это возбудило, оппа? — Уён с Минхо смотрели, подтерев слюни, — кивает Ликс. — Мы просто не думали, что вы так умеете. — Мы и не такое умеем. — И всё же так круто там, — вздыхает Хёнджин. — Красиво, свежо. Кому продать душу, чтобы там жить? — Продай свою девственность Чану, — шутит Наён, на секунду смутившись, но тут же вспоминает, что Хёнджин не скрывает свою ориентацию; или почти не скрывает. — Я не гей. Ещё раз: я. Не. Гей. — Но ты девственник? — тихо спрашивает Чонин. — Ага, — снова усмехается Наён. — Анальный. — А ты, Чонин? — смотрит на него Хван, а Феликс незаметно его в бок толкает, мол, заткнись. — Нет, — спокойно отвечает младший. — О-о-о… — Может уже хватит о девственности? — произносит Ликс. — Давайте лучше о прокте? У нас архитектурная часть нихуя не готова, а сдавать в четверг. У меня есть идея. — Выкладывай. — Короче, можем попросить парней помочь. Минхо-хён навряд ли согласится, поэтому остаётся Уён-хён или Чан-хён. — Уёна мы просить не будем, — утвердительно говорит Наён, чувствуя как начинает нервничать. — А это обязательно? — спрашивает Чонин. — Кого-то просить? — Мы попросим Чана, вы же друзья, — отвечает ему Хёнджин. — Вообще-то они не друзья, — возражает Наён. — Блин, вы двое, — Хван тычет пальцем на подругу и Чонина. — Что-то скрываете. — Чан-хён слишком…— Феликс наконец глядит Яну в глаза. — Кажется, он слишком нежен с Чонином. Может ты ему нравишься? — Ему все нравятся, он просто общительный, и точно не гей, — отвечает ему Хёнджин. — Ты тоже не гей, хён, да? — Ликс смотрит на него и провакационно губы облизывает, наступает неловкое молчание. — Ладно, проси Чана, Феликс-оппа, — Наён прерывает их «гляделки». — В шесть встречаемся все у нас. — Хорошо, — Ликс встаёт из-за стола. — Пойду готовиться к паре. — Я тоже пойду, — Чонин хочет пойти следом, несмотря на то, что ему слишком неловко находиться рядом с Феликсом. — Что мне делать? — Хёнджин провожает их взглядом. — Теперь у меня помимо Ксэюн ещё один конкурент. — Я думала ты смирился с тем, что Феликс не будет твоим. — Я тоже так думал, но блять, не могу. Не могу отступить, и не хочу. Я люблю его и буду бороться. Буду ждать. — Будешь ждать? А если они поженятся, детей заведут, собак? Дальше ждать будешь? — Ты заебала, Наён, я тебя не понимаю. Что ты предлагаешь мне делать? — Ксэюн нравится Сану, мне Уён сказал. — Чего? — Того. — Ты головушкой пизданулась? Хочешь разлучить Ксэюн с Феликсом и свести её с Саном? — Боже, конечно нет, мы же не на тиви шоу. Просто меня достала вся эта хрень непонятная. — А у тебя прям понятная? — В смысле? — В том смысле, в самом прямом. Мы так и не поговорили о том, что произошло у вас троих, у тебя с Уёном и Минхо. — Тупой любовный треугольник. Я нравлюсь Уёну, мне нравится Минхо, но я не нравлюсь ему. Ничего запутанного, классическая ситуация. — И что делать будешь? — Что и дальше. Плакать в подушку ночами и залипать на его фотки в инсте. — Как я могу тебе помочь? — Просто перестань напоминать мне о том, что меня отшили. — Ладно… А о чём вы говорили с Чонином в ту ночь? Вас два часа не было. — Обо всём. Он мне рассказал о том, что чувствует к Феликсу. Я о том, что чувствую к Минхо. Сидели плакались друг другу, высказались и полегчало. Оказывается у парня кроме нас и друзей нет, накопилось. — А Бан Чан? — Что? — Что их связывает? Я же вижу, что ты знаешь. — Много будешь знать — скоро состаришься, — Наён щёлкает Хёнджина по носу. — Пошли, на английский опоздаем.       Она пообещала Чонину никому не рассказывать, что их с Чаном связывает как минимум секс. Обычный, страстный секс. А как максимум — сильная привязанность Бана к младшему. Он ему и подарки дорогие делает, и на свидания в рестораны зовёт, даже на Фрегат звал, а тому не нужно ничего, только присутствие, потому что Чонин с ним забывает о Феликсе, расслабляется и чувствует лишь внутренний покой. Чан же видит себя «папочкой», даже не подозревая, что его сладкий мальчик влюблён в их общего друга, который в аудитории английского пишет Ксэюн.

