все обязательно будет Хорошо

Атсуму не станет врать, он волнуется. Хината все так же нежно ему улыбается, пальцем тычет в окно на поле подсолнухов, говорит сворачивать на следующем перекрестке направо. Машина мерно гудит под ногами, ускоряется, когда Атсуму вдавливает педаль газа в пол. — Атсуму-сан, что с тобой? — тихо интересуется Шоё, включив на фоне что-то веселое и легкое, кладет руку на его колено. Атсуму отвлекается всего на секунду, смотрит на Шоё и слепнет сильнее, чем от летнего полуденного солнца. — Ну, знаешь, — он усмехается, выуживая солнцезащитные очки, нервно ведет плечом, — пустяки… всего лишь еду знакомиться с твоей мамой. — Да ладно тебе, там будет Натсу! — Шоё смеется, успокаивающе водя ладонью от колена до бедра, преданным щенком рассматривает напряженный профиль, думает, как бы сгладить обстановку. Не то, чтобы он был хорош в утешении… да и Атсуму-сан в любом случае будет нервничать и дергаться, Шоё не исключает возможность того, что его ловкий и умелый на поле парень перед его матерью сделается безруким и безногим инвалидом. А если он навернется… Хината смеется, откидываясь к себе на сидение, подставляет лицо мягкому летнему ветру. — Думаешь, с ней будет легче? — задумчиво спрашивает Атсуму, нервно барабанит пальцами по рулю. Хината щурится, заправляя выбившуюся прядь волос за ухо. — Конечно! Вы же так хорошо с ней поладили! — Хината упирается в бардачок коленками, о чем-то вспоминает, хихикает. — Она говорила, что ты забавный. И смешной. Атсуму обреченно вздыхает: отлично, сестра парня считает его клоуном! Что же тогда скажет мать? Когда они останавливаются прямо на дороге, Атсуму не видит вокруг ровным счетом ничего. И косится на Хинату, — он что, прямо в поле живет? В голове само собой всплывают картинки Хинаты-Маугли, живущего с мышками-полевками и питающегося пщеницей и подсолнухами. Атсуму от этого подвисает. «Эм, простите, мистер, сколько вам лет?» Он на пробу касается лба и макушки, — солнечного удара вроде как не наблюдается, — и с ужасом констатирует: у него окончательно съехала крыша. Хината, его улыбчивый и яркий попрыгунчик, закидывает обе сумки на плечо и рукой указывает вниз: — Туда на машине не проедешь, так уж вышло, — и, стесняясь, ерошит рыжие волосы на затылке. Атсуму выдыхает, делает первый шаг. Ощущает себя, если честно, как робот, или оловянный солдатик, короче, приятного мало. Шоё, видимо, все понимает и терпеливо ждет Атсуму, протягивает ему ладонь. — Давай, Атсуму-сан, так будет спокойнее, — и Атсуму как из ведра окатывает: ладонь Шоё прохладная, потная и самую малость подрагивающая. Значит, он тоже волнуется. Атсуму тут же залепливает себе ментальную пощечину, разражается руганью, — твою же мать, Мия Атсуму, ты только о себе и думаешь, идиот! И строго-настрого запрещает себе волноваться. — Шоё! — с порога на Хинату летит Натсу, почти сносит его с ног и заставляет расцепить руки: Атсуму с нежной улыбкой наблюдает за ними, обнимающимися и хохочущими, лишний раз убеждается, что сделал правильный выбор. А потом в проеме появляется невысокая фигура. — Шоё, сынок! — Атсуму сглатывает и нервно сжимает руки в кулаки, переводит взгляд. В принципе, он ожидал чего-то такого: перед ними предстает невысокая, худенькая женщина, на её лице, как и у её детей, расцветает широкая, слепящая улыбка. Приятная, очаровательная, Атсуму не может сказать по-другому. Хината-сан улыбается, раскрывает руки, Шоё скидывает сумки и подходит к ней, сгребает в охапку и с громким «э-эх» крутится вокруг своей оси. Женщина смеется, обнимая сына, и у Атсуму в сердце расцветают ромашки: теперь неудивительно, в кого они с Натсу такие. — Как же я скучал, мама! — выдыхает Шоё, наконец, отцепляясь от матери, берет её за руку, разворачивается к Атсуму. Они встречаются взглядами, обмениваются смущенными улыбками: — А это Атсуму. Мой парень, — и Атсуму кажется, словно бы весь мир замирает. Его жалкое существование сводится к одной жалкой секунде, в которой остается все тот же солнечный полдень, а по лицу Хинаты-сан совсем ничего не получается прочесть. Все та же нежная улыбка, ясный взгляд, залегшие в уголках глаз морщинки, светлые волосы. Атсуму понимает, что не дышит. Проходит, наверное, меньше десяти секунд, прежде чем Хината-сан смущенно хихикает и оправляет фартук: — Здравствуй, Атсуму-кун, — и смотрит на него. Атсуму готов поклясться, что даже его собственная мать вряд ли когда-либо смотрела на него так тепло, как Хината-сан. Натсу улыбается и кидается к Шоё: — Покидай со мной мяч, братик! — Шоё тут же отмирает, отпуская мамину руку, подхватывает сумки и скрывается в глубине дома следом за Натсу. Предатель, думает Атсуму, и неловко улыбается. — Очень приятно с вами познакомиться, Хината-сан, — Атсуму сгибается в поклоне, слышит тихое «ох» и вскидывает голову: женщина взволнованно топчется на месте и тянет к нему руки. — Что ты, не стоит! — она смущается пуще прежнего, заставляя Атсуму выпрямиться, её руки замирают на его плечах, она по-матерински строго оглядывает его и заключает: — Ты выглядишь уставшим. — Да… мы ехали почти всю ночь… — отвечает Атсуму. Как будто разучившись управлять своим внезапно длинным и неповоротливым телом, он перехватывает её руки и сжимает её крохотные ладошки в своих. — Может быть, вам помочь? — Хината-сан удивляется, вскинув брови, и смеется, мягко выпутывая руки. — Какой вежливый и внимательный, — она довольно улыбается и хлопает его по плечу. — Поможешь с ужином, сейчас иди, отдохни немного, — и легонько подталкивает его в дом. — А этот проказник у меня сейчас получит… — Атсуму задерживает её: — За что? — Так умчался играть с сестрой и даже не показал тебе, где можно прилечь… Шоё! Атсуму расслабленно выдыхает, задержавшись на пороге и проводив фигуру женщины взглядом. Наверное, думается, дальше будет только лучше. И это его «наверное» стирается ровно в тот миг, как перед ним возникает виноватое лицо Шоё и самая любимая на свете улыбка. — Ну, как все прошло? Атсуму ловит его ладонь, подносит к своему лицу и мягко целует безымянный палец, — тот, на которое, в обозримом, или не очень, будущем, наденет обручальное кольцо. Шоё вспыхивает за секунду, у него алеет шея и кончики ушей, Атсуму улыбается: — Твоя семья просто великолепная. Как и ты.