Редкий сорт чая

Легкий ветерок пробежался по волосам Леви и скинул на его глаза ранее убранную назад прядь. Аккерман поморщился, но убирать ее не стал. Пока он был занят важными делами, такие мелочи его вовсе не беспокоили. Глаза Леви пытливо всматривались в листок, который он держал в руках, и бегали от строчки к строчке, сверяя цифры. В голове происходили подсчеты. Не поднимая глаз, Леви строго поинтересовался: — Два ящика черного чая. Где? Мистер Хард, испытывающий не самые приятные чувства от компании хмурого разведчика, указал рукой на повозку. — Та вон стоят. Все как по списку. Прищурившись, Леви смерил его, а затем и повозку оценивающим взглядом, убедился в наличии товара, а после вернулся к листку. — Зеленый. Три ящика. Где? Мистер Хард указал рукой на чай и вздохнул. Когда поставку принимала хозяйка лавки — доброжелательная девчушка — было веселее. Сейчас же он чувствовал себя как на плацу, словно сделай хоть один неверный шаг, и меткая пуля устремится прямо в лоб. — Кстати, а Элли-то где? — поинтересовался он словно невзначай, заглядывая за спину Аккермана. В его словах заключалось не только беспокойство за девчушку, но и желание не иметь с разведчиком дальнейших точек соприкосновения. — Поставкой теперь занимаюсь я, — осадил его Леви. - Дальше. Где молочный чай? Когда весь товар был досконально проверен, Аккерман наконец-то отпустил порядком уставшего мужчину восвояси. Тот не стал долго задерживаться и, передав Элли привет, быстренько забрался в свою повозку. Леви даже не смотрел ему вслед. Дел было выше крыши. После того, как коробки с товаром были занесены и составлены в подсобку, Аккерман распаковал каждую из них и, вооружившись влажной тряпкой, протер баночки чая от придорожной пыли. Затем они были рассортированы по сортам, категориям, примесям и перенесены в главное помещение. В это воскресенье посетителей не было: они с Элли предварительно взяли выходной. На этот раз Леви запланировал уборку. Поэтому помимо жестяных баночек с чаем он также протер полки, прошелся по прилавку, даже намылил ручку двери, чтобы избавиться от микробов, а после схватился за швабру. В этом месте он предпочитал наводить идеальный порядок и никогда не ограничивался обычной сухой уборкой. То место, которое занимала в его сердце лавка с чаем, было сокровенным. Поэтому Аккерман относился к делу со всей ответственностью. Когда с уборкой было покончено, Леви внезапно кольнуло чувство незавершенности. Он критичным взглядом обвел лавку и задержался на пустующем прилавке. Цветы. Элли нравились цветы. Поход до знакомой ему поляны занял, может быть, минут двадцать, не больше. Леви спешил и старался не задерживаться по пути. Он довольно быстро нарвал цветов, затем окинул охапку критичным взглядом. Нарвал еще, вновь оценил результат и, лишь когда достиг удовлетворения, отправился обратно. В момент, когда цветы были поставлены в вазу с водой, на лестнице послышались шаги. Леви поспешил на звук. Элли спускалась медленно, аккуратно держась за поручень. И хотя до конца лестницы оставалось ступеней пять, не больше, Леви все равно требовательно протянул к ней руки. — Я же, в конце концов, не калека, — беззлобно фыркнула она, скользнув по его ладоням пальцами. Леви их поддерживающе сжал. — Я спускалась по этой лестнице сотни раз. Ничего со мной не случится. — Лестница слишком крутая. Элли всмотрелась в лицо Аккермана. Кто бы знал, что величайший воин человечества окажется таким занудой? Хотя, наверное, не носи она под сердцем его дитя, то и никогда бы не узнала эту сторону его личности. Все началось после того, когда Элли узнала, что беременна. Не то, чтобы они с Леви вообще планировали ребенка, поэтому новость стала настоящей неожиданностью для них обоих. В тот день Аккерман без предупреждения ушел из лавки, оставив Элли один на один с происходящим. Она же долго сидела на кровати и смотрела в стену непонимающим взглядом. В голове проносились слова, некогда сказанные Леви лично, в которых он утверждал, что детей не хочет и заводить их не думает. И хотя Элли понимала его взгляды, но не разделяла. Наверное, в тот день она второй раз в жизни не знала, что станет с их отношениями. Не знала, вернется Леви и когда, что скажет и как они поступят в сложившейся ситуации. Доктор, который