14:28 felixsunshine: давай встретимся у меня часов в 9? мы хотим у хёнджина проектом заняться

14:31 xeyunbaby: давай       Ксэюн по коридору идёт, в телефон смотря и врезается в незнакомую девушку. — Ты Чон Ксэюн? — Да, — блондинка глаза поднимает и видит перед собой весьма привлекательную брюнетку, несмотря на мешки под глазами, и в целом, подавленный вид. — Я. — Ты меня не знаешь, меня зовут Хвиин. У меня кое-что есть для тебя, — девушка протягивает Ксэюн небольшую папку. — Это от Хвасы.       Сердце стучит как сумасшедшее при упоминании одного лишь имени. Ан Хеджин — девушка, которая изменила личность Ксэюн, а потом похоронила её сердце где-то на острове Чеджу, где они провели свои первые и последние каникулы. — Ч-что? Что это? — Она просила найти тебя и передать. — Но… зачем? Почему она сама не передала? Почему не позвонила? Она что в Корее? — Нет, глупая, думаешь она стала бы просить меня, если бы сама могла? Она в Америке… остальные ответы найдёшь здесь. Всего хорошего!       Незнакомка уходит быстро, а Ксэюн долго смотрит на синюю папку, даже хочет выкинуть, но её отвлекает голос брата. — Кто это был? — Не важно, — Ксэюн бросает взгляд на стоящего рядом Сана. — А это что? — Да отстань ты, — она проходит мимо Уёна и Сана и спешит на пары.

* * *

      Прохлада осеннего вечера заставляет Хёнджина приобнять себя за плечи. Он смотрит на время: 18:14, но ни Феликса, ни Чонина, ни Чана всё ещё нет. Он уже считает эту идею глупой, а Наён же мечтает оставить парней дома, пусть разбираются со своими чувствами, пусть хоть оргию устраивают, а самой хочется пойти и провести ночь на качелях недалеко от дома. Однако она стоит у окна и наблюдает за замёрзшим Хёнджином, который нервно усмехается, заметив серебристый «хёндай акцент». — Пиздец, нахуй он его взял? — риторически шепчет Хван.       Автомобиль останавливается, и с пассажирских задних мест выходят Чонин и Феликс, затем одновременно открываются передние дверцы: Чан и Минхо появляются перед Хёнджином в стиле лучших фильмов. — Минхо-хён? Неожиданно. — Он получше меня шарит в этом дерьме, — поясняет Чан. — Не против, что я его взял с собой? — Я против, — на улицу выходит Наён. — Зачем ты приехал? — Даже не хочешь отойти и поговорить наедине? — Минхо приподнимает брови. — Нет! Мне от своих друзей скрывать нечего, в отличие от тебя. Пусть они знают, что ты пиздец какой странный. Не верю, что ты помочь приехал. — А стоит. — Нуна, — Чонин подходит и касается спины девушки. — Пожалуйста, не злись. Это я… его позвал. — Чего? — Наён переводит взгляд с Минхо на Чонина и обратно. — Издеваетесь тут надо мной что-ли? — она смотрит на Чана. — А ты что лыбишься? — Будто ты не рада его видеть, — отвечает он. — Как вы меня все достали, — Хёнджин закатывает глаза и идёт в дом, Минхо, Чан и Феликс следом. — Прости, нуна, — виновато произносит Чонин. — После нашего разговора я подумал, что если вы будете больше общаться, то он может… я не знаю. Мне не хочется, чтобы ты грустила. — Спасибо за заботу, конечно, но мне кажется ничего не получится, — бросает девушка и тоже спешит в дом; Ян вздыхает и идёт за ней.       