все обязательно будет Хорошо

В легендах все врут. Хината взмахивает крыльями и приземляется на верхушку дерева, — легкие обжигает морозный воздух, горный ветер путается в рыжих волосах. Мелкие снежинки оседают на самых кончиках, Хината встряхивает головой и улыбается, когда одна из таких приземляется прямо ему на нос. В легендах все врут. Шоё давно не показывается людям, — а какой смысл приходить им на помощь, если в итоге тобой все равно будут запугивать маленьких непослушных детишек? Для него остается загадкой, почему люди никак не могут взять в толк, что, решив нанести вред его дому, они неизбежно навлекут на себя его недовольство? Он ведь не злой, он просто… не хочет, чтобы лесу было больно. В груди тяжелеет. Хината вздрагивает, — каждое перышко пушится, превращая его не столько в ворона, сколько в лохматого воробушка, — и мощным рывком ныряет вниз, к озеру. Зимой по лесам бродят только туристы, Хината готов с этим мириться: эта часть леса давно вне его власти, да и следить за ней незачем. На базах отдыха работают хорошие люди. Земля приближается к нему с неумолимой скоростью, он радостно щурится и прижимает крылья к телу плотнее, — под кожей растекается адреналин, живительным разрядом будоража каждый мускул, каждую клеточку. Наверное, до ровной глади заледеневшего озера остается не больше десяти метров, когда Хината расправляет крылья и радостно хохочет, откинутый наверх. Когтистые лапы цепляют какой-то куст, Шоё поджимает ноги и взмывает вверх, к горам: так хорошо. Но потом он чувствует запах крови. — Блять, — шипит Атсуму, держась за ногу. Он лезет в карман куртки дрожащими руками, без особой надежды включает экран блокировки. Нет сети, конечно её нет. Атсуму поджимает губы, всеми силами пытается удержаться от протяжного вопля, не дает истерике поглотить себя с головой. С его лодыжкой явно что-то не так, все бедро и бок расцарапаны: говорил же Осаму, не иди в горы один! А ему, идиоту, конечно же нужно было сделать все с точностью да наоборот. — Сука, сука, сука! — восклицает Атсуму, пытаясь дотянуться до рюкзака с аптечкой: на его глазах тот соскальзывает с выступа и летит вниз, слышится глухое «бух» и Атсуму закатывает глаза. Да что же за неудача такая! Он откидывается на снег, выпускает застоявшийся в легких воздух, сквозь глухую пелену слышит протяжный то ли вой, то ли скулеж, — и отключается, понимая: кажется, это был он. Последняя мысль, посетившая его голову, выбивает остатки желания сражаться за жизнь. «И что, я умру здесь вот так, в одиночестве, всеми забытый? Меня сожрут волки и даже клочка не останется?» Хината принюхивается: это не кровь животного, в километре от него, у подножья горы. Шоё взмахивает крыльями, давно остановившееся сердце делает кульбит, — это же человек, черт его побери! Атсуму холодно. Он думает: разве мертвецам может быть холодно? И ежится, лицом утыкаясь во что-то мягкое. Теплее. Хината хмурится и прижимает тело ближе к себе, — он так дрожит, его нога сломана, он потерял много крови, — если помедлить, он может умереть. Шоё пытается вспомнить ближайшую к ним туристическую базу, оглядывается вокруг, поддерживая себя в воздухе, без промедления мчится к самому сильному человеческому запаху. Атсуму выкидывает из бессознательного ничего, он открывает глаза, и сперва кажется, что он сошел с ума, или же правда умер: взгляд цепляется за копну рыжих волос, голые плечи с острыми, выпирающими ключицами. Он замечает черные перья на щеке и шее человека, видит его напряженный профиль и выдыхает. Почему-то становится спокойнее, он пытается пошевелить рукой. Хината видит, что человек очнулся, — его окатывает испуг, он же увидит! «Ай, да и плевать, его жизнь важнее», и Шоё сильнее прижимает к себе тело, плавно пикирует метрах в ста от лагеря. Атсуму чувствует холодный ветер, обдувающий щеки, смотрит на незнакомца и думает: как же он не замерзает, а потом охает, — незнакомец отпускает его на снег и идет вперед. На его спине складываются два черных крыла. «Я точно сошел с ума» — и человек, это вообще может быть человеком, издает пронзительный вопль. Реальность ускользает от Атсуму, он в последней попытке вытягивает перед собой руку, — существо неспешно опускается перед ним на колено и бережно обхватывает протянутую ладонь. Его запястья касаются острые когти, цепкий взгляд карих глаз переворачивает что-то внутри Атсуму, глубоко заседает в воспаленном сознании. А потом существо улыбается, что-то бормочет и вкладывает что-то ему в кулак: Атсуму не удается запомнить его слов, тьма забирает его в свои объятия и окутывает мягким пуховым одеялом. В следующий раз он проснется уже в больничной палате, теплой, спокойной и безопасной. Рядом с ним будет постаревшая на несколько лет мать, поседевший отец и несравненно печальный Осаму, они будут обнимать его и ругаться, особенно брат, будут рассказывать, как не смыкали глаз и думали, что он уже никогда не вернется… А Атсуму не сможет сосредоточиться на их словах, потому что в мыслях будет то самое существо, его внимательный взгляд и теплая, внушающая надежду улыбка. Он касается одеяла пальцами, — подушечки покалывает, ему кажется, словно он трогает эти черные перья, перебирает, гладит… Врачи говорят, что еле смогли вырвать из его ладони черное вороново перо, возвращают его Атсуму и тому кажется, что никогда ещё он не был настолько счастлив. Говорят, Тэнгу могут менять судьбу. Атсуму узнает об этом намного позже, пройдет через множество бессонных ночей прежде, чем поверит, искренне поверит в произошедшее. Но единственное, что будет крутиться у него в голове, — в легендах все врут. Хината задумчиво смотрит на крохотную штучку у себя в руке: железный брелок двухцветного кружка. Интересно, что же это такое, и почему так сильно ему нравится? А самое главное, — почему он не может выбросить из головы того незнакомца, его ясный взгляд и исходящее от него искреннее восхищение, особенно его черными крыльями? Может, это и правда судьба?