навестил ее утром, известил, что от ребенка еще возможно избавиться. Но Элли этого не хотела. Прошло два дня, прежде чем Аккерман вернулся. Все это время лавка не работала. Время, проведенное в тишине, позволили Элли сформировать пару утверждений. Поэтому, когда она услышала, что хлопнула входная дверь, то поспешила вниз, чтобы выпалить все на одном дыхании. — Я знаю, что ты против детей, но я не буду избавляться от ребенка. Ты можешь не принимать в его жизни никакого участия, можешь просто забыть о нем, но не заставляй меня… — О чем ты говоришь? — колкий, но вместе с тем уставший взгляд Леви прошил ее насквозь. От него повеяло таким холодом, что Элли вздрогнула. Аккерман, застывший на пороге из-за тирады, наконец-то снял с себя куртку. Ричардсон, не знавшая, в каком он настроении и как реагировать на ситуацию, замолкла. Когда Леви полностью избавился от верхней одежды, то повернулся к ней и продолжил. — Я не хочу и не хотел детей. Но я бы никогда не стал заставлять тебя избавиться от ребенка против твоей же воли, — он поджал губы и отвел взгляд в сторону. — И оставлять его одного я тоже не буду. Я знаю какого это — расти без отца. То ли от разрядки после дикого напряжения, то ли от излишних нервов, но Элли внезапно горько расплакалась. Леви, прежде не видевший ее слезы, по-настоящему растерялся, однако что-то внутри подсказало, как правильно поступить. Леви обнял Элли. Крепко, с чувством, не позволяя ей утонуть в эмоциях и являясь для нее спасательным плотом в ее внутренней буре. Подумать только… Она считала, что он заставит ее пойти на ту страшную операцию, которая нередко забирала не только жизнь дитя, но и жизнь матери. Леви слышал о них, но и в жизни не мог представить, что Элли когда-либо будет думать об этом. Неожиданная новость его разбила, и ему потребовалось освежить голову и поговорить с Эрвином. Лишь когда он излил ему душу и заручился его пониманием, то пришел к осознанию многих вещей и понял, как должен был поступить. Леви любил Элли. Искренне, преданно и очень-очень глубоко. Иногда до такой боли в ребрах, что хотелось выйти за Стены и лично разрубить каждого титана на кусочки, лишь бы ее жизни ничего не угрожало. И лишь потому, что он не мог избавиться от перманентной угрозы, он не хотел приводить в этот мир еще одну беззащитную жизнь. Мысли о том, что они живут как на порохе, взрывала ему голову. И когда Леви узнал, что Элли беременна, то и вовсе испытал самое дичайшее в жизни отчаяние. Эрвин помог принять это. Два дня, проведенные в Разведкорпусе в компании крепкого коньяка, который Аккерман прежде на дух не выносил, помогли прийти к определенным выводам. Леви как-то поклялся, что постарается не причинять Элли боль. И он решил, что сдержит свое слово, несмотря ни на что. И поэтому принял все, что происходило в их совместной жизни. С момента того разговора живот Элли постепенно рос. Поначалу Аккерман наблюдал за ним со страхом и издалека, опасаясь, что с ним может что-нибудь случится. Он не подходил к Элли слишком близко, старался не касаться живота, и ее это в итоге допекло. — Дай сюда руки, — приказала она, когда Леви в очередной раз пытался аккуратно обойти ее, не задевая живот. Не дожидаясь его реакции, она схватила его запястья и приложила ладони к себе. — Видишь? С ним все хорошо. Он в безопасности, — Элли мягко погладила его руки, отмечая волны эмоции, накатившие на Аккермана. — Не бойся за него. Это помогло. Леви перестал бояться навредить ребенку и начал о нем усиленно заботиться. В итоге его забота перешла все границы: Леви избавил Элли от всех домашних обязанностей и иногда даже был против, чтобы она просто вставала с кровати. Однако Элли, не желающая смириться с этим, в итоге отстояла право жить так, как она жила до беременности, хоть и с некоторыми оговорками. Несмотря на то, что им удалось прийти к компромиссу, Леви все равно настоял на некоторой безопасности. Случай с лестницей входил в список его требований. — Сколько же я спала, что ты успел прибраться и даже принять поставку чая? — удивилась она, заглянув в помещение лавки. — Достаточно. Тебе нужно отдыхать. Леви со скрипом отодвинул стул, подтверждая слова действием. Элли закатила глаза. — Я же только что встала. Если буду только и делать, что лежать или сидеть, то