Больше часа они и правда занимаются проектом, во всяком случае Наён, Чонин и Минхо заняты именно этим. Они сидят в светлой и уютной комнате девушки на полу возле кровати, старший с ноутбуком на бёдрах, а Чонин и Наён сбоку от него. У Ким сердце трепещет от того, что Ли настолько близко, даже можно рассмотреть каждую чёрточку лица, запечатлеть навсегда в своей памяти. И она запоминает, как в коробочку складывает все мгновения, когда он вот так рядом: при первом знакомстве, в кинотеатре, в магазине, за поворотом, в его машине, на балконе у Чана…       Так, они, обложив себя компьютером, несколькими тетрадями и горой библиотечных книг, что-то обсуждают на, как выразился Чан, «дизайнерско-архитекторовском». Сам Чан в это время занимается чем угодно, но только не помощью: курит в окно, рассматривает фотографии, играет с плюшевым единорогом и сидит в твиттере. Феликс и Хёнджин сидят напротив учащейся троицы, первый на стуле, второй на подушке, и они заняты почти тем же, что и Бан, хотя изначально делали вид, что заинтересованы в проекте. — Попросим госпожу Ю поставить оценки только нам с Чонином, — произносит Наён, глядя как двое её друзей уткнулись в телефоны. — А я? — смотрит на неё Минхо. — И попросим отправить рекомендацию в Чунан по поводу Ли Минхо. — Ой да блин, чё ты начинаешь, — стрекочит Хван. — Давайте лучше еды закажем? — Или девочек, — развалившись в кресле у окна протягивает Чан. — Скукотища пиздец. — Тебе всегда скучно, когда ты трезв, хён, — говорит ему Чонин. — Так ты развесели своего дэдди, — улыбается Чан, специально сказав такую фразу, от которой у остальных глаза округляются. — Кхм, — переводит тему всё знающая Наён. — Хёнджин-оппа, я буду пиццу с грибами. — Хорошо, — Хёнджин тут же смотрит в свой телефон. — Ещё предпочтения? — Я буду пиццу с Чоней, — не унимается Бан Чан. — Что за секс вайбы, хён? — хихикает Минхо. — У тебя стояк на мелкого? — Можешь потрогать какой, — смеётся Чан, на что Хёнджин лицо кривит. — Чего? — Хвану не раз говорили, что ему обязаны вручить оскар или что-то вроде за яркое выражение эмоций. — Вы что… вы… — Фу, блять, нет! — психует Минхо, а Чану весело: он наконец придумал как себя развлечь. — Может мы пойдём, а вы двое тут развлечётесь хорошенько? — издевается Наён. — Мне Чоню ещё оставьте, скучаю по его сладкой по… — Хён, — низкий голос Феликса внезапно прерывает Чана. — Заткнись уже. — А… — Чан, как и остальные, на парня смотрит, а у Хёнджина в голове лишь грязные мысли, от которых неловко; он на секунду представляет как горячо может стонать Феликс и ему хочется услышать это. — Феля, я хотел продолжить, но боюсь ты убьёшь меня если я ещё раз пошло пошучу, — старший смотрит на Чонина и вдруг говорит то, от чего у того внутри от стыда всё сгорает, Минхо с Хёнджином впадают в состояние шока, а Феликс… рад? — Просто скажу, что это не шуточки, на самом деле. Мы с Чонином правда ебёмся. — Какого хуя, хён? — Минхо обидно, что тот от него скрыл, а Чонин тут же вскакивает и убегает из комнаты прочь. — Я потом объясню, — произносит он и спешит за парнем. — Я не то чтобы в ахуе нахуй я в ахуеть каком ахуе нахуй, — Хёнджину очень хочется материться, потому что он ожидал чего угодно, но не этого. — Зачем он это нам рассказал? — вздыхает Наён. — Почему он, блять, раньше не рассказал? — смотрит на неё Минхо. — Ну, одной тайной меньше. Может нам стоило вместо проекта в «правду иди действие» сыграть? — Очень интересно, — кивает Наён. — Как раз хочу узнать о тебе всю правду, которую ты так упрямо не хочешь рассказывать. — Тебе она не понравится, поверь. — Может мы выйдем и вы поговорите? — Феликс наконец приходит в себя. — Не мешаем? — А вам что, тоже есть что обсудить, да? — усмехается Минхо. — О чём ты? — Хён, — Хёнджин только машет головой, умоляя замолчать. — О вашей интрижке. — Хёнджин? Он что в курсе? — Блин, Феликс, — опять вздыхает Наён. — Да все уже в курсе. — И ты? — И я. Но мы никому бы не рассказали? Правда, Минхо-оппа? — она касается его руки. — Ты меня оппой назвала второй раз в жизни, конечно, это правда.       