Полуночная ария

Тоска. Что такое одиночество? Это ощущение, когда вокруг никого нет? Когда вы закрываете глаза, кошмары вас мучают. Вы говорите: «Это сон, это сон», но на деле это кошмар. Никто вас не слышит. Я пытаюсь наверстать упущенное, исправить ошибки прошлого, но иногда я снова падаю в пропасть, осознавая, что меня ещё ждёт долгая и мучительная дорога. Каждый раз, просыпаясь утром, мне хочется вернуться в прошлое, чтобы измениться, исправив свои ошибки, но сделать этого я не могу. Такое явление, как счастливый конец, не существует. Жизнь следует за смертью, а мир меняется, заставляя нас чувствовать ничтожным для него. Время течёт медленно, каждый день тяжелее предыдущего, вместе они увлекают меня в монотонную и глупую жизнь. Просыпаться, питаться, бродить, спать. Просыпаться, питаться, бродить, спать. Прошло четыре дня, а шрамы на моих руках всё ещё не зажили. Я сжимаю руки в кулаки и засовываю их в карманы. В сотый раз иду по замутненным улицам Вольтерры. Колин не общается со мной, как и все остальные. И вот я скитаюсь тут. Не знаю, где именно. Но я направляюсь вперёд. Мне нужно как-то справиться с настигнутым кризисом без музыки, без друзей, без чего-либо ещё. Что со мной сделал этот странный город? Нога резко пинает камень, и он катится по дороге. Мне даже не хочется видеть, где он оказался. Я заостряю взгляд на ногах. Мне нужно что-то сделать, отвлечься. Такое состояние не допустимо, я должна репетировать. Мне нужно, нужно… Корпус натыкается на что-то твердое, и я теряю контроль, что мои ноги, кажется, никак не реагируют на потерю равновесия. Асфальт становится ближе, и я приземляюсь на четвереньки. -Смотрите, куда идёте, девушка! — восклицает кто-то. Почему он так груб? Люди обходят меня, и я поднимаюсь, стряхивая с одежды пыль. В левой руке ощущается острая боль, и замечаю, как маленькие красные порезы вспоролись. Сжав руку, я прислоняюсь к ближайшей стене. Люди, проходя мимо, окидывают меня удивлёнными взглядами, будто осознавали моё состояние. Когда холодный зимний ветер проникает в мои лёгкие, я откашливаюсь. В этот момент я чувствую себя усталой, слабой, одинокой. Мой взгляд лениво фокусируется на одном из магазинов. Но это оказывается вовсе не магазин, а небольшой паб. Изнутри сияют неоновые зелёные огни. Как только в голову приходит идея, я только отдаю себе отчёт в том, что мои ноги уже передвигаются в ту сторону. Паб маленький и узкий, как тот музыкальный магазин, только с одной стороны простирается длинный бар с высокими деревянными табуретами. Я вижу парочку, сидящую в конце. Двое страстно целуются, поглощая друг друга ртами, перед ними стоят два пустых стакана. Содержимое этих стаканов стало причиной их одурманенного состояния. В голове тревожные мысли пытаются меня образумить, напоминая о том, что говорили родители о барах, выпивке и их последствиях. Я колеблюсь несколько секунд и отгоняю эти мысли, прежде чем сесть на табурет у окна. Лысый мужчина, протирая стеклянный бокал, подходит ко мне. — Вам что-нибудь нужно, мисс? — он хмыкает. Я никогда раньше не употребляла, чего уж говорить о названиях напитков. — То, что пьют они, — признаюсь я, указывая на пару. — Ньюкасл Браун, — заявляет он. — Да… — бормочу я, — Это. Он уходит, не задавая вопросов, оставляя меня на минуту одну. Чуть позже я вижу перед собой стакан с густой черной жидкостью. — Спасибо. Пару монет бармен кладет в карман и возвращается к себе протирать остальные бокалы. Я с любопытством беру стакан и пристально рассматриваю его. Мне не следует этого делать. Я колеблюсь, прежде чем немного попробовать. Жидкость оказывается теплее, чем я ожидала, и от неё мутнеет зрение. Теперь я воспринимаю происходящее иначе. Через мгновение я слышу, как табурет рядом выдвигается и кто-то подсаживается ко мне. Я выпиваю всё до дна, чтобы окончательно углубиться в галлюцинации, и вижу перед собой то неземное существо, сидящее рядом со мной. Мои глаза скользят по его точёному телу, бледной оливково-белой коже, темно-каштановым волосам и, наконец, останавливаются на его глазах. Чёрные глаза яростно сверлили меня, на мгновение затягивая меня своей тёмной и будоражащей глубиной. Кажется, они… мне знакомы… Вдалеке я слышу другой голос, который был обращён ко мне. Пытаясь ответить, я вспоминаю пару слов, но они путаются в моём сознании. Вместо этого я смотрю, как шевелятся его губы. — Нет, — а затем его взгляд обращается ко мне, — Тебе не следует здесь находиться. Что-то проясняется сквозь туман мыслей. — Я знаю тебя, — невнятно бормочу я. — Это ничего не меняет, — отвечает он. В ответ я лишь прикрываю глаза и вслушиваюсь в приятную музыку. Вскоре кто-то трясет меня, и пробуждая искры, которые пробегают по моему телу. — Мария?! Мои сонные глаза распахиваются. Он знает моё имя? Музыка снова доносится из-под всех динамиков, но теперь она уже мрачна. Его челюсть сжата, и серые тени падают на это прекрасное лицо. Я наблюдаю, как его губы быстро шевелятся, произнося слова, значение которых я не успеваю уловить. Но даже это делает звучание его голоса мелодичным и прекрасным. Я начинаю подпевать, он снова произносит моё имя. Прикосновение его руки на моём плече заставляет взглянуть на него. — Достаточно. Я отвезу тебя домой. Не успеваю я опомниться, как табурет подо мной пошатывается. Одна рука проскальзывает под мои колени, а другая захватывает спину. Мои руки инстинктивно пытаются ухватиться за что-то, но они упираются в ткань тёмно-серого пальто. Внезапно я ощущаю жар в горле, а желудок отбивает барабанный ритм, который меня мутит. Загадочное существо смотрит на меня, и я замечаю, как напряжено его выражение лица. Что-то беспокоит его, и у меня возникает желание ему унять боль. Давление рук на мой корпус и ноги усиливается, прижимая меня ближе к нему, а затем всё затуманивается и проносится одним мгновением. Барабан в желудке усиливает темп, стуча сильнее, а в горле щиплет так, что в нём поднимается жар. Я чувствую, как его холодная шелковистая рука нежно скользит по моей щеке, а затем спускается к шее, заглушая жар. Слишком… слишком… Я снова смотрю в эти чёрные глаза и вижу, как вокруг меня просачивается свет со всех сторон. Блекнет, блекнет, затухает.