и стану похожа на соседскую корову. — Не станешь, — возразил Леви. — Садись. Я принесу тебе завтрак. Элли покорилась. В конце концов, принимать заботу разведчика было приятно, хоть она и несколько… выходила за рамки. С того самого момента, когда они с Леви начали жить вместе, Элли заметила, что он страдал бессонницей. И хотя Аккерман утверждал, что все в порядке и он чувствует себя отлично, темные круги под его глазами твердили об обратном. Элли не стала долго думать и порылась в бабушкиной записной книжке. Рецепт чая для нормализации сна был найден довольно быстро. Леви прислушивался к Элли. Когда она попросила его довериться и выпить травяной чай перед сном, он согласился, хотя и не верил, что тот сможет на что-нибудь повлиять. Однако в тот же день Аккерман практически сразу почувствовал сонливость, а после не заметил, как упал на кровать и моментально провалился в сон. Впервые в жизни он спал, отдыхал. Впервые в жизни на утро он чувствовал, что ночь не прошла в бессмысленной борьбе между истощенным работой мозгом и сном. Его сон нормализовался, о кругах под глазами можно было только вспоминать. — Ешь, — Леви поставил перед Элли тарелку с тремя жареным яйцами, помидорами, огурцами и двумя ломтями хлеба. — Где ты взял овощи? — удивилась Элли. С тех пор, как она забеременела, Аккерман не раз удивлял ее редкими продуктами. Либо положение разведчика предоставляло ему особые льготы (во что не особо верилось), либо Леви вытрясал из кого-то душу, заставляя его откупаться продовольственной взяткой. И последнее было наиболее реалистичным вариантом. — Тебе нужно хорошо питаться, — Леви принес тарелку и себе, но уже без овощей. Элли попыталась спихнуть к нему лишнее яйцо, потому что три для нее было слишком много, но взгляд Аккермана без слов дал ей понять, что пока тарелка не опустеет, из-за стола она не выйдет. Элли вздохнула, но поднесла ко рту вилку с едой. С тех пор, как Леви переехал к ней (что вышло само собой), они всегда вместе обедали или пили чай. Причем Аккерман никогда не начинал без Элли, даже если она сильно задерживалась. Он мог кипятить воду раз за разом, пока девушка не освободится от дел и не сядет с ним, но никогда не наливал кружку чая только для себя. Когда с завтраком было покончено (хотя Элли, как всегда, не доела), она потянулась: — Сегодня хорошая погода. Может, прогуляемся?

***

Леви не был против пеших прогулок, так как знал, что свежий воздух благоприятно сказывался на ребенке. Да и прогулки по их теперь уже семейной роще его действительно радовали. В какой-то момент ощущение умиротворения бесцеремонно вторглось в его жизнь, и он не был против. Солнце светило ярко и грело так приятно, что Элли прикрыла глаза и подставила под его лучи собственное лицо. Ее спокойный вид заставил Леви расслабиться. Ему нравилось наблюдать за ней, нравилось отмечать ее реакции и понимать, от чего она в восторге, а от чего не очень. Аккерману эта информация казалась очень важной. Несмотря на то, что она носила под сердцем его ребенка, перенять его фамилию Элли смогла лишь пару месяцев назад. Поначалу Леви не хотел спешить. Неуверенность в будущем заставляла его нервничать, ведь безопасность Элли была превыше его собственной безопасности. Но когда появилась беременность, барьер рухнул. Все, чего он боялся, уже произошло. Теперь Леви оставалось лишь смириться с этим и постараться защитить все то, чем он дорожил и что любил. Церемония была совсем маленькой. Их клятвы были произнесены в полнейшей тишине и лишь при свидетельствовании узкого круга близких людей. О том, что Леви теперь обрел жену и, более того, настоящую семью, знал только Эрвин. Но тайное всегда становилось явным, и Зоэ быстро разнюхала эту информацию, а после и растрепала ее всему штабу. Впрочем, теперь у Леви было место, где он мог в полной мере насладиться спокойствием, поэтому данная новость не принесла ему много дискомфорта. Элли внезапно тяжко вздохнула. Это вырвало Леви из собственных мыслей. — Что-то не так? Девушка отрицательно покачала головой. — Все нормально, просто тяжело. Живот стал совсем большим. Это было правдой. Леви наблюдал за ним с беспокойством. Он не знал, как Элли справится с родами и все ли будет протекать нормально, хотя они с Эрвином нашли, пожалуй, лучшего