Они смотрят друг другу в глаза, и чёрт, опять опия. Наён и Минхо даже не замечают, как Феликс осторожно коснулся бедра Хёнджина и кивнул на дверь, дабы оставить тех наедине. — Перестань так смотреть, — произносит Минхо почти шёпотом, вызывая прилив мурашек, за которыми следует лёгкое возбуждение. — Как же? — она всё ещё пальцами касается его руки, а потом проводит по тыльной стороне ладони, притягивает к своему лицу. — Как будто хочешь меня, — Наён лишь улыбается уголками губ, а потом начинает пальцем узоры его вен повторять; у Минхо руки жилистые, красиво, и у Ким с их знакомства фетиш на это, с той секунды как увидела. — Что ты делаешь? — Ничего, — так же тихо отвечает девушка и губами вен касается; ей хочется Минхо всего расцеловать, и ей всё равно, что он сейчас разнервничается, вырвет руку из её и уедет домой. — Ты красивый.       Минхо такие слова нравятся, как и зрелище, убегать он не планирует, ведь никогда бы не подумал, что ему девушки руки целовать будут, а Наён после проложенной губами дорожки его ладонь кладёт себе на шею, зрительный контакт не прерывая. Поэтому он мысленно посылает к чёрту все свои предрассудки, принципы и будет что будет: впивается в полуоткрытые трепетные губы девушки, а та мычит бесшумно, с удовольствием на поцелуй отвечает. Она ждала, когда вот так Минхо поцелует, нежно и спокойно, и теперь внутри горит всё: сердце, под ним и ниже. Парень губы Наён своими тянет, кончиком языка касается призрачно. Ему, кажется, сердце выпрыгнет из груди, да и ширинка джинс не выдержит, потому что на Наён всё тело реагирует бурно, а от того как тихо стонет в поцелуй, Минхо готов снять ненужную никому одежду и отдаться друг другу без остатка. — Кхэм, — увлечённых друг другом прерывает Чонин. — Простите, мне нужно забрать свои вещи, — он не смотрит на отпрянувших и тяжело дышащих старших. — Жаль, что я вас прервал… — Уходишь? — спрашивает Наён, успокаивая свои чувства. — Да, — Чонин наклоняется, чтобы обнять. — Пока, нуна. — Всё хорошо? — Всё в порядке, — Ян даже пытается выдавить улыбку. — Увидимся завтра. Пока, хён. — Пока…       В дверном проёме стоит Чан, сложив руки на груди и следит за тем как уходит младший. — Поговорили? — интересуется Минхо, поправляя ноутбук, кой прячет возбуждение на джинсах; ему невыносимо тяжело делать вид, что ничего не произошло. — Не надо было мне так об этом сообщать, просто меня заебало, что мы скрываемся, — оправдывается Чан. — Я люблю этого малыша, а он… не знаю. Вроде поговорили, всё устаканили, но он попросил завтра ему не писать. Кажется, меня только что бросили. — Может помиритесь ещё, — пытается подбодрить его Минхо. — Хуй знает. Поехали домой, Минхоша? Если ты, конечно, не собираешься остаться с Наён. — Нет, конечно, нет, — Ли активно сохраняет документы на ноутбуке. — В принципе мы закончили, осталось по фигне, — Минхо смотрит на Наён, а та в монитор. — Сами справитесь? — Да, — кивает девушка. — Спасибо. — Пожалуйста, — он перекладыает ноут на бёдра Наён, встаёт, — пока, — и уходит. — Спокойной ночи, — прощается Чан. — Спокойной.       Они уходят, и в комнату сразу же возвращаются Хёнджин и Феликс. — Чё делали? — спрашивает у них Наён. — Ходили за едой, — Феликс кладёт на столик пакет с рамёном, приправленной курицей и множеством сладостей. — Мы и раффаэлок купили, — сообщает Хёнджин, а Наён улыбается, потому что поцелуй с Ли Минхо и раффаэлки в один вечер — настоящее счастье.       