***

Писк. Сигнал. — Она проснулась? Я открываю глаза, но тут закрываю их, когда яркий свет ослепляет меня. Рука тянется прикрыть от него глаза. Кто-то напротив меня вздохнул. — Мария, — голос задрожал от облегчения. — Колин? — бормочу я. Его гладкая рука обхватывает мою, и тепло проносится импульсом по всему телу. — Я здесь, — говорит он. Я поднимаюсь и фокусирую взгляд на нём. Туман рассеивается, и светлые волосы Колина тут же бросаются в глаза. Я оглядываюсь вокруг, замечая вокруг себя всё: идеально белоснежную палату, вычищенные до блеска аппараты, которые издают отвратительный писк. В памяти тут же всплывает мама. Мои глаза разбегаются по пространству, лихорадочно ища мать в остальных рядах белых коек. Где она? И до меня доходит. Её здесь нет, ведь она умерла десять лет назад. В желудке словно образовалась пустая дыра. Я вижу, как доктор говорит Колину что-то обо мне. — Не понимаю, — шепчу я, — Что я здесь делаю? — Мария. У тебя был сердечный приступ из-за опьянения. Ты здесь уже целый день, — говорит Колин. Доктор незаметно уходит. — Сердечный приступ? От алкоголя? — Ты, конечно, ничего не помнишь, — повторяет он. — Но… Я же… — в голове всплывают образы того вечера, — Помню. Я сажусь на кровать и вытягиваю ноги в сторону, вспоминая обо всём. Да, я всё хорошо помню до момента, как я оказалась тут. — Колин, что случилось? — Меня там не было, Мария. Я ничего не знаю. Тогда, что он делает здесь сейчас, если ему накануне ничего не было известно? — Что значит, тебя там не было? — уточняю я. — Тебя кто-то сюда привёз. Какой-то мужчина. Я с трудом сглатываю, услышав сказанное. Он всё-таки действительно был? Таинственный человек? Нет, конечно, нет, это невозможно. Я была уверена, что мне всё это лишь казалось из-за помутнения рассудка. — Надеюсь, он ничего такого не сделал, прежде чем привезти тебя сюда, пото… — Нет, — перебиваю я, понимая, на что он намекает. — Он этого не делал. — Ты не можешь быть уверена, — раздраженно отвечает он. — Он ничего не делал. Он откуда-то узнал, как меня зовут. Какое-то время Колин молчит, а затем он морщит лицо. — Тебе показалось, Мария. Некоторые здесь знают твоё имя, потому что ты выступала на концерте перед определённым кругом, — подчеркивает он. — Не перед странными личностями, которые посещают бары. — Колин, поверь мне. Он каким-то образом узнал… — на этом мои мысли обрываются. — Ну, и что, что узнал? — парирует он, — На вряд ли это что-то изменило бы. — Да, изменило бы. Я бы отблагодарила его. Взгляд Колина становится свирепым: — Однажды ты плохо, очень плохо кончишь, если будешь так вести себя и доверять кому попало. Гнев закипает в моей крови. Этот человек не был «кем-попало», он пытался помочь мне. — Уходи, Колин, — огрызаюсь я. — Если ты собираешься мне причинить боль. Проваливай. — Мари… — Я сказала, уходи! — Это не так… — Проваливай! — слезы застилают мне глаза. Несколько пациентов на других койках поворачиваются, чтобы посмотреть на нас. Моя грудь поднимается и опускается, пытаясь выровнять дыхание. — Отлично, — говорит он, вставая. — Только больше не приходи ко мне плакаться. Я не собираюсь быть тем, кто скажет «Я же говорил тебе». — Заткнись! — Меня трясёт от того, что огромное расстояние до него не позволяет мне ему причинить боль. — Увидимся на улице, — отвечает он и уходит. Я остаюсь ещё на некоторое время, прежде чем ко мне приходит доктор. Он доходчиво объясняет мне, что произошло. Избыток сахара и алкоголя ускорил сердечный ритм, заставив его обостриться на небольшой промежуток. Таким оказался мой опыт с алкоголем. Я больше никогда не буду его употреблять. Никогда. Это была ошибка, которая заставила меня понять, что алкоголь не избавит меня от одиночества. Я выхожу из больницы. Колин уже снаружи, как и обещал. Теперь меня он раздражает больше. Он не говорит ни слова, как только замечает меня. Мы молча доходим до гостиницы. Всё, что было здесь, произошло за каких-то пять дней. Осталось ещё девять. Что со мной не так?