акушера, которого могли. Ребенок должен был появиться в ближайшие недели. Это пугало. Леви нервничал, нервничала и Элли, которая пыталась казаться спокойной. Их жизнь стремительно менялась, и все, что им оставалось — просто принимать это. — Пойдем домой. На сегодня достаточно, — Леви остановился и мягко развернул Элли. Она и не спорила: по ее лицу было видно, что ей действительно тяжело. Аккерман предполагал отправить Элли отдохнуть в кресло сразу же, как они прибудут домой, но к его некоторому разочарованию у дверей лавки он заметил ту, кого не рассчитывал увидеть в ближайший месяц. Из его груди вырвался вздох, который привлек к себе внимание Элли. Ее удивление потребовало объяснений. — Ханджи, — несколько мрачно выдохнул Леви. Элли наконец-то заметила Зоэ. На самом деле она понимала, что Ханджи и Леви отлично ладят, но и также понимала настроение мужа: Аккерман не мог вытерпеть хаос в месте, в котором скрупулезно добивался перфекционизма. А Ханджи в свой последний визит умудрилась переставить многие баночки с чаем и наследить грязными ботинками, чем привела Леви в настоящее бешенство. И теперь, когда она топталась на их пороге, а после увидела их и радостно бросилась навстречу, Леви инстинктивно напрягся. — Ой, вот вы где! Приве-ет! — раскинула руки Зоэ. Стоило ей приблизиться к ним, как она бросилась на шею Леви и попыталась также обнять Элли, однако встретила препятствие в виде руки Аккермана. — Аккуратнее, Ханджи! — отчеканил Леви, ограждая Элли от нее. Зоэ не страдала аккуратностью, и ему не хотелось, чтобы она случайно причинила его жене дискомфорт. — Что ты тут делаешь? — А что, просто так зайти уже нельзя? — удивилась майор, вовсе не обидевшись. — Вообще-то у меня тонизирующий чай закончился! А впереди еще столько дел! Еще и подготовка к экспедиции выматывает. Рука Элли инстинктивно сжала предплечье мужа. Они не поднимали тему экспедиций уже долгое время: Леви не хотел ее тревожить, а Элли как можно дольше оттягивала такую больную для нее тему. Хотя чего она ожидала, вступая в отношения с разведчиком? Что он нарушит свое обещание умереть за человечество и посвятит свою жизнь ей? Леви никогда этого не обещал, как бы Элли не хотелось. И упрекать его в этом она совершенно не могла. Этот ребенок и их отношения… всего этого не было в его планах. Леви ощущал себя не менее встревоженно, чем Элли. И хотя вида он не подавал, но новые факторы его существования в виде ребенка заставляли его мыслить иначе. Однако служба… со службой нельзя было договориться. — Экспедиция? — обманчиво спокойно произнес капитан. — Ну да, через неделю выдвигаемся, — кивнула Ханджи. — Ах, да, чуть не забыла: Эрвин дал тебе военный отвод на 3 года. Где это он? Положила письмо в карман и с концами… Пока Ханджи рылась в собственной одежде, чтобы достать заветный для Аккерманов документ, она даже и не заметила, какими ошарашенными были лица пары. Элли задрожала всем телом. Леви, опомнившийся первым, подхватил ее под локоть. Во взгляде, которым они одарили друг друга, вспыхнуло облегчение. — Ханджи, так ты хотела чай? — голос Элли слегка дрожал, но спокойствия в нем теперь было больше, чем когда-либо. — Пойдем, подберем тебе? *** Спокойная Луна освещала сумеречный город, но в душе Аккермана разразилась настоящая гроза со всеми присущими ей молниями. Он стоял на месте и смотрел в никуда, а тем временем внутри него гремел гром, сотрясающий его душу. Этот гром прерывался криками Элли. Доктор зашел к ней целых четыре часа и до сих пор так и не появился. Голос Элли то затихал, то становился громче. Леви не метался из угла в угол, но заключенные внутри эмоции, мысли и переживания разрывали его на куски не хуже титана. Аккерман не присутствовал на родах, потому что того не захотела Элли. Она строго запретила ему приближаться к комнате и заглядывать в нее, заведомо зная, что Леви не удержится от самокритики. Знать, что из-за него ей приходится переживать подобное, было тяжело. Элли была хрупкой для него. Хрупкой и… нежной. И как ей выдержать всю эту боль — он не представлял. В какой-то момент голос Элли затих. Леви сразу и не понял, когда в их доме повисла давящая тишина. И это его испугало: молчала Элли, молчал и ребенок. За дверью комнаты, в которой они скрывались, не происходило ничего. И