Ксэюн едет к Феликсу сразу после пар, и вспоминает, что он приедет позже только когда открывает его дом вторым ключом. Девушка бросает сумку на диван в гостиной, снимает пиджак и берёт в руки телефон. Два новых сообщения. От Сана. Она открывает переписку и вздыхает, потому что не ответила на десяток эсэмэс отправленных им на протяжении всего дня. 14:49 sanok: все нормально? 14:50 sanok: хотел поговорить, но вижу ты не в духе 14:58 sanok: хоть скажи эта девушка сказала что-то неприятное? 15:35 sanok: ? 15:36 sanok: я вижу тебя прямо сейчас, я же за соседним столиком 15:37 sanok: приятного аппетита 15:37 sanok: я тоже тебя обидел? ㅜㅜ 15:37 sanok: не игнорь плиз 16:58 sanok: у тебя кончились пары? 16:59 sanok: ксэюн ㅜㅜ бля

непрочитанные

18:12 sanok: успокоилась? 18:14 sanok: игнор ㅜㅜ       Девушка снова вздыхает, кидает телефон на диван рядом с собой и желание заглянуть в переданную незнакомкой папку берёт вверх. Однако стоит Ксэюн сделать это, как к горлу подкатывает ком, а слёзы сами режут глаза от нахлынувших воспоминаний. В синем пластиковом пакете семь полароидных фотокарточек с лицами двух счастливых девушек — Чон Ксэюн и Ан Хеджин. В голове сразу всплывает знакомство. — Зови меня Хваса, — красивая брюнетка в откровенной одежде и меховой шубке улыбается так ярко, что Ксэюн мысленно хоронит свою гетеросексуальность. — Не видела тебя здесь раньше. — Мне совсем недавно исполнилось восемнадцать, — неуверенно отвечает та. — Это моя первая вечеринка. — Тогда ты по адресу, — Хваса надувает пузырь из жвачки и тянет скромную девочку в толстовке и хвостом на голове к барной стойке.       А затем всё это превратилось в два месяца долгих поцелуев в губы и ключицы, синих отметин на шее и груди и умопомрачительных объятий под шёлковыми простынями.       «Ты такая маленькая, крошечная, и я не хочу тебя портить, только беречь, заботиться о тебе… но ты не знаешь меня, я дикая, забиваю на учёбу, бухаю, закидываюсь. Но ничего не могу поделать с тягой к тебе», — говорила она постоянно, а Ксэюн было всё равно. Никто не знал о том, что первой любовью девушки стала Хваса, о которой по всему району ходила слава алкоголички, тусовщицы и худшей дочери своих родителей. Уён говорил, что сестра выбрала не ту подругу, но он как все — не знал; он бы и не понял никогда, потому что не влюблялся взаимно. Только наоборот.       А потом она уехала, разбив сердце Ксэюн на тысячу осколков. Свобода всегда манила девушку и учёба в штатах взяла господствующее место между собой и любовью к наивной Чон. Хеджин пропала из города, но не из головы. А Ксэюн рыдала ночами, потому что все её надежды и мечты превратились в прах. Долгие истерики прошли спустя некоторое время, раны затянулись. Ксэюн покрасила волосы, поменяла стиль в одежде и стиль жизни в целом. А потом появился Феликс, своим светом исцеляя старые раны, однако шрамы слишком глубокие и их легко расковырять. Ксэюн этого и добивается, маленькая мазохистка, поэтому вставляет диск в полуживой дивиди плеер Феликса и нажимает «плей». Сердце замирает, когда на экране блондинка встречает сильно похудевшее лицо бывшей возлюбленной в серой кепке и потертой толстовке.       «Эм… оно записывается? Вроде да… Не думала, что буду записывать подобную хрень… Привет? Привет, Ксэюн-и. Это вот я, боже… просто хотела сказать, что мне жаль. Я ведь тупо бросила всё, бросила тебя и свалила. Думала последние месяцы прикольно провести где-нибудь за границей. Но ошиблась. Я скучаю по тебе, и… если ты смотришь это видео, то… меня нет уже… чёрт, мне стоило сразу тебе сказать. Я больна, Ксэюн-щи. У меня рак, уже четвёртая степень и… и мне осталось меньше месяца, я так ужасно выгляжу, да? Что ж… просто знай, что я сожалею, что даже не попрощалась. Я не хотела, чтобы ты влюблялась в умирающего человека, правда. Прости, что не сказала раньше, и прости, что говорю сейчас. Будь счастлива, ладно? Я…я люблю тебя.»       Тихие всхлипы превращаются в сдавленный крик, переходящий в рыдания. Ксэюн глаза закрывает, а сама руками за сердце держится, не веря в происходящее. Истерика проглатывает её полностью практически на час, до тех пор пока дверной замок не щёлкает, и в квартире Феликса не появляется Чхве Сан. Видя сидящую на полу Ксэюн, содрагающуюся от плача, он лишь спокойно садится рядом, обнимает крепко, позволяя пачкать размокшей тушью дрифитную ветровку. Он не знает, что произошло, просто волновался, поэтому позвонил Феликсу, который разрешил его противному хёну приехать и узнать как дела у Чон. А Чон отстраняется, ладонью по лицу размазывая слёзы, спрашивает заикаясь: — Ты как при-приехал? За-зачем? — Ты не отвечала. Я переживал. — Отку-куда знаешь, что я т…тут? — Спросил у Феликса. — Ясно. — Принесу воды, — Сан уходит на минуту, возвращается со стаканом и протягивает его девушке. — Хваса? — он берет в руку одну из фотографий. — Знал её? — Вы же дружили… — То-точно, — новый поток слёз рвется из глаз. — Что случилось?       Ксэюн делает глоток воды и рассказывает Сану всё. Всё с самого начала, и о том как влюбилась в крутую девчонку старшеклассницу, и как они ездили на Чеджу, и как та уехала в США, а сейчас передала диск, в котором сказала, что умерла. — Мне так жаль, — а Сан эмпат, он чувствует боль других людей, близких - особенно. — Это ужасно, — обнимает Ксэюн, которая успокаивается только в его объятиях наконец, а у самого дыра чёрная от собственного искренного сочувствия. — Можешь отвезти меня домой? — Конечно… — Оппа? — М? — Не говори никому об этом. О ней. — Не скажу. — Спасибо, что ты здесь. Если честно я рада, что приехал ты, а не Феликс… — Почему? — Боюсь он не поймёт, и… я не знаю как объяснить. Просто хорошо, что это ты.       Чхве молча прижимает девушку к себе, а ей стало легче стоило эту боль с Саном разделить. Ксэюн идёт в ванную, приводит себя в порядок и мажет консилером область вокруг заплаканных глаз, теперь трудно сказать, что она рыдала два часа. Она возвращается в гостиную и садится на диван рядом с Саном. — Ты писал, что хочешь поговорить. — Не думаю, что сейчас подходящее время. — Я знаю, что ты хотел сказать. — Что? — Что я тебе нравлюсь. — Ксэюн… — Сан пытается переосмыслить происходящее, и не знает, что сказать. — Я всё ждала когда ты признаешься, но Феликс предложил встречаться раньше, чем ты сделал хоть что-то, — она тяжело вздыхает, глядя парню прямо в глаза. — Хотя на самом деле ты сделал гораздо больше для меня, чем кто-либо. Я не знаю, что чувствую к Ёнбоку, в конце концов я не уверена, что хочу отношений сейчас. Ни с ним, ни с кем-то ещё. Мне нужен перерыв, чтобы прийти в себя… ты пони… — Я понимаю, — он берёт её ледяные тонкие пальцы в свои широкие ладони. — Ты можешь на меня положиться. Всегда.       Дверь в гостиную отворяется и на пороге стоит Феликс. — Хорошо, что вы оба здесь, — он правда не видит заплаканных глаз Ксэюн и не обращает внимание на то, что Сан держит её за руки. — Мне надо кое-что вам сказать. — Ксэюн и Сан переглядываются и снова смотрят на Ли. — Кажется, я гей…