Аккерман не смог побороть своего волнения. Его холодная рука потянулась к двери. Скрипя, та медленно отворилась. И чем шире становился проем, тем больше замедлялось сердцебиение Леви. Свет в их комнате был приглушен. Несколько свечей излучали свет, одна из них стояла у изголовья кровати. Аккерман рассмотрел изможденное лицо жены, покрытое испариной и блестящее от пота и слез. — Элли, — беззвучно произнес он. Сердце капитана окончательно остановилось, когда его взгляд скользнул по рукам доктора, что измеряли Элли пульс. Леви не смог произнести ни слова. Он просто стоял в проеме и с каким-то отрешением наблюдал за действиями мужчины. Тот подал голос, но нескоро. — Пониженное давление, — шепотом пояснил мистер Фитцджеральд, отойдя от Элли и обмокнув руки в заранее подготовленном для него тазе с водой. — Вашей жене стоит отдохнуть несколько дней. Она потеряла много крови и отдала все свои силы. Сейчас она без сознания. — А ребенок? — прохрипел Аккерман. — Где он? Блики огня заиграли на стеклах очков доктора, когда тот повернулся к Леви. Он почему-то ожидал от него плохих вестей, но доктор, вытирая руки, кивнул в сторону стола, из которого соорудил пеленальный столик. — У вас на удивление спокойный сын, капитан Аккерман. Не волнуйтесь, он полностью здоров. Можете с ним познакомиться. Глаза Леви наконец-то рассмотрели маленький сверток, что лежал на столе. Он медленно приблизился к нему на негнущихся ногах и лишь тогда заметил, что тот слегка шевелился. Какое-то странное давящее чувство появилось в груди капитана… Он не сводил со свертка глаз и не мог осмыслить, что эта маленькая жизнь теперь навеки связана с ним и навеки зависима от него. И теперь вокруг нее будет сосредоточены его мысли, беспокойство, да и весь его мир. Лишь сделав первый глоток воздуха, она стала самой важной фигурой в его жизни. Тем звеном, которая связала их с Элли еще теснее, ведь безопасность их ребенка была их главным и совместным приоритетом. Оледеневшая рука Аккермана потянулась к свертку. Его подрагивающие пальцы прикоснулись к нему так нежно и аккуратно, будто дотрагивались чего-то совершенно хрупкого, а не собственного ребенка. Леви потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к нему. Он был так увлечен процессом, что даже не заметил, как доктор с ним попрощался, пообещав прийти на следующий день, и аккуратно прикрыл за собой дверь. Справившись со своими чувствами и в особенности со страхом, Леви наконец-то попробовал взять ребенка на руки. Осознание, как это должно происходить, появилось в его голове внезапно и непонятно откуда. Быть может, он видел матерей и их детей раньше, просто не осознавал того, но именно в этот момент Аккерман аккуратно поднял сына, поддерживая его голову, и вновь уставился на него, пребывая в смятении. — Ле…ви… — донесся до его ушей слабый голос Элли. Он обеспокоенно взглянул на жену. Ее прикрытые от усталости глаза были направлены на их сына. — Пока…жи…его… В полнейшей тишине Аккерман поднес к жене сына. Недолго думая, он подложил его под ее бок, а сам примостился на краю кровати. Губы Элли скривились, стоило ей взглянуть на ребенка. Она словно хотела что-то произнести, но не смогла. — Тише, — прохрипел Леви. — Отдыхай. Элли подняла на него измученный и вопросительный взгляд, вновь попытавшись что-то выдавить, но Леви понял ее без слов. — Я буду рядом. Обещаю. Глаза Элли прикрылись, ее лоб испещрили морщины. Спустя какое-то время, тревожащие ее эмоции уступили сну, и она засопела. Ребенок тоже умудрился заснуть. Леви сидел на краю кровати, смотрел на двух самых дорогих ему в жизни людей и думал. И еще никогда в жизни поток его мыслей не был таким мучительным. Леви думал о том, что постарается защитить свою семью. О том, что будет бороться до последнего вздоха и после, и что никогда не оставит ее, что бы не случилось. Думал о том, что не позволит себе умереть, только не сейчас и никогда в будущем. И если надо, то приползет домой, даже оставшись без ног, без рук, вгрызаясь в землю зубами и оставляя после себя километры багровых рек. В лавке Элли ему пришлось заплатить самую дорогую цену. Чтобы обрести счастье, которого, как он считал, он никогда не был достоин, Леви заложил собственную жизнь. И об этом он не жалел. Но ему было страшно...